Чужая в чужом море

8 — РЕТРОСПЕКТИВА.

После 9 вечера на железнодорожной станции Стоук Гиффорд народа мало, и пьяный бродяга «hobo», мирно спящий на скамейке в зале ожидания, никому особо не мешает. Конечно, его вид может оскорбить чье–то тонкое эстетические чувство, но не до такой степени, чтобы звать полисмена. Тем не менее, культурные граждане с облегчением вздохнули, когда двое немного более прилично выглядящих пьяниц подошли к hobo, дружно ухватили его за руки и, ворча «ну, ты и набрался, старина Макс», повлекли его прочь. «Старина Макс» не возражал, а лишь вяло перебирал нижними конечностями, навязчиво интересуясь у сопровождающих, куда они дели ту бутылку шнапса, которая (как он, якобы, точно помнит) не была допита вчера вечером.

Возможно, культурные граждане несколько удивились бы тому, с какой неожиданной сноровкой эти двое впихнули незадачливого hobo на заднее сидение неприметного и умеренно–подержанного «ford–focus», и как быстро этот автомобиль (за рулем которого сидел, опять–таки неприметный гражданин лет тридцати) покинул окрестности станции. Впрочем, водитель ехал строго по правилам, и через полчаса остановил машину около частных причалов яхт–клуба на заливе. Здесь внимательному наблюдателю (если бы он следил за этой компанией от самой станции) бросилось бы в глаза, что из авто вышли только трое, а в салоне никого не осталось. Вероятно, он бы связал это арифметическое несоответствие с огромным чемоданом, который волокли двое из троих (уже ничуть не похожие на пьяниц). Водитель авто шел налегке, если не считать небольшой сумки через плечо. Он обменялся несколькими словами со служащим яхт–клуба, после чего все трое прошли до конца крайнего пирса и поднялись на борт маленького катера вместе со своим тяжелым багажом. Через минуту катер отошел от пирса и растворился во тьме.

Даже этой последовательности событий хватило бы внимательному наблюдателю (если бы он существовал), чтобы заподозрить трех персонажей в явном криминале, но то, что произошло через четверть часа, вдалеке от берега, почти в полной темноте, попахивало уже чем–то более серьезным, нежели просто криминал. Катер подрулил к некой темной массе, покачивающейся на воде, трое в катере открыли чемодан, вытащили из его чрева того самого hobo (находившегося там в позе эмбриона), и энергично прополоскали его в холодной воде, предварительно сорвав всю одежду. После этого все четверо бесшумно исчезли внутри темной массы, а катер, внезапно утратив плавучесть, пошел ко дну. Что касается дальнейших эволюций темной массы, то они, в этой густой темноте, выглядели почти сверхъестественными. Вот только что она была — а через пару минут исчезла без следа, будто растворившись в пасмурном беззвездном небе, как сахар в горячем чае.

…

Очнувшись, Макс подумал, что лежит на носилках в салоне компактного микроавтобуса «скорой помощи», движущегося по совершенно темному шоссе. Над лобовым стеклом было табло электронных часов, и они показывали 3:08 ночи.

— Хе…Мммм… Ребята, а вы кто? – спросил он четверых молодых мужчин (один из них сидел за рулем, а трое играли в карты и болтали на английском с незнакомым акцентом).

— Вы Максимилен Лоуренс Линкс? — уточнил один из игроков, некрупный, но крепкий молодой монголоид, которого остальные называли Нонг.

— Ну, я, — согласился он, и подумал, что на медиков эти парни не очень похожи, — А вы из полиции, что ли?

— Нет, мы, по ходу, из военной разведки.

— Ух ты! Это что же я такого натворил?

— Ничего особенного, просто спали на вокзале. А мы вас подобрали.

Тут Макс обнаружил еще 3 особенности своего состояния. Во–первых, он не помнил ни даты, ни года, ни дня недели, а помнил только, что сейчас весна (впрочем, это с ним уже случалось). Во–вторых, он лежал совершенно голый, и был укрыт шерстяным пледом (впрочем, и такое бывало: однажды он очнулся в медпункте полицейского участка в том же виде, после падения в реку с набережной). В–третьих, несмотря на ту отраву, которую он хлебал с какими–то hobo на станции, у него не плыли цветные круги перед глазами и отсутствовала мерзкая сухость во рту, а в голове была жуткая кристальная ясность. Он приподнялся на локте, глянул в окно и ничего не увидел. Сплошная тьма.

