Цитадель

Глава двенадцатая

Дэнни выбрался через пролом в стене — тот самый, на который он поднимался в первую ночь, чтобы оглядеться. Наверняка существовали и другие способы покинуть замок, но о них пришлось бы кого-то расспрашивать, а Дэнни не собирался извещать Ховарда о своем отъезде.

Почти все вещи пришлось оставить. С ними было бы, во-первых, сложнее, во-вторых, сразу всем все ясно. Поэтому, когда на следующий день он вышел из своей комнаты, его одежда была по-прежнему рассована по ящикам средневекового комода, а выпотрошенный «самсонайт» стоял в шкафу. Дэнни взял с собой лишь рюкзачок, в котором лежали трое трусов, две свежие рубашки, дезодорант, зубная щетка с пастой, пена для волос (это уж явно для лучших времен, пока что голова у него была в бинтах) и носки. В кармане куртки, кроме того, лежали паспорт, триста баксов наличными и последняя кредитка, на которой оставалось еще с полсотни. Все это вместе, по расчетам Дэнни, должно было каким-то образом помочь ему добраться до Нью-Йорка.

Тут потребуются кое-какие пояснения, поскольку прошло уже довольно много часов с тех пор, как Дэнни бежал под дождем, и кому-то, возможно, захочется узнать: (1) был ли он на самом деле в ночном саду или все это ему приснилось; (2) виделся ли он с Ховардом, после того как вернулся — наяву или во сне — в свою комнату; (3) которое из двух начал победило в споре: винившее во всем Ховарда или винившее червя. Конечно, желательно было бы ответить на все эти вопросы как-нибудь незаметно и сообщить требуемые сведения так, чтобы читатель даже не успел проследить, откуда что взялось, — но не уверен, что у меня получится. Поэтому я просто попробую ввернуть ответы в более или менее подходящий момент.

Проходя по коридору между рядами электрических свечей, Дэнни старался не ковылять, а идти нормально — на случай, если его кто увидит. Правда, был полдень, то есть время, когда народ в основном крутился около кухни: Ховард все утро стряпал там что-то томатно-чесночное, и по замку уже расплывались соблазнительные ароматы. [Ответ номер один. Если и приснилось, то не все, поскольку наутро единственная оставшаяся у Дэнни пара обуви состояла из левого ботинка и правой сандалии — левую он, вероятно, обронил на бегу, — из чего следовало, что ночью он все-таки был в саду, а не в своей постели. А также что Ховард не сидел у изголовья Дэнни и не нашептывал ему на ухо всякие гадости. Однако с точки зрения Дэнни это открытие ничего не меняло. Потому что если, скажем, человеку приснилось, что он трахал свою знакомую, то после этого он и наяву смотрит на нее уже другими глазами. Так и Дэнни смотрел теперь на Ховарда по-новому. Он вдруг словно прозрел и понял то, что должен был понять с самого начала: все не так просто. Ховард притащил Дэнни сюда вовсе не потому, что он такой добренький, — черта с два, тут что-то совсем, совсем другое.]

Дойдя до большого зеркала в золоченой раме, Дэнни отвернулся, чтобы не видеть своего отражения. Сандалия была надета на носок (не хотелось опять вляпаться голыми пальцами в какую-нибудь дрянь), а он терпеть не мог сандалии с носками. Он считал всех докатившихся до такого сочетания бездарными неудачниками и, в общем, не горел желанием поймать в зеркале отражение такого неудачника. Не говоря уж о том, что он рисковал при этом увидеть выше шеи. Ничего хорошего, если судить по недавнему выражению лица Ховарда. [Ответ номер два. Ховард зашел в комнату утром около шести, и с ним человечек с бородкой, который до этого делал Дэнни укол. Дэнни не спал. Ховард улыбнулся ему с порога, но улыбка тут же сползла с его лица, он бросился к кровати.

Ховард: Что за… Черт, что тут такое произошло?

Дэнни: Ничего.

Ховард: Как ничего, как ничего, когда у тебя вся рожа разодрана!

Не знай Дэнни того, что он теперь знал — Ховард заманил его в замок, чтобы довести до безумия, — он принял бы весь этот спектакль за чистую монету. Потому что Ховард, надо отдать ему должное, изображал беспокойство очень натурально. (Ответ номер три — прошу прощения, что приходится вставлять его в середину номера второго, но больше некуда. Спор на два голоса о том, кто главный враг, Ховард или червь, продолжался у Дэнни в мозгу еще долго и проходил примерно так:

Ховард.

