Чужак из ниоткуда 3

Глава первая До свиданья, Кушка! Гроза в Ростове. Дуэт Петрова и Боширова

— Гуня!! — заорал Женька Юрасов. — Ребята, это же Гуня!

Команда резалась в «парагвай» — футбол поперёк поля. Ворота меньшей ширины и обозначаются брошенными сумками. В левых — Сашка Кочетуров, наш второй вратарь. В правых — незнакомый мне парень с выдающимся крючковатым носом и ростом на полголовы выше меня.

Играть летним днём в футбол в Кушке — самоубийство. Но под вечер, когда солнечный жар чуть спадает, можно. Я пришёл на стадион под вечер и не ошибся — все были здесь. Ну, почти все.

Меня окружили. Улыбающиеся знакомые потные лица, рукопожатья, хлопки по плечу.

— Офигеть, Серый!

— Гуня!

— Серёга! Вернулся!

— Ты где пропадал, вообще?

— Ну всё, теперь Мары порвём!

— Ура!

Вот так и выглядит возвращение домой, подумал я, улыбаясь в ответ и отвечая на рукопожатья и хлопки по плечам.

— Привет, ребята! Рад всех видеть. Ну что, первенство железной дороги взяли?

— Мары забрали, — сказал Король. — Мы вторые.

— Тоже неплохо, — сказал я и посмотрел из-под руки на клонящееся к сопкам солнце на западе. — Тут такое дело, ребята. Я уезжаю. Хотелось бы попрощаться. Пошли в ШПВ, ставлю всем пиво. Ну, или лимонад, — усмехнулся. — Как скажете.

— По такому случаю можно и пива, — сказал Юра Юрасов. — Только насчёт ставлю… Разбогател, что ли?

— Есть маленько, — сказал я. — Насчёт денег не переживайте — мои, не родительские, честно заработанные.

— А как же игра? — спросил незнакомый мне парень-вратарь. — Десять минут ещё.

— Тебя как зовут? — спросил я.

— Игорь. Игорь Ясинский.

— Серёга Ермолов, — я протянул руку, мы обменялись рукопожатьями. — Новенький?

— Мы весной переехали, в мае.

— Как он? — спросил я, повернувшись к ребятам.

— Зачатки есть, — сказал Король. — Но его ещё тренировать и тренировать. С тобой не сравнить.

— Я вообще не знаю, с кем можно Гуню сравнить, — пробормотал наш второй вратарь Сашка Кочетуров. — Прямая дорога в команду мастеров.

— Ты, Саня, нормально играешь, — сказал я. — Физику только подтянуть. И на выходах поуверенней. Новенький прав, надо доиграть, а то нехорошо получается. Давайте, а я заодно посмотрю, как он в рамке себя чувствует.

Десять минут пролетели быстро.

Я сидел на трибуне, смотрел игру и думал о том, буду ли играть в Москве. С одной стороны, хотелось. Но найдётся ли время? Судя по последним событиям, это будет не просто. Но когда что-то было просто? Опять же, любое свободное время — это вопрос приоритетов. Когда чего-то очень хочется, время на это всегда найдётся. Если не находится — значит, не так уж и хотелось.

На последней минуте новенький пропустил. Сарпек Джанмухаммедов в своём стиле обманул изящным финтом Лёзю и пробил низом. Игорь упал, стараясь поймать мяч, но было поздно, — тот уже проскочил под ним.

— Тебе нужно научиться играть ногами, — сказал я новенькому, когда команды переодевались после игры (раздевалки на стадионе не было, одежда и сумки традиционно оставляли за пределами поля и беговой дорожки, в траве у забора). — Они у тебя длинные — можешь далеко дотянуться.

— Ногами? — удивился Игорь.

— Да. Последний мяч можно было отбить. Ногой. А ты упал. Поэтому и пропустил. Хоккейные вратари — видел, как играют ногами?

— У нас не хоккей, — буркнул новенький сердито.

— Ты не огрызайся, — прикрикнул на него Юра Юрасов. — Слушай, что тебе знающие люди говорят.

— Самолюбие — это хорошо, — добавил я. — Без самолюбия нет саморазвития. Поэтому запоминай. Ноги очень важны. Я видел, как ты подбираешь простые мячи, — я продемонстрировал, — с расставленными ногами. Кто так делает? Когда-нибудь мяч выскользнет из рук и окажется в воротах, проскочив между твоими ногами.

— Юбку надень, — сказал Сашка Кочетуров.