— Слушайте, а где это мы едем?

— На 200 миль юго–западнее Шпицбергена и на столько же юго–восточнее Гренландии, — ответил другой игрок, — Если вам хочется знать точнее, то мы спросим Уфти…

— N74:03 W06:20, — не оборачиваясь, сообщил им чернокожий пилот, которого, видимо, звали Уфти, и добавил, — прикинь, Рон, рассвет встретим почти над полюсом.

— По ходу, надо сфоткать на память, — заметил Нонг, — покажу жене, вот она приколется!

— Командир, а ты всегда думаешь о своей жене? — спросил сидящий рядом скандинав.

— Ты сто раз спрашивал, — буркнул тот, — У меня красивая жена и я о ней думаю. Что тут странного? Вот ты, Керк, болтаешь о женщинах, и тебе это странным не кажется.

— Не кажется. Но я болтаю о женщинах вообще.

— Ты не читал трактат «Eu Dao». Там сказано, что нет женщин «вообще», а есть каждая…

В этот момент до Макса дошел смысл адресованного ему ответа.

— Слушайте, мы что, летим в самолете?

— Во flying–boat, если быть точным, — ответил Рон, — По ходу, мы находились в Англии не совсем легально…

— Совсем нелегально, — поправил Нонг, — и мы не могли использовать аэропорт. Тем более, у вас, доктор Линкс, нет документов. Насколько я понимаю, у вас их украли…

— Да, месяца два назад. Украли, или они сами выпали… Подождите, как это нелегально!?

— Очень просто. Мы прошли на малой высоте, и сели на заливе. С него же и взлетели.

— Но вы же сказали, что вы из военной разведки!

— Да. Но не из английской.

— Иначе говоря… — Макс сделал паузу, чтобы найти в себе сил выговорить единственно–логичный вывод из услышанного, — … Это похищение?

— Ну, типа того.

— Но зачем!? На кой черт чьей–то военной разведке… Чьей, кстати?

— Меганезийской, — проинформировал Нонг.

— Тем более! Зачем какой–то папуасской разведке…

— Папуас тут только один, — перебил Уфти, — Это я. Чистокровный папуас. Сам Mike Loh McLaud подтвердил бы это, но он уже умер.

— Mikluha Maklaev, — поправил Нонг, — Он русский, а у русских имена произносятся так.

— Правда? А я думал, шотландец. Но я про другое. Вы, доктор Линкс, забываете, что мы, папуасы, 10 тысяч лет назад изобрели бананы, сахарный тростник, кукурузу и тыкву. У нас была древняя продуктивная культура, когда британцы, не в обиду вам будь сказано, еще жили в пещерах, ходили в шкурах и питались говном вымерших мамонтов.

Военные разведчики дружно заржали. Впрочем, вполне беззлобно. Видимо, тема древней высокоразвитой культуры папуасов уже и раньше всплывала в этой компании. Макс сел на своих носилках, завернулся в плед, и кашлянул, чтобы привлечь внимание.

— Видите ли, молодой человек, даже если не рассматривать новеллу о мамонтах…

— Это было для психологического эффекта, — уточнил Уфти.

— Я и говорю: не рассматривать. Все равно, гипотеза о происхождении тыквы из Новой Гвинеи является, мягко говоря, экзотической. Все сравнительные исследования генов разных сортов тыкв указывают на ее происхождение с тихоокеанского побережья Китая. Кукуруза, вероятно, происходит с мексиканского нагорья. Это т.н. гипотеза Бидла, она выдвинута в 30–е годы XX века, т.е. задолго до открытия ДНК Уотсоном и Криком, и выглядит сегодня недостаточно убедительной, но ее дефекты — это не повод помещать центр происхождения кукурузы где угодно. По поводу банана и сахарного тростника — доктор Линкс сделал эффектную паузу, — Скорее всего, Уфти, здесь вы, как раз, правы.

Переждав восторженные крики слушателей, он продолжил:

— Теперь я хотел бы вернуться к своему вопросу. На кой черт вашей военной разведке похищать спившегося молекулярного генетика?

