Дело о железном змее (ЛП)

Глава тридцать вторая Поездка Бэннон

Белая кость, красные мышцы, темный металл. Пар, куски спин разных цветов дергались, стряхивали с себя солому и отходы. Копыта срастались из металлических кусков, магия трещала, соединяя обломки костей, и они становились ногами.

Эмма Бэннон стояла, глаза были открыты, но ничего не видели, были черными полностью. Ее руки были вытянуты, ладони — сложены чашей, она склонилась, словно от сильного ветра, но ее кудри лишь немного подрагивали. Ее изорванные юбки трепетали, а на бледной коже мелькали символы. Острые края их не сияли.

Не совсем. Символы скользили по ее коже, были черными, а их острые края подсвечивались зловещим зеленым огнем.

Пение вырывалось из ее неподвижного рта, но она не озвучивала его. Ее губы были приоткрыты, язык не двигался, слова вырывались из пассивного горла. Язык был не Исцелением, не Разрушением, не Именованием, не Связью. Это не был Язык Белого или Серого. Это был темнейший Черный, и этому языку дали свободу.

Дисциплина была не с рождением, но и не выбиралась толком. Предрасположенность и характер ведьмы, колдуна, манта или волшебника сужали выбор, пока в последний год обучения в Коллегии практикующий не прибывал к Дисциплине, которая, казалось, была определена заранее.

Неволшебники боялись Серых и презирали Черных, придумывая названиям значениях, которых там не было. Белые часто вредили сильнее, чем исцеляли, и Черные были спокойны ночью после тяжелой работы днем, так говорили.

Белые спорили. Серые держали мнение при себе.

Но даже среди Черных Эндор… не боялись. Но относились с опаской. Когда-то один из их вида вернул тень к плоти, чтобы ответить королю, об этом до сих пор шептались потрясенно.

Ноги согнулись, мясо и мышцы цеплялись к вернувшимся костям. Металл с шестеренками покрывал каждую кость, бежал нитями по мышцам, трещал тем же зеленым гнилым свечением, что и символы на коже Эммы.

Фигура появилась за ней, неразличимая в пыли и дыму магии. Две фигуры, одна прислонялась к другой, оба были высокими мускулистыми мужчинами, они шли среди разбитых кирпичей и прочих следов разрушения. У одного мужчины глаза были темными, радужки другого горели желтым во мгле.

Изящные пальцы Эммы напряглись. Пение стало поразительно низким. Появилась холка, это точно была лошадь, но очень большая. Сшитые куски спины лошади соединились с ногами, обтянутыми мышцами с железным кружевом. Шея поднялась в гордом изгибе, кость блестела, удлинялась до тонких коротких шипов гривы. Хвост был с металлическими волосинками, и голова была из двух механических черепов, слитых вместе для большой, немного измененной. В голове были острые зубы не лошади, а в костяных глазницах было темно и пусто.

Конь застыл. Рябь бежала по законченной спине. Больше металла дрожало и поднималось с пола, магией притягиваясь, становясь броней. Седло появилось из обрывков кожаной сумки.

Плоть, металл, кость и магия стали большим боевым конем, его плечи напряглись, эфирная сила боролась с Природой. Броня, зелено-черное сияние и ткань из пыли и свечения закрывали хрупкие места, и существо выглядело зловеще.

Пальцы волшебницы взметнулись. Пение остановилось, развернулось в ее горле и стало Словом:

— Кс…в!

Эха не было, но звучали слоги долго, дыра в ткани мира, занавес был сдвинут в сторону. И что-то… спустилось.

Хлорос поднял огромную голову. Зеленые искры вспыхнули в глазницах. Щелканье пробежало по телу существа, броня двигалась, устраивалась, ее окутала пыль и эфир.

Потрескивающая тишина. Но Работа была не закончена, волшебница прошла вперед, и черный камень на ее горле вспыхнул зеленым огнем, как обжигающий глаз и разум. Она прыгнула, схватилась за луку седла, ее нога нашла большое серебряное стремя. Она легко, как листик, забралась в седло, и после этого звякнули музыкально шпоры. Ее броня появилась, окутав ее кожу в Черной магии, растеклась по телу, как жидкость, опустившись по ногам и сковав ее бедра и торс. Ее голова отклонилась, темные кудри дрожали, как перья, и шлем поднялся над плечами в шипах. Зеленые узоры чар потекли по почерневшему от магии металла, острые рукавицы затрещали, ее пальцы сжались, их бледность пропала, как прутья березы в потоках чернил.

Из глубин снова раздалось Слово:

— Кс…в!

Хлорос, Бледная лошадь, заржала. Звук разбивал оставшиеся куски конюшни, и двое наблюдающих вздрогнули.

— Кс…в! — последний раз Слово зазвучало треском огромного костра.

