Чужак из ниоткуда 3

Глава шестнадцатая Пулковская обсерватория. Братья Стругацкие (продолжение). Гарад и Ленинград

— Отец Кабани, — сегодня у меня был день повторов. — Это же ваш персонаж. Отец Кабани и его ящик, куда кто-то сложил все изобретения.

— Ну да, ну да, — сказал Аркадий Натанович с иронией. — Сую руку — р-раз! Что? Антиграв. Зачем? На Луну летать… Молодец!

— Кто сложил все в ящик — он знал, для чего это выдумано, — включился Борис Натанович. — На Луну летать? Это я, дурак, — на Луну. На ядерные баллистические ракеты их ставить. Чтобы быстрее территории врага достигали.

— И на баллистические ракеты тоже, — сказал я. — Без этого никак, Борис Натанович. Враг не дремлет. Я знаю это совершенно точно, поверьте.

— Я тоже знаю, — вздохнул Борис Натанович. — Это я так… помечтать захотелось.

— Если я скажу, что настанет время, когда на Земле не останется враждующих народов и стран, а войны уйдут в прошлое, — это вас утешит?

Младший Стругацкий внимательно посмотрел на меня. Я твёрдо встретил его взгляд.

— Я тоже хорошо помню диалог Руматы с Будахом [1], — сказал Аркадий Натанович. —

— Все мы помним, — сказал я. — Сердце моё полно жалости. Но я не Румата. Хотя и мечтал им быть, как и миллионы советских мальчишек.

— А кто? — спросил Владимир Алексеевич с самым серьёзным видом.

Пришлось — в который уже раз! — рассказать историю с клинической смертью и последующим, фактически, воскрешением, после чего в моём мозгу, сознании и организме в целом произошли столь невероятные изменения.

Рассказ поверг братьев и директора в глубокую задумчивость.

— Ну хоть что-то это объясняет, — проворчал, наконец, Аркадий Натанович. — И то лишь потому, что мы ни черта не знаем, об истинных возможностях человеческого организма.

Неожиданно мне захотелось немного пошалить.

— Вы даже представить себе не можете, насколько ни черта, — сообщил я весело. — К примеру, я могу затянуть на себе или любом другом резаную, колотую или даже пулевую рану за пять минут. Шрама не останется. Но демонстрировать не буду, мы не в цирке, хотя в цирке я работал. Возьмём что-нибудь попроще и без крови. Посмотрите в окно.

Братья и директор послушно повернули головы к окну.

Я вошёл в орно, и накинул на себя «туманный плащ».

— Однако, — пророкотал Аркадий Натанович, поправляя очки и оглядывая кабинет. — Это шутка такая?

Владимир Алексеевич даже поднялся со своего места и тоже осмотрел кабинет.

Борис Натанович отодвинулся вместе со стулом, наклонил голову и заглянул под стол.

— Под столом его нет, — сообщил он с непередаваемой интонацией.

— Отвлёк наше внимание и вышел? — спросил директор обсерватории.

— Не может этого быть, — сказал Аркадий Натанович. — Я бы заметил. Серёжа, хватит, мы всё поняли, покажись!

Я сбросил «туманный плащ» и вышел из орно.

— Всё-таки цирк, — сделал вывод Борис Натанович.

— Если учесть, что в цирке артисты зачастую демонстрируют то, что не умеют обычные люди — да, цирк, — сказал я.

— То есть, это какой-то фокус? — осведомился Аркадий Натанович.

— Если обман зрения можно назвать фокусом — да, фокус, — сказал я. — Извините, если эта небольшая демонстрация возможностей человеческого организма показалась вам неуместной.

— Нет, что ты, — вежливо сказал Борис Натанович. — Было очень интересно.

Однако пора было переходить к делу, и я перешёл.

— Скажите, Владимир Алексеевич, — обратился я к директору обсерватории. — Вы ведь специалист по двойным звёздам, насколько я знаю?

Наш последующий разговор свёлся к вопросу определения галактических координат той или иной звезды относительно Солнца. Замелькали специфические термины: «галактическая система координат», «параллактический треугольник», «эфемериды», Волосы Вероники [2], созвездие Скульптора [3]

В какой-то момент товарищи Крат Владимир Алексеевич и Стругацкий Борис Натанович увлеклись, и перешли на язык настолько профессиональный, что даже я начал терять нить. Не говоря уже об Аркадии Натановиче, на лице которого за малым не проступал натуральный ужас.