Червь.

Ховард.

Червь.

Пока в какой-то безумный момент два голоса не слились в один: Ховард, червь, Ховард, червь, Ховард, червь, а потом в одно бесконечно длинное слово: Ховардчервьховардчервьховардчервь… И в этом слове Дэнни наконец усмотрел ответ: дело не в том, Ховард или червь; а в том, что Ховард и есть червь. Это не две разные силы, это одна и та же враждебная сила, которая подкарауливала его много лет. И все эти годы Дэнни чувствовал, что она где-то рядом, он даже дал ей имя, хоть и не понимал, откуда она взялась.)

Дэнни: Мне не спалось, и я вышел прогуляться.

Ховард: Прогуляться? Дэнни, ты охренел? Я же тебе объяснял, что…

Он не договорил. Вдохнул, выдохнул, провел пятерней по волосам и продолжил, тихо и зло: Я знал, что мне надо ночевать здесь. Я знал. Да, доктор, полюбуйтесь на него — он вышел прогуляться! Вот. Прогулялся.

Дэнни: Да ладно тебе, Ховард. Всего несколько царапин.

Ховард метнул на него свирепый взгляд. Ты меня не понял, Дэнни? Я плохо тебе объяснил? Ты хоть соображаешь, что у тебя… а, да пошел ты! Махнув рукой, он рухнул в кресло возле кровати.

Подошел доктор и обхватил голову Дэнни маленькими прохладными ладошками.

Ховард: Он сменит тебе бинты. Если, конечно, эти грязные тряпки можно назвать бинтами.

Дэнни: Просто дождем намочило.

Ховард помотал головой. Доктор молча приступил к делу. Пока он снимал блестящими щипцами бинты, по шее Дэнни ползли струйки воды, крови и гноя. Ховард стоял рядом и смотрел неотрывно. Судя по его лицу, картинка была не из приятных.

Ховард: Он… в норме?

Доктор ответил что-то невнятное. Ховард повторил громче, показывая на голову Дэнни: Он в норме, доктор? Вот это — норма?

Доктор: Норма, норма.

Он выдавил на макушку Дэнни мазь из какого-то тюбика и принялся постукивать по ней подушечками пальцев. Дэнни казалось, что он стучит по его голому черепу: кожа онемела и ничего не чувствовала. Закончив с постукиванием, доктор обмотал голову Дэнни белым чистым бинтом. Боль, как ни странно, почти стихла.]

Ховард обещал, что кто-то из студентов принесет Дэнни обед прямо в комнату; значит, только через час они выяснят, что в комнате его нет. И потом им понадобится еще час, если не больше, чтобы убедиться, что его вообще нет в замке. Словом, времени навалом. Однако Дэнни предпочитал не задерживаться. У него сейчас было одно-единственное преимущество: Ховард пока не догадывается, что его маневр разгадан, — надо успеть этим преимуществом воспользоваться. В саду он сразу направился к крепостной стене, отыскал знакомый пролом, перелез по нему на ту сторону, пробрался сквозь чащу к железным воротам и свернул на тропинку, которая, по его расчетам, должна была привести его прямо в город. Дэнни бежал на свободу, и это придавало ему сил. Он больше не паниковал, голова была ясная. Червь проник-таки внутрь, с этим приходилось мириться, но Марта была в цитадели и, следовательно, в безопасности. Когда Дэнни думал о ней, в груди сразу становилось тепло.

Спуск оказался круче и длиннее, чем ему помнилось, но Дэнни, одержимый мыслью о свободе, преодолел его на одном дыхании. Лишь выбравшись на мощенную булыжником дорогу, Дэнни оглянулся на замок. Оказалось, он отмахал километра четыре, не меньше.

Городок, в котором Дэнни ждал, но так и не дождался автобуса, запомнился ему своей бесцветностью; однако сейчас, на подходе к главной городской площади, от ярких красок у него пестрело в глазах: красные крыши, зеленые деревья, под деревьями носятся дети в полосатых футболках и прогуливаются чистенькие, словно свежевымытые собаки. Голубое небо, четко очерченные холмы. На самом высоком холме — замок, под солнцем отливающий золотом.

Теперь надо было купить билеты: во-первых, до Праги на тот же поезд, на котором он приехал сюда; и во-вторых, если получится — то есть если в этом городишке найдется хоть одно турагентство, — на самолет до Нью-Йорка. Дэнни старался не думать о том, каким идиотом он был совсем недавно, когда согласился принять от Ховарда билет в один конец. Уже одно это могло бы его насторожить.

