Чужая в чужом море

48 — ИЛАНЭ, преподаватель экоистории.

Маленькое четырех–мильное морское путешествие от Маии до пристаней Арутанга на гребном каноэ, уже само по себе, оказалось отличным развлечением. Правда, Жанне не удалось поработать веслами. Пару раз она намекала:

— Дети, а вы не устали грести? Я могла бы…

Оба раза «дети» (т.е. Лиси и Улао) бросали на нее недоуменные взгляды и отвечали:

— Auhine Janna, как можно устать? Тут расстояние–то никакое.

Она подумала: «Пусть ребята занимаются физкультурой, раз им нравится» и стала гадать, на кого она сейчас больше похожа со стороны. Вариантов было два:

1 (западный штамп). Злая белая колониальная плантаторша, эксплуатирующая двоих несчастных голых черных подростков, которые, выбиваясь из сил, везут ее на бал во дворец антинародного белого губернатора. Разумеется, Лиси и Улао были полностью голыми (кто же здесь будет грести в одежде – она мешает свободно двигаться, и она впитывает пот, отчего тело хуже охлаждается). Другое дело, что глядя на небольшие упругие бугорки мышц, катающиеся под блестящей темной кожей подростков, даже далекий от спорта человек мог бы уверенно сказать, что из сил они выбьются очень нескоро – пока они просто вошли в ритм и понемногу разминаются.

2 (местный штамп). Мама — военный моряк приехала домой на выходные и выгуливает детей–двойняшек, приобщая их к физкультуре и спорту. В представлении океанийцев, Жанна как раз подходила по возрасту на роль мамы 10–летних подростков. По поводу профессии все было еще проще. Жанна решила «выйти в свет» в коала–комбинезоне с нашивками MFRR (Mar Forza Reaccion Rapida. Морские силы быстрого реагирования), доставшегося ей на память о рейде на хотфоксе «Фаатио». Правда, ее sea–koala был без знаков различия, но кто же (кроме военных) сразу обратит на это внимание?…

…

Каноэ ткнулось носом в мягкий песок правее пирсов. Жанна спрыгнула в воду вместе с ребятами и (невзирая на их протесты) помогла вытащить легкую лодку на сушу.

— Парковка тут бесплатная? – на всякий случай спросила она.

— Ага! – весело сказал Улао, — Морской закон: гребная лодка не платит. Мы поэтому без мотора. В день матча для моторки парковка дорогая. Зачем зря тратить деньги, если…

— Ты не болтай, ты одевайся, — перебила его племянница (формально Улао приходился Лиси дядей, поскольку – сын бабушки). Сама она уже успела влезть в шорты и сейчас надевала рубашку на липучках. Стиль tropic–military.

— Будешь много командовать – получишь по уху, — лаконично ответил Улао, вытаскивая точно такой же комплект одежды из пластикового мешка.

— Сам получишь по уху, — еще более лаконично ответила она.

— Дети! Ну–ка прекратите ссориться! – распорядилась Жанна, входя в роль «вариант–2».

Как ни странно, ее команда была без пререканий выполнена, и канадка оглядела место высадки. Здесь шло интенсивное движение. К пирсам и к берегу подходили все новые суденышки. Публика парковалась, одевалась и целеустремленно двигалась в сторону местного Колизея – расположенного неподалеку от берега невысокого, но широкого здания стадиона. Вдоль грунтовых дорожек стояли полицейские квадроциклы, байки и мини–фургоны. На лицах стражей порядка отражалась Серьезность–и–Ответственность.

— Давай возьмем в 1–й сектор, там в полтора раза дешевле, — предложил Улао, когда они, пройдя под аркой полицейского сканера, приблизились к кассам–автоматам.

— А оттуда нормально видно? – подозрительно спросила Жанна, по опыту зная, что, как правило, скидки такого рода означают непременно какой–нибудь подвох.

— Нормально–нормально, — ответила Лиси, — просто, по обычаю, сектор–1 – дешевый.

— Ну, ладно, — согласилась канадка, скормила автомату три бумажки по 20 фунтов, и все трое прошли через открывшийся турникет с литерой «I».

Стадион был совершенно обычный, провинциальный, маленький, примерно на тысячу зрителей. Ярусы длинных бамбуковых скамеек, а в центре — собственно, игровое поле. Когда Жанна, вместе со своими подопечными, уселась в 5–м ряду, у нее голове все еще крутилась мысль: «почему, черт возьми, этот сектор дешевле в полтора раза»? По мере заполнения стадиона, она обратила внимание на некую беспокоющую особенность: ни этот сектор, ни два соседних, справа и слева, почему–то были не популярны у пожилых зрителей и зрителей с детьми. В основном их занимала молодежь 20 – 30 лет, причем мужчин здесь было значительно больше, чем женщин. Наверное, будь у Жанны время, чтобы спокойно обдумать причины этого социального явления, она бы догадалась – но, сначала подопечные отвлекали ее болтовней, а потом началась игра.

C ацтекским футболом Жанна была уже достаточно знакома по любительским играм на Элаусестере. Передавать мяч ударами любой части тела, а затем забить его в кольцо на половине противника. Мяч сплошной, каучуковый, имеет диаметр 6 дюймов и вес — 3,3 фунта. Нельзя захватывать противника или мяч руками, толкаться дальше 2 метров от мяча, ложиться на мяч корпусом, а также наносить игрокам противника удары ногами, руками и головой. Сбить противника с ног ударом корпуса в борьбе за мяч, или послать его в нокаут с помощью этого самого мяча, пущенного в живот или в голову, было тут нормальным игровым приемом. Короче — нормальная игра, не хуже хоккея или регби.

… К моменту, когда двое игроков «малиновой» команды (ведущей в счете 7:4), один за другим, были отправлены в нокаут «лазурными» игроками, «разогрев» зрителей достиг критического градуса, и… Только в этот момент, Жанна сообразила, что она со своими подопечными уселась в секторе, разделяющем «фанатские» сектора «II» и «X». Точнее, она поняла это, увидев проносящиеся по высоким параболам метательные снаряды – в первую очередь, увесистые пластиковые бутыли с водой. Бросить 3–литровую бутыль рукой на расстояние более 20 метров физически невозможно, но применение простой машины из резиновых поясов или подтяжек, легко позволяет это сделать. Различные мелкие снаряды, вроде твердых яблок, летели по низким траекториям, пущенные, как сразу подумала Жанна, из наскоро собранных рогаток. Третьим видом метательных снарядов были бумеранги из толстого картона. Фанаты «малиновых» и «лазурных» азартно отправляли друг в друга эти планирующие штуковины целыми залпами.