— Вот-вот, — подтвердил я. — Обидно будет слушать. Ноги — это вторая линия защиты. Туловище тоже. Если мяч идёт понизу, всегда старайся, чтобы за руками было колено, — я показал. — Вот так, боком. Если на уровне груди — грудь. Выше — голова, — я снова показал. — Не ленись смещаться. Понял?

— Понял, — сказал новенький. — Откуда ты это всё знаешь?

— Пеле научил.

— Ты встречался с Пеле⁈ — большие круглые глаза новенького сделали его похожим на молодого филина.

— В газете «Футбол-Хоккей» печатают сейчас отрывки из его книги, — объяснил Король. — Там есть и об игре вратаря.

— Кстати, всем советую читать, — сказал Юра Юрасов. — Очень дельные и полезные советы. Неоценимые, я бы сказал. Кто не выписывает, — марш в библиотеку [1]

Ребята переоделись, подхватили сумки, и мы отправились в ШПВ. Благо — это совсем рядом. Впрочем, в Кушке всё рядом.

— Ого, — проворчала буфетчица тётя Таня, увидев нас. — Явились — не запылились. Праздник, что ли, какой?

— Вратарь наш вернулся, — сообщал Лёзя. — Отмечать будем. Пиво есть свежее, тёть Тань?

— Серёжа! — воскликнула буфетчица, увидев меня. — А говорили, ты в Америке, что похитили тебя! Правда, что ли?

— Правда, тётя Таня, — сказал я. — Дайте нам пивка и присоединяйтесь. Всё расскажу.

— Спасибо за приглашение. Не рано тебе пива?

— Ребятам пива, мне лимонада, — подмигнул я. — «Крем-соды».

— Сколько пива?

— Ящик, — сказал я. — Для начала. А там посмотрим.

Мы сдвинули столики, расселись. Тётя Таня выдала нам ящик «Жигулёвского» и лимонад. Захлопали пробки. Полился в граненые стаканы пенный напиток.

— Ну, давайте, — сказал наш капитан Володя Королёв по кличке Король. — За нашего вратаря. Рады тебя видеть живым и здоровым, Серёга!

Сдвинули стаканы, выпили. Пиво было неплохим, но, как по мне, слишком тёплым. Я выпил полстакана и перешёл на холодный лимонад.

— Так что, тебя правда американцы похитили? — спросил Боря Юрасов. — Нас тут КГБ замучило, после того, как ты пропал. Что да как. А что мы? Не знаем ничего.

— Правда, — сказал я. — Но тут такое дело, ребята, всё рассказать не могу. Про Америку — сколько угодно. А вот почему меня они похитили… Закон о государственной тайне, который я, как вы понимаете, нарушить не могу. Во избежание.

— А я говорил, — сказал Сарпек Джанмухаммедов. — А мне не верили. Зачем американцам похищать обычного советского пацана? Не бывает так.

— Кто сказал, что наш Серёга обычный? — усмехнулся Юра Юрасов. — Такого вратаря поискать.

— Да, — вздохнул Король. — Без тебя, Серёга, будет нам теперь трудно. Ладно, рассказывай, давай, что можешь. Заждались уже.

И я рассказал. О том, как меня похитили в Мары, усыпив. О том, как сбежал из ЦРУ, пристал к бродячему цирку и отправился путешествовать по Америке. О маленьких и больших городах, о простых м не очень простых американцах, о том, как вернулся домой.

Слушали меня завороженно. Даже про пиво забыли. Ещё бы! Для советского человека побывать за границей, особенно в капстране — всё равно, что в космос слетать. А за океаном, в США, — это уже как на Луне, не меньше.

— Вот так всё и было, если вкратце, — закончил я. — Отца в Москву перевели, вы, наверное, знаете уже. Поэтому теперь в Москве жить будем. Я приехал матери помочь собраться. Ну и попрощаться с Кушкой и всеми вами.

Посыпались вопросы. Меня спрашивали о ЦРУ, о цирке, об американских машинах, еде и напитках, шмотках, дорогах, отношении к нам, советским людям и многом другом. Я отвечал, как мог, стараясь не углубляться особо в некоторые темы. Так бегство из ЦРУ объяснил не своими сверхспособностями, а беспечностью на грани идиотизма ЦРУ, что, собственно, было недалеко от истины. Про свои цирковые номера тоже не распространялся — сказал, что был рабочим сцены:

— Подай-прибей, унеси-принеси, всё такое. Цирк же бродячий, на колёсах всё время, в дороге. Приехали, лагерь разбили, шапито собрали, несколько представлений дали — и опять в дорогу.