— Вот не надо на счет спившегося, — сказал Керк, — подумаешь, вы напились пару раз. Вот, наш кэп однажды нализался, это было что–то. В натуре, полотенцами пришлось вязать…

— Вы медик? — перебил Макс.

— Военфельдшер, — уточнил скандинав.

— Тогда вам должно быть понятно, что я не пару раз напился. У меня алкоголизм. Вторая стадия, возможно — на грани третьей. То, что вы привели меня на время в человеческий вид с помощью гемосорбента и какого–то психотропного стимулятора… какого, кстати?

— Peotl. В смысле, экстракт кактуса–лофофоры.

— Проще говоря, вы накачали меня мескалином?

— Что вы! – возмутился фельдшер, — Вот если бы мне надо было допросить «языка» в ходе боевых действий — тогда да, накачал бы. А вам я капнул 6 капель. Пейотль — это ацтекское народное тонизирующее средство. В племени Tarahumaro есть легенда: один человек шел через пустыню, долго шел, без воды, без отдыха, короче, уже собирался лечь и умереть. Вдруг — голос: «Я — бог Уктли, я тебе помогу, наклонись и съешь меня». Тот наклонился, увидел маленькую лофофору, и съел. Посидел на песочке, и думает: а чего это я умирать собрался? По хер мне эта пустыня! Жизнь прекрасна! Встал человек, и дошел до своего дома. Короче, экстракт лофофоры — полезная вещь в любой армейской аптечке.

— Да, — вздохнул Макс, — Ну и методы у вас. Впрочем, это уже не имеет значения. Пройдет несколько часов, и все вернется в исходное состояние, а повторять этот фокус…

— Ваше исходное состояние это здоровый мужчина около 40 лет, — возразил Керк.

— Не цепляйтесь к словам. Вы отлично понимаете, что я имею в виду.

— Объясните мне, доктор Линкс, — вмешался вьетнамец, — Я не медик. Я не понимаю.

Макс вздохнул и вытер ладонью вспотевший лоб:

— Видите ли, Нонг, алкоголизм, в отличие от просто пьянства, это болезнь. Алкоголь встраивается в систему обмена веществ, и человек вынужден его употреблять.

— А если нет, что тогда? Этот человек умрет?

— Если у человека слабое сердце, то да, может и умереть.

— У вас нормальное, здоровое сердце, — вмешался Керк.

— Не лезьте, — огрызнулся Макс, — Мне задали общий вопрос, и я дал общий ответ.

— Значит, вы не умрете оттого, что не будете пить алкоголь, — заключил Нонг, — Тогда, это не страшная болезнь. Она пройдет.

— Да. Она пройдет. Если иметь железную волю и несколько лет не прикасаться к бутылке, хотя тебя выворачивает наизнанку от желания выпить. Я так не смогу.

Вьетнамец недовечиво покачал головой.

— Нет, доктор Линкс. Так не бывает, чтобы такой великий человек не мог сделать такую простую вещь. Это бы даже я смог. Вам просто надо захотеть, и вы будете здоровы.

— Что вы мелете, Нонг! – возмутился Макс, — Какой великий человек? Нонг, это смешно, но вы похитили не того парня. Наверное, есть другой Максимилен Лоуренс Линкс.

— Вы Макс Линкс из университета Бат, разработчик триффида, — ответил тот.

— Ах, вот оно что! Ваше начальство решило, что триффиды – это биологическое оружие. Ребята, это ошибка! Они названы в честь растения–монстра из НФ–романа Уиндема, но это была шутка. Единственное их сходство с триффидами Уиндема – три корня–опоры. Они не опаснее морковки. Это просто еще одна поли–трансгенная агро–культура.

— Знаете, доктор Линкс, — сказал Уфти, — мы, конечно, не биологи, но и не совсем тупые. Мы пока за вами летели, прочли про триффидов, ага. Растут в соленой воде, как мангр — раз. Со скоростью бамбука – два. И плодоносят по типу бананов – три. Чтоб мне пять жизней паруса не видеть, если это «просто еще одна…» бла–бла–бла. Ну, вы поняли.

