Канцлер, конечно, не обнаружился в официальной резиденции в Лондинии. Его неофициальное жилище было возле площади Кавендиш, некрасивое поместье с садами, сжавшимися, как тонкие юбки на холодных ногах. Высокое и пульсирующее волшебной защитой, место было почти таким же уродливым, как кабинеты канцлера в Уайтхолле.
Микал спустил Эмму из экипажа, Эли был за ней, его глаза в этот раз были большими. Казалось, в прошлой жизни Щит шел за ней, а другой бежал по крышам.
Она ждала, пока повозка пропадет в тумане, а потом пошла по улице, ощущая, как дом Грейсона пульсирует, как больной зуб. Среди защиты напоказ было несколько эффективных слоев, и, если то, что она думала, пряталось там, то это был хитрый способ спрятать это.
— Прима? — осторожно сказал Микал.
Прилив пришел и ушел. Туман сгустился, ядовито-желтый с тусклым сиянием. Эмма задумывалась, не кормили ли газовые лампы туман ночами. Может, он впивался в них, как поросята в свинью, и сияние растекалось по его венам.
— Думаю, будет неприятно, — камень на горле был ледяным, как и кольца на ее пальцах. Кольца эти были любопытными, из эбонита, серебро изящно вбили в них, четыре кольца соединял мостик холодного гематита на подушечках ладоней. На гематите было вырезано Слово, и от него кольца эбонита сжимали пальцы.
Ей не нравилось носить такое, Слово прижималось к коже и все время покалывало. А перчатки надеть не позволялось.
Микал не ответил. Эли переминался, кожа его туфель поскрипывала.
— Как неприятно? — спросил он легким тенором.
Чилд, наверное, выбрал его за голос. Это было в его стиле.
— Мы найдем внутри как минимум одного мертвеца, — она была без шали, без накидки, без шляпки. Хорошо воспитанные женщины так на улицы не выходили.
«Хорошо, что я не такая, хоть и леди. Почти леди».
Она мешкала.
— Что ж, — сказал Эли, — на одного меньше убивать.
— Не обязательно, — ответила она и опустила голову. Они следовали за ней, пока она шла к сияющей груде магии. — Совсем не обязательно.
К счастью, он не уточнял, что она имела в виду. Эмма не знала, могла ли удержать остроту языка. Она не хотела тратить это на Щита, который хотел приободрить ее. Может, Чилд требовал от него споров.
Конечно, ее Дисциплина потрясла юношу.
Железные врата низкой стены, окружающей дом, не были заперты, и Микал осторожно толкнул их, открыв щель, чтобы проскользнуть. Эли последовал за Эммой, гравий хрустел под ногами, дорожка дрожала под давлением тумана. Сады были смутными тенями, входная дверь над тремя потертыми ступеньками была чудищем из дуба в стальных оковах. Там у ступенек сердце Эммы дрогнуло и стало холодным в груди.
Дверь слева была приоткрыта.
Он ждал ее.
— Микал?
— Да, — он был за ее правым плечом, как обычно, и ее плоть похолодела.
Он сломал шею Девона, сохранив голову целой, чтобы она могла допросить тень, но лишив тело контроля над тенью. Словно догадывался, что она захочет допросить мертвого волшебника, и обеспечил безопасный способ сделать это.
Это было… интересно.
— Он мой. Займешься Щитами.
— Да, Прима, — словно ему было все равно.
«Позже будет долгий разговор, Микал. Но пока что…».
— Эли.
— Да, Прима?
— Очень осторожно открой левую дверь сильнее. Очень осторожно.
Не нужно было переживать, тяжелая дверь легко и тихо двигалась. Тьма внутри была кромешной. Защита мерцала перед Взглядом, но не заискрилась и не стала плотнее. Эмма осторожно сдвинула слои, проверяя следы за ними.
Не требовалось, она узнала бы его работу всюду. Казалось, она давным-давно училась завиткам его презрения, змеиным кольцам его интеллекта.
Может, он не понимал, что учил ее каждый миг, который проводил с ней. Уроков было много, они были разными. Она послушно применила сейчас один из них.
«Не лезь в ловушку, не зная ее вида и серьезности, дорогая Эмма, — чуть саркастично и с ядом звучал его голос в голове. — Но, когда поймешь, действуй быстро. И все выйдет».
Она вскинула голову, подобрала юбки и пошла в дверь.
Мгновение тянулась тьма, мерцало черное полотно, но чары были такими простыми, что она сломала их без Слова или заклятий, просто силой воли. Конечно, за ними должно быть заклинание сложнее, опаснее, но она так не думала.
