ЧВШ - Частная Военная Школа. Первый курс

Глава 19. Отдача

- Во втором красном камеру поменяйте, — сказал голос в динамике.

Я бросился расстёгивать только что старательно затянутый ремень, шлем оказался мне великоват и пришлось затянуть потуже, но, не успев расстегнуть, вспомнил, что у меня четвёртый номер. Двойка была у Серёги Грачёва. Он тоже успел застегнуться и теперь судорожно дёргал ремешок, не желавший расслабляться. Видно было, что Грач сильно волнуется. К нему подошёл третьекурсник из запасных и помог. Затем снял крышку защитного кожуха, прикрученного к шлему, достал оттуда маленький кубик видеокамеры и вставил вместо неё такую же.

- Есть сигнал, — произнёс через некоторое время голос. — Нормально… На позицию.

Голос принадлежал лысоватому длинному мужику в очках с толстенными стёклами. Звали его Виталий Андреевич, а прозвище — Левитан. Прозвище мы давно подслушали у старшекурсников, но так и не поняли его смысл. Вспомнили, что был такой художник, а вот про диктора времён войны никто из нас тогда не знал. Виталий Андреевич включал и отключал трансляцию, следил за технической стороной картинки на месте, а также фиксировал победителей. Сидел он в одном из подсобных помещений, смонтированных на втором этаже ангара. Левитан в Школе был кем-то вроде инженера по эксплуатации вообще всего, а со второго курса вёл уроки познавательной физики. Но пока что мы с ним пересекались только в столовой и на Забегах.

Я одернул майку и более тщательно заправил ее в штаны. Майки нам выдали белые. Белые, представляете? Цвет первого курса, как оказалось. В целом, с надписью смотрелось неплохо. "Violets" — так назывались фиалки по-английски. Но белые! Пачкались капитально. Выдали их совсем недавно, по две штуки каждому. Робот предупредил, что они только для Забегов. Я просто померял. Обе, конечно, померял, мало ли? Ну ладно, несколько раз померял. Ну походил немного, надо же было проверить, как они в движении, не мешают? А вчера, под вечер уже, посмотрел — обе с какими-то пятнами! Кинулся к стиральной машинке "Фиалок", а она уже крутится. Только что кто-то из наших включил и ещё режим, собака, поставил почти на два часа! Как назло. В общем, пришлось с утра заряжать машинку, после завтрака развесил, всё вроде отстиралось, но высохнуть толком не успело. А в ангаре нежарко было, знаете.

- Приготовились, — сказал Левитан. — Трансляция пошла. "Гладиолусы", поднимите руки, вас представляют… Теперь "Фиалки"… На старт… Внимание… Пять, четыре…

Как только он сказал "Гладиолусам" поднять руки — у меня под маской сразу отчаянно зачесалось в носу. Но пока я прислушивался к своим ощущениям, упустил момент, и когда поднимал руку на нашем представлении, то больше всего хотел вместо этого засунуть её под решётку и почесаться. Представляли нас всех вместе, а не по номерам, как старшекурсников. Какой-то частью я понимал, что это просто сам сейчас придумываю и накручиваю себя, а другая часть конкретно была на измене, готовилась чихнуть и опозориться. Я осторожно поднял глаза вверх на штангу, свисавшую с потолка, с закреплёнными на ней камерами. Одна пялились точно в меня, вернее, в зону нашей базы. Этот ракурс попадал на главный экран как раз в начале, на представлении команд, и после окончания, во время повторов свалок в этой зоне и моментов взятия флага. По идее, его уже должен был сменить общий вид сверху. Или ещё нет? На отсчёте точно будет общий план, тогда и почешусь, в панике решил я. И тут же почувствовал, как мой собственный нос сам, без моего участия, судорожно втянул порцию воздуха, потом ещё, потом ещё. Забыв про приличия, я зашарил по решётке шлема, чтобы добраться до предателя, но не успел и как раз на счёте "один" оглушительно с треском ушах чихнул. Так что команду "вперёд" даже и не расслышал.