По периметру площади были расставлены ярко-красные скамейки, сидящий на одной из них человек держал на коленях светленькую пушистую обезьянку. Дэнни сел рядом. В розовато-бурой мордочке обезьянки было что-то стариковское и одновременно младенческое. Человек протянул Дэнни орех. Дэнни с вежливой улыбкой покачал головой, однако хозяин обезьянки улыбнулся в ответ и настойчиво продолжал совать орех ему в руки. Дэнни не сразу сообразил, что человек предлагает ему угостить обезьянку. Смутившись, он принял орех и сразу же передал его обезьянке. Та его схватила и стала медленно поворачивать длинными коричневыми пальцами. Потом поднесла орех ко рту и, следя за Дэнни круглыми черными глазками, откусила кусочек. На морщинистом лице обезьянки отобразилась масса эмоций: сквозь жалость и любопытство проглядывала великая усталость, будто ей слишком много довелось повидать на своем веку. Дэнни отвел глаза.

На площади мальчишки гоняли мяч. Все, сколько их там было — восемь? девять? — играли отлично, даже самые младшие. Дэнни теперь почти не вспоминал свои футбольные времена, лишь изредка из памяти выплывал то запах травы под бутсами, то небо, когда по вечерам он шел после тренировки домой: ржавая полоска над крышами перетекает в светящуюся синеву, а синева в черноту. Возвращаясь домой поздно вечером, как после работы, он чувствовал себя почти взрослым. Это была приятная сторона детства, одна из самых приятных, понял теперь Дэнни.

Постепенно на него стала наваливаться сонная тяжесть. Оторвав себя от скамейки, Дэнни кивнул человеку с обезьянкой и направился в одну из узких улочек, расходившихся от площади. Улочка шла вверх, тянулись магазины и магазинчики с витринами, и в каждой витрине лежало или стояло что-то простое и понятное: рыба, хлеб, вино. Все кругом, включая саму улицу, было вычищено и вылизано, как в праздник. Дэнни подошел к пожилой цветочнице и попытался выяснить, где здесь железнодорожная станция, но цветочница лишь улыбалась и качала головой, не понимая. Наконец, продолжая улыбаться, она махнула рукой куда-то вперед, и Дэнни увидел деревянные часы, под которыми, видимо, располагалась часовая мастерская. Инглэ, инглэ, несколько раз повторила цветочница.

Дэнни улыбнулся ей в ответ. Спасибо. Огромное спасибо.

В мастерской было прохладно и пыльно, пахло часами и слышалось перетикиванье тысячи механизмов, маленьких и больших. За столом, равномерно покрытым слоем деталей и деталек, сидел часовщик с жидкими светлыми прилизанными волосами. Он улыбнулся Дэнни, и Дэнни тоже ему улыбнулся. От улыбок у него уже начало сводить скулы.

Дэнни: Вы говорите по-английски?

Часовщик: Немного.

Отлично! Подскажите, пожалуйста, где тут железнодорожная станция.

Часовщик: Тут нет. В соседний город. И он выговорил что-то совершенно неудобопроизносимое, вроде Скри-Чоу-Хамп.

Дэнни: Стоп, стоп, подождите. Я несколько дней назад приехал сюда, в этот город, на поезде. Значит, тут должна же быть станция?

Часовщик улыбнулся. Тут нет. Станция — Скри-Чоу-Хамп.

Дэнни смотрел на него, мучительно соображая. Это что, другой город, не тот, в котором он ждал автобуса? Значит, рядом с замком не один, а два города?

Дэнни: Могу я дойти пешком до этого Скри-Чоу-Хампа?

Часовщик оценивающе оглядел Дэнни. Пешком далеко, трудно.

Дэнни кивнул. Значит, их все-таки два. Тогда ясно, почему все кругом так не похоже на то, что он видел в прошлый раз. Вместо занюханного городишки он попал в славный городок. Все бы замечательно, да поезда ходят только в занюханный.

Дэнни: А автобусы тут есть? Можно доехать автобусом до Скри-Чоу-Хампа? Или еще лучше, до Праги?

Прага — нет. Скри-Чоу-Хамп — есть, можно автобус.

Часовщик подошел к стене, на которой висело не меньше полусотни стенных часов, и перевел стрелки одного из циферблатов на восемь.

Дэнни: Сегодня вечером?

Не сегодня. Часовщик обвел пальцем вокруг циферблата и остановился опять на восьми.

Завтра? Всего один автобус в сутки?