И угадала. Прихожая была узкой, но очень высокой, большие ступени вели к комнатам, и это было отвратительным решением в доме. Казалось, Грейсон специально собирал все самое уродливое.
«Где он будет? Кабинет или спальня?».
— Микал?
— Они не стараются молчать, — прошептал ее Щит. Он указал в сторону. — Там.
«Тогда кабинет», — это было не очень удобно.
— Даже без слуг, — отметила она. — Ужасно грубо.
Фарфоровая ручка на двери кабинета щелкнула. Полоска света расширилась, и дверь, украшенная рисунком херувимов в стиле, что не оценили бы даже десять лет назад, открылась без звука.
«Дешевый театр, дорогой мой», — но она шла осторожно дальше, два Щита плелись за ней. Ее юбки шуршали, но не было смысла двигаться тихо. Она пересекла порог и попала на гадкий, но дорогой ковер в пятнах, что были попыткой изобразить цветы.
Мебель была неуклюжей, но тоже дорогой. Кто-то собирал салфеточки, некоторые были самодельными, и она ожидала подобных бессмысленных мелочей от той, кого Грейсон заставил выйти за него. Вкусы и суждения Грейсона ушли в политику, он был там опасным противником.
Но сейчас вся его острота и хитрость была красными пятнами на ужасном ковре. Запах смерти заполнял душный кабинет, из незаметного кожаного кресла у камина в сиянии и жаре бодрого огня посмеивался Левеллин Гвинфуд. Его длинные светлые волосы были убраны назад, как для мертвеца, он выглядел довольным собой.
— Пунктуальная Эмма, — якобы мертвый Главный поднял маленький хрустальный бокал красной жидкости, и внезапное напряжение Микала сказало ей, что в комнате были другие Щиты. Скрытые, конечно, и она задумалась, знали ли они о судьбе прошлых защитников Ллева, обученных Коллегией.
Тело Грейсона было обезображенным, лежало на его коричневом диване, и внутренности вылезали из него. Она посмотрела туда и задумалась, не убил ли Главный сам своих Щитов.
Или помогла Черная Мехитабель.
— Симулякр, — ответила она. — И хороший, тебе такой не по зубам. Ты и твой спящий хозяин думали, что нападение в сумасшедшем доме меня убьет?
На его лице мелькнуло раздражение. Длинный нос, пухлые губы, голубые глаза, хоть и посажены близко… он был красивым, но только для тех, кто его не знал.
Только пока не открывалась гниль внутри.
— У меня нет хозяина, милая. Один из двух наших партнеров ожидал, что ты уже погибнешь, но они не знают тебя так, как я, — он покрутил бокал, жидкость тихо плескалась под рев огня.
— О, у тебя есть хозяин. Не Мехитабель, она не могла бы создать такой хороший симулякр, находясь в Черной линии, — она постучала пальцем по губам, не опустив, что веки Левеллина чуть опустились. Он почти позволил себе вздрогнуть, глядя на нее на тщательно продуманной сцене. — Но не переживай, с твоим хозяином я скоро разберусь. Я решила начать с тебя.
Рычание и вспышка белых зубов.
— Я польщен.
— Не стоит. Ты — меньшая из проблем.
Трещали искры, напряжение росло. Огонь был большим, но он не создал бы столько жара. Что-то было с жидкостью в бокале, тени цеплялись за стены, и в каждой могли прятаться Щиты. Может, даже шесть. Тело лорда канцлера беспокоило, и весь дом Грейсона стонал и скрипел, наступала ночь, и туман давил так, как не должен был. Звуки были слишком резкими и тяжелыми.
Левеллин Гвинфуд все подготовил намеренно. Эмма отошла на полшага от тела Грейсона.
— Канцлер этого не ожидал, — отметила она, Эли и Микал двигались с ней — Микал без звука, туфли Эли чуть поскрипывали.
Левеллин не дрогнул. Он поднял бокал и посмотрел, как кружится жидкость.
— Ты нашла еще один Щит. Кого убил этот?
Он намекнул на Кроуфорда, чтобы увидеть, собьет ли ее. Конечно.
— Не стольких, сколько ты, полагаю. Все твои бывшие Щиты были мертвы и вскрыты в переулке, — она указала на растянутое тело Грейсона резким движением и была награждена тем, что Левеллин дрогнул. — Как он. У вас свой стиль, лорд Селвита, — ее рука опустилась. — Верно. Селвита. Динас Эмрюс — часть имущества твоей семьи, да? — длинная пауза. — Я всегда хотела там побывать. Может, пора это сделать.
Древняя крепость Динас Эмрюс была с Огненного века связана с драконами. Там симулякры змеев встречались для света в присутствии спящего предка, Третьего змея, от которого произошли все змееныши.