Полиция, видимо, ожидала чего–то в этом роде, и вмешалась практически немедленно, ударив по самым активным группам стрелков мощными струями воды из ранцевых водометов. Подразделение полиции, вооруженное тазерами (портативными электро–шокерами, выстреливающими пару оголенных проводов под мульти–киловольтным напряжением на несколько метров), метнулось наперерез тем двум группам фанатов, которые вторглись с двух сторон в 1–й сектор. Те, в порядке подготовки к рукопашной схватке, уже метали друг в друга пол–литровые тетрапаки и раскручивали в воздухе эластичные пояса с тяжелыми пластиковыми пряжками (весь металл и все крупные твердые предметы были предусмотрительно отобраны полицией на входе на стадион).

Жанна схватила своих подопечных в охапку, рефлекторно пытаясь собственным телом прикрыть их от летящих предметов. Литровая пластиковая бутылка угодила ей в лоб, к счастью, на излете (больно, но не очень). Она огляделась и поняла, что полиция явно не успеет предотвратить рукопашное сражение посреди 1–го сектора, значит, надо срочно спрятать куда–то детей, их же просто затопчут… В этот момент, какой–то незнакомый крупный креол лет 30 хлопнул ее по плечу и сунул в руки резиновый шланг.

— Мелких – под лавку, — распорядился он, — прикрой мне спину, сейчас мы им врежем!

Видимо, считая еще какие–то объяснения излишними, он повернулся к Жанне спиной и начал раскручивать «восьмеркой» на манер нунчаков, две очень длинные пластиковые бутылки с водой, связанные за горлышки шнуром. Жанна молча надавила ладонями на плечи обоих подростков, втолкнув их под бамбуковые сидения, и быстро огляделась.

Зрители 1–го сектора, кажется, тоже пришли сюда не только (и не столько) посмотреть игру, но и как следует подраться. Молодые крепкие мужчины и женщины вооружились устройствами вроде ремней, бутылей на шнурах, шлангов и эластичных сеток с особо–твердыми фруктами, встали, образовав что–то наподобие боевого порядка, и принялись хором скандировать, все более повышая голос:

Две атакующие армии, численностью по полсотни человек, столкнулись с третьей – с защитниками сектора числом чуть менее сотни. Раздалась частая дробь ударов тупых предметов по человеческим телам. Кто–то катился вниз по лестнце между секторами, клубок тел медленно перевалился через скамейку в пяти шагах от Жанны и покатился дальше, вниз, где кого–то уже пинали ногами, а кто–то пытался разогнять пинающих молодецкими ударами сетки, содержащей 5–литровую канистру.

— Бей синих!… Красных!

— Пока не покраснеют!… Посинеют!

Жанна успела получить от кого–то по ребрам (сильно), а от кого–то — по носу (не очень сильно), и врезать кому–то шлангом поперек физиономии, когда раздался вопль:

— Атас!!! Копы!!!

Она оглянулась на крик и увидела несущуюся вниз шеренгу полисменов в защитных жилетах и касках–сферах. Они двигались почти что сомкнутым строем, синхронно перепрыгивали через скамейки, и раздавая удары длинными резиновыми дубинками.

— Падай в проход, — крикнул креол с бутылками–нунчаками и (видимо сочтя ее реакцию недостаточно быстрой) рванул ее на себя, свалив с ног, и рухнул сверху всей массой.

— Oh! Fuck! – сдавленно прохрипела Жанна, ударившись ладонями об пол.

Сверху прогрохотали башмаки полисменов, что–то (или кто–то) с грохотом и треском куда–то рухнуло, а кто–то нечленораздельно заорал низким басом, и все вдруг затихло. Давящая сверху двухсотфунтовая масса исчезла.

— Отбой, гло! – раздался голос креола, — Вставай.

Она подняла голову и, опираясь на протянутую им руку, поднялась на ноги.

— Классно оторвались! – объявил он, — Эй, мелкие, покинуть укрытие!

Из–под скамейки бодро вылезли Лиси и Улао. Жанна нерешительно потрогала нос. К счастью, он был цел, хотя на пальцах осталось немного крови. Дешево отделалась. А парню досталось несколько больше – его левую щеку пересекала глубокая царапина, заплывающая каплями крови, уже начавшими сбегать к подбородку.

— Тебе вывеску попортили, — сообщила она.

— Да? Ну, сейчас сделаем что–нибудь, — он вытащил из мешка под скамейкой полевую аптечку, — Поможешь? А то мне не видно.

— ОК, — сказала она. – Садись, сейчас разберусь…

— Кстати, — сказал он, протягивая руку, — Бруно Ченчо, скринбот «Макинао», механик.

Только сейчас канадка обратила внимание, что этот парень тоже одет в sea–koala c нашивкой MFRR. Вот это сюрприз…

— Жанна Ронеро, хотфокс «Фаатио», пресса, — ответила она, пожимая его руку, и сама удивилась легкости, с которой приписала себя к команде кэпа Пак Ена. Хотя, ее уже приписала туда местная патрульная газета (при согласии кэпа), так чего стесняться?

— Мелкие у тебя классные, — сообщил Бруно, потрепав по спинам Лими и Улао, — Но, на мой взгляд, сюда их тащить не стоило. Весело, конечно, но они еще маловаты.

— Откуда же я знала, что здесь будет такая заваруха? – возразила Жанна.

— А ты не знала про интер–фанатский сектор? Значит, ты не здешная?

— Я из Новой Шотландии. А ребята – это…

— Мы с моту Феооне, — перебила Лиси и затараторила что–то на утафоа.

Жанна предоставила ей возможность поработать языком, а сама сосредоточилась на медицине (в смысле – обработке спиртом и заклейке пластырем «боевого ранения» на физиономии механика с «Макинао»). Это заняло минут 10, а потом…Раздался резкий свисток и женский голос, многократно усиленный мегафоном, поникновенно сообщил:

«В матче за кубок Южного Кука, со счетом 9:8 победила команда Малиновый Атиу».

Оказывается, все время потасовки, матч, как ни в чем не бывало, продолжался…

Зрители в секторе, выразили свое отношение к результату возгласами в широком диапазоне от восторженного до обескураженного и, упаковывая на ходу аптечки, потянулись к выходу. Тем временем, Улао, своими острыми глазами, выхватил из небольшой толпы знакомое лицо, и радостно завизжал:

— Iaora, sen Ilane! E aha to oe huru? (Привет, сен Иланэ, как твои дела?).