Один в сутки.

Утром? В восемь утра?

Утром, да, восемь.

Не восемь вечера?

Нет.

Уму непостижимо! Ну народ, вы тут совсем офигели!.. Возглас прозвучал так неуместно в этой крошечной мастерской, что Дэнни осекся. Чего я разорался, как псих? — подумал он. Часовщик вроде бы отреагировал спокойно, продолжал улыбаться. Но в наступившей тишине тиканье зазвучало тревожнее, наводя на мысль о бомбе с часовым механизмом.

Часовщик: Мы не любит люди Скри-Чоу-Хамп. И они тоже… — Он помахал рукой где-то в районе своей грудной клетки.

Дэнни: И они вас тоже не любят. Вы с ними друг друга не любите.

Да, так! Часовщик обрадованно закивал. Мы друга друга нет… да!

Ясно. Дэнни закрыл глаза. Ну, хорошо. А как насчет… Есть в вашем городе турагентство? Я хочу сказать, где-нибудь тут можно купить авиабилеты? Ну авиа, авиа… самолет! Зачем он опять перешел на крик? Часовщик по-прежнему улыбался, но его улыбка казалась теперь чуть напряженной: он начал бояться. Бояться его — Дэнни — бред!

Часовщик кивнул, словно поняв, что от него требуется. Он встал, подвел Дэнни за локоть к двери и махнул рукой куда-то в конец улицы, уходящей дальше вверх по склону. Дэнни прошел всю улицу, но никакого агентства так и не нашел. Наверно, часовщик просто решил избавиться от него таким образом. В конце улицы был поворот, и Дэнни свернул, но вскоре, к своему удивлению, обнаружил, что впереди маячит знакомая городская площадь. Он выбрал другую улочку и пошел вверх по склону, однако через несколько минут — так же неожиданно, как и в прошлый раз, — оказался на площади. И дальше, в какую бы сторону он ни направился, повторялось то же самое.

Разглядев деревянный глобус, вывешенный перед одним из магазинчиков, Дэнни резво припустил к нему: неужто наконец агентство? Однако под глобусом оказалась антикварная лавка. Он даже не стал заходить, просто заглянул в окно и увидел внутри что-то большое и изогнутое, прислоненное к стене, напоминающее по форме старинный лук. Но пока он смотрел, по стеклу скользнул солнечный луч, и из чисто вымытой витрины вдруг выскочило его собственное отражение: голова в бинтах, ноги в разномастной обуви, лицо такое, будто его сначала дубасили бейсбольной битой, а потом царапали вилкой. Жуткое, тягостное зрелище — но Дэнни не мог оторвать от него глаз. Кто этот сумасшедший в стекле? Это же чистый маньяк, его место в психушке, и сам Дэнни, встретившись с таким типом на улице, постарался бы обойти его стороной. Лишь когда он переключил внимание на выложенный в витрине антиквариат (большие старинные охотничьи ножи с рукоятками слоновой кости), отражение исчезло.

В городке, кажется, начиналась послеполуденная сиеста, улицы пустели. Дэнни дошел до конца улочки и оказался опять на площади. Человек с обезьянкой ушел. Дэнни сел на опустевшую скамейку и поднял глаза. Зеленый склон пересекала длинная тень от замка. На душе было скверно: к этому времени он уже рассчитывал сидеть в поезде, в крайнем случае на станции в зале ожидания, с билетом в руке. А он все на той же скамейке, таращится на тот же замок и, черт подери, понятия не имеет, что делать дальше! Вспомнились слова баронессы: город и замок служили друг другу много столетий. Все верно. И пока Дэнни торчит в этом городе, он остается под властью Ховарда. И будет оставаться, потому что не видит никаких шансов выбраться.

Что-то шевельнулось внутри: червь, подумал Дэнни. Жрет. Интересно, какова мощность того телескопа, что стоит в кухне у окна? Может статься, Ховард как раз сейчас смотрит в окуляр, наблюдает за тем, как Дэнни борется, как он проигрывает… Сердце у Дэнни заныло. Он огляделся. Неправдоподобно чистая городская площадь, гроздья колбас в витринах аккуратных магазинчиков, столики летнего кафе под синими зонтами — полно, да настоящее ли все это? Или просто Ховард так развлекается, нарочно водит Дэнни по кругу и наслаждается его беспомощностью?

