«Очень странно, — подумал Марти. — Несмотря на слова Джерри, я все равно до конца не понял Фрэнка. Он по-прежнему Незнакомец для меня. Хотя, пожалуй, никто не воспринимает его так, как я. Для каждого из нас он свой. Мы видим его по-разному в зависимости от собственного опыта и знаний. Интересно, кто же прав? Возможно, никто. А может быть, Рут? Ведь она первая почувствовала…»
Мысли его были прерваны предложением Джерри выпить. Откинувшись на спинку кресла, Марти наблюдал за тем, как Джерри смешивает коктейли. Повернув голову, он поймал взгляд Жанет, устремленный на него. Она улыбалась, и Марти улыбнулся в ответ. Старые друзья… Ты знаешь их и о них, и все-таки многое остается для тебя неизвестным.
Он взял из рук Джерри бокал и стал медленно тянуть коктейль, смакуя вкус отличного шотландского виски. В носу слегка защипало от содовой.
— Интересно, а что Рут думала о нем? — спросила Жанет у Марти, поставив бокал на стол и прикуривая сигарету.
— Странно, — ответил Марти, — но я сам только что подумал об этом. Мне кажется, Рут первая среди нас увидела истинную сущность Фрэнка Кейна. Когда я привел его к нам домой, она тут же поняла его сущность и невзлюбила. Она даже немного испугалась его, ей стало как-то не по себе. Рут улучила момент, когда мы остались наедине, и сказала с тревогой:
— Он совсем не похож на мальчишку, скорее на мужчину. Когда он смотрит, начинаешь ощущать себя старше и понимаешь это.
Бедная Рут. В то время он произвел на нее большее впечатление, чем на нас. Она ведь была на несколько лет старше нас и гораздо взрослее, чем мы думали. Уже спустя много лет она рассказала мне кое-что о нем.
Вы, наверное, помните, что в то лето у нас работала служанка. По-моему, ее звали Джулия, но это, собственно, не так важно. Девушке было около двадцати, она была привлекательная и, что называется, сексапильная. Фрэнки увидел ее и, возможно, был очарован ее прелестями, выражаясь поэтическим языком.
В один из вечеров Фрэнк давал мне уроки бокса и наставил синяков. Рут расстроилась и отругала его. Но когда при прощании она закрывала за ним дверь, ей стало жалко его. Она подумала, что в конце концов бедный парень сирота и, может быть, у него никогда не было друзей. Рут зашла ко мне в комнату узнать, как я себя чувствую, и осталась немного поболтать.
Через некоторое время она отправилась на кухню выпить воды. Она включила воду и подождала несколько секунд, чтобы вода стала похолодней, а когда закрыла кран, ей показалось, что из комнаты Джулии доносятся какие-то звуки. Она подошла к двери, думая, что Джулия еще не спит и они поболтают немного. Но когда она взялась за дверную ручку, то услышала чужой голос, доносящийся из комнаты.
Удивленная Рут выскочила в маленькую прихожую рядом с кухней и остановилась там, спиной к кухне. Она не собиралась подглядывать, но на стене перед ней висело зеркало, которое позволяло ей видеть все, что происходит в кухне. Дверь комнаты открылась, и выглянула Джулия, осмотревшись, она вышла в кухню, а за ней вышел Фрэнк.
Джулия подвела Фрэнка к черному входу, и он поцеловал ее на прощание. То была не ребяческая забава, а настоящий взрослый поцелуй. Отражение в зеркале словно загипнотизировало Рут. С одной стороны, она считала это грязным сексом, но с другой — было в этом что-то еще неизвестное ей. Рут почувствовала силу Фрэнка, она была буквально потрясена, но тогда не поняла этого. Она не могла в тот момент точно оценить свои чувства или хотя бы проанализировать их. Она просто ощутила, что испытывает к нему те же чувства, что и другие, и так будет до тех пор, пока она не найдет в нем того, чего бы ей хотелось.