Девушка–маорийка, на вид немногим старше 20 лет, одетая в яркий зелено–желтый свободный спортивный костюм, резко повернулась в их сторону, затем приветливо помахала рукой и сообщила, подмигнув впечатляюще подбитым правым глазом.

— Aita maita–i! (Не очень–то хорошо).

Ее спутник в униформе кэп–лейтенанта OCSS (океанской контрольно–спасательной службы), высокий атлетически сложенный латино–малайский метис лет 35, что–то спросил у нее, затем тоже махнул рукой и крикнул:

— Aloha, foa! E haera maua i azteca–ori. E o oia? (Мы идем на ацтекские танцы, а вы?)…

…

Собственно, идти было все равно куда, т.к. традиционные после–матчевые пляски должны были вскоре начаться по всему берегу. Открытое кафе–плот с характерным названием «Emao–poiia fare» (Дом голодной акулы) было выбрано только потому, что здесь была просторная туалетная комната с удобными зеркалами, в которой, кроме обычных вещей типа мыла и шампуня, имелись средства для устранения типичных последствий спортивного фанатизма (вроде того, что было на лице у Иланэ). Жанна, решив, что ее нос не требует специальной обработки, быстро вернулась за столик. Мужчины вообще решили, что обойдутся, а дети в потасовке не пострадали.

— Иланэ — классная! – гордо сообщил Улао, — Она наш препод по экоистории.

— …И племянница второй жены кузена младшего мужа моей мамы! – добавила Лиси.

— …И любимая младшая кузина моей жены, — печально сказал кэп–лейтенант, — Так что, дома меня растерзают за ее подбитый глаз.

— Может, будет не очень заметно? – попыталась утешить его Лиси.

— Детка, — проникновенно ответил он, похлопав ее по спине, – ты просто не знаешь мою жену и, тем более, не знаешь, как она относится к Иланэ.

Из последовавшего короткого рассказа, стало ясно, что кэп–лейтенант Кропс угодил в серьезный переплет. Жена кэп лейтенанта «играла в дирижабль» (на Аитутаки это была идеома, обозначающая срок беременности начиная с 7–го месяца). Соблюдая правила техники безопасности, она временно отказалась от активного парусного спорта. Зачем рисковать попусту? Но обидно же, если на море хороший ветер, а семейный катамаран стоит у причала без толку. И она попросила Кропса покатать по морю свою любимую кузину Иланэ (разумеется, всячески заботясь о ее физической сохранности – чтобы она случайно не ушиблась, не простудилась и т.п.). Поход на ацтекбол, тем более, в интер–фанатский I сектор, явно не соответствовал этим обязательным условиям обращения с кузиной. Если бы все обошлось, никто никому ничего бы не сказал — но меткий бросок бутылки создал на лице Иланэ неоспоримое свидетельство негодного обращения.

— Скажи, что при смене галсов гиком зацепило, — предложил Улао.

— Эх, парень, — вздохнул Кропс, — ты не понимаешь. Во–первых, моя жена с 12 лет ходит под парусом, и отличить удар гика от удара бутылки, может. Во–вторых, что мне тогда сказать про вот это? (Он коснулся распухшей царапины на щеке) Что тоже гиком? И, в любом случае, это меня не оправдывает. Не уследил – получи по башне.

— Надо строить запутку, — подвела промежуточный итог Лиси.

— Верно! – подхватил Улао, — Давай, ты нас спасал, и поэтому не уследил.

— Хм…А как я вообще оказался на ацтекболе. Да еще в этом секторе?

Улао почесал в затылке и медленно произнес:

— Значит, было так. Сначала Иланэ сняла Бруно. Это же нормально, ага?

— Где она меня сняла? – поинтересовался военно–морской механик.

— По ходу, еще давно. И вы его взяли третьим на катамаран. Похоже?

— Допустим, — согласился Кропс, — А как мы оказались на матче?

— Ну, это запросто, — снисходительно ответил мальчишка, — Вы подошли к пирсу, купить чего–нибудь, и тут Бруно говорит: «Хэй! Это же девчонка из нашей экскадры». (и Улао многозначительно коснулся нашивки MSRR на комбинезоне Жанны).

— Чем докажу? – деловито спросил Кропс.

— Aita pe–a, — вмешалась Лиси, — Сделаем несколько фоток…

— … А тут – продолжал мальчишка, — Иланэ говорит: «Хэй, это же двое моих учеников! Куда это они собрались в такой компании?». И вы втроем идете на берег выяснять.

Жанна подозрительно посмотрела на своих подопечных.

— Ребята, мне показалась, или вы решили сделать меня крайней?

— Нет! – Улао энергично покрутил головой, — Ты не виновата. Просто Кимао попросила тебя с нами погулять, а тут тебе позвонили, и срочно заказали репортаж про матч.

— За хорошие деньги, — уточнила Лиси, — Обидно же отказываться!

— Это не объясняет, почему Жанна полезла с вами в I сектор, — заметил Бруно, — вряд ли просто, чтобы сэкономить 30 фунтов… Да, кстати, а действительно, почему?

— Ну… — мальчишка отвел глаза, — …Там же прикольно. А кто бы нас еще туда сводил?

— Засранцы! – твердо сказал механик, — Ладно, я понял, почему так, — Жанне заказали не просто репортаж про матч, а репортаж про военно–морских отпускников на матче.

— Точно! – поддержал Кропс, — Вот теперь все сходится. Ты, как правильный парень из MSRR, не мог ей не помочь, поскольку она еще и с мелкими. А Иланэ не могла бросить мелких, потому что, они ее ученики. Ну, по ходу, и тебя не хотела бросать, ты же такой обаятельный, даже с расцарапанной вывеской… Хотя, вывеску тебе уже там расписали. Короче, Иланэ заявила, что пойдет с вами, мне пришлось идти с вами, и мы вместе…

— Но почему этот репортаж надо было делать именно в секторе–I? – спросила Жанна

— А куда, по–твоему, отпускники ходят подраться? — удивленно сказал Кропс.

— Ах вот как… Гм… А вы с Иланэ зачем туда пошли?

— Вот за тем и пошли, — хмуро ответила девушка, неслышно появляясь у столика, — Типа, вспомнить колледж. Мы тогда всей группой ходили в I сектор. Через раз огребали по физиономии, но все равно было весело… Кстати, как я смотрюсь?

