ЧВШ - Частная Военная Школа. Первый курс

Глава 18. Новый год

30 декабря пошёл дождь. Он беспощадно смывал всю белую зимнюю сказку, возвращая чёрную угловатость действительности. Меня это неожиданно сильно опечалило. Не то, чтобы я как-то особенно любил сам праздник встречи Нового года. Последний раз — вообще встречал его в том воровском притоне, о котором рассказывал. Та встреча оказалась совсем простой, если можно так выразиться — напился и обблевался. Возможно, даже не от водки, а от того "веселья", которое там происходило. Но были в моей памяти встречи и хорошие, даже трогательные. С мамой помнились какие-то эпизоды и в одном интернате, когда ещё маленьким был, тоже очень неплохо получилось. С ёлкой, хороводом, Дедом Морозом из преподов и Снегурочкой-докторшей. Девчонки наши особенно тогда ждали Новый год и их трепет передавался. Но тогда было белым бело. Санки, горка, снежки, мишура, красные руки. С тех пор мне казалось, что белым бело — это одно из главных условий хорошего праздника. Но тут оно уже явно не выполнилось.

Одно было хорошо — дождь расплавил весь лёд на озере. 31го числа в честь Нового года я, как и Виктор Робертович, сплавал почти до середины.

В этот день был настоящий полноценный выходной и после завтрака я отправился гулять по лесу вместе с Вовкой Дороховым и Грачёвым. Лесную дорогу, по которой сюда когда-то приехали, мы уже знали неплохо, наши субботние кроссы как раз по ней и проходили. А вот по сторонам от неё располагалась неизведанная земля. Территория Школы в лесу была огорожена металлической сеткой, натянутой между бетонными столбиками. Поперёк дороги висела простая железная цепь, цеплявшаяся крюком, во время кроссов мы просто ныряли под неё. От непрошенных гостей защита получалась слабая. Правда, кое-где на заборе и возле въезда висели таблички, предупреждающие, что это частная территория и проход запрещён, и ещё на деревьях было хорошо заметно несколько видеокамер довольно допотопного вида, будто их специально повесили так, чтобы они бросались в глаза. Правда, Игорь Данченко говорил, что тут наверняка есть и другие камеры, гораздо менее заметные, а также датчики движения. Возможно, так и было. Непонятно только кто за всем этим следил и где находились мониторы. В любом случае мы ничего предосудительного не делали, гулять, если нет занятий, нам разрешалось где угодно.

Мы решили пройтись от дороги вдоль забора и посмотреть, где он обрывается, поскольку с другой стороны, со стороны тира, никакого забора видно не было. Территория у Школы получалась довольно большой — от забора не просматривалось никаких зданий, они все скрывались деревьями.

Забор шёл по лесу, а затем постепенно спускался и упирался в заболоченную поросшую ивняком низину. Мы вернулись и пошли в другую сторону. Там картина оказалась похожей. Снова возвращаться не хотелось, и мы полезли по этой низине, пытаясь сделать круг. Странновато всё это выглядело — вечером Новый год, а мы тут чавкаем грязью, продираясь через заросли, непонятно зачем. В итоге перемазались, но прорвались и вышли на луг, с которого уже был виден наш корпус, спортивная площадка и неестественно зелёный холм тира. Выяснилось, что Школа расположена на своеобразном мысе, выпирающем из леса. Открытие было так себе, но мы всё равно оказались довольны тем, что смогли его сделать. За нашими спинами местность снова задиралась вверх и начинался лес. Мы через поле побрели назад.

Обычно молчаливый Серёга Грачёв неожиданно разговорился. Я запомнил, как он тогда практически спорил с ЕП о чудесах и решил спросить об этом. Он нехотя, но всё же рассказал про то, что его родители вместе с младшим братом разбились на машине. Из родных у него оставалась только бабушка, но она была слишком больная, так что жить с ней ему оказалось нельзя. Она иногда навещала его в интернате. Бабушка была очень религиозна, она всё оправдывала, даже смерть близких. А вот у Серёги был серьёзный внутренний конфликт с этим оправданием. Но и сомнения тоже присутствовали. Вовка подключился, и мы вместе пытались определиться. Всё-таки мы все тут по стандартным представлениям были покусанные судьбой, так что имели право быть в претензии. Но только непонятно к кому? В итоге решили поднять эту тему с ЕП. Мы уже сильно в него верили.

