Дело о железном змее (ЛП)

Глава седьмая Завтрак в Мэйефейр

Рассвет разнесся над Лондинием как гром. Прилив покатился по улицам, и каждая ведьма и маг, а также чародейки и собиратели искр, замирали, позволяя потоку наполнить их. Прилив двигался вверх по реке, растекаясь по улицам, пока рассвет пытался пробиться сквозь пелену сажи, и Эмма ненадолго почти проснулась и перевернулась, затерявшись в собственной кровати. Она пыталась отогнать сонливость, но, хотя Прилив пополнил волшебную энергию, она лишала себя других ресурсов слишком сильно, и сон утащил ее за собой.

Когда ее глаза, наконец, открылись, ее поприветствовала своя комната, тускло освещенная, синие бархатные шторы были задернуты, а часы из золоченой бронзы тикали на камине сами себе. Мягко мерцал шар ведьминого огня, закованный в серебро над ее рукомойником, став ярче, когда она приподнялась на локти и зевнула.

Ощутив ее возвращение в сознание, комната задрожала. Она взмахнула рукой, пальцы трепетали, и шторы медленно раздвинулись, колокольчик на них низко пропел. Тусклый серый свет Лондиния лился в окно. Дом пробуждался вместе с госпожой, и она услышала шаги в коридоре.

— Бонжур! — пропищала Северина, распахивая дверь. Ее пухлое лицо озаряла широкая солнечная улыбка, ее чепчик был поразительно белым. — Chocolat et croissant pour ma fille, — ее юбки задевали величественный голубой ковер, ее глаза весело сияли. Ошейник с договором прижимался к ее горлу, сияя, поверхность металла была с любовью отполирована.

По ошейнику можно было многое сказать о слуге. Ошейник с договором давал определенный статус, рекомендации и законные права. Многие маги выше уровня Мастера могли и нанимали только слуг с такими ошейниками, это был вопрос верности и безопасности.

Были и другие, темные причины такого предпочтения, но Эмма предпочитала не думать о них. Не утром, по крайней мере. Она потянулась, кривясь, когда несколько мышц заныло.

— Бонжур, Северина. Твоя внучка уже родила?

— Нет еще, нет еще, — аромат поднимался над серебряным подносом в ее пухлых руках, за Севериной шли вместе Кэтрин и Изобель, горничные, чистые и бодрые. Шрам на лице Изобель уже неплохо залечился от новой методики сшивания плоти. Эмма кивнула, когда они опустились в реверансе. — Monsieur le bouclier с нашим гостем. У них такой завтрак! Повару придется послать за ветчиной.

— Оставлю это умелым рукам повара, — Эмма зевнула и выбралась из постели. Все болело, волосы загрубели от грязи. — Изобель, милая, набери мне ванну. Кэтрин, сегодня что-нибудь старое. Я ужасно быстро порчу платья.

— Зеленый шелк подойдет, мэм, — светлое в веснушках лицо Кэтрин сжалось, когда она заговорила, ее ошейник тоже сиял. Она часто вздрагивала в конце предложения, хотя ее воротник был относительно простым. Или Эмма считала его относительно простым. Слабые от плохого обращения часто теряли верность, даже если на них был ошейник, она видела достаточно, чтобы знать это.

Кэтрин пришла к ней без рекомендаций, и Северина не хотела надевать ошейник на девушку без бумаг. Финч тоже был против.

Но они не могли перечить. Собачья верность Кэтрин и ее навыки с иглой — она была хорошей портнихой, настолько хорошей, что Эмма подозревала в ней ограниченный талант зачаровывания иглы, но магии было не так много, чтобы надевать на нее ошейник стало незаконно — а еще неутомимое желание работать доказали, что госпожа сделала верный выбор.

Если бы она ошиблась, она сама смогла бы наказать нарушителя.

Северина занялась столиком у окна, суетясь, пока все не было готово.

— Вы бледны, мадам. Перетрудились. Идемте, шоколад горячий. И круассаны свежие! Очень свежие!

— Минутку, cher Северина, — Эмма снова потянулась, не спеша, Кэтрин пропала в гардеробной, а Изобель напевала в ванной поверх шума падающей воды. Девушка всегда что-то напевала. Сегодня это была мелодия из Пиксадона, девушка из деревни оплакивала неудавшуюся любовь к городскому джентльмену. Это было не совсем уместно, но Изобель была хорошей. Они с Кэтрин переделывали и донашивали платья, что Эмма уже не носила, но не сожженные или изорванные, и они часто творили чудеса за минуту, когда гардероб Эммы нуждался в этом.

Служба Британии порой требовала от Эммы Бэннон то выглядеть незаметно в грязном переулке, то блистать на балу.

В обоих случаях были свои опасности. На службе были и другие, как Эмма, но она не общалась с ними. В мутном тайном обществе можно было лишь находиться. И у нее были определенные свободны, ведь она действовала соло.

И, что не случайно, другие маги ощущали страх, когда имели дело с женщиной, что была и Главной, и представительницей Черной ветви дисциплины. Хоть она и скрывала эту ветвь, она вряд ли могла бы сойти за Серую, тем более, Белую. В одном она была ужасно практична.