Она отошла на пару шагов и повернулась к наблюдателям правой половиной лица.

— Зачетно смотришься, — оценила Лиси, — скоро синеть начнет.

— Добрая девочка, — с обаятельной улыбкой сказала учительница экоистории, погладив Лиси по голове, — А кофе никто взять не догадался?

— Мы были заняты, — солидно ответил Улао, — Строили запутку, чтобы ты с Кропсом по–легкому отмазались… В смысле, чтобы он отмазался на счет тебя.

— Как интересно… И что же вы построили?

— Ну, в начале ты сняла вот этого парня (он похлопал Бруно по плечу).

— Я его сняла? – переспросила Иланэ, окидывая механика оценивающим взглядом.

— По ходу, иначе не получается, — пояснила Лиси.

…

Пока авторы «запутки» увлеченно пересказывали Иланэ только что разработанный сценарий, а Бруно и Кропс организовывали кофе, пальмовое пиво и всякую закуску, Жанна со все возрастающим интересом наблюдала за приготовлениями к ацтекским танцам. Чем больше она смотрела, тем меньше понимала, что же это будет. Между параллельными пирсами, на высоких опорах возникли сетчатые настилы из толстых длинных стволов бамбука. Ячейки этой сети, имели размер примерно 2 на 2 метра. К дальним концам пирсов швартовались странные суда, напоминающие древние боевые двухкорпусные каноэ, размером с речную баржу. Длинные весла (тоже, кажется, из бамбука), мерно поднимались и опускались в воду в ходе этих маневров. Огромные бесформенные кучи яркой легкой ткани с помощью мобильных подъемных кранов и спиртовых горелок, раздувались в тепловые аэростаты, украшенные изображениями античных мезоамериканских богов и фантастических птице–зверей…

Глазея на все эти эволюции, Жанна пропустила момент, когда компания завершила креативную процедуру постройки «запутки» и Иланэ (как участник, имеющий некое профессиональное отношение к истории) начала рассказывать про ацтеков.

— … Ни одного по–настоящему достоверного факта об ацтеках, кроме географии их страны, и некоторого количества слов и имен, — говорила она, — Когда наш институт экономической истории занялся ацтеками, и вообще античными мезоамериканцами, информация об этих культурах все равно, что отсутствовала. Я тогда только–только начала учиться в колледже, но мы помогали старшим коллегам реинтерпретировать материальные свидетельства. К сожалению, все ацтекские бумаги сожжены римо–католическими оффи. Они бы уничтожили и камни, но у них на это не хватило сил.

— Я читала несколько книг об ацтеках, — заметила Жанна, встревая в разговор, — там довольно много информации про обычаи, культуру…

— Ага, — весело перебила Иланэ, — Психоделические мифы, жуткие, уродливые боги, садистские человеческие жертвоприношения, непременно с расчленением заживо и коллективным каннибализмом. Точно?

— Ну… В некотором смысле…

— Вот–вот! В некотором смысле, все это придумали испанские римо–католики. Между прочим, простая логика: никто, кроме этих извращенцев, не мог такое сочинить.

— Пуритане могли, — заметил Улао.

— Могли, — соласилась Иланэ, — И сочиняли. Например, про нас, про жителей Гавайики. Просто они появились в Мезоамерике позже, когда испанские оффи уже истребили 20 миллионов жителей Ацтлана и написали фэйк–историю, чтобы оправдать это.

— Откуда такие цифры? – спросила канадка.

— Простая математика, — пояснила учительница экоистории, — Размер агротехнических площадей, плотность транспортной инфраструктуры, удельная площадь городов. Это объективные цифры. Все это посчитано еще в 90–е годы XX века.

— Подожди, Иланэ! Ты хочешь сказать, что испанцы описали ацтеков такими плохими ради того, чтобы оправдать геноцид? Что в этих описаниях нет ни капли правды?

— Почему ни капли? Кое–что из объективных данных туда попало потому, что проще писать с натуры, чем выдумывать. Одежда, танцы, игры. Ацтекбол, например, описали достоверно, в смысле техники, но добавили, что проигравшая команда приносилась в жертву путем вырезания сердца заживо. Если тебе интересны методы оффи–истории, то почитай Гитлера или Геббельса, они тоже были римо–католики, и они работали так же.

— Меганезийская трактовка мировой истории очень однообразна, — с иронией заметила Жанна, — гады–европейцы везде уничтожают хороших туземцев и их чудесную культуру.

Иланэ сделала глоточек кофе и отрицательно покачала головой

— Культура ацтеков не была чудесной. По–своему благополучное, но застывшее, сильно ритуализованное общество, не готовое к серьезной войне. К появлению конкистадоров, ацтеки уже 300 лет жили без войн. Они забыли, как это правильно делается.

— То же самое было у нас, — вставил Кропс, — Только мы еще дольше жили без войн. Так что наши предки вообще не могли понять, с чего это люди без всякой личной причины убивают друг друга. На утафоа даже нет слова «война». Пришлось заимствовать.

— … И впечатляюще развить, — язвительно добавила канадка.

— Ну, вот, — с недетским вздохом произнесла Лиси, — начались разговоры о политике. А, между прочим, уже скоро начнутся танцы, и надо сделать фотки для запутки, пока мы одетые, потому что должны быть видны эмблемы.

Улао метнулся к соседнему столику, перебросился несколькими словами с парочкой сидящих там тинэйджеров, вручил им свой мобайл и вернулся обратно.

— Сейчас надо правильно построиться, — объявил он, — я уже придумал, как. Жанну мы ставим в середину. Рядом, справа — Иланэ, а справа от нее — Бруно. Слева от Жанны мы поставим Кропса, а Лиси посадим ему на правое плечо. Я влезу между Жанной и Илонэ. Так мы все поместимся. Только Жанна и Бруно должны стоять так, чтобы было видно нашивки MSRR, а Иланэ с Бруно надо обняться для убедительности.

— Мне глядеть влюбленными глазами? – поинтересовался Бруно.

— А как же! – сказала Иланэ, — иначе моя кузина в жизни не поверит!

Лиси деловито похлопала Кропса по плечу.

— Ты меня подсадишь, или мне на тебя залезать, как на дерево?

— Лучше подсажу, — улыбнувшись, сказал он, — А то нас неправильно поймут.

— Ай–ай! Только не щекотаться! — взвизгнула она, мгновенно оказываясь на плече у кэп-лейтенанта, — Иначе я буду хвататься за уши, и вообще, тогда я за себя не отвечаю!