Такое получилось у нас новогоднее путешествие. Но после обеда наконец стало казаться, что о празднике в Школе всё-таки помнят. Старшекурсники принесли со склада несколько коробок, в которых оказались всякие украшения — мишура, гирлянды с лампочками, стеклянные шарики и тому подобное. И мы вместе со старшекурсниками стали наряжать столовую. В разгар этого прикатил Громозека на грузовике, в котором оказалась здоровенная ёлка. Мы затащили её, установили в центре столовой и тоже принялись наряжать. Третьекурсники поставили диджейский пульт, но пока просто запускали песенки с новогодней тематикой. Праздничное настроение у меня стало повышаться. Затем совершенно неожиданно приехал Чирков. Мне казалось, что у такого важного человека должны быть более важные новогодние планы, но он расхаживал по столовой, придирчиво разглядывал нашу работу и сам полез на стремянку вешать звезду на макушку ёлки. А вот Виктор Робертович наоборот — вчера уехал куда-то, его замещал четверокурсник Денис. Замещал весьма увлечённо — рулил нами вовсю и покрикивал, впрочем, вполне пока добродушно. И ещё нескольких взрослых не было. Но ЕП остался с нами. Он сидел в углу и щёлкал ножницами, вырезал из белой бумаги снежинки. Потом к нему присоединился ещё один взрослый, тоже взявшись за ножницы. Узнал я его не сразу, а когда узнал, то просто обомлел — это был Весёлый. Михаил Иванович сбрил свои фельдфебельские усы, без которых его лицо теперь выглядело голым и беззащитным. Но зато оказалось, что он довольно симпатичный и совсем ещё нестарый. Он что-то рассказывал ЕП, тот улыбался и недоверчиво покачивал головой. Потом к ним присоединился Чирков, а затем подтянулись двое воспитателей старших курсов, Громозека и доктор. Чирков отобрал у ЕП ножницы и сам теперь вырезал снежинки. Появилось ощущение, будто они всё не просто коллеги, а самые настоящие друзья.

Вопреки ожиданиям ужин оказался вполне стандартным — картофельная запеканка с рыбой, даже никакой конфетки не положили. После ужина мы ещё погуляли, с надеждой посматривая на небо. Но вместо снега снова зарядил унылый дождик. Тем не менее настроение у всех нас было приподнятым, хотя и оставались некоторые сомнения по поводу предстоящего праздника — дни рождения, например, у нас не отмечались вообще никак. Просто Виктор Робертович объявлял об этом на самоподготовке и мы вяло хлопали имениннику.

Потом Денис собрал нас и повёл на второй этаж столовой. Он выглядел непривычно взволнованным. На втором этаже у нас было что-то вроде кинозала, там стояли ряды кресел и небольшая сцена. Только никакого кино нам здесь пока не показывали, мы и были тут всего только пару раз. Может быть, теперь покажут? — радовались мы рассаживаясь. Но оказалось, нас ждало кое-что другое — четвёртый курс подготовил спектакль.

Их выбор был не самым новогодним — про какого-то принца, призрака его папаши, мамку его заторможенную и дворцовые интриги. Как же нам всё это понравилось и передать не могу. И костюмы, и завывания Призрака, которого как раз и играл Денис, и пищанье девчонки Офелии, в которой, несмотря на возможно чрезмерную накрашенность, мы узнали Олега. Принца играл Морозов. Принц был какой-то непонятный, я бы на его месте вообще всё по-другому сделал. Мы вначале хлопали чуть ли не после каждой фразы и угомонились только после того, как сидящий в первом ряду Константин Михайлович погрозил нам кулаком.