— Клёво, — вздохнул мечтательно самый младший из братьев Юрасовых, Женька. — Так ты всю Америку посмотрел?

— Всю не успел, — засмеялся я. — Но много чего, да.

— А небоскрёбы? — спросил Лёзя. — Видел небоскрёбы?

— Видел.

— И как?

— Да ничего особенного. Торчат высотные дуры из бетона, стекла и металла в деловых центрах больших городов — вот и все небоскрёбы. Америка в основном одноэтажная, ребята. Люди предпочитают не в квартирах жить, как у нас, а в своих домах. Ну и, конечно, на машинах почти все, этого не отнять.

— В дома-ах, — повторил Король. — Машины у всех… Богато живут.

— Смотря какие дома, — философски заметил Сарпек. — Кирпичные — да, дорого. А если, как у нас, саманный слепить — нормально выйдет по бабкам.

— Сарпек прав, — подтвердил я. — Дома американцы каркасные строят — деревянный каркас, внутри утеплитель, снаружи штукатурка. Это дёшево. Что до машин, то многие в кредит берут, потом выплачивают банку годами. Дома, кстати, тоже в кредит.

— Так это что же, — догадался Король. — В кабалу к банку попадаешь?

— Бывает и так, — подтвердил я. — Можно и дома лишиться, и машины, если работу потеряешь и выплачивать кредит не сможешь. Это у нас вместо безработицы статья за тунеядство, а там работу очень непросто бывает найти, а вот потерять — запросто.

Закончилось пиво. Наступил вечер. ШПВ постепенно наполнился людьми, и разговаривать стало уже не очень удобно. Да и всё основное я уже рассказал.

— Ты, конечно, не вернёшься, — сказал Женька Юрасов, когда мы прощались.

— Не знаю, — сказал я. — Всё может быть, но обещать не стану.

Я и впрямь не знал. В Америке и Москве я скучал по Кушке. Меньше, чем по Гараду, но — скучал. Я всегда быстро привязывался к местам, в которых жил, и с которыми у меня были связаны дорогие мне воспоминания. Уверен, что даже по Алмалыку с его испорченным промышленными выбросами воздухом я когда-нибудь заскучаю. Как иначе. Там я собрал антиграв. Там был милый моему сердцу дом, в котором жили дедушка с бабушкой и прабабушкой и я. Семья Кофманов. Наташа, в конце концов. Там до сих пор жил Толик Краснов, которого я считал своим другом. Вероятно, я не стал бы ему рассказывать абсолютно всё, что тревожило меня сегодня, но зато я абсолютно точно знал, что на него во всём можно положиться. А это много значит. Там, в горах Алмалыка, я дрался насмерть плечом к плечу с дедом Лёшей и дядей Юзиком. Дрался и победил. Разве такое можно забыть?

А уж Кушка… Что-то удивительно притягательное было в этом маленьком городке, затерянном на южном краю необъятной страны. Я мало здесь прожил, но этого хватило, чтобы сродниться с ним и полюбить всем сердцем.

— Не вернёшься, — повторил Женька и вздохнул. — Никто не возвращается.

На сборы ушла почти неделя. Петров и Боширов, которые откровенно маялись в Кушке бездельем, приняли в них активное и добровольное участие. Маме даже не пришлось просить в дивизии солдатиков — товарищи майор и капитан прекрасно справились сами. В ответ мама кормила их борщом, котлетами и окрошкой на домашнем квасе и даже пару раз наливала по рюмке-другой холодненькой.

— Мам, а зачем это всё? — заикнулся я в самом начале сборов.

— Что — всё? — не поняла она.

— Ну, это — тащить мебель за тысячи километров. Давай здесь оставим. Объявим гаражную распродажу, а в Москве новую купим. Деньги же есть.

— Что такое гаражная распродажа? — нахмурилась мама.

Я рассказал о гаражных распродажах в Америке. О том, что американцы часто переезжают с места на место, и поэтому к вещам не особо привязываются.

— Перед отъездом на новое место жительства, многие делают гаражную распродажу. Так называется, потому что устраивают её обычно в гараже. Стаскивают туда мебель, посуду, книги, одежду — всё, что угодно, что уже не очень нужно. Соседи по улице и даже по городу приезжают, выбирают, раскупают по дешёвке.

— По дешёвке?