- Ну что же? Давайте посмотрим, — сказал Виктор Робертович. — Подходите ближе.

Он повернул ноутбук, чтобы всем было удобнее смотреть и включил первый Забег. Как раз этот наш с "Гладиолусами". Общее впечатление вначале оказалось хорошим — наши белые майки с латиницей, балаклавы и шлемы — всё выглядело прилично, как у старших и вполне по боевому. Белые майки показались мне даже более красивыми, чем жёлтые второкурсников. Себя я смог опознать только по номеру на шлеме. Комментатор тараторил по-английски, вот мы вскинули руки вверх, вот шлем с четвёркой странно дёрнулся и его обладатель с запозданием побежал к крайнему левому коридору. С противоположной стороны в этот коридор шустро юркнули три синих шлема. Четвёртый номер застыл у входа, но как только в поле его зрения из-за зигзага коридора появились бежавшие, то, странно наклонив голову, побежал им навстречу. Мне тогда показалось, что медлил я гораздо дольше. Мы никогда не тренировались в балаклавах и вид этих стремительно приближающихся неопознаваемых чёрных морд заставил меня оцепенеть. Но как оказалось, длилось это совсем недолго. Честно говоря, я вообще не помнил, как побежал им навстречу. Не было такого воспоминания. Что же я — с закрытыми глазами побежал? Всё-таки зассал, получалось. Номер четвёртый тем временем упал на колени, очевидно рассчитывая, что бегущие об него споткнутся, но сделал это слишком рано и они просто перескочили. Затем буквально снесли выскочившего в этот коридор на подмогу участника с цифрой "два" на шлеме и швырнули его в оставшегося на базе "красного" с тройкой, Мочку, сразу затем навалившись на него. После этого там образовалась куча мала, катающаяся по полу и отчаянно сучащая конечностями. В это время из другого крайнего коридора выскочила невысокая фигурка в синем шлеме, в которой я без труда опознал Мишина, ловко подскочила к базе в обход дерущихся, цапнула красный флаг и помчалась обратно той же дорогой. А что же четвёртый номер, где он? Он уже был на своей базе и бросился догонять того, кто схватил флаг. Это я помнил. А где же ещё двое наших? Один из них как раз забежал в центральный коридор, в руке у него развевалась синяя тряпка. Номер один, Киселёв. А пятый номер Старцев катался по полу на чужой базе, намертво сцепившись с "синим". "Четвёрка" явно не догоняла Мишина, а тот явно опережал Киселёва с флагом. Тем более что едва тот выбежал, как ему навстречу вскочил один из "синих". Но они даже не успели схватиться, Мишин в это же время перепрыгнул борющихся на своей базе и положил флаг в зону. Все застыли, услышав сигнал, а затем стали аккуратно выбираться друг из-под друга. Только дурак в красном шлеме под номером "четыре" всё-таки добежал до своего захваченного флага и застыл там, беспомощно крутя головой.

Я почувствовал, как у меня горят уши. Там на месте мне казалось, что я при деле, что стараюсь и приношу пользу. Просто нам не повезло. А теперь-то было очевидно, что я единственный из всех просто пробегал как дурачок туда-сюда, ни с кем не дрался, не совершил вообще никаких полезных действий. Ни одного. Абсолютно бесполезный!

Не смог хоть ненадолго задержать хоть кого-то — это раз. Ну и ладно, фиг бы с ним, раз перескочили, так нахрена ж было пытаться догонять?! Беги к ним на базу, придурок! Это была бы победа вот по данному конкретному сценарию развития. И третье — ну почему ты, идиот, побежал догонять Мишина через дальний коридор, почему не по кратчайшему пути?! Я глухо застонал.

- Так, — сказал Виктор Робертович, — Ну тут с ошибками сами разберётесь. Поехали дальше.

