Цыганка. Кровавая невеста

Глава 16 Идеальная марионетка

— Товарищ Елизаров, какими судьбами? — почти пропел Блинов при виде гостя.

— Ты запретил себя посещать? От кого ты прячешься? — нервно уточнил Елизаров.

— Как ты понял, не от тебя, коль ты здесь и мы беседуем.

— Максим, у меня есть к тебе вопросы по поводу портрета цыганки! — обеспокоенно произнес Святослав, на всякий случай, оглянувшись по сторонам.

Блинов устроил ему экскурсию по заведению для художников «в отставке». Он был самым молодым обитателем этого места и самым состоятельным.

— Максим, оцените мою мазню! — с пафосом произнес худощавый живописец с грустным взглядом, за который его прозвали Дон Кихотом.

— Очень экспрессивно! — поддержал буйство красок Блинов, дружественно похлопав его по плечу.

Своего рода это был элитный пансион, который поселенцы называли Домом счастья.

— Солнце тут заходит только тогда, когда останавливается чье-то сердце, — произнес экскурсовод с грустью. — Но иногда здесь бывают большие праздники! Чьи-то дни рождения. А недавно даже свадьбу сыграли — наши престарелые Ромео и Джульетта решили жить до тех пор, пока смерть не разлучит их.

Елизаров заметил, что художник относился с почтением к месту, которое стало его домом и к соседям обитателям.

— Что тут раньше было? — полюбопытствовал писатель.

— Говорят, бордель! — усмехнулся Блинов. — Но это до революции.

Ходили слухи, что все это принадлежало женщине свободных нравов. Она получила недвижимость в подарок от состоятельного человека, который быстро умер, и устроила что-то вроде центра развлечений для богатых людей. Сохранились даже кое-какие вещи — свидетели тех дней, их передали в местный краеведческий музей. Власть лишила владелицу прав на имущество, а когда пришла Великая Отечественная война, в этом месте обустроили госпиталь. В руки художников разрушающиеся здания попали в конце девяностых годов, и на привлеченные средства создали рай для избранных.

Комната Блинова была достаточно большой. В ней стояла большая кровать, мольберт, маленький диван для гостей, журнальный столик.

Елизаров удобно устроился на новой мебели и ожидал разъяснений, связанных с портретом и проклятием, тень которого омрачила его светлый творческий путь.

— Мой дед полюбил цыганку, но она умерла какой-то там неприятной смертью. Он не был портретистом — специализировался по пейзажам — но когда ее не стало, все-таки нарисовал ее портрет. Он принес ему удачу — так утверждал дед, когда умирал. Простой скромняга-художник стал самым богатым человеком в округе и прославил фамилию Блиновых! Тот самый портрет он потом продал, и он оказался заграницей. У людей пошли дела в гору. Были еще несколько копий.

— Что за цыганка была на портрете?

— Ее звали Гожы. Я мало что знаю о ней. У деда был дневник, в котором он описал подробности тех лет.

Елизаров скромно опустил глаза, он не сразу решился попросить столь ценный материал, детали которого он мог бы использовать в своей книге.

— Дневника нет, — смутившись, произнес он. — Я его не читал. А когда пил — обменял на бутылку. Я много чего тогда пропил.

Для Елизарова это было кощунственно, но с другой стороны: своих воспоминаний о далеком прошлом он тоже лишился. Его родственники не были выдающимися, но когда их не стало, Святослав избавился от старых фотоархивов, о чем сейчас жалел. Наверное, в жизни каждого человека возникает момент, когда, разбираясь в сложившейся ситуации, оглядываешься назад, потому что во вчерашнем дне остались важные детали — ключи, с помощью которых можно открыть двери в будущее.

— Как снять проклятие? — резко перешел к делу Елизаров.

— Выбирать правильных друзей! — отшутился Блинов, но тут же прикусил губу.

Святослав не понимал его намеки, а художник не спешил ему объяснять. Наверняка он имел в виду Василия, но какое отношение тот имел к разбивающему жизни портрету цыганки?

— Послушайте, Максим, все, что я вам сейчас скажу, прозвучит приятно, я знаю, и усладит ваш слух…

Исповедь далась ему нелегко. Вдохновением послужила откровенность Василия. Свят признался в заносчивости и в везении, которое наверняка не заслужил, как может показаться со стороны.

— Но я ведь старался! Удачное стечение обстоятельств — и ты на коне! Но что-то идет не так, и все обращается в прах. Помогите мне, Максим, ради памяти о ваших предках, ради усадьбы!

Блинов вздохнул. Он корил себя за то, что наслаждается падением титана и не мог ничего с собой поделать.

— Виноватых нужно искать среди живых, а не среди мертвых, — утвердительно произнес он. — Я ведь вам говорил: мы похожи! Оба мастера средней руки, только вы, Святослав, оказались в нужном месте в нужную минуту. Возможности — вот что меняет существование на сто процентов, а разрушает благополучие страх! Знаете, что является проклятием? Любовь! Полюбить не того человека, стать одержимым и уничтожить свою жизнь — это и есть проклятие. Никто не виноват в успехе или неуспехе. Мы — кладбище нереализованных идей!