И не успел Дэнни это подумать, как все вдруг встало на свои места, и стало яснее ясного, что весь этот городок — сплошная фальшивка. Эти изумрудно-зеленые бутылки с газировкой на тележке разносчика, цветочные ящики под каждым окном, праздничные улыбки на лицах — на самом деле ничего этого нет. Дэнни встал. Страх снова холодными клещами сжал его сердце. Только теперь его сознание не бездействовало, как вчера ночью, теперь в нем зарождался план. Потому что Дэнни был борец по натуре. Никто этого, кажется, так и не понял, даже его отец — особенно его отец. Но все равно: он был борец, и он не собирался сдаваться без борьбы.

Дэнни зашагал вверх по той же улочке, которая только что вывела его обратно на площадь. Лишь теперь, когда он уже знал, что городок ненастоящий, окружающая картинка начала вдруг оживать для него, и все ее детали наполнились смыслом.

Когда Дэнни добрался до антикварной лавки с глобусом над дверью, хозяйка как раз собиралась опустить навес.

Дэнни: Уже закрываетесь? Я хотел у вас кое-что купить.

Хозяйка улыбнулась и распахнула перед ним дверь. У нее были черные блестящие волосы, красная помада и торчащие зубы. Дэнни улыбнулся ей в ответ. Значит, она все-таки говорит по-английски; во всяком случае, понимает. А может, они все тут понимают. Или вообще кругом одни американцы, а их иностранные акценты — сплошная липа.

Внутри лавки он обошел старинный лук (это его он видел с улицы через окно) и указал на застекленную карту в деревянной раме, висевшую высоко на стене. И хорошо, что высоко, снизу не достать. Все получилось просто идеально: хозяйка кивнула и вышла в подсобку, оставив Дэнни одного. Дэнни тут же метнулся к окну и умыкнул один из выложенных в витрине охотничьих ножей, которые он успел заметить, когда разглядывал свое отражение в стекле. Секунда — и нож скользнул во внутренний карман куртки.

Приятная тяжесть слегка оттягивала левое плечо, и это успокаивало Дэнни, как иногда успокаивает стук собственного сердца. Лезвие и легло плашмя как раз напротив сердца.

Вернувшись со стремянкой, хозяйка установила ее и начала взбираться наверх. Когда она дотянулась до карты, ее тощие ноги дрожали, а каблуки под ними покачивались. Конечно, было ясно, что все это спектакль и что она работает на Ховарда, но Дэнни на всякий случай все же придержал стремянку.

Сняв карту с гвоздя, хозяйка передала ее Дэнни и стала спускаться. Оказалось, что рамка не помещается под мышку и ее придется держать обеими руками. Бросив беглый взгляд на карту, Дэнни узнал цитадель, замок Ховарда с окрестными холмами и два города: один тот, где он находился сейчас — по крайней мере, церковь на картинке как будто была та же самая; второй, надо полагать, Скри-Чоу-Хамп.

Карта стоила сто долларов. Дэнни заплатил их наличными, мысленно простившись при этом с надеждой купить билет на самолет. Впрочем, надежды давно уже не осталось. Дэнни был в ловушке, в плену у Ховарда. И хорошо, что он наконец себе в этом признался.

Когда Дэнни вышел из лавки, на улице было совсем тихо. Он не спеша побрел обратно в сторону площади, держа карту двумя руками перед собой наподобие щита. Мальчишки, игравшие в футбол, разошлись, остался только один, постарше. Скользнув по Дэнни равнодушным взглядом, он отвернулся и продолжил методично набивать мяч — первый человек в этом городке, который не стал ему улыбаться.

Все-таки одно в детях хорошо: они не умеют фальшивить.

Дэнни закрыл глаза и стал слушать. Ему и не надо было смотреть: он по звуку мог восстановить каждое движение футболиста, работающего с мячом. Потому что он сам в свое время был классным футболистом.

Когда он снова открыл глаза, прошло уже несколько часов. Это было видно по тому, как косо и зримо, словно нарисованные, падали на холмы оранжевые лучи. Кругом было полно людей — даже больше, чем днем, когда Дэнни только спустился из замка.

За столиками летнего кафе сидели старушки, некоторые с собачками на коленях. У входа в кафе стоял продавец воздушных шаров, мелькали девушки в ярких платьях. Все красочное, многоцветное — как в детской книжке, и мама показывает на картинке: Смотри, собачка, видишь? А это полицейский, видишь? А это яблоко.

Кажется, на скамейке был кто-то еще. Дэнни повернул голову посмотреть и выпрямился. Рядом сидел Мик.

Мик (улыбаясь): Доброе утро.

Дэнни: А, черт.

