ЧВШ - Частная Военная Школа. Первый курс

Глава 14. Ипполит

В субботу мы снова бегали кросс, а потом Громозека изводил нас хозяйственно-уборочными делами. Причём уборкой территории занимался только наш курс, в прошлый раз я не обратил на это внимание. Хорошо хоть, не требовалось никакой особенной тщательности — мы кое-как подмели растрескавшийся асфальт перед столовой и нашим корпусом. В основном там были упавшие веточки, листья пока держались довольно цепко. Ну а что, когда листья полетят — нам никто помогать не будет? — думал я. А когда снег повалит — тоже нет? В общем, как вы понимаете, о побеге я уже опять практически не думал. Была вспышка тогда, перед канатом, а потом она забылась и затёрлась.

За ночь похолодало. Воскресное утро встретило ярко-синим небом, солнцем и паром изо рта. Бабье лето, похоже, где-то потерялось или заблудилось в календаре. В озеро оказалось лезть немного страшновато. Но зато потом, прыгая на песке в одном кроссовке и никак не попадая в другой, я чувствовал, как победно горит моя кожа. Раньше такого не ощущал и это оказалось приятно. Так приятно, что я решил повторить и устроил сюрприз пацанам. Когда мы уже поднялись и полезли под душ, как и всегда делали, я взял и вырубил горячую воду. А надо сказать, что душевых леек у нас было всего шесть в душевой, причём одна не работала, а вторая барахлила, поэтому под душем мы стояли и мылись плотно, по нескольку человек. Вот они орали! Прямо приятно вспомнить. Но у меня тогда такое настроение хорошее было от этого утра. Захотелось и других порадовать. В итоге вытолкали меня голого из душевой, даже тапочки не дали забрать.

А после завтрака состоялось очень чудное мероприятие. Виктор Робертович дал нам часик на свои дела, а после построил и отвёл вниз. Там с торца корпуса уже собрались старшие, только второго курса не было видно. Происходило что-то непонятное — на земле лежал здоровенный круглый кусок материи. Старшекурсники подняли его и растянули. Оказалось, что у этой материи по бокам есть ручки. И державшие этот тент и те, кому не хватило ручек, смотрели вверх и будто чего-то ждали. А затем там наверху, прямо на бортике крыши, появился человек. Приглядевшись, я узнал одного из второкурсников. Выглядело всё это пугающе — корпус у нас был всего в три этажа, но в целом довольно высокий, почти как стандартная пятиэтажка.

Фигурка наверху казалась маленькой и далёкой. Второкурсник посмотрел вниз. Аккуратно развернулся и встал спиной. Медленно развёл руки в стороны и застыл в этом положении. А затем неотвратимо и пугающе медленно стал заваливаться на спину. Кто-то из наших вскрикнул, кто-то испуганно выругался. Может быть, я. Уже зависнув над пустотой, в последний момент, падающий оттолкнулся ногами от бортика.

Сердце моё ухнуло вместе с ним куда-то в низ живота. Но всё закончилось благополучно — он упал прямо в центр этого тента, который держали. Тело его отпружинило, потом ещё, ещё немного. Материю опустили, положили вместе с ним на землю, и он бодро вскочил на ноги. Это был тот самый парнишка, который уложил Мочку, когда мы жили вольным распорядком. Вокруг раздались аплодисменты — хлопали все, собравшиеся внизу, кроме тех, кто держали тент, они его снова натянули. Мы присоединились и тоже восторженно зааплодировали смельчаку. Парнишка слегка улыбнулся, церемонно раскланялся и отошёл в сторону. А наверху появилась ещё одна фигурка, которая тоже повернулась спиной.

Воображение у меня всегда было хорошим и всё время, пока совершались эти прыжки, сердце моё продолжало панически замирать, а желудок будто заморозили. Я пытался представить каково это — повернуться спиной и затем, не видя куда, не видя спасительного тента, полететь в пустоту, глядя в удаляющееся небо. Я всегда боялся высоты, и постоянно во сне падал или готовился упасть, или боялся упасть. Виктор Робертович пояснил нам, что это своего рода посвящение во второкурсники. Вот именно такой прыжок, спиной, "на веру" как он выразился. В моей голове снова непроизвольно мелькнула мысль о побеге.

После второго курса наверх поднялся третий. Нам тоже разрешили подержаться за край тента, правда, ручек для нас не хватило, их держали четверокурсники. Падавшим сверху третьекурсникам уже не аплодировали, видимо, для них это было привычным делом. Потом прыгал четвёртый курс. Или падал? Я затруднялся с определением. А затем Виктор Робертович обратился к нам:

- Ну что, — сказал он. — Кто хочет попробовать? Просто бомбочкой? Это необязательно. Исключительно по желанию.

Мы молчали растерянно.

И тут случилось что-то непонятное.

- Хорошо, Кирилл, — сказал Робот, глядя на меня. — Кто ещё?

Я тупо смотрел, как вызвалось несколько наших, человек десять всего получилось, остальные смущённо и с улыбками отнекивались. Затем Виктор Робертович повёл нас на крышу.

