Дело для трех детективов

ГЛАВА 13

Именно в этот момент появились «холодные закуски», обещанные нам достойнейшей мисс Стори. Столл вкатил две тележки и поставил перед нами еду так учтиво, как будто и не думал огрызаться несколькими минутами ранее. Его манеры вновь были безупречны, и было очевидно, что такое слово как шантаж просто не могло достичь его ушей, почти лишённых мочек.

Еда также была превосходна. Я вспоминаю, что съел три пирожка с омарами с таким удовольствием, как если бы сама бедная Мэри Терстон уговаривала меня съесть ещё кусочек. И запил я всё это напитком, который предпочитаю всем другим, хотя гурманы утверждают, что во время еды о нём следует забыть, — выдержаным виски в высоком стакане, долитом до краёв содовой.

Я увидел, как передёрнуло при этом лорда Саймона.

— Мой дорогой друг, — он не мог сдержать слов, — но ведь это же смерть. Абсолютно дьявольская смерть.

— Мне это никогда не вредило, — усмехнулся я. Я уже понял что, как ожидалось, играю роль некоего простачка, на фоне которого тонкое мастерство каждого из детективов способно проявиться особенно ярко.

— И я полагаю, что поверх всего этого вы закурите сигару? — он дышал так тяжело, как будто эти слова причиняли ему физическую боль.

— У меня твёрдое намерение поступить именно так.

— Тогда спаси Бог ваш желудок. А что вы думаете о нашем деле — теперь?

Мои заключения на тот момент представляли собой мешанину пустяковых мыслей. И когда под доброжелательным взглядом лорда Саймона я попытался выразить их словами, они действительно не звучали убедительно. Я был достаточно уверен только в одном: Столл знает больше, чем рассказал. Иначе зачем бы ему лгать о времени, когда он получил деньги? Он сказал «в четверг», но несколько крошек его нюхательного табака были обнаружены нами на туалетном столике. У туалетного столика — стеклянная поверхность. В доме, в котором так тщательно следят за чистотой, как в этом, у столика не было никакой возможности избежать тряпки Энид в пятницу утром. Но почему же тогда Столл солгал? Конечно, он, может быть, и не совершал убийства, поскольку прибыл к запертой двери почти одновременно с нами. Но это справедливо и для всех остальных.

В этот момент я увидел, что слабая улыбка чуть тронула аристократические губы над длинным, как у Джека Халберта[39], подбородком.

— Всех? — спросил лорд Саймон.

— Ну всех, кроме викария и нового подозреваемого, Майлза. В целом, думаю, что это, вероятно, один из них, хотя и не вижу, как это может оказаться викарий или где он находился, когда мы ворвались в комнату? А вот умный вор-домушник Майлз, наверное, мог залезть или вылезти из того окна. Но если он каким-то образом и использовал один из тех канатов, чтобы перелезть в верхнее окно, как же он смог это сделать незамеченным и как он ускользнул из отеля после десяти тридцати? Кроме того, какой у него мог быть мотив?

— Обескураживающе, не так ли? — сказал Лорд Саймон.

Я вновь погрузился в размышления. Я задал себе вопрос о кухарке. Она была решительной женщиной и, очевидно, с сильными предубеждениями. И у неё не было никакого алиби на время убийства. Или Норрис. Что относительно Норриса? Никто, казалось, не обращал на него никакого внимания. Он появился на месте преступления довольно быстро. Но это говорило в его пользу. В конце концов, у него не могло быть потайной двери, и у него не было времени, чтобы пройти тайным ходом. Или Стрикленд? Его спальня расположена по соседству. Это, конечно, было подозрительно. Но он вышел из своей комнаты очень быстро. И не было никакого выступа, вдоль которого он мог пройти до окна. Затем Феллоус. Сильный парень и, как выяснилось, с повадками Дон-Жуана. Шашни с Энид и что-то вроде того с Мэри Терстон.

