Прошло уже две недели с тех пор, как Том испарился из жизни Ронни. Его место неизменного советника и спутника занял Кенни. Он появлялся вместе с ней практически на всех многочисленных официальных мероприятиях. И Tea, как правило, не покидала Ронни. В присутствии этой парочки Ронни порой ощущала себя третьей лишней. Она была очень одинока, несмотря на то что ее так часто окружала толпа. Особенно тогда, когда ее окружала толпа.
Ронни твердила себе, что только дура предпочла бы работать не с Кенни, а с его компаньоном. Трудно было бы найти двух людей, столь непохожих друг на друга. Кенни всегда пребывал в хорошем настроении. Он не критиковал стиль ее одежды, ее макияж, прическу, манеру держаться, содержание выступлений. Он вообще не делал ей никаких замечаний. Иногда он говорил ей, что хорошо бы во время предстоящей речи упомянуть о том-то и о том-то, но он только предлагал, а не приказывал. К тому же он не скупился на похвалы, преподнося свои советы.
Кенни был ей добрым, заботливым, понимающим товарищем.
Он нравился ей, но ни малейшего влечения к нему она не чувствовала.
Дни шли, и единственный вопрос все больше занимал ее мысли: куда делся Том?
В конце концов Ронни настолько устала от неизвестности, что переступила через свою гордость и спросила про Тома у Tea – разумеется, между прочим.
– Кенни сказал мне, что у них появились новые клиенты, и Том занимается ими, – ответила пресс-секретарь. – Разрабатывает для них стратегию. Наверное, он решил, что с тобой все в порядке, популярность неуклонно растет, так что он тебе уже не особенно нужен.
“Но он мне нужен”.
Эта фраза едва не сорвалась у Ронни с языка. К черту кампанию Льюиса. Ей нужен Том.
Насколько ей было известно, объявился он только однажды. Ронни сидела за столом у себя в кабинете, когда раздался телефонный звонок. Звонил ее личный телефон; на звонки по обычному домашнему телефону отвечала Селма. День клонился к вечеру. Tea уже ушла домой.
Вначале Ронни хотела прослушать сообщение на автоответчике, решив, что ее, должно быть, хотят пригласить на очередную публичную церемонию, но в последнюю секунду передумала. Впрочем, она решила сделать вид, что отвечает не она сама, а секретарь.
– Алло, – осторожно сказала она в трубку.
– Ронни?
Этот глубокий, тягучий голос она узнала бы, донесись он хоть с края света. Пальцы ее стиснули трубку.
– Том.
Она понимала, что должна сказать что-то еще, но сейчас ее хватило лишь на то, чтобы выдохнуть в микрофон его имя.
– Почему вы сами отвечаете?
“Это же мой телефон”, – хотела она сказать, но губы произнесли:
– Tea ушла домой.
– А-а.
Она слышала его медленное, ровное дыхание. Том не торопился продолжать разговор, она тоже не торопилась. Правда, она смертельно боялась, что он положит трубку.
– Как у вас дела? – спросил он.
– Нормально. Я здорова. – Глупый ответ, но Ронни была совершенно не в состоянии поддерживать сколько-нибудь осмысленную беседу. – Как вы?
– У меня все хорошо. – Том вздохнул. – Знаете…
– Где вы? – задала она поспешный вопрос и прижала трубку плотнее к уху. Сейчас эта трубка была единственной связью между ней и Томом.
– В Неваде. – Ронни голову дала бы на отсечение, что он улыбнулся. – Готовимся к губернаторским выборам. Пропасть работы.
– На кого работаете?
– Некто Мэтт Гролин. Соперник нынешнего губернатора. Пожалуй, у него хорошие шансы.
– Хорошие, раз вы рядом.
Том вновь помолчал.
– Почему-то сегодня вы необыкновенно любезны.
– Я умею быть любезной.
– Помню, – хрипло отозвался он.
– Том.
– Да?
– Вы консультируете самого претендента… или его жену?
– То его, то ее, то обоих вместе – по необходимости.
Ей стало неприятно, что он, может быть, дает советы другой женщине – какие туфли надеть, о чем говорить с избирателями…
– Миссис Гролин красивая?
Он рассмеялся, и от этого смеха, такого знакомого, Ронни почувствовала щемящую тоску.
– Она великолепно выглядит – для шестидесяти двух лет.
Теперь улыбнулась и Ронни.
– Ах… Хорошо.
– Ронни…
Он умолк.
– Что? – нетерпеливо переспросила она.
– Кенни хорошо справляется?
Тон его едва заметно изменился. Ронни не сомневалась, что Том хотел сказать не это.
