Дело о запертых кошмарах

Глава 10 в которой всё становится ещё сложнее

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Усадьбу Ночвицких окружал всё тот же по-осеннему мрачный парк. Между голых деревьев, выгнув покатую спину, торчала проклятая конюшня. Эх, Казик, Казик! Я отвернулся от окошка крытой повозки. Мы вывернули на вечно запруженную экипажами и людьми Масельную площадь, и остановились у главных ворот.

— Магистр Бальтазар Вильк, — бросил я сторожам и нас без лишних вопросов пропустили внутрь.

Огромный дом семейства Ночвицких мог соперничать с усадьбой Мнишека размерами и богатством отделки.

Я поднялся по парадной лестнице и вошёл в приёмный зал. Меня встретил седой слуга в парчовой ливрее, поклонился и зычным голосом попросил:

— Соблаговолите следовать за мной, пан Вильк.

Коридоры, анфилады, переходы и ступени. Если бы он оставил меня на пару минут я бы непременно заблудился. Был не прав, дому Мнишека с этой громадиной не тягаться. Тут настоящий лабиринт с дорогущими коврами, гобеленами и золотой инкрустацией.

Мы наконец поднялись в небольшую спальню. У дверей нас перехватил лекарь и вежливо, но категорично потребовал:

— Не долго, пан магистр, мой подопечный еще недостаточно здоров, чтобы подвергаться длительным допросам.

— Что вы говорите? — хмыкнул я, и, оттеснив его в сторону, шагнул через порог.

Недолюбливаю лекарскую братию. Помощи на раст, а разговоров на сто левков.

Младший Ночвицкий сидел в кровати. И правда, ещё бледный и болезненный на вид, особенно на фоне белой-белой рубахи. Он встрепенулся, даже попытался подняться, но я покачал головой и выставил руку.

— Доброе утро, пан Ночвицкий. Лекарь сказал, что вы еще не поправились окончательно, так что не утруждайте себя лишними движениями. Я хорошо знаю, что такое раны, нанесенные нежитью и понимаю, как вы себя чувствуете.

— Как скажите, пан магистр. Моя жизнь всё еще принадлежит мне, благодаря вам. Поэтому я сделаю всё что угодно, чтобы возместить это.

— Не стоит, — улыбнувшись, ответил я. — Всего лишь ответьте, как вы познакомились с той дамой, с которой оказались в беседке.

Он заёрзал на кровати.

— Нелепая история, пан магистр. Отец пригласил на бал этого невыносимого Пшкевича.

— Какого именно? — для порядка уточнил я.

— Главу кафедры боевой магии в Школе Высших Искусств. Он может быть трижды мастер своего дела, но как человек чрезвычайно неприятен. Он очень грубо разговаривал со своей дамой, даже дернул её за руку. Я не смог вытерпеть. Отца не было на месте, и как хозяин дома, я обязан был вмешаться.

Мои подозрения начинали подкрепляться. Рекар с завидной регулярностью появлялся в том же месте, что и смешливица. А на тот трагичный бал привёл её сам?

— Я потребовал его извиниться перед панной, но он насмешливо бросил, что перед бархатными розами не кланяется и высокомерно удалился. Я попросил прощения вместо него.

— Что она ответила?

— Ничего, — пожал плечами младший Ночвицкий. — Только улыбалась так… — он смутился, — мило и загадочно.

— Вас кто-нибудь видел?

— Нет, мы пересеклись в одной из дальних комнат с выходом в сад.

— Расскажите, как есть, — попросил я. — Вам нечего стесняться это существо околдовало вас, и вы не могли сопротивляться.

— Да, да, — подтвердил он. — Меня словно подменили. Я слушал её мелодичный смех и больше ничего слышал, и не видел кроме её прекрасного лица. Она взяла меня за руку и увела в парк подальше от людей, до той самой злополучной беседки…

— Дальше мне известно, — перебил я, чтобы не заставлять парня воскрешать те жуткие мгновения. — Вы очень помогли пан Ночвицкий. Можете быть уверены, очень скоро с этим существом будет покончено.

— Спасибо, — потупился он.

— Выздоравливайте, — пожелал я, вернувшись к дверям. — Надеюсь когда увидимся в следующий раз, вы будете крепко стоять на ногах.

— Непременно.

К счастью лекарь куда-то подевался, зато слуга невозмутимо дожидался меня в коридоре.

— Соблаговолите следовать за мной, Пан Вильк, — снова поклонился он.

Мы опять пробирались через десятки залов, галерей и лестниц, пока не достигли небольшой гостиной, обшитой дубовыми панелями. Перед камином с чашкой ароматного чая сидел хозяин усадьбы, а второе кресло с мохнатым пледом на спинке, по-видимому, дожидалось меня.

— Рад видеть вас снова, — привстал Ендрих Ночвицкий. — Присаживайтесь.

— Благодарствую, но чай мне, к сожалению, нельзя, — я развёл руки, не приняв протянутую слугой чашку.

Хозяин нахохлился, но больше ничего предлагать не стал.

— Слышал, вы загнали нечисть в музей.

— Так и есть. Скоро мы отыщем её логово, и наша сделка будет завершена.

— Принесёте мне какой-нибудь трофей? — заинтересовался Ночвицкий, глянув на меня исподлобья.

— Если будет возможность.

— Это было бы прекрасным напоминанием для моего сына и для меня. Чтобы не забывали о том, что деньги и положение не обеспечивают бессмертия.

Я задумчиво кивнул. Не ожидал таких слов от одного из самых богатых купцов Кипеллена.

— Постараюсь достать вам трофей.

— Хорошо, — тихо проговорил он и отпил чаю.

Я понял, что аудиенция закончена, но обязан был задать мучавший меня вопрос.

— Прежде чем откланяюсь, позвольте спросить. В тот день во время бала у вас гостил Габриэль Ремиц?

Ендрих напряженно взглянул на меня.

— А почему вы интересуетесь?

— Необходимо проверить некоторые детали, — не вдаваясь в подробности, заюлил я, не обвинять же Габриэля почём зря.

— Вы знаете, что между нашими гильдиями практически война? — он вздохнул. — Да все об этом знают. Мне не нужна лишняя огласка. А после смерти Кузьки и подавно. Личные договоренности между гильдиями сейчас не приветствуются. Поэтому всё что я расскажу, останется сугубо между нами.

— Можете быть уверены…

— В противном случае, я буду всё отрицать, — Ночвицкий так взглянул на меня, словно уколол. — Пан Ремиц действительно должен был заглянуть по одному… коммерческому вопросу, о котором я не вправе распространяться, — задумчиво продолжил он. — Но в тот вечер я неожиданно отбыл по торговым делам и наша встреча отменилась. Не знаю, заезжал он или нет.