— Товарищи, товарищи, — остановил я разошедшихся профи, — не будем углубляться в галактические дебри, нам с Аркадием Натановичем в них слишком легко заблудиться (насчёт себя я, конечно, слегка лукавил). Я ведь не за лекцией приехал. Мне всего-то нужно узнать гипотетические координаты гипотетической двойной звезды.

— Это как? — не понял Владимир Алексеевич. — Ничего не понял.

Борис Натанович промолчал и только бросил на меня очередной внимательный взгляд.

— Допустим, я даю вам другую галактическую систему координат, — объяснил я. — Относительно условной двойной звезды, находящейся на расстоянии двадцать шесть тысяч световых лет от центра галактики. При этом даю и некоторые параметры двойной звезды. В частности — это оранжевый и жёлтый карлики с массой ноль целых девять десятых и ноль целых семь десятых от солнечной. Расстояние между ними — порядка тридцати двух астрономических единиц. Задача вашей обсерватории, определить координаты этой гипотетической звёздной системы относительно Солнца. По сути речь идёт о совмещении двух систем координат.

Директор обсерватории хмыкнул.

— Зачем вам это, Серёжа?

— Так можете или нет?

— В принципе, ничего сложного я здесь не вижу. Но и научного смысла не вижу тоже. Гипотетическая двойная звезда… — он пожал плечами.

— Вы не поняли, Владимир Алексеевич, — улыбнулся я. — Это сейчас она гипотетическая. Но как только мы… то есть, вы определите координаты, вы постараетесь её найти. По моим, весьма и весьма приблизительным прикидкам, эта система должна находиться не слишком далеко от нас. Относительно, конечно.

— Не слишком — это сколько? — спросил Борис Натанович.

— От двухсот до тысячи световых лет, — ответил я. — В том же рукаве Млечного Пути, что и мы.

— Рукав Ориона, — сказал Борис Натанович.

— Он самый.

— Рискну спросить, — сказал Аркадий Натанович. — А что будет, если в указанной области пространства и впрямь обнаружится двойная звезда с похожими характеристиками?

— Отличный вопрос, — снова улыбнулся я. — Тогда я буду знать, что мои предположения верны.

— Предположения… о чём?

— Предположения о наличии внеземной жизни, — ответил я. — Возможно, даже разумной. Какие же ещё.

Да, приехав в Пулковскую обсерваторию с этим делом, я рисковал. Рисковал прослыть, если и не сумасшедшим, но уж экзальтированным чудаком с абсолютно завиральными идеями — точно. Но был нюанс. Даже несколько. Во-первых, моя слава юного гения и так бежала впереди меня. Гении же — все большие чудаки. Гениальность — она вообще на грани сумасшествия находится, это общеизвестно. Гению позволяется многое из того, что не позволяется обычным людям. Почему? Очень просто. Сумасшедший, место которому в психиатрической лечебнице, не мог изобрести гравигенератор, сверхпроводимость и всё остальное. Не бывает такого. Значит, — что? Правильно. Пусть чудит. Авось, что-нибудь полезное опять выйдет. А даже если не выйдет, то ничего страшного. Спишем в статью «расходы».

Далее. Мне нужно было готовить человечество к встрече с силгурдами. Постепенно, исподволь, но — готовить. Как только станция Дальней связи на Луне будет построена, пошлёт сигнал к системе Крайто-Гройто и получит ответ, станет ясно, что земляне не одиноки во вселенной. Но тут же возникнет вопрос, кто такой на самом деле этот русский советский паренёк, который, получается, знал всё заранее? Вплоть до языка инопланетян, который даже расшифровывать не пришлось.

Эти вопросы и сейчас возникают. Но сейчас их пока ещё удаётся кое-как гасить историей с афганским грузовиком и клинической смертью.

Но это — пока.

Не лучше ли постепенно подводить людей, ответственных за принятие судьбоносных для страны и мира решений, к мысли, что клиническая смерть Сергея Ермолова имеет к происходящему опосредованное отношение? Да, сегодня убедить поверить в перенос сознания инженера-пилота Кемрара Гели с планеты Гарад в тело советского подростка Серёжи Ермолова — невозможно. Невозможно до такой степени, что могут и впрямь в психиатрическую лечебницу упечь. Не взирая на заслуги.

А завтра?