Она попыталась успокоиться, говоря себе, что он просто мальчишка и что Джулия понимает это. Рут вернулась в свою комнату вся в слезах, хотя сама не знала, почему плачет. По сути говоря, это был эмоциональный шок. Всю ночь она не сомкнула глаз, и на следующее утро встала усталая и разбитая, решив не вспоминать о Фрэнке.
После этого случая она постоянно ругала его, пускала шпильки в его адрес, смеялась над его оплошностями, старалась принизить его успехи. Интересно, знал ли Фрэнк, почему она делает это? Но однажды он поцеловал ее, и все ее представления о нем рассеялись словно по ветру. Она поняла, что он единственный, кому она будет принадлежать, что виной всему не ее детская впечатлительность, а серьезные, откровенные, взрослые чувства, требующие соответствующего выражения.
Прошло время, и случилось вот что. Тогда она только начала работать в больничном отделе Управления благотворительности. Ты ведь помнишь это, Джерри? Твой отец еще помог ей получить эту работу. Я как раз в то время проходил практику в центральной больнице Манхэттена и вернулся после дежурства около трех утра.
Первым делом мне бросился в глаза свет в гостиной. Заглянув туда, я обнаружил Рут, спящую в большом кресле. Чтобы не напугать ее, я тихонько потряс ее за плечо.
Она открыла глаза, и первые ее слова были:
— Я только что видела Фрэнка.
Я разинул рот и с видом идиота спросил:
— Фрэнк? Кто такой Фрэнк?
Думаю, она даже не услышала меня, потому что заговорила на бешеной скорости:
— Ты не узнал бы его, Марти, совсем не узнал бы. Он так изменился: волосы почти белые, выглядит усталым, одиноким, разбитым, а кроме того, он голоден. Он упал на улице, поэтому его и доставили в больницу. Доктор сказал, что он не ел несколько дней.
— Подожди минутку, девочка, — сказал я, — давай помедленнее. О ком ты говоришь?
Рут изумленно посмотрела на меня, удивляясь тому, что я не понял, о ком идет речь. Затем медленно произнесла:
— О Фрэнсисе Кейне.
Внезапно меня охватило такое же возбуждение, как и ее.
— Фрэнки! — закричал я, позабыв, что уже глубокая ночь. — Где ты видела его?
— Именно это я и пытаюсь объяснить тебе, — ответила Рут. — Я видела его сегодня вечером в больнице.
— Что он сказал? Он вспомнил тебя? — спросил я.
При этих словах она разразилась слезами.
— Нет, он сказал, что незнаком со мной. И даже после того, как я сказала ему, что люблю его, он отрицал, что он тот самый Фрэнк Кейн, которого я некогда знала.
Это было слишком. Я опустился на диван.
— Неужели? — спросил я, пораженный тем, что услышал.
Рут перестала плакать и посмотрела мне в глаза.
— Я сказала ему, что люблю его, напомнила, как он однажды поцеловал меня в школе и я поняла, что он совсем не такой, каким я его себе представляла. Но он ответил, что он совсем не тот парень. Тогда я сказала ему, что утром приведу тебя и ты тоже узнаешь его, что, может быть, у него провал памяти и поэтому он не узнает меня. Но в глубине души я поняла, что он лжет, что он все помнит. Просто он окружил себя высокой стеной, на которой повесил табличку с надписью «Не вторгаться», и не позволит никому приблизиться к себе, не допустит даже малейшей трещины в этой стене. И это окончательно убедило меня в том, что передо мной Фрэнк, потому что я вспомнила, что когда мы были подростками и я говорила ему что-нибудь обидное, его лицо становилось непроницаемым и между нами вырастала невидимая стена, и не было смысла пробиваться через эту стену. Никакие слова или действия не могли помочь в этом, попытки проникнуть через стену могли только причинить боль.
Некоторое время я молча смотрел на Рут. Многие вещи, касавшиеся ее, становились теперь ясными. Вот почему у нее никогда не было поклонников, вот почему она не вышла замуж. В то время ей было уже почти двадцать пять, я знал ее всю жизнь, видел почти каждый день, но только теперь начинал по-настоящему понимать. Да, это было даже забавно. Как мало мы знаем друг о друге, неудивительно поэтому, что прозрение наступает лишь когда проживешь с человеком бок о бок двадцать пять лет сряду. Наконец я заговорил.