— А можно ли проверить? — не сдавался я.

Ендрих подозвал слугу и что-то коротко сказал ему.

— Простите, не хотел лезть в ваши дела, но это действительно важно, — сказал я.

Он только кивнул, невозмутимо допивая свой чай. Говорить о погоде или других несущественных глупостях для поддержания разговора, не входило в его привычки. Ночвицкие не тратили попусту время и умели ценить его. Наверное, поэтому возможность навсегда потерять сына произвела на Ендриха такое глубокое впечатление и заставила задуматься о своей жизни.

Слуга вернулся с объемной папкой перетянутой синей лентой. Ночвицкий долго ковырялся в бумагах, а потом безразлично произнёс:

— Был. Прибыл, как мы и договаривались ровно в полшестого, а убыл незадолго до нападения мерзкой твари.

— Признателен, что потратили на меня лишнее время.

Я поднялся из кресла и, распрощавшись с хозяином дома, пошёл к выходу.

Кажется, у Рекара появился соперник. Почему Габриэль неизменно появляется там же где смешливица? Но, что наводит на еще большие подозрения, в отличие от Пшкевича, постоянно скрывается в тени?

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»

Когда я вынырнула из одеяльного кокона в который закуталась по самые уши, Румпель поставил передо мной терпко пахнущий взвар, курящийся паром.

— Вот, выпей, а то заболеешь.

Тролль пытался привести меня в порядок после «всемирного потопа», а я забилась в угол между стойкой и кирпичной колонной и зябко вздрагивала. Юбка и чулки парадными флагами колыхались над очагом, от ботильонов, стоявших возле жаровни, шел пар. Хоть бы не покоробило, обувь нынче недёшева, а на мою ногу ещё поди подбери — стопа узкая, без подъема. Я благодарно вцепилась горячую кружку, грея покрасневшие припухшие пальцы. Отвар пах мятой, имбирем и ещё чем-то неуловимо пряным. Немного подумав, тролль плюхнул туда ложку мёда. Покатав кружку в ладонях, я осторожно отхлебнула. Горячая терпкая жидкость огненной каплей рухнула в желудок и заставила тело вздрогнуть. Озноб потихоньку отступал, сменяясь расслабляющим теплом в конечностях. Н-да, намерзлась я сегодня на месяц вперед. Вода из трубы хлестала ледяная… Румпель молча опустился напротив, оседлав оставшийся в «живых» после схватки с трубой дубовый табурет.

— А каким ветром тебя ко мне вообще занесло? — полюбопытствовал он. — Франц, вроде, говорил, что ты выходной на сегодня взяла.

— Угу… — буркнула я, отпивая из кружки. — Взяла. Нужно было прояснить кое-что. Вильк ведь не просто так вчера на меня накинулся…

— Вот! — вскрикнул тролль, — Что я говорил! Эх, зря я ему вчера зубы не пересчитал.

— Да успокойся ты! — не выдержала я. — Он действительно меня за убийцу принял!

— Чего? — вытаращился Румпель. — Ну, знаешь ли! У него совсем черепица потекла!

— Да нет, у него были основания… — задумчиво побарабанив пальцами по стойке, я вздохнула и вкратце поведала товарищу историю своих злоключений в Зодчеке и сегодняшней вылазки к реставраторам.

— Знаешь, — тролль поскреб квадратный подбородок, — я в ваших живописных делах не разбираюсь. Зато неприятности нюхом чую. Что-то во всей этой истории не так: и сноходец убитый, и письмецо, тебе подброшенное, и книга Вилькова, зачем-то ведь её пытались у тебя украсть, и картина… Идем-ка к Врочеку сходим, думается, старик лучше должен знать, что творится.

— А не поздно ли? Времени-то уже прилично, — засомневалась я.

— Ничего, все равно бессонницей мается и раньше полуночи не ложится, — успокоил меня Румпель. — О, и шмотье твое уже просохло, — он передал мне юбку и чулки.

— Отвернись, — скомандовала я, — забирая одежду из лапищ тролля.

— Да чего я там не видел, — хмыкнул тот.

— Штопаных панталон в сердечки, — фыркнула я, — отворачивайся, давай.

Тролль мстительно швырнул в меня ботильонами, и я, разложив вещи на стойке, принялась одеваться.

Обувь была ещё сырой, но деваться некуда, пришлось напяливать так.

Свет у Врочека не горел, и сомнения вновь шевельнулись внутри, но Румпель решительно потащил меня к входу.

У лавки я на секунду застыла, не донеся руку до дверного молотка. Фонарей на улице было достаточно, чтобы увидеть, что створка не прикрыта. Сердце кольнуло иглой дурного предчувствия. Румпель, тоже почуявший неладное, властным жестом задвинул меня за спину. Внутри послышалась возня, дверь распахнулась и на крыльцо, оставляя за собой кровавый след, вывалился Франц Врочек. Кажется, я вскрикнула, тролль подхватил теряющего сознание старика, не давая расшибиться о каменные ступени.

— На помощь! — мой крик прорезал сонную тишину пустой улицы. — Кто-нибудь!

Захлопали ставни, начали зажигаться огоньки в ближайших домах. Первыми на улицу выскочили двое цвергов-чеканщиков, чей гильдейский дом стоял вплотную к лавке.

— Лекаря! — рявкнул Румпель, осторожно укладывая пана Франца на землю.

Младший цверг, перекинувшись словом с товарищем, поспешно заковылял вверх по улице. Я опрометью кинулась в лавку, и, схватив на столе подвернувшийся под руку кусок угля, выбежала обратно. Упала на колени перед Врочеком и рванула на тощей стариковской груди окровавленную рубашку. Франц застонал, открыв мутнеющие глаза. Несмотря на попытки тролля пережать кровоток повязкой из собственной рубахи, из треугольной раны под грудиной старика стремительными толчками уходила кровь. Я поспешно зачиркала углём по мостовой. Руки дрожали, не желая слушаться, но орнамент выходил лучше, чем на экзамене. Я знала за что борюсь и сдаваться не собиралась. С каждой пульсацией тёмной крови из Врочека улетала жизнь. Я стремительно вырисовывала вокруг него преграду из угольных черточек, будто эти каракули могли не пропустить смерть. Только бы продержаться до прихода лекаря.

— А…лана… — пан Франц попытался остановить мою руку, но я молча скинула его пльцы, продолжая остервенело чертить все новые и новые завитки.

Я смогу, знаю! Главное заплести разорванные линии жизни, и не давать текущей крови уносить остатки жизненной энергии.