Чёрт возьми! Даже станцию Дальней связи на Луне, возможно, строить не придётся, чтобы доказать существование инопланетной цивилизации в указанном районе галактики. Если выяснится, что система Крайто-Гройто находится на расстоянии меньше трёхсот световых лет (на это мало шансов, но они есть), то существует теоретическая возможность поймать какой-нибудь слабый радиосигнал, ушедший с Гарада в те времена, когда силгурды начали использовать радиосигналы для поиска иных цивилизаций (из истории гарадской астрономии я помнил, что это случилось около двухсот пятидесяти земных лет назад). Потом с этим делом завязали, решив, что не стоит обнаруживать себя раньше времени, но попытки были. Значит, их можно обнаружить. Если знать, где искать…

— Да вы не волнуйтесь, — я снова улыбнулся, включая всё своё обаяние. — Это всё так, гипотезы. Причём весьма и весьма хлипкие с научной точки зрения. Настолько хлипкие, что их можно счесть моим личным подростковым капризом и неуемной фантазией, подхлёстнутой чтением замечательных книг, в том числе и присутствующих здесь уважаемых Аркадия Натановича и Бориса Натановича. Но тут, видите ли в чём дело, дорогой Владимир Алексеевич. Мне очень хочется такой каприз себе позволить. До такой степени хочется, что я даже приехал сюда к вам сам и попросил предварительно позвонить вам весьма уважаемых людей. Ещё раз извините.

— Да нет, ничего страшного, — пробормотал директор обсерватории. — Каприз так каприз. Капризы, они знаете ли, разные бывают. Иной может оказаться весьма полезен.

— Именно! — воскликнул я. — Именно, Владимир Алексеевич. Очень рад, что мы понимаем друг друга.

— И вообще, не вижу почему бы нескольким благородным донам не определить координаты гипотетической двойной звезды, — ухмыльнулся Аркадий Натанович и потянулся к чашке с остывшим чаем.

В конце концов я передал директору Пулковской обсерватории Крату Владимиру Алексеевичу папку с необходимыми данными, мы обменялись телефонами, и я собрался откланяться.

— Ты надолго в Ленинграде, Серёжа? — спросил Борис Натанович.

— Послезавтра утром собираюсь обратно в Москву. Дела. Я впервые здесь, хочу сегодня-завтра город хоть немного посмотреть.

— Мой телефон запиши тоже на всякий случай.

— И мой московский, — сказал Аркадий Натанович. — Ты же москвич теперь, если я правильно всё понимаю?

— Правильно, Аркадий Натанович, — улыбнулся я. — Был кушкинцем — стал москвичом. В очередной раз.

— Вот и звони, — благосклонно кивнул Аркадий Натанович. — Я в Москву где-то через неделю возвращаюсь. Как ты понимаешь, нас в особенности интересует результат с гипотетической двойной звездой, — слово «гипотетической» он выделил.

— И не только, — добавил Борис Натанович.

— Раньше, чем через неделю — дней десять результатов не обещаю, — сказал директор обсерватории. — То есть, вычислить область пространства, исходя из имеющихся данных, не так уж и долго. А вот определить, есть там что-то или нет…

— Время терпит, — сказал я. — Хотя, не скрою, лично я буду ждать результата с нетерпением.

Номера для меня и охраны были забронированы в «Астории». Как мне сказали, — лучшей гостинице Ленинграда. Туда мы сразу же и отправились.

Старая имперская столица России мне понравилась.

Нет, не так, «понравилась» — слабое слово. Пожалуй, я в неё даже влюбился. Почти сразу, как только устроился в гостинице, пообедал здесь же, в ресторане, и вышел погулять.

С погодой мне повезло. Хотя вдоль Невы, на набережной которой я вскоре оказался (охрана следовала в некотором отдалении); дул довольно холодный ветер; дождя не было; небо с бегущими по нему плотными белыми облаками нежно синело, а по невским волнам весело прыгали солнечные зайчики.

Облокотившись о парапет, я стоял на набережной и медленно озирался.

Фантастически красивое место.

Прямо передо мной несла свои воды в Финский залив широкая река по имени Нева, на другом берегу которой красовался всё тот же, полный величия и сдержанного достоинства, город. За моей спиной, восседая на вздыбленном коне и простерши правую руку с растопыренной пятернёй восседал, пожалуй, самый известный русский царь — Пётр Первый. Он же император.

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит,

Твоих оград узор чугунный,

Твоих задумчивых ночей

Прозрачный сумрак, блеск безлунный,

Когда я в комнате моей

Пишу, читаю без лампады,

И ясны спящие громады

Пустынных улиц, и светла

Адмиралтейская игла [4]

Пришли на ум строки Пушкина.