Первые два Великих змея были или мертвы, или спали очень крепко. Волшебники надеялись на это. Но Вортиген лежал под поверхностью острова, и мощь была такой, что даже Британия его не подавила бы.
Другой Главный застыл. Он цокал языком.
— Ты такая быстрая, дорогая Эмма. Послушай пару минут.
— Я — внимание. Пока что.
— Это одна из твоих лучших черт, дорогая, способность слушать с большими глазами, которую ты иногда применяешь, — его язык облизнул полные губы. — Волна поднимается, — он приподнял бровь, но все же оставался серьезным.
Ужасно серьезным.
Он продолжал, осторожно подбирая тихие слова:
— Как долго ты будешь заниматься своим долгом? Ты такая талантливая и милая. Мне не нравилось наше расставание.
«Ты бросил меня как горячий камень, как только подумал, что та француженка даст преимущество, и я не собиралась делить твою постель с другой женщиной. А потом был Кроуфорд, и ты даже не показался после этого», — Эмма чуть склонила голову. Камень на горле был ледяным.
— Ты здесь. Но еще не напала на меня. Значит, ты хочешь выдавить из меня данные, или ты заинтригована. Первое, скорее всего. Но, если ты заинтригована, дорогая, как тебе идея бессмертия?
«О, Левеллин, глупая приманка даже для тебя».
— Бессмысленно. Главные так долго живут, и у бессмертия есть условия. Еще попытка, Гвинфуд.
— Есть бессмертие без условий.
«Ах».
— Философский камень.
«Это тебе предложили? Или уже предоставили? Если последнее…».
— Я должна сделать вывод, что тебе предоставили Камень, и это, а не симулякр, причина твоего чудесного возрождения? О, Левеллин. Правда. Я не люблю, когда оскорбляют мой разум.
— Как только сосуд Британии будет разбит, и наш большой друг проснется, змеи не упустят такого преимущества.
«Ты-то это запомнил», — жар был неприятным.
— Камень можно сделать из сердца змея. Убийство змея навлекает проклятие. Ты это забыл?
— У Вортиса много детей.
Ей было холодно, несмотря на удушающий жар.
— И он убьет ради тебя своего дитя. Левеллин, ради Бога, не будь идиотом.
— Два, вообще-то. Два камня. Один был для Грейсона. Но, раз его постигла несчастная участь, один я могу отдать, — он облизнул губы, и сердце Эммы резко подпрыгнуло. — Только ты удерживала мой интерес долго, так что достойна такого подарка. Подумай, Эмма. Ты и я. Это не звучит мило?
«И ты убедил герцогиню Кентскую, что поможешь ей управлять дочерью. Вы друг друга стоите».
— Ты, — сообщила она, — сошел с ума. Я — слуга Британии, или ты забыл?
— Ты кланяешься этой волшебной гадине, потому что не видишь преимуществ. Хватит уже со мной играть. Я тебя знаю, Эмма. Внутри и снаружи.
Он не ошибался. Он был точнее, чем она хотела признавать, и осознание было холодной воды.
— Нет, — вода стала льдом, окутавшим ее. — Ты думаешь, что я предам Британию ради идиотских обещаний? Я бросила тебя, Левеллин, потому что ты стал скучным, — она глубоко вдохнула и произнесла непростительное. — Со Щитом проблем меньше, и он куда… атлетичнее, к тому же.
Щеки лорда Селвита побледнели. Его глаза вспыхнули, бледно-голубые, стекло запело, когда его пальцы сжались.
«Почти слишком просто. У всех мужчин одна проблема, и она в их штанах».
Он спешно вскочил на ноги, отбросил бокал. Он ударился о решетку камина и разбился, жидкость вспыхнула бело-голубым огнем. Магия бросилась к ней, и Эмма отбила ее с легкостью. Часть потолка разбилась, волшебный огонь пробил этажи и вырвался в ночь Лондиния. Губы Левеллина произносили Слово, и воздух наполнила удушающая пыль. Она была быстрее, выпалила заклятие, вода хлынула на разгорающееся заклинание, сбило Главного в кресло, откуда он выскочил. Кресло отъехало, ножки терзали ужасный ковер, и оно врезалось в обшивку из дуба.
Зазвенела сталь, раздались крики, но она их не слушала. Щиты Левеллина выбрались из коконов невидимости, но это была не ее проблема. В дуэли ее интересовал только другой волшебник. Щиты боролись сами.
И кольца нагрелись на ее ладонях, Левеллин встал с кресла с грохотом грома.
Еще никто из Главных не побеждал в дуэли с лордом Селвита.