—…книга… — пан Франц судорожно цеплялся за мою шаль, — книга пана… Вилька… не нашли… спрятал……

Р-резец мне в стило! Рука заработала быстрее. Время утекало сквозь пальцы, унося с собой чужую жизнь. Я смогу, успею! Сухая рука пана Врочека прекратила цепляться за шаль. Румпель перехватил мои пальцы за секунду до того, как я попыталась дать узору ещё силы, и обреченно покачал головой. Сквозь малочисленную толпу сонных соседей к нам протолкался молодой цверг в компании всклокоченного плотного человечка в темном сюртуке. Он склонился над Врочеком и потрогал жилку на шее.

— Все кончено, панна, — скорбно произнес он, разглядывая мой узор, — мастер-живописец, да?

Я судорожно кивнула, машинально кроша в пальцах остатки угля.

— Вы молодец, не растерялись, сделали, что могли, — толстячок успокаивающе погладил меня по плечу, — и вы тоже, молодой человек, — добавил он, повернувшись к троллю, зябко поводившему голыми плечами.

— Посторонись! Разойдись! — прозвучало над головой, и к телу, расталкивая зевак, пробился патруль Ночной стражи, за которым, как оказалось, уже успели послать.

Румпель осторожно поднял меня с колен, отведя в сторону. Я двигалась словно сомнамбула, время замедлилось. После всех вопросов и осмотра, тело несчастного Врочека увезли в холодную, а лавку опечатали «до выяснения». К концу всех следственных мероприятий меня снова бил мелкий озноб, а когда кто-то из стражников упомянул имя Бальтазара Вилька, я внезапно встряхнулась, забормотав себе под нос: «Вильк, чтоб ты сдох! Из-за тебя все заварилось, будь ты неладен! Из-за твоей поганой книжонки!» — и стряхнув с плеч троллевы лапищи, рванула к дому чародея, намереваясь выяснить все здесь и сейчас.

Я кричала, ругалась, ободрала в кровь костяшки пальцев, и наверняка перебудила полквартала, ломясь в запертую дверь, прежде чем та распахнулась, и на пороге появился Бальтазар Вильк. Из-под наброшенной на плечи рубашки выглядывали расцвеченные алыми пятнами бинты. На скуле маслянисто поблескивала свежая ссадина, будто пана чародея провезли лицом по брусчатке.

— Какого мракобеса? — хмуро спросил он, нависнув надо мной. — Вы ранены? — цепкий взгляд мигом засек кровавые пятна на одежде.

— Франц Врочек убит, — простонала я.

Весь порыв злости, словно остался там, за дверью, с остервенелыми ударами по шершавым доскам. Из глаз хлынули слезы и меня снова затрясло.

— Вы! Вы во всем виноваты! Если бы не ваша проклятая книга!.. Если бы я не привезла её к нему вчера вечером… Это все из-за вас, из-за меня!!!

Кажется, я кинулась на Вилька с кулаками. Пан чародей сгреб меня в охапку, прижав к себе, и держал, пока не перестала вырываться, а лишь громко всхлипывала, вцепившись пальцами в бинты. Дождавшись, пока я успокоюсь, Вильк провел меня на кухню, усадил за стол и молча протянул стакан с водой. Чуть растерянно повертел головой и скомандовал:

— Пронька, завари барышне мяты с мелиссой!

— Пронька то, Пронька сё… — недовольно донеслось из-за печки. — Приперся додому как драный мракобес, весь в кровище, полкухни изгадил пока бинтовался, еле отмыл. Сейчас спать не даешь! Вот тебе твоя мята с мелиссой, — на стол сами собой бухнулись две жестянки с плотно притертыми крышечками, — от сердца отрываю, из личных запасов! Где чайник, поди, сам знаешь, Бальтазарушка, вроде как тоже здесь живешь! Плиту так и быть, разожгу.

За печкой что-то загрохотало и затихло, над широкой конфоркой затеплились языки пламени.

Вильк ругнулся сквозь зубы и полез за чайником.

— На кой куць мне такой домовой, — бормотал он. — Хуже злобной мачехи.

Пока он возился, я, нервно цокая зубами о стакан, выпила почти всю воду, лишь под конец распознав мерзкий вкус дистиллята. Впрочем, сейчас я бы и кислоты хлебнула, не задумываясь. Пан Бальтазар допил остатки воды из моего стакана, поморщился, убрал чайник с плиты и поставил передо мной надколотую глиняную кружку, исходящую мятным ароматом. Отошел к подоконнику и, распахнув форточку, раскурил трубку.

— Рассказывайте, — коротко бросил он.

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Поездка по городу и качка в коляске не прошли даром. Присохшие к ранам бинты оторвались и покраснели от крови. Чувствовал я себя скверно. Казалось, что болит абсолютно всё. А из-за нехватки сил, энергия так и не восстановилась после вчерашней погони, тело била мелкая дрожь. Но самое худшее, что тень подозрения пала на моего лучшего друга, Габриэля Ремица. Этот удар пережить было труднее всего. И если бы я мог хоть немного шевелить ногами, непременно отправился бы в Школу Высших Искусств и спросил бы его, какого лешего он так замарался в этом деле?

Добравшись до дома, я кое-как поднялся в кухню и начал отмачивать бинты. Пронька бубнил, что теперь ему снова убираться и всё запачкано проклятущей чародейской кровью, но помогал. Я кривился, но менял повязки одну за другой. Терпению за последние годы я научился. Да и раны заживут, никуда не денутся — найти настоящих друзей намного сложнее.

Кое-как перебинтовавшись, я присел за стол и чуть не задремал, но снизу упрямо задолбили в дверь. Не иначе отряд обезумевших троллей брал мою берлогу штурмом.

— Ну, кто там ещё? — измученно простонал я.

— Опять та безумная панна, — проворчал домовой. — Я ей открывать не буду.

— Конечно, пусть полудохлый чародей тащится по ступеням.

Я с трудом поднялся из-за стола и, пошатываясь, затопал вниз. У моей нежданной гостьи, в отличие от меня, сил было хоть отбавляй, она так лупила в дверь, что мне начало казаться, будто она снесёт её с петель раньше, чем я спущусь.

— Какого мракобеса? — рыкнул я, открыв створку.

— Франц Врочек убит!

Три слова добили меня окончательно. Я ухватился за косяк, прижавшись плечом к стене. Почему в жизни всегда так? Пока беспокоишься об одном друге с другим происходит беда и ты уже никак не можешь помочь. Судьба что нарочно отвлекает, чтобы творить за спиной свои грязные делишки? В горле встал ком, а Алана уже вовсю ревела, бормоча что-то о том, что все мы виноваты и лупила меня кулаками. Едва прилаженные повязки снова сбились, а раны налились болевым жаром. Пришлось сгрести её в охапку и держать покрепче, чтобы не навредила нам обоим. А когда она успокоилась, тащить на кухню и отпаивать.