Соглашусь, Александр Сергеевич, так всё и есть, и даже, вон, Адмиралтейская игла сияет. Правда, белых ночей сейчас нет, не то время года для белых ночей, но днём тоже хорошо. Просто замечательно. Эх, нужно было несколько дней закладывать на Ленинград. О чём я думал? Ладно, небось, не в последний раз. Вернусь сюда летом, в белые ночи. С Кристиной. Обязательно.

Примерно через час ноги принесли меня к «Дому книги» на Невском. Шикарное здание в стиле модерн привлекло моё внимание, которое к этому времени даже слегка притупилось от обилия впечатлений, и я зашёл внутрь. Мало ли, может, что интересное попадётся.

— Скажите, — обратился я к скучающей девушке-продавщице в отделе современной советской прозы, — а Стругацких есть что-нибудь?

Девушка засмеялась.

— Готов заплатить, сколько надо, — сказал я.

— Не сомневаюсь, — вздохнула девушка. — Я бы и сама купила. Нет ничего Стругацких, увы. Разбирают сразу же, если какая-нибудь новинка приходит. Идите в библиотеку, молодой человек.

— Библиотека — это понятно, в библиотеке я частый гость. Хотелось бы лично для себя. Понимаете, в чём дело… — я доверительно понизил голос. — У меня появилась реальная возможность взять у братьев Стругацких автограф. А книжки нет. Я здесь командировке, — я развёл руками.

— Увы, ничем не могу помочь.

— Может, посоветуете что-нибудь?

— Что ж тут посоветуешь… Хотя, нет, могу. Попробуйте на книжном рынке поискать. Там очень дорого и не факт, что найдёте, но вдруг?

— Книжный рынок? — переспросил я.

— Неофициальный, конечно. То есть, власти знают, но не разгоняют.

— Ага, — догадался я. — Это вроде как вещевой, где всякие шмотки заграничные можно купить, только книжный?

— Ну да. Вы прямо как с Луны свалились.

— С Луны не с Луны, но… Далеко рынок этот?

— У нас их несколько, ближайший здесь рядом, на Литейном.

— Девушка, милая, я впервые в вашем городе, не очень ориентируюсь. Расскажете, как дойти?

— Это просто. Сейчас выйдете из магазина и идите налево, к Фонтанке…

Чёрный книжный рынок располагался на Литейном проспекте в Итальянском саду — геометрически тщательно распланированном сквере в десяти минутах ходьбы от «Дома книги» на Невском.

День клонился к вечеру, но подпольные торговцы книгами ещё не все разошлись. Наученный опытом съема квартиры в Банном переулке города Москвы, я прошёлся по скверу и вскоре поймал бойкий взгляд молодого человека в плаще и шляпе, вальяжно расположившегося на скамейке. Рядом с ним покоились два объёмистых портфеля.

Я подошёл.

— Что ищем? — небрежно осведомился молодой человек.

— Стругацких, — ответил я. — Любую книгу.

— Любой нет. А вот «Обитаемый остров» могу предложить. Издательство Детская литература, семьдесят первого года.

Разумеется, я читал «Обитаемый остров», брал в библиотеке ещё в Кушке.

— Красная, в рамке? — уточнил я.

— Она. Новая, считай. Если и читали — пару раз, не больше, и аккуратно. Я мог бы сказать, что вообще не читали, но, как видишь, говорю честно.

— В Ленинграде все такие честные? — усмехнулся я.

— А ты не местный, что ли?

— Кушкинец, — почти честно ответил я.

— Ого, — присвистнул молодой человек. — Самая южная точка Союза?

— Она.

— Уважаю. И как там, в Кушке?

— Жарко, — сказал я. — Но мы привыкли. Так что книжка, покажешь?

— А ты купишь? Недёшево, сразу говорю.

— И сколько твоё недёшево?

Молодой человек окинул меня оценивающим взглядом.

— Пятнадцать рублей.

— Десять, — сказал я.

После недолгого торга, от которого я даже получил некоторое удовольствие, сошлись на двенадцати рублях.

Он достал из портфеля книгу (она действительно оказалась практически новой), а я передал ему десятку и пятёрку, получил трёшку сдачи и отошёл.

Замечательно. Теперь можно и Борису Натановичу позвонить и договориться насчёт автографов. Когда ещё такое случится, чтобы любимых писателей вместе застать, а тут и книга у меня уже есть!

[1] Знаменитый диалог из повести братьев Стругацких «Трудно быть богом».

[2] Созвездие, в котором находится Северный полюс нашей галактики Млечный Путь.

[3] Созвездие, в котором находится Южный полюс нашей галактики Млечный Путь.

[4] Из поэмы А. С. Пушкина «Медный всадник»