Мик: Ховард попросил меня спуститься в город, поискать тебя тут.

Странно, что Мик говорит об этом так прямо, подумал Дэнни. А что, Ховард беспокоится, как бы я не заблудился? Вопрос прозвучал как-то глумливо, по-идиотски.

Мик: Думаю, он просто не знает, чего от тебя ждать, ты оказался темной лошадкой. Он рассмеялся. Ничего, Ховарду такие встряски полезны. Ты держишь его в тонусе.

Дэнни: Он меня тоже.

Помолчали. У Дэнни не было желания говорить, тем более откровенничать с Миком. Главный враг, конечно, Ховард, но второй номер может быть еще опаснее. В таких вещах Дэнни разбирался неплохо.

Мик: Как тебе городок?

Дэнни: Ничего, славный.

Я тоже люблю иногда сюда заглянуть. Прочищает мозги.

Помолчав с минуту, Дэнни спросил: Ты давно знаешь моего кузена?

С четырнадцати лет. С исправительной школы.

Вот это было совершенно понятно — Дэнни показалось даже, что он знал это и раньше, только забыл.

Дэнни: С чего вас туда упекли?

Мик пожал плечами. Мы были плохими мальчиками, вот и упекли. Решили помочь нам исправиться.

Ну, теперь-то вы уже исправились.

Мик усмехнулся. Ховард исправился. Я только постарел. Здесь, в этом насквозь фальшивом городке, Мик почему-то держался спокойнее и естественнее, чем раньше. Интересно почему, подумал Дэнни.

Мик: Короче. Я многим обязан твоему кузену.

А он тебе разве нет?

Мик: Честно говоря, не очень. Я, правда, время от времени пытаюсь как-то уравнять счет, но всякий раз оказывается, что теперь я должен ему еще больше.

Он посмотрел на Дэнни прямо, будто выкладывая все карты на стол: да, у них с Анной был разговор, и Дэнни его слышал, и уж как вышло, так вышло. Но странно: у Дэнни не было чувства, что из-за этого Мик затаил на него зло. Скорее наоборот.

Мик: Ну что, готов идти назад?

Вообще-то нет.

Мик тяжело вздохнул: Я тоже.

Они еще немного посидели, разглядывая людей на площади. Старик играл на губной гармонике. Малыши, громко топая, бегали за голубями. Только что рухнула какая-то стена между Дэнни и Миком, это было ясно без слов. Два вторых номера всегда найдут общий язык.

Я хочу вернуться в Нью-Йорк. Дэнни не собирался этого говорить, само получилось.

Мик: Ховард не любит, когда от него кто-то уезжает.

Угу, я так и понял.

Он тогда начинает во всем винить себя. Типа он оказался плохим хозяином. А тут еще твоя разбитая голова… Нет, он точно захочет, чтобы ты сначала привел себя в порядок.

Дэнни: Я в порядке.

Мик повернулся к нему. Ты в зеркало-то на себя смотрел?

Дэнни: Старался по возможности не смотреть. Оба хмыкнули, после чего Мик покосился на Дэнни и захохотал, уже не сдерживаясь. Да, чтобы добиться такого эффекта, надо было хорошо поработать!

Так что, просто выпасть из окна головой вперед — недостаточно, надо еще работать?

Оба опять затряслись от смеха, и Дэнни уже начал беспокоиться, сможет ли он остановиться.

Мик: Вообще-то нормальному человеку уже бы хватило.

Как видишь, я не из таких. Люблю доводить дела до конца! Дэнни изо всех сил сдерживал смех: сколько можно?

Тебе никому не надо позвонить, пока мы тут, внизу?

Мик протягивал ему какой-то предмет, смутно знакомый, но его назначение дошло до сознания Дэнни не сразу. Пока оно доходило, Дэнни глазел на предмет с раскрытым ртом. Мобильник.

Дэнни: Где… ты… это взял?

Мик рассмеялся. А ты решил, что мы тут все сидим без сотовых? Да нет, это просто у Ховарда сейчас такой… пунктик. Может, пройдет потом. В общем, звони, кому хочешь. Симка штатовская, так что сразу набирай номер и вперед.

Он вложил трубку в ладонь Дэнни и направился через сквер к тележке разносчика. Когда, купив бутылку газировки, он оглянулся, Дэнни все еще сидел, остолбенело глядя на зажатый в руке предмет. Мик кивнул ему и поднял ярко-зеленую бутылку над головой, как кубок.