— Пронька, завари барышне мяты с мелиссой!

— Пронька то, Пронька сё…

Проклятущий домовой будто чувствовал охватившую меня беспомощность. Что может быть страшнее, чем потерять старого друга? Я даже не слушал его наглое ворчание. Оно казалось таким мелочным, незначительным и бессмысленным, что не стоило внимания. По сравнению со смертью всё остальное всегда кажется несущественным!

Я полез за чайником и чуть не опалился об вспыхнувшую конфорку.

— На кой куць мне такой домовой, хуже злобной мачехи.

Пришлось самому возиться с мятой, отмерять пропорции. Даже такие незначительные расчёты, как количество ложек сухой травы, отвлекали от неприятных мыслей. Я перемешал мяту с другими успокаивающими травами, а когда над чайником поднялся пар, долил кипятка.

Алана нервно глотала мой дистиллят, отбивая по стакану дробь зубами. Я забрал у неё свою «мёртвую воду» и подсунул кружку. Она вся тряслась, но ждать уже невыносимо, я должен знать какая тварь осмелилась поднять руку на безобидного старика. Стоило успокоить её, погладить по голове, прошептать успокаивающие слова, но у меня так всё зачерствело внутри, что выдавить из себя ничего не получилось. Я даже протянул руку, но отдёрнул её и, обругав себя последними словами, отошел к подоконнику. Дернул створку форточки и вытащил кисет с табаком.

— Рассказывайте! — бросил я, ненавидя себя за резкий тон.

Но она даже не заметила. Плотина прорвалась и на меня обрушился поток бессвязных предложений. Насколько мог, я направлял её рассказ в нужное русло, но узнал не так много. Кто-то пробрался в лавку, обошёл древесов, прошмыгнул мимо призрака и нанёс Врочеку единственный, но оказавшийся смертельным удар. Хотелось немедленно броситься в лавку, собрать все, что мог оставить убийца, приготовить припой, нырнуть в чужую память, опознать убийцу, найти и покарать.

Я выдохнул горький дым. Вряд ли я сейчас сложу даже простенькое заклятье, а если и смогу, то позорно рухну в обморок. Почему же всё так не вовремя? Не гоняйся я за проклятой смешливицей, сейчас бы уже во весь опор мчался в книжную лавку, но судьба-злодейка решила по-своему.

Алана уже выдохлась и рассказ превратился в бессвязное бормотание, а потом в глухое сопение.

От обнаглевшего домового помощи ждать не приходилось, поэтому я поднял её на руки и понёс в кабинет. Почему-то, казалось, что отнести в спальню будет неловко. Пристроив Алану на кушетку, я сел за письменный стол. Усталость всё еще мучила мое измотанное тело, но для сна места в нём не осталось. Старик успел спрятать трактат. Значит ли, что убийца приходил за ним или это совпадение? Я вспомнил доклад Марека: «К книжной лавке подъехала подозрительная карета с цветной заплаткой на задках кожаного салона, из которой вышел завкафедры алхимии Габриэль Ремиц». Они разговаривали с Врочеком на пороге, упоминали меня и Алану де Керси».

Неужели всё связано? Как же не хочется подозревать одного своего друга в убийстве другого. Если Габриэль замешан, мне навсегда придётся покинуть Кипеллен. Жить в этом городе после всего произошедшего, я уже не смогу.

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»

Я даже не заметила, как провалилась в липкий омут белесой сонной мути. Не сна, а дурной липкой дремы из которой не вырваться. Измотанный организм требовал передышки, пусть даже такой паршивой. Видения на грани полусна-полуяви безжалостно выворачивали мозг. Снилось, что я вычерпываю воду в таверне Румпеля. Но как бы ни старалась, вода все прибывала. Болели руки и согнутая спина. Становилось всё тяжелее. От усталости и переутомления в горле встал твёрдый ком и подступила тошнота. От тёмной воды расходился приторно-сладкий запах, и я не сдержавшись, подняла липкие пальцы к лицу. Чуть притронулась к губам и оторопела — солёная. Я вскрикнула, забарахтавшись в кровавой жиже, и оказалась посреди улицы над умирающим Францем Врочеком. Стояла на коленях и иступлено чертила, чертила, чертила, уже не углем, а окровавленными пальцами. Пискнула от боли, и мы с паном Францем провалились в заброшенный сад. За коваными воротами клубилась первозданная тьма. Моё чудовище дожидалось своего часа и плотоядно зарычало, обрадованное нашим появлением. Рык разнёсся по саду, пригибая ветви деревьев, жухлую траву и пожелтевшие цветы. Тело Врочека начало погружаться в мягкий дерн, а я отбрасывала его пластами, не давая поглотить книгопродавца. Тварь за воротами издевательски хохотала, цепляясь за ржавые прутья. От каждого её скачка сотрясался забор и вздымался клоками тёмный туман, прячущийся у корней деревьев. Пан Франц проваливался всё глубже, но я не сдавалась, упиралась как могла и тянула его обратно в сад. Холодное негнущееся тело выскальзывало из рук, но я цеплялась. Тварь ревела всё сильнее и травяные стебли рванулись вверх, изрезав мне руки. Я отпустила Врочека. Он мгновенно исчез под землёй и потянул меня за собой. Чудище довольно заухало, снова и снова кидаясь на ворота, а меня засасывало в душную пустоту…

Я проснулась от невнятного грохота. Села возле кушетки, запуталась ногами в пледе и ошарашено оглядывалась. Кажется, во сне, свалилась на пол… Я с силой потерла виски, пытаясь понять, где нахожусь. Не до конца проснувшийся мозг подсовывал мертвое тело Врочека и мою истерику в дверях Бальтазара Вилька.

Вильк! Всплыло в моём сонном мозгу. Я у него дома. Неужели уснула прямо на кухне? И сколько я проспала? Судя по рассветной сери за окном, немного. Час, может, два от силы. Из прихожей доносилась неразборчивая ругань и возня. Кое-как заставив затекшее тело повиноваться, я поковыляла в прихожую. Там, набычившись, как две бойцовые саламандры, кружили Бальтазар Вильк и Румпель. А этот-то что здесь делает? Хотя, что я спрашиваю! И так ясно... Под глазом у тролля наливался темный синяк, а Вильк, наращивая на ладони лиловое пламя, даже не пытался остановить идущую носом кровь. Я только выругалась сквозь зубы. В отличие от Адели мне никогда не хотелось, чтобы мужчины дрались из-за моей скромной персоны.

