Стоило только моей техники сложиться в печать, как вокруг меня взметнулись столбы снега, из которых вырвались ледяные сосульки подобно смертоносным копьям, и устремились, словно артиллерийский залп, накрывая всю местность, где был враг.
Острые ледяные снаряды влетали в вихри снега, где спрятался враг со шрамами на лице. Накрывали лесополосу, куда улетел его подельник от моего удара, а также кромку поля, где в тени деревьев был Острогов.
Однако Острогов исчез в тени, в которой и появился, а вихри снега, поднятые его подельником, подобно броне, отбивали колья, пропуская малую часть из них в свои снежные обители.
Только лесная кромка трещала от ломающихся кустов и ветвей деревьев, когда ледяные колья, влетая туда, сносили всё на своём пути.
— А недурно, — прогремел откуда-то с боку голос Острогова. — Техника льда и созидания с воплощением. С делом подошел, используя местность и подручные материалы.
— Тебе понравилось Аркадий, — Повернул я слегка в его сторону голову, не выпуская из виду вихри снега в одном из которых всё ещё таился враг.
— Да, — хохотал Острогов, слегка зло, прищурившись от услышанного имени. — О, вижу посланная мной близость с отцом, не прошла бесследно. Даже интонация похожа. На секунду даже показалось, что это голос и манера речи принадлежит Александру. Интересно насколько далеко зашёл процесс? Погодите! — Громко выкрикнул в пустоту Аркадий Острогов. — Ни видите у нас семейный разговор.
— Процесс говоришь? — сжал я зубы, цедя слова сквозь них. — Я проходил цепочки скал кавказского хребта. Вёл войны там, где нас встречал бренностью дальний восток, и жестокостью османский рубеж. Искал дороги через поля сражений, где только вражеская смерть, придаёт немного силы, чтобы прийти туда, где ждала меня та, кто осталась со мной рядом до самого конца. В отличие от тебя Аркадий. Воистину. Кому-то боевое братство, а кому-то целая шкура, да таиться и скрываться. Я не он. Но он это я. Мы и есть огонь, что ты разжег, ожидая не огня, а дыма. Ты встал на мой рубеж. Понимаешь, что это значит Аркадий? — Улыбнулся я ему подобием оскала.
— Смотрите-ка! Щенок возомнил себя волком, набравшись парой фраз от своего папаши. А сможешь ли ты удержать рубеж!? — чуть не прорычал Аркадий Острогов. — Говоришь он это ты! Так давай проверим. Взять рубеж!
В ту же секунду снег, словно от взрыва бомбы взметнулся белой пеленой, вверх погружая всё в непроглядную пелену, а я уже сложил печать ключ, от чего по кругу от скованной льдом Елены восставали силуэты гигантских змей.
Чуть заметный уху свист ветра, и я ставлю блок под появившийся из белой пелены кулак того, кто недавно улетел от моей атаки в лес.
Молниеносное перемещение моей ноги обрывается снежной хваткой за голень, а кулак не достигает своей цели всего на несколько сантиметров. Противник же вновь исчезает в пелене снежного буйства, чтобы через секунду ударить меня со спины.
Под звон разлетающихся ледяных оков я вновь отбиваю вражескую атаку, и в этот раз, перехватив его руку, начинаю выводить её на излом. Но сильный удар в спину с последующим сильнейшим рывком назад отрывает меня от моей добычи, и я словно на тросе отлетаю назад, для того, чтобы упасть на спину, и уйти после этого в кувырок, дабы вновь через мгновение быть на ногах.
Вокруг всё белое, а обзор даже меньше вытянутой руки, но при этом мои враги не испытывали как я понял неудобств из-за обзора.
Треск снега и я отпрыгиваю её на метр назад, уходя из очередной ледяной ловушки, которая хотела сковать мне ноги.
Но не успел я даже приземлиться после прыжка, как очередная атака коренастого молодого мужчины настигла меня.