— Ну да. Дорого в магазине купить можно, а на гаражной распродаже обычно дёшево всё. Высокую цену поставишь — не купит никто.

— Зажрались твои американцы, — сделала вывод мама, выслушав все о гаражной распродаже.

— Просто мы ещё не привыкли, — сказал я.

— И не надо, — сказала мама. — Дело же не только в деньгах, сынок.

— А в чём?

— Ну вот есть у тебя деньги, — терпеливо объяснила она. — Ты думаешь так легко пойти в мебельный магазин, даже если он в Москве, и купить то, что тебе нужно? Ха-ха. Жили мы в Москве, когда папа в академии учился, помню. Нет уж, спасибо. Хотя что-то можно и оставить, ты прав, — она хитро посмотрела на меня. — Например, твой секретер. Старенький он уже. А, как считаешь? Новый купим.

Я тут же понял, что секретер мне жалко. Он и впрямь был старенький, мне уже пару раз приходилось чинить крепления, которые держали рабочую крышку, но я к нему привык и даже полюбил. Нет, только не секретер.

— Ты права, мам, — сказал я. — Расслабился в Америке. Ладно, забираем всё, а там поглядим.

— Вот, — удовлетворённом заметила мама. — Теперь я слышу слова не мальчика, но мужа.

Так вот за сборами и подошёл день отъезда. Со всеми, с кем мог и хотел, я попрощался заранее. Даже с Иркой Шуваловой, которую встретил накануне, когда обходил Кушку с подаренным цэрэушниками фотоаппаратом.

Мы столкнулись у Полтавских ворот. Я фотографировал, а она шла в город (её дом был за воротами, ближе к границе). Выросла с тех пор, как мы не виделись. Похорошела. Не девчонка уже шла по улице — молодая девушка.

— Привет! — поздоровалась она.

— Привет! Ну-ка, встань здесь, — я показал.

— Зачем?

— Фотография на память, — я попятился, приникнув к видоискателю. Ага, вот так, и солнце нормально падает.

— Внимание, улыбнись, сейчас вылетит птичка!

Ирка засмеялась, показав белые ровные зубы.

Я нажал на спуск.

Щёлк!

— Не уходи, ещё разок…

Щёлк, щёлк.

Теперь, пожалуй, хватит.

— Слышала, уезжаешь? — спросила она.

— Да. Отца в Москву перевели.

— А насчёт Америки… Правда, что тебя похищали?

— Ага. Правда.

— Расскажешь как-нибудь?

— Могу сейчас. Как раз гуляю.

— Я к тётке иду. Если проводишь…

Тётка её жила на другом конце Кушки, под сопкой с «Алёшей».

— Пошли.

Пятнадцать минут, не торопясь. За это время много не расскажешь. Да и устал я уже рассказывать о своих приключениях в Америке. Так, вкратце. Но Ирка слушала внимательно, время от времени поглядывая на меня своими тёмно-карими «кошачьими» глазами.

Мы дошли до поворота к тёткиному дому, остановились. Я всё ждал, когда она спросит о моих дальнейших планах, о том, как вышло, что я вдруг превратился из обычного слабого мальчишки в человека, которым заинтересовалась одна из ведущих разведок мира и даже сам Генеральный секретарь КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев. Но она не спросила.

— Прощай, Серёжа, — сказала Ирка. — Спасибо тебе за всё. Буду ждать письма с фотографией. Ну и вообще, не пропадай.

Неожиданно она сделала быстрый шаг ко мне, встала на цыпочки и быстро поцеловала меня в край губ. Запах солнца, чистой кожи и душистого мыла. Больше ничего.

Развернулась, пошла к дому. Летнее ситцевое платье и стройные загорелые ноги.

— Пока! — сказал я вслед. — Обязательно напишу.

Она, не оборачиваясь, подняла руку, помахала, и скрылась за деревьями возле дома.

Я поднялся на Крест, где тоже фотографировал и потом долго сидел, вглядываясь в город внизу, окружающие, порыжевшие от летнего солнца сопки, и бледно-голубое жаркое небо.

Потом был вокзал; рукопожатья и объятья с теми, кто пришёл провожать; вагон, уплывающая платформа с машущими ребятами и девчатами; сначала медленный, а затем убыстряющийся стук колёс…

Вот уже и Кушка осталась позади; вот уже и сопки с Крестом и «Алёшей» скрылись за горизонтом. Скоро начнутся пески Каракум, а там и Мары. Потом самолётом в Ташкент и оттуда — в Москву. Уже хорошо знакомая дорога.