- Игорь, — тихонько спросил я шагавшего рядом со мной по ступеням Данченко. — А я что — вызвался прыгать?

- Ну да, — удивился он. — Вызвался. Опередил меня, чертяка. Я как раз собирался… Шутишь всё? Ну сейчас посмотрим какой ты нахрен шутник.

Тент сверху казался совсем маленьким. Просто непонятно было как в него попадать. Я оглянулся на своих. Снизу мне махали, свистели и что-то кричали. Но я не мог разобрать что. Может, кричат, что не нужно прыгать? — мелькнула спасительная мысль. Испортилось что-нибудь? Я ещё раз оглянулся. Встретил изучающие глаза Мочки.

- Просто прыгай будто в воду, — сказал Виктор Робертович. — Сильно не толкайся и ноги подожми. Умеешь бомбочкой прыгать?

Я кивнул, говорить было страшно, чувствовал, как подрагивает нижняя челюсть. Наверняка все заметят, если начну говорить.

- Это мягче, чем в воду получается. Поймают, не бойся. Хочешь, я первым прыгну?

- Я не боюсь, — сказал я и отвернулся.

Бортик крыши был невысокий, мне по колено и обит сверху блестящим железом. Вначале я хотел встать на него коленями и потом подняться, но это самое "не бойся" уже не позволяло мне так сделать. Шагнул на бортик, глядя на сосны, росшие с этой стороны. Я был почти на уровне их верхушек. А здесь хорошо, некстати подумал я, листья не падают, убирать не надо. "Убирать" — какое универсальное слово. Одну букву заменить и получается "умирать". Другую букву заменить — получается "убивать". "Его нужно убирать". Два в одном. "Умивать". Вся эта чушь отпечаталась в голове буквально за миг. Дрожал уже не только подбородок, но и колени. Надо быстрее, сейчас заметят! — мелькнула паническая мысль. Я посмотрел вниз — отсюда с бортика тент казался ещё меньше. Снизу продолжали махать и разевали рты, но я теперь вообще ничего не слышал. Уши были будто заложены ватой или чем-то ещё более плотным — ни звука не проникало внутрь меня. Наоборот, звук рвался изнутри. И чтобы его удержать существовал только один способ. Стой, идиот! — успел подумать я, уже оттолкнувшись и падая. Уже неостановимо.

Не знаю, успел ли я собраться в "бомбочку". Но приземлился вроде бы благополучно. Это оказалось не так мягко, как говорил Робот, внутри меня всё качнулось и едва не выплеснулось наружу, так я это почувствовал. Затем под спиной стало твёрдо и я поднялся на ноги. Меня хлопали по плечам и говорили ободряющие слова, а я радовался тому, что снова могу слышать. На подгибающихся ногах сошёл с тента, чувствуя, что к моему лицу приклеилась совершенно дурацкая улыбка.

- Молодец, Краснов, — прогромыхал вдруг оказавшийся на пути Громозека. — Ты куда это?

Я, похоже, продолжал идти прямо в него, потому что мне на плечо легла его огромная лапища, которая по размеру была больше моего плеча раза в два и развернула меня, оставшись лежать на плече. И я наконец смог остановиться. Впереди раздался новый взрыв возгласов, потом я увидел, как из группы людей вышел Игорь Данченко. Вид у него был такой же залихватский и самоуверенный, как обычно. Я поискал глазами и наткнулся на взгляд Крылова. Оказывается, он вместе с другими нашими, не захотевшими прыгать, стоял тут, совсем недалеко от меня. Крылов будто выискивал в моих глазах что-то, затем вздохнул, недоверчиво покачал головой и пошёл в сторону подъезда. За ним двинулся и его друг Сумин, а потом и все остальные. Я сразу догадался, что пошли они на крышу. Последним оставался Ипполитов. Лицо у него было странное — какое-то пустое и вообще ничего не выражало. Я первый раз такое в жизни видел. Потом по нему будто прошла рябь, как по воде, и появилось выражение. Он посмотрел на спины уходящих, посмотрел на меня. Улыбнулся мне как-то даже радостно и повернулся догонять.

И тут мне почему-то стало страшно. Вообще непонятно почему. Я стоял и слушал одобряющие выкрики, смотрел на своих однокурсников, поодиночке выходящих из-за спин. Лица у них были разные и мало кто походил на себя. Слушал, смотрел и думал, что это за страх такой и откуда он? На моём плече продолжала лежать надёжная тяжёлая лапа Громозеки и вроде бы бояться уже было совсем нечего. И я решил, что это меня догнал тот старый страх, из которого я попытался выпрыгнуть, но, видимо, не получилось. И тут вдруг голоса впереди изменились, стали совсем другими. А страх мой немедленно развернулся в полную силу. Я побежал.

- Что с ним?!.. Рука, смотрите!.. Где врач?.. Валера!.. Валерий Геннадич!