Понимая, всю суть происходящего, я пропускаю первый удар, и рывком сблизившись с ним, наношу мощнейший удар коленом ему в солнечное сплетение.
В это же время между нами из земли и снега вырывается тонкая словно доска, но широкая преграда, разделяя нас собой, а я, прокрутившись словно волчок, поднимаю огненный ковер, уничтожая десятки ледяных ловушек, что должны были меня сковать.
Огонь и лёд сошлись в противоборстве, а меня накрыли белые клубы пара, которые словно шрапнель стали резать на куски ледяные дротики.
Молниеносная печать, и из земли вырвалась стена, принимая на себя острую ледяную технику, после чего она разлетелась вдребезги сотнями кусков земли, взорванная мной несколькими жестами пальцев, а я рванул в атаку.
Поле у озера озарялась вспышками огня и бледным сиянием техник льда и воды. Сквозь завесы буйства снежной пелены, то и дело виднелись росчерки тёмных силуэтов, подкреплённые техниками воздуха и света, а так же тьмы.
Земля, не переставая, дыбилась преградами, поднимающимися из её глубин, меняя, словно саму местность.
Очередная атака врага, завязнув в моих техниках, дала мне возможность атаковать, и я этим шансом воспользовался сполна.
Коренастый парень, чей шарф давно не скрывал его явно молодого лица, вновь рванул в снежную завесу, но я, исчезнув в одной из теней маяков которые были расставлены мной во время боя, оказался практически у него за спиной, обрушив на него шквал ударов, ограждая себя и его от остальных ледяными барьерами.
В ту же секунду в мои преграды ударили вражеские техники, а я подобно урагану наносил и наносил удары по молодому мужчине, чьё тело словно было сделано из камня.
Понимая, что защищающая нас преграда от вмешательства в наш бой вот-вот рухнет, я вложил всю силу в один удар, в надежде проломить грудную клетку врагу используя при этом стихию ветра.
Кулак вспыхнул синим свечением, и словно метеорит влетел в грудь врага, который словно пушинка оторвался от земли и, пролетев до ледяной стены, проломил её спиной, устремляясь дальше, а от него отлетали в разные стороны каменные куски, которыми как оказалось, он был покрыт под одеждой.
Враг ещё летел к земле, а на меня снося мои барьеры, налетела ледяная буря, которая пыталась сковать меня в ледяной ловушке, и располосовать моё тело острейшими льдинками, которые словно сотни ножей кружились в буйстве снега.
За секунду, когда я мог угодить в эпицентр этой атаки я, исчез в тени и оказался за её пределами, и обрушил шквал огня на высокого мужчину со шрамами на лице, из языков пламени, которого вырывались, скаля огненные пасти десятки змей.
Вода и пламя опять сошлись в противоборстве стихий, а я уже было хотел рвануть к тому, кто как оказалось, обладал каменной бронёй.
— Заканчивайте! — прогремел сквозь буйства техник голос Острогова. — Время на исходе.
В этот же момент я ощутил на подсознании, что один из моих призванных на защиту Елене змей, был уничтожен.
Резко развернувшись, я рванул в ту сторону, и увидел как молодой убийца, уже оправившись от моих ударов, уничтожал один, за одним, моих призванных существ, а в отдалении неподвижно стоял Острогов и словно судья безучастно наблюдал за нашим сражением.
Но стоило мне оказаться в нескольких метрах от врага, который уже добивал последнего змея, кружа вокруг него на ужасающей скорости, как ловушка, которая сковала Лену, затрещала, от чего девушка закричала от боли в голос.
В секунду я был рядом с ней и, припадая к земле, нанёс удар в основание льда, подкрепляя удар элементом воздуха.
Ловушка пошла трещинами, осыпаясь при этом льдинками давая свободу девушке, а я боковым зрением заметив силуэт, только и успел, чуть сдвинутся в сторону, от чего кинжал, который был нацелен мне в область почки, вспорол одежду и бок.
Тотчас брызнула горячая красная кровь на снег перед Еленой, которая была теперь свободна от преграды, и повалилась на землю.