— Хватит! — крикнула я, спеша вклиниться между разъяренными противниками.

Голос звучал глухо и сипло. Неужели все-таки простудилась?

— Пан Вильк, что вы не поделили со смотрителем моста? Румпель, что ты здесь делаешь?!

Они замерли и уставились на меня, словно на говорящую мебель.

— Алана? Ну слава Первопредку! Я думал он тебя прикончил! — воскликнул тролль.

— Угу, — прогнусавил Вильк, впитав лиловые языки пламени в ладонь и тщетно пытаясь остановить идущую носом кровь. — А тело порубил, в бочку засолил, и в море утопил.

— А солить зачем? — не поняла я, — да и неудобно в бочку совать. Проще в канализацию сбросить крысюкам на корм или магией испепелить.

— Рано я списал вас со счетов, де Керси, вы прирожденная злодейка, — иронично протянул Вильк.

— Так, марш на кухню оба! — я начала раздражаться. — Помогу, чем смогу, а то ваши рожи, как грязная палитра. Заодно объясните, что за трясца происходит, и почему я опять крайняя.

Нет, все-таки мастерство не пропьешь. Зря я что ли старостой последние три года учёбы была?! Одногруппников гоняла в хвост и в гриву. Вот и пригодился отработанный командный голос.

— Вообще-то, вы в моём доме, — возмутился Вильк.

— Хотите пойти ко мне? — я заломила белобрысую бровь. — Боюсь, пани Флося не поймёт, если я приведу в ее дом двух побитых забулдыг на которых вы похожи.

Я подтолкнула драчунов к кухне.

— Вильк, где у вас зелья, или чем вы там пользуетесь, когда нужно?

— Лед в холодильном шкафу, — буркнул пан чародей, тяжело опускаясь на стул.

Я застыла посреди кухни. Хорошо, что в шкафу, но где он сам? А лед ещё нужно куда-то положить. Ха! Знаю! Присев у печки, постучала по заслонке и громко позвала:

— Хозяин домовой, помощь нужна!

— Чего надыть? – ворчливо донеслось из-за печки.

— Да пан Вильк тут… повздорил с другим паном. Лед нужен. Ты уж не обессудь, уважь просьбу.

— Ишь ты, какая ученая, — домовой высунул мохнатую мордочку. — Учись, Бальтазарушка, девка в доме и суток не пробыла, а уже кумекает, что к чему.

— Пронька! — взвыл пан чародей, явно ища, чем бы таким тяжелым швырнуть в домового, но тот показал язык и скрылся за печкой, а на столе появилось блюдо колотого льда.

— Выгоню, зараза лохматая. Под забором жить будешь! — пригрозил Вильк.

— Так что между вами произошло? — я повернулась к виновникам драки.

Пан Бальтазар прижал два куска льда к распухшему носу, а тролль неспешно катал ледяной обломок по всему лицу. Хорошо, что у его народа такая противомагическая «толстокожесть», иначе недавняя драка могла закончиться совсем плохо.

Никто из них не спешил отвечать. Да и друг на друга они не смотрели, надувшись словно сычи. А Вильк, по-моему, вообще может молчать часами. Поэтому я обратила взгляд на тролля.

— Румпель?

— Я был в лавке, — неохотно произнес он, — уже после того, как ты унеслась, словно тебя куць за мягкое место щипнул. Приехала следовательница, гхм, внушительная такая дама, явно соплеменники мои из горного клана в роду отметились…

— Люсинда Бряк, — пояснил пан Бальтазар, не отрывая кусочков льда от носа, из-за чего вышло гнусаво.

—…угу, и с ней ещё копатели, ну кто там у вас в страже следы всякие раскапывает. Им свидетели понадобились, а тебя, как на зло, не было уже, — тролль с укоризной посмотрел на меня. — Так я вызвался. Врочек и мне был не чужой.

— Что в лавке?! — не выдержала я.

— Да ничего, даже разбросано не сильно, все больше кабинет Францев пострадал. И это, Анисия пропала… Ну как…вроде есть она, чую её, а вроде так, что и нет…

Я озадачено потерла подбородок. Известия совсем не радужные. Надеялась, что призрак видела убийцу, но судя по всему от Аси тоже избавились. Запечатали где-то, а то и вовсе развеяли.

— После осмотра сразу к тебе рванул, — продолжил Румпель. — Хозяйка твоя спросонья меня чуть ночной вазой по голове не приложила! А как узнала, говорит, не было тебя, не приходила. Что мне было думать? Я же помню какая ты от лавки сбежала… ну и пришел сюда…

— Н-да, — Бальтазар вздохнул, — я собрался в лавку. Дело бы мне не отдали, Люсинда панна капризная, но не вредная, что нарыла, обязательно бы рассказала. Задумался, только нос за дверь высунул, так сразу по нему и получил.

Великие Четверо, шапито на выезде, я схватилась за голову и несколько раз дернула себя за волосы, вновь запутавшись в них перстнем! И Ася пропала… А что с древесами? Будь с ними все в порядке, они бы ни за что не выпустили убийцу! И Вилькова книга… О паре тайников пана Франца я знала, но что если он спрятал трактат куда-то ещё? Дом-то с лавкой — старинный. Тайных мест, как блох на собаке. Чем он вообще так ценен? За что убили Франца? Кому помешал старый книгопродавец? Вопросов высыпалась целая куча. Мне срочно надо попасть в лавку, иначе ответы не получить.

Вильк словно почуял мои молчаливые метания.

— Алана, вы же знаете, где Врочек хранил особо ценные вещи?

Я хмуро кивнула.

— Покажете, если проведу вас в лавку?

— Если расскажете, чем так ценен этот проклятущий трактат.

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Сном пришлось пожертвовать. Я выгреб из тайника несколько накопителей магии, хранимых на черный день и тут же опустошил два из них, а третий, мало ли что, сунул в карман. Это позволило восстановить запас энергии и взглянуть на мир более жизнерадостно. О том, что за столь поспешное восстановление резерва придется расплачиваться, я старался не думать. Времени на размышления еще будет предостаточно, когда на сутки слягу пластом после стимуляторов. Сейчас же мир сменил цвет с серого на более яркий. Правда, ненадолго. Стоило, зевая, спуститься по лестнице и открыть дверь, как меня со всей силы двинули в лицо. Причудилось, что на полном ходу встретился с повозкой, но все оказалось куда прозаичней. На меня разъяренным чмопселем пёр давешний тролль. Надо будет узнать какое отношение этот малый имеет к случившемуся. Я инстинктивно ответил силовым импульсом, впечатав незваного гостя в захлопнувшуюся дверь, но ни сползать оглушенным на пол, ни отступать он не собирался. Проворно уйдя от второго удара, тролль снова атаковал. Не знаю, чем бы закончилась потасовка, если бы сверху не раздалось:

— Хватит!