На наш взгляд — играли все просто замечательно. После окончания пьесы игравшие вышли на сцену и кланялись под аплодисменты. В центре стоял и кланялся вместе со всеми седой мужчина с тонким нервным будто бы измятым лицом. Оно было нам знакомо, он ел вместе со взрослыми и единственный из всех, проживающих в Школе, кроме женщин с кухни, никогда не носил ни спортивных костюмов, ни камуфляжных курток, одевался подчёркнуто нестандартно — разные пиджаки, свитера и ещё любил цветные шейные платки. Звали его Вениамин Сергеевич, а прозвище у него оказалось Неумирович, аналогия стала понятна нам гораздо позже. Он раньше был актёром, в Школе преподавал сценическое мастерство и культуру речи. Эта дисциплина считалась важной, ей уделялось довольно много внимания, и крови Вениамин Сергеевич потом попил у нас немало, но об этом я расскажу в своё время.

Когда мы спустились, то просто ахнули — все столики оказались сдвинутыми в линию, раздваивающуюся и огибающую ёлку. Они были завалены едой. Целая куча салатов, мясные блюда, колбасные и сырные нарезки, вазочки с конфетами и тортики. Целыми батареями стояли лимонады всех видов и даже бутылки шампанского. Я вдруг осознал, насколько сильно тосковал по лимонаду. Непонятно было, кто всё это приготовил, неужели тётя Маша с тётей Симой? Они были тут же, в нарядных платьях, и даже Степаныч выглядел довольно прилично. Позже мы узнали, что праздничную еду привёз из города Константин Михайлович. Денис с взъерошенными волосами, кое где всё ещё перемазанными мелом (в пьесе у Призрака были стоящие торчком седые космы), показал нам, куда садиться, а затем вместе другим четверокурсником откупорили несколько бутылок шампанского и налили нам в бокалы. Вокруг хлопали пробки и все занимались тем же самым — наливали шампанское.

- По бокальчику! — сказал Денис, свирепо вращая глазами. — Увижу кого бухим — лично от меня получит! И минус тыща от Виктора Робертовича, это понятно?!

Мы послушно кивали — и на такую щедрость никто не рассчитывал.

Константин Михайлович постучал вилкой о бокал и произнёс небольшую речь. Снова про Семью. И здесь, за общим праздничным столом, в неё верилось довольно сильно.

- С наступающим! — закончил Константин Михайлович и мы стали чокаться со всеми, до кого могли дотянуться.

Шампанское оказалось невкусным, слишком кислым, и мы сразу бросились его поскорей заедать. А я ведь как дурак запеканки наелся. Ведь мог же догадаться?

Через некоторое время с бокалом в руке поднялся ЕП. Он с Чирковым и другими взрослыми сидел в центре, напротив ёлки. Ему не пришлось стучать по бокалу. Увидев, что он встал, старшекурсники подлили себе шампанского, а мы, под бдительным взглядом сидевшего с нами Дениса, разлили лимонад, я лично с удовольствием, охота была эту кислятину хлебать. ЕП дождался, пока суета закончится, и негромко начал говорить:

Плывёт в тоске необъяснимой

среди кирпичного надсада

ночной кораблик негасимый

из Александровского сада,

ночной фонарик нелюдимый,

на розу жёлтую похожий,

над головой своих любимых,

у ног прохожих.

Плывёт в глазах холодный вечер,

дрожат снежинки на вагоне,

морозный ветер, бледный ветер

обтянет красные ладони,

и льётся мёд огней вечерних

и пахнет сладкою халвою,

ночной пирог несёт сочельник

над головою.

Твой Новый год по тёмно-синей

волне средь моря городского

плывёт в тоске необъяснимой,

как будто жизнь начнётся снова,

как будто будет свет и слава,

удачный день и вдоволь хлеба,

как будто жизнь качнётся вправо,

качнувшись влево.

- Чтоб мы все стояли твёрдо и не качались!

Потом был бой курантов в динамиках. Потом был фейерверк во дворе, оказалось, что Константин Михайлович привёз целую батарею. Мы сдвинули столы, выключили свет, остались только гирлянды и разбрызгивающий лучи вращающийся шар под потолком. Диджей врубил музыку и я потерялся. Периодически находил себя в разных местах, то под пляшущими по глазам лучами, то под редкими каплями, падавшими с тёмного загадочного неба, и снова с наслаждением терялся.