— Мы поедем в больницу и попытаемся поговорить с ним.
Рут тихонько покачала головой.
— Бессмысленно. Его там уже не будет, я прочла это по его лицу.
— Тогда поедем сейчас, — сказал я, поднимаясь.
Она взяла меня за руки.
— Нет, Марти, мы никуда сейчас не поедем, — мягко сказала она. — Если мы сделаем это, он никогда не простит нам. Единственное, что у него всегда действительно было, так это гордость, и мы не вправе лишать его этого чувства. Сделав это, мы уже не вернем его, того Фрэнки, которого мы знали. Мы должны позволить ему самому справиться с ситуацией, как он делал это всегда.
— А как же ты? — спросил я.
— Я умею ждать, — просто ответила Рут, — а он должен получить этот шанс. — Она усадила меня рядом с собой в кресло и положила мою голову себе на плечо. Я слышал ее тихое, мягкое дыхание. — Пойми, — сказала она, — у него никогда не было возможности действительно быть молодым. Ему приходилось так много бороться, сталкиваясь с жестокостью мира. Он никогда не был юношей в буквальном смысле этого слова, из детства он сразу перепрыгнул во взрослую жизнь. Вот почему нам, подросткам, он казался старше, вот почему некоторым из нас он нравился, а некоторым нет. К нему не было половинчатого отношения — он либо нравился, либо нет. Но за всем этим скрывался маленький мальчик, который желал нравиться, желал, чтобы его кто-то любил.
Я повернул голову и посмотрел на нее.
— Но если он сейчас уйдет, то может никогда не вернуться.
Рут оглядела комнату поверх моей головы.
— Конечно, я могла бы воспользоваться этим случаем, но, — она улыбнулась, и мне показалось, что она знает что-то большее, — я верю, что он вернется. А когда он вернется, я выйду за него замуж и уберу с его лица и плотно сжатых губ следы одиночества. Я разобью стену, окружающую его, и построю новую, из любви, а не подозрительности.
— Но ведь это может быть не скоро, — сказал я.
Рут посмотрела на меня теплыми и чистыми глазами и сказала уверенно:
— Мы можем подождать. Мы молоды и можем подождать. А пока я буду помогать другим. В мире много детей, похожих на Фрэнка, слишком много детей, лишенных юности из-за нужды. Каждый ребенок заслуживает счастья, и мне хотелось бы помочь им обрести его.
— Значит, мы не поедем сейчас в больницу? — спросил я.
— Нет, Марти, не поедем. Пусть отдохнет, сколько сможет, он так нуждается в отдыхе.
Утром мы все-таки поехали в больницу, но, как Рут и ожидала, он исчез.
Прошло время, я закончил учебу и повесил на своих дверях вывеску врача. Вы поженились, и Джерри начал работать в окружной адвокатской конторе, Рут стала начальником детского отдела в Управлении благотворительности. Мы повзрослели, но повзрослели вместе, не теряя друг друга из вида. Я знал, где вы, а вы знали, чем я занимаюсь.
И только о Фрэнке мы так ничего и не узнали, даже после того, как он вернулся в нашу жизнь и женился на Рут. Может быть, он рассказывал Рут о себе, а может быть, и нет — она никогда не говорила нам об этом. Фрэнсис прошел через то, что я называю «потерянные годы». Какими они были для него, эти годы, во время которых мы взрослели. Кто-нибудь знает? Интересно, кто?
Марти опустошил свой бокал, подошел к окну и посмотрел в него. Сознание затуманилось, он чувствовал себя подавленным. Для него вечер потерял свое очарование.
— Марти, — услышал он голос Джерри и обернулся. Лицо Джерри приняло какое-то новое выражение, с него исчезла напряженность, оно просветлело, во взгляде появилась уверенность.
— Пожалуй, я смогу рассказать тебе об этом, — сказал Джерри.