Алана слетела вниз, сверкая глазами. А дальше мою гостью и вовсе прорвало. Раскомандовалось словно квартирная хозяйка. Я даже не сдержался от колкого замечания о том, где она находится, но получилось только хуже. Пришлось идти на кухню, будто нашкодившему пацану. А она продолжала распоряжаться, еще и Пронька ей поддакивал, так что я не сдержался от угрозы:

— Выгоню, зараза лохматая. Под забором жить будешь!

Де Керси уставилась на меня таким грозным взглядом, что я еле сдержался от усмешки. То, что Пронька ей благоволит ещё не значит, что можно командовать в моем доме! Богини, а ведь всего-то ночь здесь провела… в кабинете… на кушетке. Страшно представить, что будет, если переберётся в спальню. Я отогнал непрошенные мысли, пропустив мимо ушей её вопрос. Тогда настырная девица переключилась на тролля.

— Я был в лавке, — неохотно произнес тот, — после того, как ты унеслась, приехала следовательница, гхм, внушительная дама, явно соплеменники мои из горного клана в роду отметились…

— Люсинда Бряк, — вставил я и не узнал собственного голоса.

Нос опух и слова вылетали, будто из глухого колодца.

А вот вам и ещё один вопрос — откуда хвостатый громила знал Врочека? И неплохо знал, судя по тому, что рассказала Алана. Или я в последние годы настолько отгородился от мира, что перестал обращать внимание на окружающих? Чем больше говорил тролль, тем сильнее смурнела Алана. Упомянул, что куда-то подевался призрак. Тревожный знак! Я ни на секунду не верил, что это заурядное ограбление, но где-то глубоко надежда всё же оставалась. Теперь она несчастно пискнула и окончательно исчезла.

Тролль замолчал, и мне пришлось рассказать свою часть истории о «разбитом носе». Алана слушала вполуха, обдумывая прошедшие события, и я почти видел какие мысли бродят в её голове, такими явными они были.

— Вы же знаете, где Врочек хранил особо ценные вещи?

Она кивнула.

— Покажете, если проведу вас в лавку?

— Расскажите, чем ценен этот проклятущий трактат, а после, хоть с маслом его ешьте, — буркнула она.

— Не при посторонних, — проворчал я, с неприязнью глядя на тролля.

Румпель зло оскалился в ответ, до хруста в пальцах сжав пудовые кулаки.

— Алана, у него точно что-то с головой… — прорычал тролль, поднимаясь со стула. — Врочек мертв, ты сама чудом жива, а он торгуется!

«Конечно, ты же меня по ней стукнул!» — чуть не съязвил я, но одернул себя.

По внутренностям расползался неприятный холод. Что-то я слишком часто получаю по носу в этом деле. Мои ошибки уже ударили по Казику и Францу…

— Румпель, стой! — Алана вскочила, проталкиваясь между мной и троллем.

Тонкие руки мелко дрожали.

— Вильк, прекратите! Прекратите изображать из себя героя-одиночку. Хватит! С книгой что-то не так. Это уже стоило жизни Врочеку и едва не стоило мне! В Зодчеке тот тип хотел завладеть трактатом. А потом мою комнату перерыли вверх дном, и если бы я по чистой случайности не заночевала в лавке, то вы имели бы счастье сплясать на моей могиле! — выпалила она. — Сначала я думала, что все из-за письма, которое вы подбросили мне в карман, но теперь… возможно, из-за книги. Так что или вы рассказываете, что за бесовщина творится, или я отказываюсь вам помогать. Можете забирать трактат и катиться на все четыре стороны!

Стоп! Что? Какая комната? Письмо? Письмо Ничека! Пресветлые четверо, так вот как оно обернулось. Сам того не желая, я подставил Алану под удар. Сколь бы несносной панной она ни была, но с моей стороны получилось подло. Вдруг стало противно от происходящего и от самого себя.

Буркнув на ходу: «Сейчас вернусь!» — я вышел в коридор, протиснулся в ванную, сунул голову в рукомойник и открыл кран. На затылок хлынул ледяной поток, потекло и за шиворот. Надо погасить эмоции! Они мешают внятно думать и загоняют в трясину самокопания. Сейчас мне это никак не поможет! Стало легче, и я вынырнул из-под холодной струи. Когда вернулся в кухню тролля уже не было. На его месте сидела Алана.

— Отправила Румпеля домой, — хмуро произнесла она. — Решила, что так будет лучше. Не хочу, чтобы вы поубивали друг друга. Пусть он и бывший пират, но очень надежный друг. А еще хозяин таверны «Под мостом». Делает лучший в Кипеллене глинтвейн. И вообще, я лишнего сейчас наговорила… — де Керси хлюпнула носом.

Только слез мне сейчас не хватало. В своей-то голове с трудом навёл порядок. А если начнём копаться в её, до вечера из дому не выберемся, а время тикает неумолимо.

— Все правильно, — я машинально провел рукой по затылку, ероша мокрые волосы, — пусть ненамеренно, но я подставил вас… и тогда на балу, сожалею, что так вышло. Помогите мне найти книгу, и клянусь, больше вас не потревожу. Порекомендуете другого художника?..

— Художника? — тонкие губы дрогнули в грустной усмешке. — Так вы не понимаете?

—Не понимаю чего? — напрягся я.

— Узоры создавал мастер-живописец. Мало кто сможет такие восстановить. Чтобы не потерять их свойств, надо поправить поврежденную магию. Обычный художник этого сделать не сможет…

— А вы, выходит, сможете?! — с легким раздражением буркнул я.

Алана неопределенно повела плечами.

— Уже делаю, — просто ответила она. — Расскажите, почему именно эта книга? Зачем она вам? Я должна понять, что происходит. И почему пробудился мой кошмар? Тогда станет понятнее, как Юзеф Ничек оживил монстра. И как все это прекратить, пока ещё кто-нибудь не погиб.

— Ничек? — я подался вперед, словно гончая почуявшая след. — Оживил?

— Он был заперт в картине, — Алана всплеснула руками, из-за чего шаль, взметнулась крыльями моли. — Перед смертью Ничек реставрировал полотно и нарушил магический узор, сдерживающий это чудовище. Ну, вы же читали письмо!

— Читал, но я не реставратор, не мастер-живописец, и даже не художник, — выдавил я, — в картинах ничего не понимаю.

Душой, конечно, покривил, как загнать живое существо в предмет известно любому магу. И хоть у живописцев собственная техника и свои особые методы, сам факт от этого не меняется. Вот только если в картину заточили не живое существо, а тварь из снов, это уже совсем другое дело. Такие чудища в разы опаснее обычной нежити.