Ростов-на-Дону обложило летней грозой. Да такой, что вылет в Москву задержали на два часа. В самолёте нас кормили, но мама всё равно достала бутерброды с котлетами и термос с чаем.

— Лето, надо есть пока не пропали, — сказала она.

Мы с Ленкой отказываться не стали. Только Петров с Бошировым попытались улизнуть в буфет, но были безжалостно остановлены и усажены рядом.

— Потом свой коньяк пить будете, — сказала мама. — Сначала котлетку. Так оно надёжнее.

Майор с капитаном вздохнули, но подчинились.

Мы доели бутерброды. Мама с Ленкой уткнулись в книжки (Ленкина с картинками, мамина — без). Петров и Боширов со словами, что бутерброды — это прекрасно, но коньяк с кофе сам себя не выпьют, отчалили в буфет.

Я посидел, глядя как медленно переползает с деления на деление минутная стрелка на больших настенных часах, затем поднялся.

— Схожу подышу, — сказал маме.

— Угу, — ответила мама. — Только недалеко, пожалуйста.

Я посмотрел в окно. За стенами здания аэропорта стеной стоял ливень.

Пожалуй, уйдёшь далеко под таким, как же.

От ливня снаружи укрывал навес. Я стоял, глядел на воду, падающую с неба, и думал, что если взять такси, то, можно спокойно успеть смотаться в город и вернуться назад к отлёту. Какой там обратный адрес был в письме Наташи? Улица Шаумяна, дом семьдесят два, квартира четыре.

— Это в центре, — сообщил за моей спиной голос Петрова. — Но я бы на твоём месте не ездил. Во-первых, ливень сейчас кончится, гроза уйдёт, и могут объявить посадку. А во-вторых, что ты там будешь делать, извини? Стоять на тротуаре и смотреть на окна?

Только сейчас я сообразил, что произнёс адрес вслух.

Однако.

Теряешь контроль, Кемрар-Серёжа? Нехороший симптом.

Нормальный, ответил сам себе. Нормальный симптом влюблённого пацана. Бурлящие гормоны плюс ущемлённое самолюбие — гремучий коктейль. Тут не то что адрес вслух произнесёшь — волком завоешь.

— Увезу, — сказал я. — Возьму за руку и увезу.

— Серьёзное решение, — сказал Петров. — Ты уверен, что это та женщина, которую ты искал всю жизнь?

Я молчал. Товарищ майор был прав. Не был я в этом уверен. Если бы Наташа не написала этого письма, если бы ждала…

Но она не стала ждать.

Ага, сказал я себе. Давай, вали всё на девушку. Сам виноват. Надо было ещё в Алмалыке за руку хватать и не отпускать. Теперь поздно.

— Вариант, когда жена старше на пять или больше лет — плохой, — сказал Петров, становясь рядом со мной и закуривая.

— Он знает, — подтвердил Боширов, появляясь с другой стороны.

— Мой первая жена была старше меня на шесть лет, — сообщил Петров. — Ничем хорошим это не кончилось.

— Считай, что тебе повезло с этим похищением, — сказал Боширов. — Избавился от кучи семейных проблем в будущем.

— Утешайте меня, утешайте, — сказал я.

— И утешим, — сказал Петров. — Правда, товарищ капитан?

— А то, — отозвался Боширов. — Мы, офицеры Комитета государственной безопасности, или где?

— Арлекин и Пьеро, вот вы кто, — сказал я. — Ладно, не поеду, глупо упираться, когда всё ясно.

— Молодец, — сказал Петров.

— Уважуха, — сказал Боширов.

Дождь утих. В разрыве облаков мелькнуло синее небо.

— Внимание! — объявили по радио. — Объявляется посадка на рейс «Ташкент-Москва». Пассажиров просим пройти к выходу на посадку. Внимание…

— Я же говорил, — сказал Петров.

— А ты не верил, — добавил Боширов.

Мы постояли ещё несколько минут, вдыхая свежий, пахнущий дождём и летней мокрой травой воздух, развернулись и вошли в здание аэропорта. Петров с Бошировым, а заодно и жизнь вместе с ними были правы — поздняк метаться, когда мяч в воротах. Надо доставать его из сетки и начинать с центра поля. Весь матч ещё впереди. Отыграемся.

[1] В нашей реальности отрывки из книги '«Пеле: Мастер и его метод» публиковались в газете «Футбол-Хоккей» на два с лишним года позже — в 1974/75 годах.