— С оторванными ушами, ты будешь выглядеть просто героически, — добавила Иланэ.

— А можно, я буду выглядеть просто с ушами? – спросил Кропс, — И не отвлекайся, твоя задача – смотреть на Бруно влюбленными глазами… Так, ребята снимайте!

Тинэйджеры, давясь от смеха принялись щелкать кнопками на мобайлах (одном — том, который принадлежал Улао, и одном – своем собственном).

— ОК, наверное, хватит, — решила Лиси, глянув в сторону пирсов, — Там уже начинается body–art, надо успеть, пока не собралась толпа.

«Живая картинка» стремительно рассыпалась.

— Какой body–art? – спросила Жанна.

— Ацтекский, какой же еще, — пояснила девчонка, в спешке выскальзывая из всей своей одежды сразу, — обалдеть, как прикольно! Короче…

— Не тормози! — перебил ее Улао (на нем уже не было ничего, кроме сумочки–браслета).

Так ничего толком и не объяснив, подростки вылетели из кафе и побежали в сторону развернутой на пирсе палатки, над которой висел воздушный шар в виде огромного оранжевого китайского фонарика тыквообразной формы.

— Гм… — произнесла Жанна, созерцая две кучки одежды, — А это как, нормально?

— Нормально, — успокоила ее Иланэ, — Та фаза фестиваля, на которой можно попасть под колбасу, уже завершена. Я имею в виду, игру в мяч. Сейчас дети разрисуют друг друга всякой ацтекской мифологией и попляшут, пока взрослые не путаются под ногами.

— Не парься, гло, здесь копы присматривают, — добавил Бруно, последовательно показав рукой на четверых полисменов, разместившихся в «ключевых точках» пирсов.

— ОК, — сказала канадка, — тогда я расслаблюсь и задам пяток вопросов. Я имею в виду, поскольку, по сценарию запутки, я делаю репортаж…

— Непременно! – воскликнул Кропс, — Надо. Чтобы мы сами поверили… Ну, ты поняла.

— Именно так, — Жанна кивнула, — Скажи, Иланэ, а такие отношения между учениками и преподавателем, это потому, что вы родичи, или…

— Родичи? – удивилась учительница экоистории, — Ну, может, в десятом колене… А что такого в наших отношениях? По–моему, хорошо ладим.

— Да, вы прекрасно ладите, но… Мне казалось, что рекомендуется держать некоторую дистанцию. Я имею в виду, для авторитета.

Иланэ удивленно тряхнула головой.

— Для авторитета, вообще–то, надо больше знать и больше уметь. Как в армии.

— Как в армии? – в свою очередь удивилась Жанна.

— Ну, да, — подтвердила меганезийка, — командир должен знать и уметь больше, чем те ребята, которыми он командует. Отсюда – авторитет. И в школе то же самое.

— Гм… А если они не будут слушаться? Я имею в виду, ученики.

— Скорее всего, это значит, что я плохо знаю свою работу. Бывают, разумеется, случаи, когда дело не во мне, а в конкретном парне или девчонке, в каких–то особенностях их характера. Тогда я должна поговорить с его или ее родичами. По–моему, это понятно.

— А у тебя легко получается преподавать экоисторию? Я имею в виду, это же не очень простой предмет. Я, например, пока не поняла, что это такое.

— Брось ты! Это не сложнее, чем механика или химия. Многие еще до школы немного играют в «X–fenua»… В адаптированные версии, разумеется. Даже если это делается методом тыка, какие–то вещи ребята усваивают. Короче говоря — базовые принципы постмарксизма они начинают понимать раньше, чем видят это слово в учебнике.

— Постмарксизм? – переспросила Жанна, — Это ведь у коммунистов, не так ли?

Бруно внезапно расхохотался.

— Ну, гло, это ты залепила… У коммунистов! Прикольно!

— А что я такого сказала? Маркс ведь был коммунист, правильно?

— Жанна, какая разница, кем по религии был Маркс, — ответила Иланэ, — Важно, что он первым записал принцип: история развивается на базе материального производства, и точка. Постмарксизм уточнил: история человечества – это история технологии.

— Технологии чего? – спросила канадка.

— Технологии всего. Не только технология производства, распределения и потребления вещей и информации, но и технология управления людьми и другими машинами….

— То есть это – экономика, или история экономики, я правильно поняла?

— В широком смысле, так, — подтвердила Иланэ, — Когда 15 тысяч лет назад наши предки освоили технологию передачи концентрированного опыта поколений в виде мифов, это была экономика. Они накопили за счет этого информационный ресурс, и создали на его базе крайне эффективные средства убийства: лук и стрелы, сети, ловушки и яды. Потом они прошли по планете, истребляя конкурентов – крупных хищников, забрали себе их кормовую базу и обеспечили безопасность своих семей. Это тоже была экономика. Еще позже, кто–то придумал использовать мифы для обмана соплеменников. Так появился храмовый бизнес. Высшие идеалы. Мораль. Государство. Оффи. Это тоже экономика.

— Мы дошли до образа врага? – поинтересовалась Жанна.

Иланэ отрицательно покачала головой.

— Для экоистории, государство и оффи — это не враг, а явление. Продукт эволюции. Как динозавры для биологии. Возникли условия — это появилось. Изменились условия — это подохло. И, разбирая конкретные исторические примеры, мы смотрим, как что–то такое появлялось, или наоборот, подыхало.

— …А вершина эволюции это, разумеется, Великая Хартия, — съехидничала Жанна,

— С чего ты взяла? – удивилась учительница.

— Это очевидно, — пояснила канадка, — Я немного знакома с марксистскими режимами, и знаю, что там есть уроки «исторического материализма». На них подросткам «научно» доказывают, что коммунизм — это высшая форма, светлое будущее и…

— Какой там, в жопу, коммунизм, — возмутился Кропс, — Вот у нас на Элаусестере – да, коммунизм. Не скажу, что высшая форма, но уж повыше, чем здесь, на Аитутаки, или даже на Раиатеа, который изображает из себя колыбель Tiki и пуп Океании.

— А по–моему, элаусестерский коммунизм, это пижонство, — возразил Бруно, — тоже мне, артисты: построили экспериментальный технополис, а делают вид, будто это — особая общественная формация. По ходу, это просто полигон развития. Неавтономная штука.

— А если сен антикоммунист отвлечется на минуту и притащит еще кофе и сигарет, то у меня появится шанс успеть ответить Жанне на ее вопрос, — сказала Иланэ и бросила на Бруно такой взгляд…

… Что он расплылся в улыбке до самых ушей, и отправился к стойке кафе.