Складный текст художника вынудил Елизарова хмурится. Все слова были точными, но только не давали ответов на вопросы.

— Вы хотите ответов? — усмехнулся Максим, словно читая мысли писателя. — Тогда задавайте точные вопросы!

— Кому?

— Вашей жене!

— Кармен? — вздрогнул Святослав.

Его приключение превращалось в настоящий детектив, в котором все запуталось в единый клубок, разобраться во всем этом казалось невозможным.

В пансионе объявили обед, и художник поспешил проститься.

— Не люблю опаздывать! Здесь теперь хорошо кормят! Сегодня царская уха с муксуном и семгой, — улыбнулся он.

Проводив гостя до ворот, он очень серьезно произнес:

— Я хочу поблагодарить вас, Святослав!

— За что?

— За вашу… наивность! И одержимость! Хочу кое-что прояснить: мне плевать на эту усадьбу. Для меня эти развалины не представляют ценности! Можете меня осуждать за это!

— Тогда почему вы не продали ее сразу?

— Я же сказал: надо выбирать правильных друзей. Ваш приятель Василий настоял на том, чтобы я не соглашался. Я боялся, что вы передумаете… Но он уверял, что вы слишком преданы своим идеям и никуда не денетесь. Ваш работодатель создал идеальную марионетку!

Елизаров вспомнил, как впервые встретился с Максимом по поводу покупки. Тот был с похмелья и залпом выпил стакан водки, после чего они приступили к переговорам, которые на первый взгляд шли отлично. К столику подошла женщина и отозвала писателя в сторону, а когда он вернулся, настроение художника изменилось, и он пообещал подумать.

Покидая пристанище художников, Елизаров сосредоточенно думал о том, что ему сказал Блинов. Итак, Василий «придержал» поместье… Но с какой целью? Каков был его интерес, если сам он не планировал связать свою жизнь со старинной усадьбой?..

Дверь была распахнута, играла классическая музыка. Кармен танцевала посреди гостиной, не замечая прибытия мужа. Увидев его, она громко вскрикнула от неожиданности.

— Что ты тут делаешь? — запыхавшись, уточнила она.

— Мне бы задать тот же вопрос тебе, — уточнил он. — Ты не отвечаешь на мои звонки.

— Ты пишешь книгу… Я не хочу мешать, — бесцветно бросила Кармен, опустив глаза.

— Ты — моя жена…

— Это неважно, — резко произнесла она.

Взгляды их скрестились. В голове Елизарова кружила стая вопросов. Загадочная женщина, которая по документам являлась ему самым близким человеком, была так далека, словно между ними появилась толстая стеклянная стена.

— Я хочу развестись, Святослав, — хрипло призналась она, заметно волнуясь. Мужчина почему-то не был удивлен ее заявлением. Он спокойно вышел на середину гостиной и встал напротив настенного портрета.

— Она всему виной? — протянул он, разглядывая хитрый взгляд нарисованной женщины.

Кармен не сразу поняла, что именно имеет в виду мужчина. Посмотрев на портрет, она пожала плечами и с улыбкой произнесла:

— В какой-то степени!

— Что ж… Будь по-твоему! Скоротечный бессмысленный брак… В утиль! Прекратим этот фарс и снова станем свободными! Обидная оскорбительная ошибка! Два одиноких человека захотели погреться друг о друга, но перестарались! — сыпал колкостями Святослав, получая удовольствие от того, как художественно они звучат. — У крыльца такси. Я могу вас отвезти в гостиницу, мадам Елизарова!

— Нет, я останусь здесь! — твердо ответила женщина. — Я буду жить в этом доме.

— Он мой! — капризно воскликнул Елизаров.

— Наш! Мы женаты!

— Я его купил до брака.

— Но все документы оформлены после того, как мы объединились под одной фамилией.

— Я не отдам тебе усадьбу!

— Отдашь. Иначе я дам такой информационный повод, что твою репутацию сравняют с землей. Я говорила с Ольгой, она мне поможет найти адвоката и если надо расскажет в суде, что была твоей любовницей.

— Невероятно! — прошептал Святослав. Он не спеша подошел к камину и запустил руку в золу, затем кинулся к портрету и начал его затирать, смешивая изящные черты с чернотой пепла.

— Прочь, прочь, дрянь! — шептал он. Кармен отошла на несколько шагов и с опаской наблюдала за беснующимся человеком. Его метания от камина к стене казались безумием.