- Простите, пацаны, — пробормотал я, не в силах поднять глаза.

- А давайте со шлема посмотрим? — влез Мишин. — С моего?

- Обойдёшься, — проворчал Робот и запустил следующий бой.

Поскольку у нас было четыре команды, а не три как у всех, то наш курс в свою очередь проводил два Забега один за другим. Виктор Робертович показывал их в той самой последовательности. Но я не мог сейчас сосредоточиться на других командах и просто ждал нашего следующего Забега, гадая, насколько сильно в нём налажал. Понятно уже было, что мои представления на месте совершенно не совпадают с действительностью. По моим представлениям — в следующей встрече я старался, и даже очень. А как же было на самом деле?

В этом Забеге мы собирались сразу атаковать и пустить вперёд танк, Мочку, поскольку у "Астр" на роль танка никто не подходил, разве что Ипполит, но и то только ростом. Мне отводилась поддерживающая функция и захват флага. Трое оставшихся наших должны были задержать чужую атаку. План был вполне нормальный и теперь оставалось понять, что пошло не так.

"Астры" не спешили, и, увидев нас с Мочкой, отправили нам навстречу всего двоих, а остальные по соседним коридорам побежали на нашу базу. С Мочкой схватился Ипполит, но лёгкой победы не получилось. Ипполит проявил фантастическое упорство и, даже упав, вцепился в ноги Мочке. Номер "четыре", то есть я, суетливо протиснулся мимо них и тут же отлетел назад, опрокинутый сильным ударом второго "синего". Но "четвёртый" не сплоховал, успел ухватиться за ударившего, потащив его за собой. Упали они на всё ещё пытавшегося отцепить Ипполита от своих ног Мочку и заблокировали проход ещё сильнее. Выходило, что теперь "третий" уже только мешал. Нервничая, я посмотрел на нашу базу и увидел, что один из "синих" схватил флаг и, отдирая от себя цепляющиеся руки, убегает.

Конечно, наши, оставшиеся на защите, не справились. Но ведь на них сильно и не рассчитывали, какое-то время они все же выиграли. А я, получается, снова был бесполезен. Вернее — помешал, чего там? Надо честно смотреть на вещи.

Теперь я уже не чувствовал никакого стыда. Эта стадия перешла в новую. Гораздо более неприятную. Последняя моя надежда на самооправдание умерла. Я точно знал, что налажал в третьем проигранном нами Забеге. Да, мы проиграли все три Забега. И получается, что все три проигрыша случились из-за одного конкретного придурка.

Но когда я смотрел третий Забег, то снова случился перевертыш. Тут, наоборот, никакой откровенной лажи я за четвёртым номером не заметил. Его одного оставили в защите. У "Тюльпанов" фактически было два танка — Говядин и сильно окрепший за эти полгода Бандуркин, так что мы решили сразу всеми силами продираться к ним на базу, дождаться там прибытия своего флага и, забрав оба, возвращаться к себе. "Четвёрке" нужно было просто ненадолго отвлечь напавших, дать десяток секунд. Мне казалось, что я не дал и пяти. Но запись продемонстрировала другое — "четвёрка" мельтешила против троих противников как чёртик, вырывала из их рук красную тряпку (свой флаг можно было трогать только после того, как его взяли чужие), металась, хватала и успокоилась только после того, как её прижали к полу и один из нападавших, отскочив для короткого разбега, влепил ей ногой под рёбра. Удар был хорош — "четвёрка" скрутился в узел. Этот удар я помнил. С нашатырём отходил. Но я выиграл в итоге секунд двадцать, не меньше.

- Так, — ткнул пальцем в экран Виктор Робертович и шлёпнул пробел. — А вот с этим мы будем разбираться!

Снова запустил воспроизведение.

Как оказалось — зря я так долго упирался, наши не дождались возвращения "синих" и разделились, отправив двоих с флагом, которые нарвались на двоих противников, притормозивших их, оставшиеся бросились на помощь. А ещё один "синий" незаметно прошмыгнул к себе на базу с нашим флагом.