А в другом была не против крови и криков, как истинная женщина.

Эмма коснулась обсидиановой сферы на тумбочке у кровати. Поверхность сферы с серебром в плавающих символах, замерцала и пошла рябью, как вода. Ее пальца гладили, и дом задрожал снова. Вся эфирная защита дома была четкой и плотной, воля Главной и эфирная сила курсировали по каналам в физической субстанции, ловко и крепко связанные сложными невидимыми узлами, как и должно быть.

Вокруг сферы лежали стопками книги, и все они были неприличными и чувственными, и Эмма печально улыбнулась им.

«Когда это закончится, я буду лежать в кровати и читать неделю».

Она давала себе это обещание месяцами. Но всегда возникала новая проблема. Принц-консорт был не опытен, а королева — слишком юна, хотя она была Британией, и тут не было интриги. Матушка Виктрис недавно перестала давить на нежную спину дочери, и ее влияние медленно покидало юную королеву, которая оказалась не поддающейся на управление дражайшей мамой (как ее непочтительно, но очень тихо называли).

Если бы посвященные не интересовались службой королеве Виктрис, а не ее маме… кто знал? Британия правила бы, несомненно, долго после ее нынешнего подъема до старости, после долгой жизни Эммы как Главной.

Но это не означало, что она могла пренебрегать долгом.

«Королева и страна, как скучно. Ты не хотела бы настоящей силы?» — и прощальные слова Левеллина. Эмма заполучила ментата.

Несомненно, у мистера Клэра были некоторые идеи. Несколько идей было и у нее, например, откуда начать распутывание этого клубка в дальнейшем. Но пока что она надела халат и устроилась за столиком, Северина суетилась вокруг нее какое-то время, пока она пила утренний шоколад. Она быстро закончила, платье было выбрано, и она не успела вдоволь насладиться горячей водой, как уже была в гардеробной, и на нее надевали платье с не тугим корсетом, высоким воротником из почти тусклого коричневого бархата, ее волосы высушили и мило уложили быстрые пальцы Изобель, немного духов нанесли за ее уши, в шкатулках с украшениями были обнаружены нужные, и шкатулки убрали. Кэтрин ушла в ванную, а Изобель в спальню, чтобы привести комнаты в порядок.

Это было сделано, и ее мысли становились организованнее. Эмма посмотрела на себя в большое зеркало над ее белым рукомойником, чуть хмурясь. Не модно, да. Но зато, если это платье будет испорчено, она не расстроится.

— Северина. Пусть Кэтрин отправит мистеру Финчу отчет о платьях, что я испортила за последнюю неделю, а Финч подготовит подробный счет на каждое. И для тех, что я точно испорчу в ближайшем будущем.

— Oui, madame, — Северина сжала пухлые руки, замерев у двери. — Повар захочет узнать меню…

— Я оставляю меню в ваши с поваром руки на грядущую неделю. Мистер Финч должен знать, что пока что я не принимаю.

— Oui, madame, — щеки Северины побледнели. Оставлять меню им с поваром было приемлемо, но главная служанка боялась совершить ошибку, а еще боялась за госпожу.

Прошлый договор Северины не был приятным. И Эмма знала, что ее лучше не утешать, от этого она только сильнее нервничала. Вести себя нужно было как с лошадью, лучше быть четким и понятным, но нежным.

— И, прошу, пусть Финч доставит больше простыней для нашего гостя и найдет ему приличного слугу. Думаю, мистер Клэр у нас задержится на какое-то время.

Зал был длинным и пропитанным солнечным светом, а еще приглушенным сиянием ведьминых шаров в клетках из тонкого алюминия, дерево на полу местами скрывали маты, чтобы падения во время тренировок Микала были не такими опасными. Конечно, падение для Микала было недопустимым. Но маты были предосторожностью.

Или были тут для редких дней, когда со Щитом могли сразиться. Как сегодня.

Хотя, может, она погорячилась со словом «могли». Микал двигался мягко, отражая удары ментата. Клэр был обучен, но для глаз, привыкших к движениям кандидатов в Щиты, он казался медленным и неуклюжим. Он потел, разделся до пояса и оказался удивительно мускулистым. Эмма скрестила руки, наблюдая, как Микал отступает, разворачивается и нарушает равновесие ментата. Один удар, и Клэр согнулся, потеряв почти весь воздух. Микал странно улыбнулся, явно наслаждаясь собой.

Эмма заметила, что стоит не как леди, и сцепила ладони в перчатках перед собой. Кольцо из сардоникса покалывало, она оставила янтарь, сияющий зарядом волшебной силы Прилива. Серьгами сегодня были длинные кинжалы, ожерелье тоже было заряжено. Еще два кольца — рубиновое и из толстой тусклой полоски золота — дополняли набор сегодня. Она была готова, насколько это было возможно.

«Ему это не понравится», — она терпеливо ждала, глядя, как улыбка Микала становится шире, пока Клэр поднимался с матов.