Я протолкался и увидел четверокурсника Олега, с которым вместе приехал в Школу. Он сидел на корточках и как-то неловко нянчил правую руку. Внутри у меня мелькнуло чувство, похожее на облегчение, и тут я увидел Ипполита. Он неподвижно лежал спиной вверх на тенте совсем близко от края. Лицо отвергнуто в другую сторону, и я видел только профиль и закрытый глаз. Рядом с ним сидел бородатый лысый человек. Это был доктор, он уже несколько раз успел осмотреть нас у себя в домике, где располагалась медчасть. И прививки нам делал. Доктор аккуратно трогал Ипполита.

- Непонятно, — сказал он. — Руки-ноги на вид целые… Сейчас.

Порылся в кармане и достал небольшой флакончик. Отвернул пробку и сунул его под нос лежащего.

Через некоторое время Ипполит дёрнул головой и громко застонал. Заворочался. Доктор следил за ним, а затем помог сесть на колени. Стонать Ипполит перестал. Он сидел на коленях и с каким-то изумлением оглядывался вокруг.

- Ну ты как? — спросил его лысый. — Слышишь меня? Где болит?

Ипполитов перестал озираться и сфокусировался на докторе.

- Болит? — переспросил он. — Нигде не болит. А что?

Он попытался встать, но доктор придержал его.

- Погоди. Не спеши, — обернулся к стоявшим. — Кажется, просто обморок. Даже и на сотрясение не похоже. Сильно он приложился?

- Да хер его знает! — раздражённо кто-то. — Сиганул как олень, еле поймали! Олега посмотрите, Валерий Генадич, что с ним?! Блин, как же не вовремя это! Слышь, дурак — вон кого благодари! Спас тебя! Хотя нахер такое чмо…

- Морозов! — строго оборвал оказавшийся вдруг рядом Виктор Робертович, он тяжело и часто дышал. — Возьми себя в руки!.. Стыдно!

Я протиснулся, чтобы посмотреть. Оказывается, это Морозов так говорил. Так близко от него я ещё не был. Он скользнул по Роботу взглядом, его красивое лицо слегка скривилось и снова обратился к доктору, присевшему возле продолжавшего нянчить руку курсанта.

- Валерий Генадич, ну что с ним?

- Нормально, — сквозь зубы ответил Олег за доктора. — Похоже, просто вывих… Артём, не надо на пацана, правда…

- Не пойму пока, — сказал доктор, поднимаясь на ноги. — Пойдём, внимательнее посмотрим. Можешь встать? Братцы, помогите. И ему помогите. Давайте ко мне их.

Ипполиту мы сами помогли. Правда, он похоже действительно не нуждался в помощи и отводил пытающиеся ему помогать руки. Лицо у него было непривычно сосредоточенным. Но мы всё равно всем курсом довели его до медчасти.

Внутри остался Виктор Робертович, а мы вышли на улицу и, не сговариваясь, все вместе отошли в сторону, обмениваясь короткими неопределёнными восклицаниями.

- Из-за этого придурка все думают, что мы какие-то чмыри! — вдруг со злостью сказал Бандуркин. — Парни, надо с ним решать!

Я просто опешил от этих слов. Затем внутри стала подниматься волна ненависти. Но меня опередил Корнеев.

- Что ты говогишь такое?! — возмущённо крикнул он. — Ты что, с ума сошёл, козлина?! Нельзя так!

Немного выкаченные глаза Бандуркина немедленно налились бешенством, он повернулся к Корнееву.

- Что ты сказал, заморыш?!

К нему тут же придвинулись Резников и Киселёв успокаивая:

- Коля, спокойно, спокойно…

- Вы слышали, как он назвал меня?! Да за такое у нас!…

- Да я сам тебе сейчас нос свогочу! — кипятился Корнеев, которого тоже уже придерживали.

Тут мне снова попался на глаза Мочка. Он ухмылялся, глядя на всё это.

- Андрей! — громко сказал я ему. — Смешно тебе? Насекомые мы всё, да?! Тоже так считаешь, как он?!

- Не твоё дело, Красный, как я считаю!

Мочка тяжело исподлобья смотрел на меня. Все затихли.

- Да. Я считаю, что Ипполит придурок и ему не место здесь!.. — он перевёл взгляд на Бандуркина. — Но он НАШ придурок. Понял?! И нехер всяким там про НАШЕГО что-то говорить! Спускать такое нельзя!

Бандуркин отвёл глаза.

После этой такой неожиданной для меня речи Мочки, все как-то сразу успокоились, будто задумавшись. Я и сам задумался. Про это самое "НАШ" и "НАШИ". Удивил он меня сильно.

Из медчасти вышел Виктор Робертович и подошёл к нам.

- Нормально всё вроде бы с Ипполитовым, — сказал он. — Доктор пока понаблюдать ещё хочет. Переживаете за товарища? Это хорошо.

- А как это он так? — спросил Мишин.

- Моя вина, — сказал Робот. — Видимо, плохо объяснил. Он разбежался зачем-то. А я не успел остановить.

У меня перед глазами всё маячила эта улыбка Ипполита. Но я не стал ничего говорить.

- А Олег, — спросил я. — Который поймал его?

- С ним не очень. Вывих доктор вправил, но подозревает, что там ещё разрыв связок. Очевидно, держал до последнего. Не отпустил. Молодец, что тут скажешь.