Её крик смешался с моим рычанием, после чего я рывком сорвался к врагу с кинжалом в руке из полусидящего положения.
Однако стоило нам обменяться парой ударов, из него словно как из ежа вырвались десятки каменных игл, которые вспарывали мне кожу, а в уши ворвался очередной крик Лены.
Терпя боль от ран я, не оборачиваясь на её крик, изверг из себя огненно воздушный шар, который сродни бомбе, взорвался между нами, погружая всё вокруг нас в огненное буйство, отшвыривая взрывной волной моего врага.
Резкий поворот и я вижу, как тот, кто управлял метелью, схватив Лену, кинул её к ногам Острогова, а девушка, упав, попыталась отпихнуть от себя мужчину. Острогов же отбив её ногу вдавил её в снег, схватив Елену за подбородок и, посмотрел ей в глаза.
Тело Елены тут же обмякло, а на лице Аркадия появилась ехидная улыбка, после чего он повернулся на меня и, кривя рот в усмешке, произнёс:
— У тебя две минуты. Чтобы она на веки не стала жителем страны кошмаров своего разума. Смерть ведь это слишком щедро для их рода. Ты не находишь.
Мои ноги сорвались с места, а у меня на пути встали, не скрываясь те, с кем я сражался всё это время.
В это же время лицо Лены исказилось гримасой страха, а из её рта вырвался крик полный страха и отчаяния.
— Уже началось. Сладких снов княжна Полозова. — Засмеялся Острогов.
Крик Лены ещё набатом звенел в моих ушах, а мои глаза вспыхнули красным свечением, после чего всем на секунду словно показалось, что у меня появилось ещё две руки.
Навстречу мне рванул молодой парень, чья кожа была словно непробиваемый бастион, а за его спиной вновь стал подниматься вихрь снега и воды.
Секунда и мы сошлись в буйстве физической силы, от чего наши ноги оставляли огромные вмятины в промерзшей земле.
Но стоило нам обменяться всего несколькими ударами, а техникам льда приблизится практически вплотную к месту, где мы сражалась, мои глаза вспыхнули золотым светом, а вокруг меня взметнулось яркое зарево, погружая всё вокруг нас и меня самого в яростное пламя.
— Не может быть, Виктория, — донёсся где-то в дали ошеломлённый голос Острогова, переходя на крик. — Прочь от него! Это восхождение утренней звезды!
Но было поздно, я сблизился с врагом и, схватив его железной хваткой, словно ракета, взмыл с ним вверх, источая неистовый жар, от которого даже его каменная кожа стала, плавимся каменными слезами, прожигая плоть врага до самых костей.
Вой отчаянной агонии вырывался из столба огня, в котором мы, взлетев на десяток метров в высоту, вновь обрушились на землю, погружая всё вокруг себя в огненный хаос вырывающийся из воронки в земле.
Вспышка света накрыла поле, сотрясая ударной волной само пространство, а я уже был рядом с мужчиной со шрамами, который только и успел выставить перед собой метровую в толщину стену льда как щит.
Мой удар огненным кулаком сотряс преграду, застав её трещать и осыпаться кусками льда, а второй удар завершил дело, разнеся её вдребезги.
Вот только второго убийце и самого Острогова за ней уже не было, только ледяной покров, словно живое существо поглощал с ног тело Елены, грозя ей заключением в ледяном саркофаге.
Рванув туда я, не складывая видимых печатей утратив окутывающий меня огонь, в секунду остановил вражескую технику, после чего с жутким спазмом в теле, харкая кровью, стал озираться по сторонам, ища врагов. Но их не было видно, как и тела сгоревшее до состояния головешки убийцы.
Услышав очередной крик Елены, я всё еще, будучи на чеку, повернулся к ней и, схватив её за подбородок, дабы она не крутила головой в страхе и паники, впился в её глаза, слагая свободной рукой печати разума.