Дэнни открыл телефон. Ощущение нереальности не проходило. Дрожащим пальцем он набрал рабочий номер Марты.

Офис мистера Джейкобсона.

Дэнни онемел от изумления. Так быстро — и уже голос Марты? Да нет, этого не может быть.

Марта: Алло!.. Алло! Я вас не…

Дэнни: Марта.

Ее голос сразу же изменился, стал тише и одновременно ближе. Дэнни? Боже, я так волновалась, чуть не спятила!

Марта?

Да… Слышно меня? Объясни, что за фигня у тебя там происходит?

Не знаю пока.

Голос у тебя какой-то… странный.

Но Дэнни никак не мог поверить. Слишком неожиданно: он тут сидит, оторванный от всего, и вдруг — Марта.

Марта, это ты?

Да я это, я. Сколько можно спрашивать?

Скажи мне что-нибудь, чтобы я убедился.

Молчание в трубке. Потом: Ты меня разыгрываешь? Звонишь мне на работу, я снимаю трубку — и кто, по-твоему, это может быть, если не я?

Дэнни и хотел бы ей поверить, но тогда получалось, что все очень уж просто, до нелепости просто. Получалось, что стоит только о ком-то подумать — и этот кто-то уже здесь, уже говорит тебе какие-то слова в самое ухо. Докажи мне, что это ты, попросил он.

Повисло долгое молчание. Наконец в трубке послышалось: Дэнни?

Да.

У тебя какой-то голос… не такой.

Я сам какой-то не такой.

Как будто не твой…

Дэнни: Мне просто нужны факты, чтобы я убедился, что это ты.

Марта: Факты?! Кто это говорит? Какие еще факты?

Это не Марта, теперь Дэнни знал точно. Кто угодно, только не Марта.

Дэнни: Любые. Говори, что хочешь.

Где Дэнни? Откуда у вас мой номер?

Я Дэнни. Что ты несешь?

Марта: Нет, это не Дэнни. Я не верю.

Дэнни: А я не верю, что это Марта.

Голос в трубке звучал испуганно — еще одно доказательство. Марта никогда не пугалась. Тихо, почти шепотом: Вы что-то с ним сделали, да?

Дэнни молчал, прислушиваясь. Да, голос похож, конечно. Но это не она. Марта сейчас далеко, в Нью-Йорке.

Марта: Ты, козел вонючий, ты еще там? Все из-за того долбаного ресторана, да? Господи… Он что, никуда не улетал из Нью-Йорка? Так вы не дали ему улететь?

Дэнни сосредоточенно смотрел на телефон в своей руке. Как он может знать, кто там сейчас, на том конце? Он поднял глаза. Освещение изменилось, и замок теперь был не золотой, а почти черный. Его тень уже накрыла весь склон и подбиралась к городской площади. Может, это голос оттуда, из замка?

Женщина в трубке, кто бы она ни была, заплакала. Или притворилась, что плачет. Ты, козел, я вешаю трубку. Но если в тебе осталась хоть капля человеческого, передай Дэнни, что я его люблю. Скажи: «Марта любит тебя». Понял? Так и скажи ему… урод. Все, сдохни!

Телефон замолчал. Дэнни трясло. Он смотрел прямо перед собой, но ничего не видел. Подошел Мик.

Мик: Ну как, все нормально?

Дэнни: Да, лучше не бывает. Возвращая телефон, он чуть не уронил его на землю.

Мик всмотрелся в его лицо. Точно все в порядке? Дозвонился, кому хотел?

Да. Надо было что-то добавить, поэтому Дэнни сказал: Просто повздорили немного с подружкой.

А. Ясно. Я тоже по этой части… крупный специалист.

Мик передал Дэнни зеленую бутылку. Газировка была приторная, зато приятно прохладная. Дэнни пил, и пил, и никак не мог остановиться. Не отрываясь от бутылки, он почувствовал, как прохлада опускается на него сверху. Тень от замка медленно наползала на площадь.

Дэнни: Ну что, идем?

Да, думаю, пора. И не забудь… не знаю, что там у тебя. Мик кивнул на прислоненную к скамейке карту, о которой Дэнни и правда напрочь забыл.

Ну ее к черту! Пусть остается. Но по лицу Мика он понял, что так не делается; пришлось наклоняться за картой, опять держать ее перед собой, как щит, — страшно неудобно.

Мик: Что это? Забрав у Дэнни карту, он оглядел ее и присвистнул. Ничего себе! Ховард будет просто счастлив.

Дэнни: Всегда рад услужить.