— Не нужно так радоваться, сэр, — Клэр задыхался.

— Прошу прощения, — улыбка Микала стала шире. — Еще раунд? Вы довольно ловкий ментат.

Клэр отмахнулся от комплимента.

— Нет, нет. Боюсь, я больше не смогу. И мисс Бэннон появилась.

«О, так вы заметили мое отсутствие?».

— Джентльмены, — она приняла традиционный поклон Микала и не такое официальное движение Клэра с кивком. — Хорошо спалось, мистер Клэр?

Он покраснел до корней песочных волос.

— Неплохо, благодарю. А вам, мисс Бэннон?

— Хорошо, спасибо. Я уйду сегодня, поохочусь на интересные догадки в этом заговоре. Здесь для вас самое безопасное место, мистер Клэр, и Микал за вами присмотрит…

— Прима, — одно слово, но на лице Микала была буря.

— Не вмешивайся, Щит, — ее предложение несло предупреждение. — Тебе нужно защищать ментата. Похоже, ментаты в центре этих событий, так что он должен быть в безопасности, пока я охочусь в других кварталах. Я надеюсь вернуться к ужину. Мистер Клэр, мы ужинаем довольно рано, надеюсь, это удобно для вас?

— Мое пищеварение не против, — но его длинное потное лицо стало печальным, он надел тонкую рубашку и отогнул воротник. — Но, мисс Бэннон, я не уверен, что целью нападений, что мы недавно пережили, был только я. Прошлой ночью…

«Я не только из-за этого хочу оставить вас тут».

— Эти лисы знают, что я иду за ними по пятам. Моя повозка сегодня ездит по обманным путям, и я проскользну незаметно, — она с усилием расцепила пальцы, не обращая внимания на напряжение Микала, пыльца темного цвета была заметна Взгляду. — Уверяю вас, мистер Клэр, я способна выполнить долг, что мне назначила Ее величество, а именно — защитить ментата и избавиться от источника неприятностей, — ее плечи болели, она с усилием расслабила их. — Мои слуги принесут вам чистые простыни — ваши прибыли и были выстираны — и вам предоставят слугу, раз вы будете моим гостем какое-то время. Вы ответите на вопросы мистера Финча по этим делам, как только освежитесь?

— С радостью, — выражение его лица кричало об обратном. Но он не тратил время. Он пожал руку Микалу и ушел. Конечно, он посчитал ее ужасно неженственной.

«Пускай. Его мнение не важно, я защищаю его существование».

Она выдержала взгляд Микала, дверь зала закрылась с решительным щелчком, и скулы Щита потемнели под медным цветом.

От боя он так не краснел.

— Ты будешь защищать ментата, — от ее тона бледнел свет солнца, проникающий в окна. Ведьмины шары трепетали, один из них выпускал голубые искры.

— Моя Прима, — он стиснул зубы. Дрожь пробежала по нему, ее воля стала сильнее, и связь между ними натянулась.

«Моя Прима. Мой долг — защищать вас».

— Он в большей опасности, чем я. И у меня свои причины, Микал.

Маленькое беспокойное движение. Она почти подумала, что он будет спорить с ней.

А это не было позволено.

— Хорошо, — она коснулась юбок, ее сумочка задела бархат. Чепчик был еще хуже платья, но она не расстроилась бы, потеряв его или повредив. И он не мешал ее обзору. — Тогда до ужина.

Она бы ушла, если бы не его упрямство.

— Эмма, — он выдавил ее имя сквозь сжатые губы. — Прошу.

Волшебная сила пылала в ней. Он боролся, но она была Главной, ее воля заставила его встать на колени. Когда он подчинился, сев на колени и прижав ладони к бедрам, склонив голову, с напряжением во всех мышцах, она тихо выдохнула между зубов.

— Я Прима, — слова стали потоком, обжигающим горло. — Я не слабая чародейка, чтобы мне указывать. Я позволяю тебе многое. Микал, но не потерплю непослушания. Ты будешь охранять ментата.

«Угрозы, что ты меня задушишь, мало, чтобы я терпела приказ от Щита. Мало».

Он перестал бороться. Он обмяк в клетке ее воли.

— Да, — прошептал он.

— Да…?

— Да, моя Прима.

Удивительно, что он не ненавидел ее. Конечно, он мог. Но, пока он хотел выживать, они были союзниками. Ненависть мало значила в таком союзе.

«Или я так себе говорю. Пока он не найдет сделку выгоднее. А потом? Кто знает».

— Хорошо, — она развернулась, шурша юбками, и пошла к двери. Ее воля ослабла, но Микал не двигался.

— Эмма, — теперь мягко.

Она не замерла.

— Будь осторожна, — чуть громче, чем нужно, и яркий воздух зала задрожал, пыль тихо кружилась. — Я не могу потерять тебя.

Презрение к себе ударило по ее груди, Чувство было знакомым.

— Я не собираюсь теряться, Микал. Благодарю.

«Не стоило так делать. Прости», — слова дрожали на языке, но она проглотила их и оставила его в залитом солнцем зале.