— Так вот, — продолжала Иланэ, — Великая Хартия, это тоже технология. С помощью нее эффективно сносятся индустриальные отношения и строятся постиндустриальные. Это объективно–востребованная технология, она обслуживает интересы людей, желающих жить при экономической свободы, очищенной от любых бессубъектных правил.

— Что такое бессубъектные правила? – спросила Жанна.

— Это просто. Например, за труд надо платить – правило в интересах любого наемного работника. Нельзя воровать – правило в интересах любого собственника. А правило: нельзя ходить голым в общественных местах – это бессубъектное правило. В нем не присутствует указание на субъекта, в интересах которого оно вводится.

— В интересах общественной нравственности, — сказала канадка.

— E–o! – Иланэ подмигнула, — Быстрый и совершенно точный ответ. Сразу видно, что у тебя богатый опыт жизни в обществе, построенном на бессубъектном прессинге. Есть запрет, но нет интересанта, или интересантом объявляется верховное божество. Так?

— Интересант – каждый человек! – возразил кэп–лейтенант Кропс, — если он не будет ходить голый, то ему после смерти выплатят бонусы. Так говорят пуритане.

— Правильно, — учительница кивнула ему, — А если он будет ходить голый и не будет посещать культовые мистерии, то после смерти, верховное божество его заколбасит. Чисто экономическая технология, построенная на вымышленных платежах.

Бруно вернулся за столик с пузатым алюминиевым кофейником и стопкой картонных чашечек в одной руке и большой коробкой сигарет в другой.

— Ты такая умная, — сказал он, — Объясни, кто платит после смерти бонусы в тех странах, которые Жанна называет марксистскими? Там верховное божество отменено.

— Никто, — ответила она, — Но если ты там нарушишь пуританские правила, то тебя или переведут на не престижную, низко оплачиваемую работу, или посадят в тюрьму.

— А в Северной Корее — шлепнут, — добавил Кропс, — В Китае тоже будут проблемы. Во Вьетнаме и в Камбодже — по обстоятельствам. А на Кубе как–то спокойнее относятся.

— Я знаю, — сказал Бруно, — Но я не врубаюсь, как там оффи объединяют пуританскую мораль и «Манифест компартии» Маркса–Энгельса. Это же противоположные идеи.

— Ты неправильно ставишь вопрос, — ответила Иланэ, — При оффи–власти, это не имеет никакого значения. Там противоречия — это проблемы того, кто их заметил. Ты такой умный? Получи пулю в лоб. Оффи нуждаются в контроле над основным инстинктом. Иначе им не удержать власть. Отсюда — пуританская мораль. Остальное — ботва. За 50 веков истории кланы оффи много раз меняются, но этот принцип остается. Поэтому жреческая каста одинакова в Древнем Египте и у Жанны в современной Канаде. Для жреческой касты без разницы: Мозес, Джезус, Магомет, Лютер, Маркс, Робеспьер, Джефферсон, Ленин, Гитлер, Мао. От имени любого из них, жрец внушает людям так называемую «моральную чистоту», а оффи поддерживают его проповедь руками наемников, чтобы контролировать производительные силы через контроль над основным инстинктом.

Жанна постучала ногтем по блестящему боку кофейника.

— Минутку! Я правильно тебя поняла, что жрецы – это главное зло, после оффи?

— Ну, что ты, — Иланэ описала в воздухе овал зажженной сигаретой, — Каста жрецов это просто социальное явление. Продукт эволюции. Я уже говорила. Они живут только в одном типе обществ: феодально–конвейерном. Они возникают при организованном рабовладении, их доля растет по мере развития экономики общества, и доходит до 10 процентов трудоспособного населения в сословно–буржуазном или номенклатурном обществе. Жреческая каста необходима оффи, чтобы заменить дорогое и технически сложное физическое насилие простым и дешевым психическим. Обманывать раба выгоднее, чем бить его кнутом за непослушание.

— Ты что–то путаешь, — заметила канадка, — в буржуазном обществе обычно нет рабов.

— А как ты назовешь человека, которому хозяин что–то запрещает по любой прихоти? Человека, несвободного даже в сексе? Раб в древних Афинах и то был свободнее.

— ОК. Не будем спорить. А что мешает пост–конвейерным властям воспользоваться услугами жреческой касты? Если дешевле обманывать, чем принуждать силой, то…

— … Большинство жреческой касты тоже так думало, — перебила Иланэ, — Сразу после Алюминиевой революции, их лидеры предложили себя новой власти. Это было очень кстати и принесло огромную экономию нашему обществу.

— Значит, их услугами, все–таки, воспользовались, — констатировала Жанна.

— В некотором смысле, да. Видишь ли, в Меганезии было 2,5 миллиона жителей. Почти полтора миллиона трудоспособных, из них полмиллиона — занятых интеллектуальным трудом. Отфильтровать 150 тысяч, входящих в жреческую касту, было не просто, и уж точно не дешево. А так, они почти все сделали сами. На общество лег минимум затрат.

— О, боже! Ты хочешь сказать, что их расстреливали по их собственным спискам?!

В разговор очень эмоционально вмешался Бруно.

— Нет, что ты. Конвент расстрелял меньше 10 тысяч, а остальных поставил под надзор. Жреческая каста, это не только оффи–священники и колониальные интеллигенты (т.е. заведомые паразиты), но и больше половины персонала в сферах образования и масс–медиа. Нельзя расстреливать направо и налево, это неэкономично и негуманно.

— Обалдеть, как гуманно поступил Конвент, — с сарказмом заметила Жанна, — а все–таки, почему новая власть не воспользовалась услугами этой касты?

— Гло, не забудь главное, — сказала учительница, — Хартия запрещает государство. У нас власть чисто техническая. Она выполняет социальный запрос, сформированный путем выборов, и не может делать ничего иного. Выход за рамки запроса пресекается ВМГС. Даже те идеологические технологии, которые ты, наверняка, наблюдаешь, например, в моей деятельности – это тоже исполнение запроса. Раздел: социальная безопасность.

— Ты хочешь сказать, что общество промывает себе мозги по собственному желанию?

— Общество, по собственному желанию, формирует внутри себя отношение к тем или иным явлениям, — поправила Иланэ, — Люди хотят, чтобы у их детей был иммунитет к болтовне про вечные ценности, общечеловеческую мораль, абстрактный гуманизм и сокровища духовной культуры, накопленные в европейских и аравийских помойках. Любой образ жизни только тогда чего–то стоит, когда он может себя защитить.