Хлорос тряхнул гривой, передние копыта поднялись. Конь встал на дыбы, всадница двигалась с поразительной грацией, сливалась с этой ядовитой красотой. Когда гром Слова утих, прекрасный Хлорос горел бледно-зеленым огнем. В центре каждого языка пламени была тьма между звездами, нить отрицания.

Три шипа на шлеме искрились, отлетали светлячки магии. Хлорос развернул с жуткой элегантностью. Его копыта оставляли лед на дрожащей протестующей земле. Из тьмы под шипами раздался голос волшебницы, но он был не ее. Это был выдох без губ от старейшего спутника Жизни.

— Смерть, — прошептала она.

Хлорос вырвался со стуком металла по камню, сотрясающее ржание выбило стену в оставшейся стене загона. Она вылетела волной, и двое мужчин рухнули на колени в развалинах. Крыша опасно трещала, но они не двигались. Щиты цеплялись друг за друга, как дети, проснувшиеся от кошмара. Один был бледным, дрожал, а потом склонился, и его стошнило.

Желтоглазый Щит покачивался. Его лицо сияло.

— Прекрасно, — прошептал Микал.

Вдали начались крики.

Они ехали.

Сама земля отвергала Хлороса, его копыта высекали пепельно-зеленые искры из кричащего воздуха. Конь бежал, выгнув шею, его металлический хвост искрился на ветру. Всадника двигалась с существом как единое целое, крики Лондиния были музыкой за грохотом копыт.

Всадница не только вызвала бледную лошадь к жизни. Магия в ней еще не достигла пика. С каждым ударом копыт город дрожал, как натянутая струна.

И мертвые отвечали.

Они поднимались из могил, бледные тени с широкими улыбками. Хлорос не мог ступать по земле, не запятнанной Смертью, несколько мест было закрыто для него. Священная земля такой не была, ведь мертвые были частью освящения.

Оттуда были и крики. Бледная Лошадь бежала, Всадница смотрела вперед из шлема с тремя шипами, мертвые поднимались вокруг них вуалями. Сильнее всего среди них были недавно похороненные, они бежали, как псы, за ними, но вместо копыт у призраков были мягкие лапы.

Пока тут был Лондиний, лошади служили, работали… и умирали.

Живые дрожали и убегали, хотя смерть убегала от их теплого страха. Некоторые говорили, что видели лицо Всадника, ведь все решили, что это был мужчина. Те, кто видел, что за тенями шлема, молчали, они узнавали женщину с белыми щеками и пылающими глазами. Молчали те, чьи свечи уже трепетали, и за неделю их ждал отдых в холодной земле.

На западе ехала Мертвая охота, холодный ветер трепал ставни на каменных домах, бились окна, ломались трубы, гремели камни и кирпичи. Дома на западе были богатыми и влиятельными, дрожали от ударов Вечного. На Пиксадоне были те, кто заявлял, что видел, как мертвые поднимались на улице, и большой Черный колокол без язычка на Тауэре ударил раз, пронзительно, Тень подняла бесформенную голову и смотрела глазами, похожими на две серебряные монеты. Купол эфирной защиты окружал дворец Святого Джеймса, как белый костер, ощущая нечто ужасное рядом.

Всадница срезала угол Хайдпарка, месяцами потом там оставался черный шрам среди зелени у ворот Камбер, и многие старались не замечать его, когда там гуляли.

Она повернулась резко на север, двигаясь как большая птица. За ней следовала волна отчасти зримых теней, они видели, как голова в шлеме поднялась, словно она разглядывала небо в поисках… чего? Что такое существо могло преследовать в такую ночь?

Что бы это ни было, она это нашла. Вдруг тело Всадницы сковало напряжение, ее рукавицы с чешуей сжались на поводьях. Хлорос вскинул большую голову, словно мог ощутить призрачные следы предателя под бархатными желтыми облаками, отражающими ночное сияние Лондиния. Бледная лошадь застучала копытами в спешном темпе.

Последнее Слово вырвалось из горла Всадницы. Оно было обрамлено бриллиантовым льдом, звук был без веса, мертвые текли вперед, устремляясь за Хлоросом. Всадница мерцала, словно была под тяжелым холодным маслом, туман вспыхивал льдом, разлетались искры магии. Копыта Бледной лошади ударяли по подушке пала, конь прыгнул как рыба.

Хлорос и Всадница летели на белом облаке мертвых. Их тающая тень касалась земли внизу, ужасно черная и четкая, хотя света вокруг было мало. Вопли вырывались из темной дыры в той тени, они летели, и живые в домах под ними сжимались, не зная причины.

До Динас Эмрюс было больше двух сотен миль, Всадница должна была добраться туда до рассвета. Пока проводник держался, Хлорос нес ее на эфирной силе.

За предателем на грифоне следовала Смерть.