— Юзеф был живописцем, да вот только мало кто об этом знал, и, взявшись за старинное полотно ненароком разбудил дремлющий в нем кошмар. Он до самой смерти так и не понял, что сотворил и какую тварь выпустил на волю. Я видела ту картину в реставраторской…

Я тяжело вздохнул. Теперь понятно куда подевалась тварь.

— Насколько сильно он повредил узор? Смешливица… тварь может выбраться из картины когда угодно?

Алана пожала плечами.

— Вряд ли, — вместо неё ответил я. — Там наверняка куча художников и музейных смотрителей, если бы могла вылезти, уже бы не справилась с голодом и пожрала всех под чистую.

— Всё равно надо приставить охрану.

— И спугнуть хозяина твари? — проворчал я.

— Кого? — удивилась Алана.

— Идемте в лавку, — бросил я, — договорим по дороге. Постараюсь все объяснить. Но вы тоже должны рассказать про свой кошмар, который пробудился. Надеюсь, вместе мы найдём верное решение и отправим всю мерзкую нечисть туда, откуда она вылезла.

Из рассказа Аланы де Керси,младшего книгопродавца книжной лавки «У моста»

Безумная ночь словно глупый пес заливаясь дурным брехом, дико проскакала в такое же утро, а то грозило перетечь в не менее безумный день. Голова пухла от свалившихся на неё неурядиц. Краткий сон не принес ни покоя, ни отдыха, оставив после себя лишь общую разбитость и мерзкий привкус мяты во рту. Я украдкой поглядывала на пана Вилька и понимала, что ему так же паршиво, как и мне, если не хуже. Меня, по крайней мере, не располосовала поперек груди озверевшая нежить. Пока мы сидели в кухне, пытаясь привести распухший нос магистра в относительный порядок, рассветная серость уступила место пасмурному осеннему утру. Стоит ли говорить, что по улице мы тащились как две побитые собаки, и когда Вильк предложил мне руку, то в голову закралась мысль, что ему просто нужна ещё одна точка опоры, чтобы не упасть.

— Зомби на прогулке, — мрачно пошутил он, — заметив наше отражение в витрине бакалейной лавки.

— Тогда уж некромант с питомцем, — нервно хихикнула я.

— И кто питомец?

Я невнятно хрюкнула, пытаясь подавить смешок, и вдруг поняла, что Вильк своей мрачноватой шуткой пытается вытянуть меня из пораженческого состояния. Странный он, все-таки. Стоит немного вытащить его из-под панциря, как он тут же натягивает ещё более шипастый, мол, смотрите какой я сердитый и неприступный. Ведь смеялся же над моими художествами в Зодчеке, над собой смеялся, тот же набор кистей в лавку принес в благодарность и тут же, как сбесился, когда на него очумелый диван попер. Снова меня виноватой выставил. И на балу… то чуть не убил, то… Ну я же видела какое у него лицо было, когда мы расскочились. Сожаление, боль, недоумение, страх, и ведь не за себя же…

— …Алана, вы меня не слушаете, — выдернул меня из размышлений усталый баритон.

Куць меня за ногу! Оказывается, он все это время что-то говорил, а я вилькокопанием занималась…

— Простите, пан Вильк…

— Бальтазар, — поправил он меня, — зовите по имени. Вот где уже эти политэсы, — Вильк весьма красноречиво провел ладонью по горлу. — А то иногда ловлю себя на мысли, что забываю, как меня зовут, настолько въелся этот «пан Вильк».

— Хорошо… — я вздрогнула от порыва холодного ветра. — Так что такого важного в этой книге?

— Можно сказать, что от её содержания зависит моя жизнь. Она моя последняя надежда, и, если не поможет, останется утопиться в Чистинке, — он невесело усмехнулся. — Когда в двадцать семь лет вдруг ставишь крест на карьере и нормальной жизни, перестаёшь верить в светлое будущее и его перспективы…

Дидько, ну вот зачем он так со мной?! Я ведь до сих пор грызу себе локти, за ту ночь на болоте и за то, что не смогла ему помочь в лазарете. Но…

— Алана, да не тряситесь вы. Поверьте, ваши слезы, это последнее, что мне сейчас нужно. К тому же… та неудачная стычка с топляком на болоте оказалась не более чем следствием иных событий. Теперь-то я это понимаю, а тогда… Ну что ж, все мы склонны искать виновников своих бед.

— Что с вами случилось?

— Стал жертвой неудачного ведьминского ритуала, — Вильк недобро оскалился, — не люблю, знаете ли, когда меня пытаются принести в жертву в собственном учебном кабинете. Девушке самоуверенности было не занимать, зато недостало сил и опыта, а я слишком хотел выжить. Так что, она отправилась в Полуночную бездну, а я отделался даром припоя и весьма болезненной раной.

— Смертное проклятье. Это Дарена Рамски пыталась вас убить, а умирая, прокляла, — догадалась я, припоминая довольно мутную историю с исчезновением старосты старшего курса ведовского факультета.

Темные брови Вилька выразительно поползли вверх. Ну, никто не говорил, что я плохо соображаю, а то, что директор весьма быстро замял эту историю, представив Дарену как жертву свирепствовавшего тогда в городе убийцы, говорило само за себя. Кстати, после исчезновения Дарены, убийства резко прекратились…

— О Дарене и до этого по Школе гуляли довольно мрачные слухи, — пожала я плечами, — а потом она внезапно пропала, и смерти девушек, терзавшие город, тоже прекратились. Пан Вильк… Бальтазар, я вполне могу сложить два и два, чтобы получить нужный вывод.

— Гм… — чародей замялся, — а вам не приходило в голову, что это я мог быть тем убийцей, наводившим ужас на Кипеллен?

— А Серый Трибунал на что? Вас ведь наверняка допрашивали. И если бы вдруг выяснилось, что преподаватель слетел с катушек, директор бы не стал выгораживать вас, чтобы не пострадал его собственный престиж.

— Вы довольно логично мыслите для… — Вильк осекся, почувствовав, как напряглась моя рука у него на локте.

— Ну же, договаривайте! — я начинала закипать.

Вот что за человек? Почему обязательно надо гадость сказать?!

— Как для кого? Для безмозглой девчонки, из-за которой вы покалечились? Для упертой рисовальщицы, натравившей на вас диван?..

— Вообще-то я хотел сказать для творческой натуры. Так что перестаньте подпрыгивать и плеваться кипятком, как чайник на плите. Ведете себя, и правда, как девчонка!