— Знаешь, — сказала Жанна, — По–моему, этот культ защиты своего образа жизни очень небезопасен. Ваша молодежь рассуждает о некой доктрине Хопкинса, и о степени катастрофичности неизбежной в ближайшем будущем глобальной атомной войны…

— Доктрина Хопкинса – это элегантная, но исторически необоснованная спекуляция, которая приписывает проблемам такие ре… — Иланэ остановилась на полуслове и, многозначительно показав пальцем куда–то в сторону, лаконично сообщила:

— О! Началось!

Компания молодых людей столкнула на воду синевато–светящийся надувной бублик, похожий на огромный спасательный круг для слона или динозавра. На него вылезли восемь парней, таких крупных, что рядом с ними даже внушительные Бруно и Кропс показались бы довольно субтильными. Великаны взялись за руки, образовав кольцо, а затем им на плечи вскарабкались шестеро парней не настолько мощного сложения, но тоже достаточно крепких. Получившаяся живая конструкция чуть качнулась к центру, парни второго яруса уперлись вытянутыми руками друг другу в ладони.

— Ацтекская пирамида, — пояснил Кропс, — сейчас девчонки полезут.

— Снимай клип, — добавил Бруно, — классная тема.

Жанна быстро поймала сцену в видоискатель камеры мобайла – как раз вовремя. По спинам первых ярусов пирамиды ловко начали взбираться четыре девушки. Видимо, чувство равновесия у них было отличное, поскольку им удалось забраться на плечи второго яруса и образовать третий – так же упершись ладонями в центре круга.

— Гляди, твои мелкие ползут! – весело сообщила Жанне Иланэ.

Действительно, по пирамиде начали взбираться Лиси и Улао, раскрашенные с ног до головы и разрисованные фантастическими ацтекскими существами.

— Они не свалятся? – осторожно спросила канадка.

— Пф! – фыркнула учительница, — Если и сваляться, подумаешь. В воду же.

Пару раз подростки действительно соскальзывали с живой пирамиды, шлепаясь в воду, однако на третий раз у них получилось–таки добраться до вершины и образовать там завершающий, четвертый ярус. Снизу им тут же бросили какую–то серебристую штуку. Улао ловко поймал ее. Жанна увидела в видоискатель, что это — 4–ствольный пистолет.

— Oh! Goddamn!!!…

— Не парься, — сказал Бруно, — это просто ракетница.

Тем временем, мальчишка, отчаянно балансируя на качающейся живой опоре, вытянул вверх руку с пистолетом и четырежды нажал на спусковой крючок. В темнеющее небо, одна за другой, взлетели ракеты – красная, желтая, синяя и зеленая.

— Уааауууааа! – завопила наблюдающая за всем этим публика.

Все сильнее качающаяся пирамида начала рассыпаться. Подростки, оттолкнувшись от четверки девушек, полетели в воду, девушки ловко скатились по внешней стороне двух нижних ярусов, а парни посыпались внутрь «слоновьего спасательного круга».

— Ну, вот видишь, все ОК, никакого риска! — констатировала Иланэ и, повернувшись к бармену, спросила – Хей, бро, куда тут можно кинуть барахло и тряпки?

— А вон, в любой свободный ящик, — ответил парень, махнув рукой в сторону стенки, состоящей из контейнеров с дверками и кодовыми панелями, как в вокзальной камере хранения супермаркете, — Цена пол–фунта за место. Только вы код не забывайте, а то придется звать копов. Типа, правила такие. Охрана личного имущества, бла–бла–бла.

— Иланэ, прикинь, а ведь Жанна реальная американка, — заметил Кропс, быстро снимая свою кэп–лейтенантскую униформу, — там тоже есть индейцы, хотя и не ацтеки.

— Оджибуэи, — ответила учительница, аккуратно складывая свой спортивный костюм в пакет, — я даже помню штук пять их тотемных фишек. Жанна, давай тебя разрисуем в родном оджибуэйском стиле?

— Разрисуем? – переспросила канадка, — Я думала, это только дети…

— У детей – баловство, — внушительно сказал Бруно, потягиваясь смуглым обнаженным телом, украшенным на плечах и на груди татуировками в виде топориков, трезубцев и парусников, — а у взрослых – фольк–арт. Типа, самовыражение.

…

Через четверть часа Жанна была показательно раскрашена белым, красным и синим. Любые протесты отклонялись, поскольку канадка в самом начале неосмотрительно призналась, что не знакома с искусством оджибуэев. В итоге, у нее на животе возник белый контур заячьей морды, контуры ушей прошли по грудям, огибая соски, а по обе стороны от заячьей морды появилось по паре красных скрещенных весел. На ее бедра были нанесены узоры в виде синих рыб, на плечи — в виде треугольных вигвамов, а на спину — двухцветный рисунок туго натянутого лука со стрелой, направленной в небо.

В такой «боевой раскраске» оставалось лишь подвижно самовыражаться, тем способом, который покажется наиболее соответствующим настроению. Вариантов было немало. Кто–то просто плясал, кто–то выписывал головокружительные кренделя break–dance, крутясь то на руках, то на спине, кто–то изображал бои на бамбуковых шестах a–la голливудские постановки про Шаолинь. Большая компания тинэйджеров, заняв весь дальний конец одного из пирсов, танцевала классическую гавайскую «Hula». Ребята постарше, в основном – zambo и latina – организовали джаз–банд на фальшивящих пластмассовых саксофонах и самодельных алюминиевых тарелках–ударниках. Где–то раздавались гулкие ритмичные удары африканского тамтама и душераздирающий визг, прерываемый оглушительным хохотом и звонкими шлепками по мокрым телам. В паре десятков шагов от кафе, в центре широкого живого круга зрителей, какой–то толстый дядька вооружившись бутылкой спирта и зажигалкой, изображал огнемет, выдувая изо рта длинные струи жидкого пламени. Полисмен жарко спорил с компанией молодых людей, вооруженных 2–метровым тубусом подозрительного вида. Жанна остановилась посмотреть, и через несколько секунд получила от кого–то увесистый шлепок по попе.