— В сущности, — подытожил лорд Саймон, — вы подозреваете всех?

— Ну, похоже, что так. Хотя не вижу, как любой из них мог бы это сделать, в самом-то деле.

— А что относительно пасынка?

— Ах, да, — я послушно вернулся к обсуждению. — Я про него забыл. Ну, здесь вновь имеется несколько возможностей. Я сначала думал, что это Стрикленд. Но теперь не столь уверен. Почему это не может быть Норрис? Или Феллоус? Или Майлз?

— Или даже вы сами, — спокойно произнёс лорд Саймон.

— Ну, дело в том, что это не я, — бросил я, отмахиваясь от такого предположения, — но я, конечно, понимаю, что вы имеете в виду.

— Во всяком случае, вы считаете всё это совершенно загадочным, а?

— Конечно, считаю. А разве вы нет?

— У меня бывают моменты просветления, — сказал лорд Саймон, — но мне не хватает ещё целой бездны информации. — Он повернулся вбок. — Между прочим, Биф! — прокричал он через комнату.

Рот сержанта был заполнен пирогом с крольчатиной, но он что-то промычал в ответ.

— Вы просматривали бумаги на нашего следующего свидетеля — Феллоуса, шофёра?

Сержант проглотил пирог столь яростно, что его горло, казалось, раздулось как у цыплёнка.

— Бумаги? — спросил он. — Какие бумаги?

— Уголовное досье, конечно, — сказал лорд Саймон, которому, казалось, нравилось поддразнивать сержанта.

— Не знал, что на него такое имеется, — сказал последний, надувшись.

— Вот! Поэтому хорошо, что у меня есть Баттерфилд. Он смог раскопать, что Феллоус четыре года назад отбыл в тюрьме восемнадцать месяцев за кражу. Неприятно, полагаю.

— Невозможно знать всё, — пробормотал сержант Биф. — А кроме того, это не имеет никакого отношения к нашему делу, — добавил он.

Лорд Саймон пожал плечами:

— Биф, превосходный Биф, просто блюдо дня, — пробормотал он[40].

Я подошёл к месье Пико. Маленький человечек увлечённо что-то жевал и, казалось, был счастлив. До этого я не замечал, чтобы он был так увлечён едой, и был рад видеть, что на его бледные щёки возвращается естественный цвет.

— Безотносительно того, кем ещё может быть мадемуазель Стори, — сказал он, — она артистка.

Я постеснялся объяснить ему, что этим английским словом он поставил кухарку в один ряд с певичками из мюзик-холла, и согласно кивнул.

— Вы начинаете понимать, за какой конец верёвки следует потянуть? — спросил я.

— Чтобы повесить? — он захохотал. — Это хорошая фраза! Но вешать — это не дело папы Пико. Pas du tout[41]!

— Я имел в виду, вы уже разобрались в деле?

— Я вам скажу. Света становится всё больше. Но что это? Пылинка. Тёмное пятнышко. Ещё остались тучки. Но allons, mon ami[42]. Всему своё время. Это говорю вам я, Амер Пико. И тогда вы скажете: «О, почему же я этого не видел?!»

— Всё это хорошо. Но скажите мне, месье Пико, что вы имели в виду, когда спрашивали у Столла, откуда шли крики? По мне, это был весьма странный вопрос.

— Идея и ничего больше. Только маленькая идея. Совсем маленькая. Малюсенькая. Но voyons[43]. Увидим. Иногда даже у Амера Пико может появиться идея, не так ли? Возможно очень ребяческая, очень простая. Но всё-таки идея.

И это было всё, что я смог из него вытянуть.

Зато отец Смит отвечал с большей готовностью. Но — не могу сказать, что более содержательно.

Обнаружив, что мне отвели роль доверчивого простачка, который постоянно задаёт глупые вопросы и которому великие детективы высказывают свои догадки, я решил извлечь из ситуации максимальную пользу и посмотреть, усилит ли он моё замешательство или даст полезный намёк.