А уже через пару вдохов, к сотворению печатей пришлось применить и вторую руку, склонившись над лежавшей в снегу девушкой.
Пробираясь сквозь дебри чужой техники, я незримо бороздил отголоски иллюзий навеянных Елене Остроговым, и ужасался их картинам, ощущая на подсознание нечто до боли в груди знакомое, но словно скрытое за кошмарами видений.
Распутывая клубок техник разума, в который словно в кокон была запутана Елена, я чувствовал, что большая часть работы хоть и топорно и грубо, но была проделана.
По моим щекам из глаз лилась кровь, но они были широко распахнуты, не разрывая зрительный контакт с Еленой ни на секунду, которая была к ним прикована, словно незримыми канатами.
Пробираясь через очередную путаницу техник наложенных на Лену, я на грани сознания и подсознания, увидел, как она странно и не свойственной ей улыбкой улыбнулась осознанно посмотрев мне в лицо.
Её плечо дрогнуло, поднимая замёрзшую покрытую снегом руку, и робко прислонив ладонь мне к голове, провела ледяными пальцами от виска до подбородка, после чего бессильно уронила руку в снег, вновь уходя в бессознательное состояние.
Это было мимолётное действие, но от него моё тело сжалось в щемящей тоске и боли, чуть не выводя меня из медитативного состояния.
В дали же послышались крики и хруст снега и крики, которые не сулили мне ни чем хорошим.
Мне нужно было совсем немного времени, дабы разбить последние центры чужой техники, от чего я не глядя на бегущих людей, поднял снежный шквал и обрушил его на тех, кто вот-вот должен был добраться до нас, и с большей скоростью и рвением погрузил своё сознание в разум Лены.
В скрытым от многочисленных глаз кабинете, в тайном месте, находившегося практически в центральном районе Петербурга на диванчике сидел князь Решкин-Флинфхов, и слегка покашливал от сигарного дыма, который заполонил комнату.
Напротив князя куря сигару, сидел мужчина с ухоженной бородкой, в костюме тройка, а во главе комнаты попивая из бокала алкоголь, за столом в кресле восседал Аркадий Острогов.
— Ну, что вы такой недовольный батенька? — Улыбаясь, выпускал клубы дыма мужчина, сидевший напротив.
— Так Елена жива. А я вроде просил её убить. — Слегка опасливо протянул полный мужчина, вертя в руках стакан с тёмно-золотистым содержимым.
— Считайте, что для светского мира она мертва, — поставил на стол бокал Аркадий Острогов. — Она уже не станет главой клана. Она опасна для окружающих и себя самой. Само её присутствие в жизни рода Полозовых, для них сродни нависшему над ними мечу. Её либо запрут вдали от общества, либо она умрёт от своих собственных рук или рук аристократов. Но даже если она избежала такой участи, — улыбнулся Аркадий. — Она всё равно уже знатно подмочила репутацию рода. А Оражен, как вы и хотели, обвинён во всех смертных грехах. Он больше не будет стоять на вашем пути к женитьбе на Анастасии Полозовой. Как я слышал, не без вашего участия, его убрали с глаз долой из Петербурга. Но если вас так расстраивает факт существования Елены Полозовой. Мы компенсируем это скидкой на наши услуги, если такие потребуются для вас. — Расплылся в улыбке Аркадий.
Я сидел в своём кабинете и дописывал последнее послание, которое уже после нескольких строк должно было, отправится в конверт, который я скреплю восковым оттиском.
Прошло уже три дня с момента покушения на Елену, по пришествию которых я вновь был на относительной свободе. Но это сейчас, а день назад я стоял в просторном зале под конвоем двух элитных солдат из императорского полка. Стоя под взглядами собравшихся сегодня тут аристократов, некоторые из которых пытались раздуть событие, случившееся в царском лицее до не виданных высот.
Вот только многие их потуги были тщетны. Так как многим аристократам было это не выгодно. Ведь они вели со мной дела.