Обернувшись, она (согласно полученным инструкциям) слегка заехала незнакомому парню в ухо, и продолжила наблюдение. Полисмен, все же, настоял на своем. Тубус переместился с пирса на пришвартованный бетонный понтон, и был установлен на треноге под углом около 45 градусов, так, что один конец смотрел в воду, а другой – примерно в сторону неба над неоживленной частью лагуны. Один из молодых людей чиркнул спичкой, в воду ударил столб дыма, окрашенного ярко–желтым пламенем, и тубус выплюнул в небо нечто, напоминающее метеор. Этот непонятный предмет, с пронзительным визгом унесся в небо, его короткий огненный хвост затерялся среди мелких звезд. Через полминуты в зените полыхнуло так, что лагуна, пирсы и домики стали вдруг похожи на лунный пейзаж. Пепельно–белая изломанная поверхность под беспощадно–бесцветным ослепительным солнцем. Люди, причудливо застывшие в незавершенном движении, отбросили на пирсы контрастные чернильные тени. Эта картина резко отпечаталась на сетчатке глаз, как мгновенное черно–белое фото, а в следующий миг со всех сторон обрушилась тьма. Впрочем, через несколько секунд, зрение вернулось к норме. Публика на пирсах восторженно завизжала. Полисмен выразительно покрутил пальцем у виска и отправился куда–то дальше.

— Hei, glo, — раздался у Жанны за спиной голос парня (того, которому она перед этим заехала в ухо), — Мы пляшем, или, если нет, то я пошел?

— Пляшем! — ответила она, решительно тряхнув головой, и мгновенно была увлечена в пеструю круговерть раскрашенной ацтекскими узорами молодежи, танцующей techno–disco, одновременно стараясь (по мере возможности) не попасть под удар головы или хвоста длинной «змейки», из ребят, здесь же увлеченно пляшущих afro–kongoo.

Где–то часа через полтора ее извлекли из этой чехарды неугомонные Улао и Лиси.

— Ты чего тут прыгаешь? – возмущенно заявил мальчишка, — Сейчас там самое…

— … Самое офигенное! – договорила девчонка, — Короче, пошли уже!

На настеленной между пирсами бамбуковой решетке с 2–метровыми ячейками, уже начиналась игра, ради которой это сооружение, видимо, и было построено. Играющая пара – мужчина и женщина – занимали позиции. Женщина – ближе к берегу, откуда должна была пробежать по сетке и, непременно коснувшись последнего поперечного ствола бамбука, нырнуть в море. Мужчина, двигаясь в пределах ближайшей к морю четверти сетки, должен был ее поймать, пока она не коснулась воды. Каждый раунд занимал не более минуты времени, так что поучаствовать могли все желающие.

Жанна совершенно не удивилась, увидев на игровом поле Иланэ и Бруно. Их поединок занял тоже около минуты. Девушка сделала несколько обманных пробегов по стволам бамбука вправо–влево, поймала момент, когда механик слегка оступился и вынужденно отвлекся на восстановление равновесия, и метнулась на прорыв. Она была значительно легче, и ей меньше мешала инерция, зато Бруно был намного сильнее. Он рванулся ей наперерез прямо–таки с олимпийской скоростью. Иланэ явно не хватало секунды для прыжка на последний ствол бамбука, и она выполнила изящный финт: прыгнула вниз и вперед с предыдущего ствола, задев последний рукой уже в полете. Но и Бруно был не прост. Поняв, что собралась делать Иланэ, он ловко провернулся вокруг того ствола, на котором стоял, и резким толчком отправил свое тело ей наперерез. Они столкнулись в воздухе и плюхнулись в воду уже вместе. Зрители разразились аплодисментами. Они продолжали хлопать, когда парочка вынырнула на мелководье, и механик вышел на берег, держа девушку на руках. Иланэ правой рукой обнимала его за шею, а свободной левой – оживленно жестикулировала, что–то объясняя.

Кропс задумчиво хмыкнул и направился в их сторону, Жанна и подростки двинулись следом. Когда они подошли, Иланэ продолжала висеть на руках у Бруно, все так же жестикулируя. Теперь можно было услышать, что она при этом говорит.

— … Мозги бетонированные, оглобля бамбуковая, селедка безголовая…

— … Я не сообразил… — пытался оправдываться механик.

— … Жопа с ушами, бык бройлерный, истукан рапануйский…

— … У меня просто рефлекс…

— … Пингвин многократно замороженный, страус с хроническим тепловым ударом…

— … Это у меня на автомате…

— … На пулемете, на газонокосилке, на швейной машинке, тукан ты бразильский!

Кэп–лейтенант крякнул, чтобы привлечь к себе внимание, и поинтересовался:

— Сильно он по тебе врезал?

— Мне хватило, — фыркнула она, — Чуть воды не нахлебалась (она повернула голову к механику) Чем ты мне таким твердым врезал по ребрам а, плезиозавр?

— Наверное, плечом… Я так думаю…

— Ты начал думать? – удивленно–иронично переспросила она, — И как давно?

— Ну… Как сказать…?

— Никак, — резюмировала Иланэ, — Будешь ставить мне холодные компрессы.

— ОК, я готов.

— … Если будешь хихикать, то тресну по лбу, — добавила она и, повернувшись к Кропсу, спросила, — У вас там мансарда как, свободна?

— Вполне, — лаконично ответил тот.

— Тогда мы к вам впишемся. Идет?

— Вписывайтесь, — согласился кэп–лейтенант.

— Ага. Значит, разобрались… Бруно, поставь меня… И дайте кто–нибудь сигарету.

— Foa, а вы не переломитесь подбросить нас до Феооне? – спросила Лиси, и уже совсем нахально уточнила, — только надо еще погрузить наше каноэ.

— Aita pe–a, — сказал Кропс, — Сейчас зайдем в кафе за барахлом, и… Яяу!!!

Жанна в начале подумала, что последний пронзительно–утробный возглас завершает реплику кэп–лейтенанта, но тут у нее за спиной снова раздалось.

— Яяу!

Она повернулась и, с полным непониманием уставилась на высокий куст какого–то декоративного саговника, слабо освещенного фонарями, развешанными над пирсами.

— Яяу! – послышалось в третий раз, и Жанна увидела источник звуков.

На длинном листе саговника, на высоте немного меньше человеческого роста, сидела маленькая, очень яркая лягушка. Спинка у нее была салатная. Брюшко — белое, а глаза огромные, ярко–красные, с черными вертикальными зрачками. Раздув горло мешком, миниатюрное земноводное в четвертый раз завопило:

— Яяу!

— Это животное называется «лягушка», — сообщил Улао, и педантично добавил, — оно безопасное, в смысле — не кусается.

…