— Триффид растет вдвое медленнее, чем бамбук Мадакэ, — уточнил Макс, — всего полтора фута в сутки. И характер развития триффида ближе к быстрорастущему банану, который, собственно, и был взят за основу. Корневая система по структуре, конечно, имеет тот же тип, что у красной ризофоры: классический мангр. Хотя, удерживание воды за счет очень высокой концентрации сахара для мангров не характерно. Вообще, это новый механизм, который ни в ходе естественной эволюции, ни в ходе селекции, у растений, почему–то, не развился. Это и определяет специфику биохимии триффида… Гм, к чему я это говорю?

— Ну, вы, типа, объясняете про триффидов, — ответил Керк (сочтя последний вопрос не риторическим, а содержательным), — пока понятно. Сахарный сироп впитывает водяной пар из воздуха и разбавляется. Здесь, по ходу, тот же фокус, но внутри растения. Ну, как? Cуть я правильно уловил?

— Суть? В общих чертах да, правильно. Но я все равно не понимаю, на кой черт вы меня выкрали… И еще: тут есть сортир? Физиология, знаете ли…

— А то ж, — сказал Нонг, — Видите дверца на корме? Там сортир и душ. Только воды много не лейте, нам еще долго лететь. А если хотите одеться, то на полке слева есть «koala».

— Что–что?

— Типа, комбезы такие. Называются «koala». И тапочки там же.

… Макс ожидал увидеть в зеркале значительно более неопрятное и грязное человеческое существо (с учетом образа жизни, который он вел последнее время), но все оказалось не так страшно. Вид, конечно, нездоровый, кожа синюшная, под глазами черные мешки, и еще клочковатая борода… «Интересно, почему я не очень грязный, и где моя одежда? — подумал он, а потом всплыли кусочки воспоминаний, — да, с меня же содрали одежду и мокнули в залив, прежде чем втащить в самолет. Впрочем, черт с ним». После короткого горячего душа (который можно было принять, скорчившись в маленькой кабинке), Макс решил, что пора все–таки поставить точки над «i» с мотивами этого похищения и, не без труда разобравшись с «липучками» короткого комбинезона, отправился обратно в салон.

Едва он вошел, как Керк и Уфти чуть ли не хором спросили.

— Док Линкс! А ведь в лофофоре, и вообще в кактусах, сиропа нет. Как они выживают?

— Да, — подтвердил он, — У кактусов не сироп, у них коллоид. Нечто, наподобие желе. Это тоже эффективный метод, но другой. К сожалению, несовместимый с быстрым ростом.

— Вот оно как, — протянул Рон, — Док, а что вы скажете на счет кофе?

— С удовольствием. И все–таки, расскажите, что вы намерены со мной делать?

— Рассвет! — крикнул вдруг Уфти, тыкая пальцем куда–то вправо.

Нонг, листавший какой–то журнал, выдернул из кармана мобайл с фотокамерой. И почти сразу сквозь стекла иллюминаторов ударил яркий золотистый луч. Минут 10 все галдели, менялись местами, фотографировали друг друга. Все хотели сняться на фоне полярного рассвета в обнимку с доктором Линксом – тому пришлось уступить (это было легче, чем объяснять, почему ему не очень хочется попадать в кадр в таком виде). Затем все слегка успокоились, Нонг занял место за штурвалом, Уфти пересел на его место, а Рон выдал всем по здоровенной кружке горячего, крепкого ароматного кофе, и по паре сэндвичей.

— Так мне, наконец, объяснят, что дальше, или как? — спросил Макс.

— Ну, — сказал Уфти, — дальше мы пересекаем Северный Ледовитый океан, идем вдоль 169 меридиана, над нейтральной зоной Берингова пролива. Смещаемся слегка на запад, идем через Алеутские острова и пилим по 178 меридиану, никуда не сворачивая. Оставляем на востоке Гавайи, а на западе Маршаллы, и пересекаем Экватор в округе Кирибати. На 13 градусе южной широты мы видим остров Увеа, (он же — Уоллис) слева по борту, а на 14 градусе мы оказываемся над островами Футуна и Алофу. Между ними — пролив, мили 3. Мы садимся в проливе у деревни Колиа на Футуна, рулим к пирсу, а там нас встречают. Праздничный десерт, девочки, ламбада на пляже, и все такое.

Макс отхлебнул кофе и с шумом вдохнул.