— Это всё достаточно просто до того момента, к которому подошло это дело, но как и во всех тайнах, оно не зашло достаточно далеко. Разве вы не видите, что всегда наиболее непонятным и пугающим является именно половинчатость? Оборотень был самым страшным существом в мифологии, потому что он — наполовину человек. Кентавр наводил ужас, потому что был наполовину животным. Проблема с большинством современных мыслей заключается в том, они половинчаты.

— Но, монсеньор Смит, — прерывал я его, опасаясь, что так может пройти весь вечер, — кто, по вашему мнению, фактически воспользовался этим оружием? — Я думал, что мой вопрос был в высшей степени конкретен, и рассчитывал на прямой ответ.

— О, это совсем просто, — последовал спокойный ответ. — Но мы-то здесь пытаемся обнаружить, кто убил миссис Терстон.

— Тогда... тогда вы не думаете, что она была убита тем маленьким восточным кинжалом?

— Я сожалею, но я боюсь, что да.

— Хорошо, тогда?

— Что меня действительно озадачивает, так это двести фунтов.

— Но в этом, конечно же, нет никакой тайны. Это именно тот максимум, который мог быть взят бедной Мэри Терстон именно в то время.

— А раз эта сумма была взята и заплачена, почему не звонил колокольчик у парадной двери? Мне хотелось, чтобы он звонил. Колокол может звучать по покойнику, но он может спасти его душу.

— А откуда вы знаете, что он не звонил? — спросил я. — В конце концов, кухарка не вполне уверена. Она сказала, что у девушки была истерика, и поэтому сама она могла не заметить колокольчика. Поэтому он мог звонить.

Он взглянул на меня с некоторым интересом.

— Это правда. Да. Я полагаю, вы правы. Колокольчик, возможно, звонил, чтобы сказать тем, в кухне, о том, что кто-то был снаружи. С другой стороны, он, возможно, звонил, чтобы сказать им, что снаружи никого не было!

Я не чувствовал, что это предположение, каким бы блестящим оно ни было, сможет помочь мне выяснить личность убийцы, и оставил отца Смита со стаканом красного вина и овсяным печеньем.

Больше из сочувствия, чем вследствие чего-либо ещё, я подошёл к старине Бифу. Расследование на данном этапе, очевидно, вызвало у него великолепный аппетит и завидную жажду. Он пытался утолить их в максимальной степени, но, хотя еда и напитки были многочисленны и разнообразны, мне казалось, что он чувствовал бы себя счастливее, сидя на своём обычном месте в баре.

— Не удивлюсь, если это расстроит желудок, — сказал он, указывая на тарелку с бисквитно-сливочным десертом, которую он приканчивал. — Обычно мой ужин — это хлеб с сыром и солёные огурцы.

— И это очень хорошо, — согласился я. — Ну, сержант, что вы думаете об этом деле?

— Думать о нём? Пустая трата времени, вот что это такое. Этим вечером у нас должен был состояться матч в дартс, — добавил он к сожалением.

— Но мы должны найти убийцу, — напомнил я ему.

— Разве я вам не говорил, что знаю, кто это? — произнёс он, становясь вишнёво-красным от раздражения. — Это же ясно как день, — добавил он.

— Тогда, почему вы не арестовываете этого мужчину или женщину без всяких задержек?

— Почему нет? Потому что эти частные детективы никак не могут заниматься собственными делами. Сунули свой нос в Скотланд Ярд! Когда я составил свой отчёт, мне приказали подождать, пока не выскажутся они. Ну, я и жду. Только мне хотелось бы, чтобы они поторопились. С этими их пасынками и колоколами, и этими «откуда раздались крики»… Да ведь они просто пытаются всё усложнить.

— Всё же я должен сказать, Биф, что мне всё это не кажется очень простым.

— Нет, сэр. Но дело ведь в том, что вы — не полицейский, не так ли?

На это тупое чванство я предпочёл не отвечать.