Изначально мне пытались приписать покушение на убийство Елены Полозовой. Нападение на учащихся царского лицея и учителей, а также на охрану этого учебного места.
Однако присланный из Петербурга дознаватель установил картину произошедшего, и подтвердил слова пришедшей на короткое время в себя Елены.
Было покушение, которое я пытался предотвратить.
Тогда дело сразу попытались повернуть в другое русло. Мне тут же предъявили обвинения в совращении Елены Полозовой. С припиской — нарушение главных правил царского лицея о нарушении границ дозволенных территорий учебного заведения. Тайные встречи с учащейся средних классов, общение с которой запрещены для старшеклассников без должного разрешения учебного комитета.
Также оставили преднамеренное нападение на учащихся и, учителей с охраной лицея, повлёкшее за собой травмы лёгкой и средней тяжести.
Ну и ещё пытались приписать мне возможное участие в планировании покушения на княжну Полозову.
Последнее им, кстати, так и не удалось пропихнуть, за отсутствием вообще каких либо доказательств и улик.
Зато в деле о тайных встречах и совращении младшей Полозовой доказательств хоть и косвенных они собрали много. Тут было и письмо написанное не мной, но от моего имени. Свидетельство служанки Елены, которая сообщила о полугодовалых пропаданиях своей госпожи до позднего вечера. Свидетельства об этом же от моих так сказать друзей лицеистов, что и я в эти промежутки припадал с территории старших классов лицея, а также многое другое.
Ну и дело о нападении со счетов списывать не стоило. По интересному стечению событий и непонятным причинам на мессе боя оказались лицеисты, которых вроде быть там не могло. На кой пёс их потащили с собой учителя и охранники, даже для дознавателя была загадка.
Но факт оставался фактом. Под ударом моей снежной техники пострадали многие, даже не удосужившись, защитится хоть как-то. Охранники отделались только ушибами и царапинами, а вот остальные получили куда более серьезные травмы, а один учитель и два студента даже сотрясения мозга средней тяжести, и сейчас были на постельном режиме.
Я не отпирался от нападения на людей явившихся после покушения. Но позволить опозорить Елену я не мог. Поэтому я заявлял, что Елена была мне нужна только для получения от неё поддержки и рычагов воздействия на её сестру Анастасию Полозову, которая уже не очень желала идти со мной под венец, и тем самым могла лишить меня титула князя, который я так хотел. Ведь я безродный человек, которому выпал один шанс на миллион.
С виду в простом деле, хоть и весьма громком, которое можно было быстро решить, кипели страсти. Одни аристократы желали посадить меня и лишить имущества. Другие напротив, спустить всё на тормоза, так как от этого зависели их деньги. Третьи понимали, что мои дела вскоре могут расшириться, и не понимали хорошо это или плохо. Им нужно было время для раздумий.
В общем, за два неполных дня, это всё дошло до царского двора, и тогда всё поутихло, так как в дело вмешался царский советник.
Как я думал, при дворе императора Белогорова посчитали, что страсти заинтересованных лиц в этом деле надо поубавить. Как первых, так и вторых. Как сообщила мне княжна Худалова, которая навещала меня, пока я был под стражей. При дворе слегка встревожены таким шумом вокруг меня, и возможными распрями между аристократией. Поэтому они, как всегда, решили угодить всем и посмотреть, что из этого выйдет.
— Оражен Григорий Александрович, — начал зачитывать приговор, явившийся на судебное заседание полный усатый с бакенбардами один из советников императора. — Разобрав все материалы по вашему делу. Императорской волей оглашаю вам решение. Оражен Григорий Александрович. По обвинению в совращении и действий сексуального характера в отношении княжны Елены Владимировны Полозовой с вас снимаются обвинения за отсутствием должных доказательств, и на основе вашего личного чистосердечного признания в отношении княжны Елены Владимировны Полозовой. Заключение — этого ныло. Однако на основании ваших же признаний. Вы лишаетесь императорской воли и права на свадьбу с княжной Анастасией Полозовой.