– Он меня никогда не ругает, – заметила она.
– Боже, какое счастье.
Он опять засмеялся.
– Я получила пробный экземпляр “Женского домашнего журнала”. Получился хороший материал.
– Я не сомневался. Как там Дэвис?
– Большой. Лохматый.
Во рту у Ронни пересохло. Прожорливый. Совсем другие слова вертелись на языке.
– Он по-прежнему в Седжли?
– Да. Селма водит его к кинологу. У него блохи, и он постоянно норовит вспрыгнуть ко мне на колени. И вечно меня облизывает. Наверное, ищет, где я прячу ветчину.
Снова искренний смех.
– Умный пес.
– Вы бы так не сказали, если бы он прыгал на вас.
– Где все?
– Tea ушла, как я вам сказала. И Кенни тоже. Дороти уехала к подруге поиграть в бридж. Селма дома, насколько я знаю. А Льюис… Сейчас взгляну… Он во Фрайарс-Пойнт на освящении какого-то памятника.
– Как у него дела?
И опять голос Тома стал другим. Едва упомянув Льюиса, она воздвигла между собой и Томом барьер. Ей тут же захотелось взять обратно свои слова.
– У него все хорошо.
– Честно говоря, я позвонил из-за него.
– Вот как?
Ледяная нотка в голосе.
– Да. Как только мы с вами закончим разговор, я отправлю ему по факсу образец статьи для рекламной кампании в прессе. Он просил меня подготовить кое-какие материалы, которые мы могли бы использовать против Уорда.
– Если вам нужен Льюис, почему вы не позвонили ему? – спросила Ронни. – У него три телефона. В Седжли, в Джексоне и в Вашингтоне.
– Я звонил. Ни один из трех не отвечает.
– Понятно. – Ронни глубоко вздохнула. – Значит, поэтому вы набрали мой номер. Хорошо, что вы меня застали.
– Да. Это очень хорошо.
– Наверное, нам нужно прощаться, чтобы вы поскорее отправили ваш факс.
– Ронни…
– Что такое?
Он заговорил не сразу:
– Вы правы. Нам пора прощаться.
– Хорошо. До свидания.
– Пока.
Ронни отвела трубку от уха и с минуту молча смотрела на нее. Она хотела… А что, собственно, она хотела сказать? “Когда ты вернешься? А ты вообще вернешься?”
Она не могла. Ведь он даже не ради нее позвонил. Он не желал иметь с ней дела, поскольку она замужем, а он не сволочь.
Сволочь.
Она опустила трубку на рычаг и едва не расплакалась.
Едва. Потому что она не позволит такой сволочи, как Том Куинлан, довести ее до слез.
Далеко не все занятия Ронни были связаны с избирательной кампанией. Вместе с Льюисом она летала на похороны коллеги Льюиса по сенату – он погиб в авиакатастрофе. Она была членом попечительских советов некоторых общественных организаций и посещала заседания. Много времени отнимали дела, связанные с очередным Международным конкурсом балета, который должен пройти в Джексоне в 1998 году.
Кроме того, вовсю развернулась подготовка ко дню рождения Льюиса. Кто-то должен был взять на себя организацию праздничного приема, а поскольку Дороти стала быстро утомляться (еще в прошлом году она была значительно энергичней), заботы хозяйки праздника полностью легли на плечи Ронни. Создавалось впечатление, что у Ронни совершенно не было времени на то, чтобы думать о Томе Куинлане.
Ошибочное впечатление.
Она считала – точнее, надеялась, – что Том не пропустит дня рождения сенатора. Она была почти уверена, что он приедет. Приглашения Льюиса практически никогда не отклонялись.
Торжества были назначены на субботу, а в среду пришла карточка, извещающая, что Том подтверждает свое присутствие. В этом году было решено упростить корреспонденцию и рассылать карточки для ответов вместе с приглашениями, как это делается перед свадьбой.
Мистер Томас С. Куинлан получил приглашение на два лица.
В ответе говорилось, что в субботу они прибудут”.
Ронни спрашивала себя, привезет ли Том свою подружку, на которой, по словам Tea, он вскоре собирался жениться. Ей было не по себе. Она отдавала себе отчет, что ревнует к женщине, которую никогда в жизни не видела. К подружке. У нее темнело в глазах, когда она мысленно произносила это слово.
По крайней мере, он приедет.
Черт побери, пусть он явится в сопровождении эскорта из девушек в бикини, лишь бы приехал сам.
Ее враждебность по отношению к нему уже давно растаяла. Ронни могла думать только об одном: как замечательно будет увидеть его снова.