Тут моей явной вины не было, нашим нужно было просто действовать по плану. Но чувство некоторого облегчения оказалось недолгим. Виктор Робертович отмотал запись на момент, в котором меня добивали, и покрутил запись туда-сюда всматриваясь.

- Так, "Тюльпаны", и кто же это был под первым номером?.. Чего молчим, я не понял?!

- Я был, — сказал Бандуркин, глядя исподлобья. — Вы же и так знаете.

- Ты наше правило знаешь? Про отдачу?.. Ну это тот самый случай. Никакой нужды в этом действии не было… Раз знаешь, тогда ложись.

Бандуркин всё так же глядел на Виктора Робертовича набычившись, на его лице начали проступать красные пятна.

- Я не понял, — удивился Робот. — Ты чего ждёшь, курсант?

- Куда? — глухо спросил Бандуркин.

- Туда, где стоишь. Разойдитесь-ка, дайте ему место.

Народ попятился в стороны, освобождая пространство.

Бандуркин поглядел по сторонам, затем себе под ноги.

- Да не надо, Виктор Робертович, — вмешался я. — Это же в запале было. Всё же прошло. Я прощаю.

- А это тебя не касается, — холодно сказал Робот, блеснув очками. — Правило есть правило. Ты не можешь его отменить. И я не могу. И никто не может… Ничего личного, курсант… А ты почему ещё на ногах?!

Бандуркин ожог меня взглядом и растянулся на полу в упоре лёжа.

- Краснов, — сказал Виктор Робертович, — Ударь его. Ударь так же, как он тебя ударил. И будешь бить, пока не ударишь точно так же, это понятно?! Так что, если не хочешь зря мучить товарища, то бей сразу нормально.

- Виктор Робертович, я так не могу. Это неправильно так…

- Краснов. Это правильно. Потому что по правилу. Потому что такое у нас правило. Оно существует для того, чтобы каждый из вас знал, что его ждёт, если он перейдёт грань в отношении своего товарища. Члена своей Семьи. И чтобы те, кто пойдёт против члена нашей Семьи, знали, что их ожидает! Это все понимают?! Так что давай-ка не тяни резину. Думаешь, ему приятно тут валяться?

В целом — всё правильно он говорил. Всё логично. Но я продолжал мяться, будто чего-то боялся. Будто тоже какую-то грань перейти.

Я поднял глаза на пацанов. Они все глядели на меня. Кто-то просто без выражения, как на персонажа из кино. Кто-то с сочувствием. Игорь Данченко с ироничной ухмылкой. А Мочка? Мочка тоже глядел, а затем слегка кивнул.

Я сделал шаг вперёд и с широкого замаха со всей силы врезал ногой Бандуркину под рёбра.

Нормально попал, я сразу почувствовал — он скрючился, сдавленно выдохнув, прямо как я тогда.

Что я чувствовал? Чувствовал удовлетворение от хорошо выполненной работы. Злорадства не чувствовал. Жалости тоже. Но я его вряд ли вообще мог пожалеть. А кого бы я мог пожалеть? Я поискал глазами — лица вокруг изменились. Большинство с тревожным любопытством наблюдали за корчащимся Бандуркиным. Я наткнулся на лицо Ипполита, тот смотрел на меня с каким-то странным выражением, которое я не мог расшифровать, а затем отвернулся.

Виктор Робертович встал и наклонился над Бандуркиным.

- Да, — сказал он, — Похоже… Ну а это довесок от Школы.

И сильно ударил ногой туда же, куда и я. Бандуркин коротко дёрнулся.

- Все всё поняли? — спросил Робот. — Все всё запомнили? Ну я надеюсь.

И он снова склонился над Бандуркиным, достав из кармана склянку с нашатырём. Он её всегда с собой носил.