Мик удивленно вскинул на него глаза, но тут же рассмеялся. Давай понесу. Руки у Мика оказались длиннее, так что он просто подхватил деревянную раму под мышку, и они двинулись назад к замку: впереди Мик с картой, за ним Дэнни с рюкзачком.

Поднимаясь по тропе, Дэнни хромал сильнее, чем раньше, — наверно, от долгого сидения на скамейке.

Мик: Кстати, я сходил к башне и снял с окна твой второй ботинок. Он у тебя в комнате.

Сначала Дэнни не понял, о чем речь. Пришлось обдумывать все по отдельности. Башня. Ботинок. Окно. Потом понял, но не мог ответить, потому что нахлынуло слишком много эмоций. Наконец сказал: Спасибо тебе.

Не за что.

После этого они долго шли молча, но это не мешало, молчать было легко. Кроны деревьев над головой начали сгущаться, перекрывая свет. Похолодало. При каждом шаге во внутреннем кармане куртки подпрыгивало что-то тяжелое. Дэнни не сразу вспомнил: нож.

Дэнни: Мик, ты был на игле?

Мик оглянулся через плечо, немного удивленно. Может, не стоило спрашивать, подумал Дэнни.

Мик: Я всегда на игле.

То есть… и сейчас тоже?

Так это ж как любовь, а любовь — она навеки, сказал Мик и рассмеялся.

А, в этом смысле. Понятно. И как теперь? Скучаешь по ней, по своей любви?

Зверски.

Чего тебе больше всего не хватает… из тех времен?

Хороший вопрос. Мик немного подумал. Кажется, подсчетов. Имеешь столько-то баксов, можешь купить на них столько-то зелья, получишь столько-то часов кайфа, а дальше следующая доза, на которую опять нужно достать столько-то баксов… В общем, сплошная математика. Мне это всегда нравилось. Люблю считать.

Дэнни: Ну, считай теперь что-нибудь другое.

Мик: Я так и делаю. Сейчас, например, я считаю, сколько слов мы наговорили. Считаю свои шаги. Деревья тоже.

И что потом делаешь со всей этой цифирью?

Мик рассмеялся: А что с ней делать? Ничего. Забываю. Зато она помогает не слететь с катушек.

Они еще поднимались по тропе, но Дэнни знал, что замок близко: под ногами уже возник неясный вибрирующий гул. Потом впереди показались тяжелые глухие ворота — те самые, на которые Дэнни с тоской смотрел в первую ночь. Мик обошел их сбоку и отворил дверь. Значит, вход все-таки был, просто Дэнни его тогда не заметил.

Пора было входить, но Дэнни медлил.

Мик!

Мик обернулся.

Дэнни: Почему ты не можешь уехать?

Что? Почему я… что?

Не можешь уехать. Из замка.

А! Ты и это слышал.

И это слышал.

Что тут сказать? Мне самому все это обрыдло.

Это понятно. Но уехать-то почему не можешь?

Мик вернулся к тому месту, где стоял Дэнни. Ветви деревьев висели здесь низко над головой, от них шел густой смолистый запах.

Мик: Я освобожден условно. Отсидел пять лет, за наркотики. А четыре месяца назад меня выпустили под ответственность Ховарда. По условиям освобождения я должен работать у него здесь. Уехать куда-то могу только вместе с Ховардом, без него не имею права. Как видишь, опять я ему кругом должен.

Надо же. А со стороны выглядит так, будто это он тебе должен.

Ну, это только со стороны. Я могу сколько угодно делать вид, что он без меня как без рук, на самом деле все не так. Ховард меня вытащил, и он за меня отвечает. Нарушу условия — ему придется везти меня обратно, и что потом? Для всех я уголовник, другой работы мне все равно не найти. Никаких шансов. А тут я имею больше, чем заслуживаю.

Дэнни: Понятно.

За железной дверью оказалась вымощенная булыжником дорожка. По эту сторону крепостной стены было уже почти темно. Вернулся холодок в груди, и с ним страх. Дэнни пощупал нож через вельвет куртки.

Дорожка подходила прямо к двери замка. Прислонив карту к стене, Мик полез в карман за ключом. Измученное лицо, испарина на лбу. Сердце у Дэнни сжалось от сострадания. Вот и еще один боролся и проиграл, оказался целиком во власти Ховарда. Тоже влип, подумал Дэнни. Крепко.

Наконец Мик повернул ключ в замке. Прежде чем войти, оба немного постояли перед дверью.

Мик: Ну, вот мы и дома.