— Так. Я опять не понимаю. Вы везете меня через пол–планеты…

— Через 5/12 планеты, — уточнил Нонг с пилотского кресла.

— Ладно, через 5/12. Кстати, сколько нам еще лететь?

— Чуть меньше суток. У нас экономичная скорость 500 км в час.

— И все только ради десерта с девочками и ламбадой?

— Так триффиды же! — напомнил тот, поправив тонированные очки.

— Где? — спросил доктор Линкс, — Посадочный материал давно на помойке, а все отчеты и полный журнал работ остались в архиве университета. По–хорошему, вам не меня нужно было воровать, а этот архив. В нем и кто–нибудь другой мог бы разобраться.

— Может, оно и так, — согласился разведчик, — Но у вас это, по–любому, лучше получится. Да и архив мы, конечно, тоже украли.

— О, черт! Вы украли весь архив моей группы?

— По ходу, мы, весь архив университета украли, — признался Рон, — У нас не было времени разбираться, ваше — не ваше. И вообще: вдруг там есть еще что–то интересное?

— Почти два терабайта выкачали, — похвастался Уфти.

Солнце, низко стоящее над горизонтом, сверкало так, что по всему салону прыгали яркие зайчики от всех стеклянных и металлических поверхностей.

— Белое безмолвие, — сказал Керк, глядя вниз, на ледяные громады, — типа, Джек Лондон.

— А я читал, что лет через 20 тут все растает, — сообщил Уфти, — Глобальное потепление. Можно будет в полярный день под парусом ходить по канадским островам даже за 80–й широтой. Ну, типа, как у нас вдоль MBL в декабре, только тут, наоборот, в июне.

— Был такой парень, Фритьоф Нансен, земляк моего прадеда, — начал Керк, — Он в конце XIX века под парусом дошел до 79 градуса.

— А дальше?

— А дальше его яхта «Fram» вмерзла в лед, — ответил скандинав, — Прикинь?

«Чистокровный папуас» прикинул и высказал свое мнение:

— Херово. Я же говорю, надо ждать глобального потепления… Док Линкс, а можно для MBL что–нибудь придумать? Ну, типа, холодостойкий банан? Там аренда latifundio 50 квадратных километров почти даром. Есть реальный шанс поднять хорошие деньги.

— Что такое MBL? – спросил Макс

— Marie Byrd Land. Это наш кусок Антарктиды, он примерно как Гренландия. Там на берегу кое–где нет льда, и температура летом выше нуля. Нонг, где тот журнал с инфо?

— Под моей кружкой, — отозвался вьетнамец, — кстати, дай мне ее сюда.

Уфти передал Нонгу кружку, а Линксу — журнал «Notas de explotacion agricolas y agro–tecnica Meganezia» со статьей «Productividad la MBL en cara de calentamiento global».

Тот изучал статью четверть часа, после чего назвал автора неучем и дебилом, и прочел всем краткую лекцию о жизненном цикле высших растений вообще и применительно к климату побережья Антарктиды в частности. Эпилог состоял в том, что на MBL могут культивироваться только растения с эфемерным циклом — т.е. прорастающие при первых же признаках начала относительно теплого и влажного сезона, успевающие пройти весь цикл вегетации за 3 недели, и оставить плоды до прихода холодов. «Присмотритесь к клубневым эфемероидам из пустынь Австралии и к растениям лапландской и сайберской приарктической тундры», — заключил он, после чего, ощутил внезапную сонливость и отключился. Рон и Уфти перенесли его на носилки. Керк осмотрел его, накрыл пледом, и сообщил: «Сен доктор Линкс спит хорошим, здоровым сном. Не трогать и не шуметь».

Некоторое время разведчики молчали в глубокой задумчивости, несвойственной таким молодым людям (а уж тем более – молодым меганезийцам). Слышалось лишь гудение рассекаемого самолетом воздуха. Потом Рон с хрустом потянулся и негромко сказал:

— Прикиньте, foa, один такой парень, как док Линкс, может дать жизнь тысяче островов и накормить миллион людей. А он спал на вокзале, кушал мусор и пил шнягу. Я ни хера не понимаю, что там за порядки в этой стране? Они что, вообще убитые на всю голову?

— Гребаные дикари, — так же тихо ответил «чистокровный папуас» Уфти.

…