Елизаров стоял у недовольно ворчащего автомобиля, внимательно рассматривая старинный дом. В это мгновение он совсем не казался ему притягательным. Максим был прав — это груда камней с чужой историей. Бессмысленно вклеивать свое лицо в чужую семейную фотографию. Он больше не чувствовал единения с этим местом, связь оборвалась. Писатель больше не нуждался в этих стенах, они его не вдохновляли, но оставлять их аферистке, так легко втершейся в его жизнь, Святослав не желал.

— Завтра я жду тебя в моей квартире. Нам надо все обсудить. Ты меня поняла? — мрачно уточнил он. Кармен кивнула. В ее глазах промелькнул страх, и это порадовало обманутого мужа. Значит, ее положение не так устойчиво и у него есть шансы победить в этой странной и неловкой схватке.

— Домой? — уточнил водитель такси, рассматривая вымазанного в золе пассажира. Елизаров пожал плечами. Ему не хотелось возвращаться в квартиру, где царило отчуждение и одиночество. Некому было позвонить и пожаловаться на странный маскарад, в центре которого он вдруг оказался абсолютно голым.

— Едем в город! А там я решу, — произнес сосредоточенно писатель.

Машина мчала его в никуда, а он рассматривал свое отражение в стекле дверцы. Елизарову показалось, что он состарился и превратился в старика с выцветшими глазами, который вдруг ослеп, перестал видеть контуры и лица. Все обесценилось и превратилось в месиво: добро перемешалось со злом, горе с радостью, любовь с ненавистью… Заметив вывеску «краеведческий музей» на старом покосившемся здании, он попросил таксиста остановиться. Расплатившись, мужчина отпустил водителя и открыл скрипучую дверь в историю, откуда повеяло запахом плесени и трухи.

Его встретила горбатая женщина неопределенного возраста, которая при виде посетителя гаркнула:

— Мы скоро закрываемся!

Елизаров кивнул, пообещав, что удалится по первому требованию. Сотрудница предложила штатного экскурсовода, поколебавшись, мужчина дал согласие, заплатив за вход и за дополнительную услугу.

— Настасья! — завопила женщина, что есть мочи. От старых стен поднялся гул, они словно недовольно вибрировали.

— Что здесь раньше было? — полюбопытствовал посетитель музея, озираясь по сторонам.

— Контора мануфактурщика Федора Блинова, — отозвался равнодушный голос горбуньи.

Появился ангел — хрупкая изящная девушка с приятной улыбкой. Часть ее миловидного лица была закрыта. Знаком она показала, чтобы мужчина шел за ней, посмотрев на наручные часы.

— Идемте скорее, у нас совсем немного времени, — произнесла она заботливо и мягко.

В музее было два зала: в одном была экспозиция, посвященная градообразующему предприятию, которое создал удачливый мужчина, и истории края, а во втором жили его личные секреты.

— Официальную часть оставим на потом, — отшутился Елизаров, когда девушка уточнила, с чего бы он хотел начать. — Я бы хотел узнать товарища Блинова, так сказать, лично!

Ее лицо просияло, и она охотно повернула налево, увлекая за собой писателя. Первое, на что сразу обращал внимание посетитель, — красивые пейзажи, нарисованные талантливой рукой художника.

Настасья подробно рассказала о технике и вдохновении мастера, о том, как он жил в усадьбе у своего дядюшки, о его добром сердце и о великой любви к цыганке по имени Гожы.

— Гожы? Какое странное имя! — воскликнул Елизаров, восхищаясь приятными подробностями, которые могли бы ему пригодиться для написания его книги.

— Если не ошибаюсь, это означает «красавица», — улыбнулась девушка, встряхнув волосами. Писатель заметил, что взгляд ее немного косит, но этот факт не отнимал обаяния у нежной и трогательной служительницы музея. Она покраснела и опустила глаза, сильно смутившись — ей нравился этот мужчина, и это было очевидно. Настасья перевела дух, и, тут же взяв себя в руки, продолжила экскурсию:

— А вот так выглядела Гожы!

Девушка указала на портрет цыганки, висящий среди других картин. На ней была женщина с округлыми щеками и мягкими чертами лица, в глазах была доброта, нежность и лукавство.

— Это тот самый проклятый портрет, о котором все говорят? — осторожно уточнил Святослав, подозревая, что его надули и в этом.

— Это копия. Сама картина где-то в Италии. Ее наделяют необычными свойствами, но я не суеверна и считаю, что проклятия не существует. Федор рисовал только природу, портрет появился после того, как Гожы погибла, — произнесла девушка и ее глаза наполнились слезами. — Я читала его дневник, это было… трогательно и очень лично!

Елизаров заинтересовано рассматривал женщину с картины, которая не имела ничего общего с той, что была на стене усадьбы и в его жизни. Он почувствовал, что обнаружил выход из темной комнаты, и теперь оставалось подобрать нужный ключ, чтобы освободиться от зла, окружившего его, и выйти на свет.

— Вы заняты сегодня вечером? Я хотел бы вас пригласить на ужин, Настя! — произнес мужчина, убрав за спину грязные от пепла руки и включив все свое обаяние.