За необоснованное нападение на учащихся, преподавателей и охрану, повлекшее за собой травмы и опасность для здоровья. А также за нарушения главных правил царского лицея. Оражен Григорий Александрович лишается императорского патента на учёбу в царском лицее. Приговаривается к несению службы, сроком в один год шесть месяцев на территории Бессарабии в одной из застав вблизи Измаила в рядах Лиминского кавалерийского полка в чине унтер-офицера. Коим вы и являетесь. На основании чего и была назначена мера наказания.
По-прошествии срока назначенной службы Оражен Григорий Александрович может вернуться в Петербург и восстановится в Михайловской гимназии для завершения полного образования.
Завтра не позднее шести вечера Оражен Григорий Александрович должен отбыть из Петербурга в расположение полка. В случае неисполнения вышеперечисленного Оражен Григорий Александрович будет признан дезертиром и преступником. Всё имущество, принадлежащее Оражену Григорию Александровичу, будет измято в пользу императорской казны, как и долевая собственность в производственных отраслях.
В дверь моего кабинета постучали, выводя меня из моих мыслей, после чего она отворилась, и в дверной проём вошёл граф Рощинский.
— Григорий, — угрюмо произнёс он. — Экипаж подан.
Я встал из-за стола и сложил стопкой большие конверты, после чего взяв их, шагнул к пожилому аристократу.
— Эдуард Семёнович, — улыбнулся я ему, отдавая конверты в его руки. — Ну чего вы такой тучный. Вы же теперь большой человек. Даже банкир со вчерашнего вечера. И вскоре в ваших руках окажутся закладные ваших врагов. Выше нос.
— Григорий Александрович, — посмотрел на меня мужчина красными от недосыпа глазами. — Ну почему вы не откупились? Была же возможность в самом начале дать кому надо. Пожурили бы. Ну, может в Москву или провинцию какую сослали на годик. Вы же знаете что такое Лиминский полк.
Я подошёл к зеркалу, висевшему на стене рядом с дверью и, потянулся за верхней одеждой, и саблей.
— Да знаю. Это штрафной полк, куда ссылают тех, кого по возможности хотят видеть мёртвыми. Это Решкин-Флинфхов со своими прихлебателями постарался, а советники императора были не против. Им как жизнь, так и смерть моя на руку. Но знаете Эдуард Семёнович. По иному было нельзя. Только так можно было очистить имя Елены, и её рода. Сам императорский советник заявил этим шакалам, что такого не было. Честь чиста. А слова эти не куплены. Теперь никто не посмеет открыть на эту тему рот. А купи я кого нужно. То грязь бы лилась из всех щелей. Все бы об этом знали.
Да и если сам имперский двор засуетился. То купи я кого нужно, могли посчитать, что я безродный ублюдок попираю власть аристократов. Становлюсь тем с кем надо считаться, и силой, которую уже надо замечать. А такого никто не будет терпеть.
Я всё расписал на ближайший год полтора. Следуй указаниям и не горюй. Прошу остальные конверты доставь адресатам лично в руки. С Марией я уже вчера ночью всё обсудил. Так что там тоже всё схвачено. И не спускайте глаз с Полозовых. Инструкции на разные события я также оставил.
— Григорий Александрович, вчера пока вас не было приезжала княжна Инна Михайловна с внучкой Анастасией Владимировной. Если они опять нагрянут, что говорить то? — Прижал к животу конверты, словно самое сокровенное граф Рощинский. — Да и мне им как я погляжу тоже конверт передать надо.
— То и говори. Наше последнее дело разрешилось. Золу нет смысла раздувать, только запачкаются. И пусть свяжутся со мной, если здоровье Елены ухудшится. — Повернулся я на Эдуарда Семёновича, надев чёрную военную кавалерийскую шинель, проведя по ней рукой сжимающей шпагу в ножнах, словно приветствуя старого друга. — Мне пора отбывать. Давненько меня не было на заставах на подступах к некогда взятому Измаилу.
Конец.