Я заткнулась, посмотрела на него, представила, как сейчас выгляжу и едва не расхохоталась ему в лицо. Богини пресветлые, мы друг друга стоим, честное слово! И если не перестанем огрызаться, выискивая подвох в каждой фразе, то никогда не сдвинемся с мертвой точки. Все, девочка, шутки кончились, пора взрослеть…

— Спокойна, как скалы в заливе, продолжайте, — выпалила я на одном дыхании.

Вильк подозрительно покосился на меня. Ну что же, его не в чем винить, сама напросилась на такое отношение.

— Так я права? Это Дарена вас прокляла?

—Да, — буркнул он, — причем довольно изобретательно. Хотя мне ещё повезло, почти сразу, на меня, истекающего кровью, наткнулся Габриэль Ремиц. Историю с гибелью студентки действительно замяли, а мне, чтобы не вызывать подозрений пришлось как ни в чем ни бывало проводить практические занятия на треклятом болоте, и топляк на них запланирован не был. Думается, если бы не свежее ранение, все бы обошлось. Я бы прикончил нечисть, вы бы отделались легким испугом и строгим внушением. Но все вышло так, как вышло. И с того момента не было дня, чтобы я не искал способа избавиться от проклятия и вернуть свою жизнь в нормальное русло. Пан Врочек рассказал мне о Мартине Горице. Вы вряд ли о нём слышали, в программу обучения подобных безумцев не вставляют. Он был сноходцем, магом, алхимиком и еще бог весть знает кем…

— Мастером-живописцем.

— Как оказалось теперь, и им тоже, — согласился Вильк. — Его исследования уходили за грань дозволенного, а полученные им знания позволяли сотворить такое, что большую часть рукописей уничтожил Серый Трибунал. Оставшиеся разбрелись по всему миру и найти было непросто. Однажды я наткнулся на упоминание о его трактате про магию иллюзий и снов, в котором часть гравюр была посвящена снятию ведьмовских проклятий. За долгие годы экспериментов Мартин Гориц пришёл к выводу, что проклятие и кошмар имеют общую суть. Для меня это стало лучом надежды. Я бросился на поиски в надежде навсегда избавиться от своего проклятого дара. Потратил уйму времени и сил, чтобы добыть трактат, но в конце концов меня ждало разочарование. Гравюры, именно те, что мне нужны, были безнадёжно испорчены.

Он обречённо взмахнул рукой, и мы остановились.

— Знаете, в чем-то мы с вами похожи, — протянула я, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Богини редко так шутят, зато в их меткости сомневаться не приходится. Всё нынешнее дело, как я понимаю, один сплошной ужас, вырвавшийся на волю. Когда-то, ещё ребенком, сама того не зная, я привязала к реальному миру свой ночной кошмар. Тогда меня выручил мастер-сноходец.

— Ясь Дарецкий? — уточнил чародей.

Мы снова пошли вдоль набережной.

— Да, он запер мой кошмар на границе миров, между явью и сном. И много лет я не вспоминала о нем, но где-то в глубине души всегда тлел уголек страха, что чудовище вернется и доведет свое дело до конца. Наверное, поэтому сонная тварь так и не развеялась со временем. Все эти годы её подпитывал мой подспудный страх. А когда Дарецкий погиб, узы сдерживающие тварь начали слабнуть. После я увидела ту иллюстрацию в трактате, и мой страх ожил и начал разгораться, ну, а когда мы нашли журнал пациентов, и я наткнулась на свой детский рисунок — все пошло по нарастающей. И теперь, засыпая каждую ночь, я холодею от мысли, что тварь вырвется и довершит начатое. В первый раз меня спасли вы, простите, что затащила вас в свой сон. Это было ненамеренно, видимо мой узор послужил крючком. Но спасибо, что спасли меня тогда… ещё раз. Сегодня меня вовремя разбудила ваша драка с Румпелем, но долго такое везение продолжаться не будет. И если я не пойму, как спеленать чудовище, то в следующий раз рискую не проснуться.

—А картина Ничека имеет совершенно противоположную природу, — задумчиво произнес Бальтазар, поскребши бороду. — Узор, нарушенный этим горе-мастером, много лет сдерживал ночной кошмар неизвестного художника.

— Успешно сдерживал, смею заметить, — хмыкнула ваша покорная слуга. — Думается, если восстановлю трактат Мартина Горица и ознакомлюсь с его содержимым, смогу упрятать вашу смешливицу обратно в картину, а заодно и обуздать свой кошмар. Да что там! Я бы наверняка смогла вам помочь! — во мне проснулся мастер-живописец, и шестеренки в мозгу завертелись с удвоенной силой, изгоняя усталость.

Казалось, ещё немного и я пойму, как все это работает. С точки зрения живописца, конечно. В сложившейся мозаике мыслей недоставало нескольких кусков, очень важных, и относились они увы не к живописному мастерству, а к магии снов, будь она неладна. Теперь проклятущая книга становилась нужна и мне.

— Мы пришли, — заметил Вильк как-то странно разглядывая меня.

В темных глазах явно читались надежда в перемежку с недоверием. Я прямо-таки слышала, какие мысли гуляют у него в голове, от радостного: «Неужели кошмар закончится?!», до хмурого: «Ни куця она не сможет!».

Смогу, пан Вильк, будьте уверены. Когда на кону собственная жизнь — это отличный стимул.

На пороге лавки, у дверного проема перетянутого джутовой бечевкой с биркой, дежурил хмурый стражник. И пускать нас внутрь он явно не собирался.

— Доброе утро, Бырь, — поприветствовал его Вильк. — Сними-ка бирку на время, нам с панной де Керси необходимо попасть в лавку.

— И вам того же, пан магистр, — хрипловато откликнулся тот. — А только пущать вас внутрь не велено. Панна Бряк запретила. Так и сказала, мол если этот прохвост Вильк, уж простите, пан чародей, припрется, давать от ворот поворот.

Да уж, я только фыркнула. Похоже пан Бальтазар с этой самой панной Бряк на ножах. Интересно, что он не поделил с полутроллихой?

— С каких это пор обычный следователь… — начал Вильк, но Бырь предупредительно поднял руку. — Капитан Брац всё подтвердил, сказал, что для вас это личное, и у вас много других дел, чтобы отвлекаться на какого-то старика.

Бальтазар отступил, но судя по лицу, намеревался вырубить несговорчивого стражника сонным заклятием.

— Пожалуйста, — я несмело тронула его за рукав, — оставьте этого несчастного в покое. Незачем толкать его на должностное преступление…

— В лавке есть черный ход?

— Я так громко подумала?

Усмехнувшись в ответ на фырканье мага, я потащила его в узкий переулок, связывавший набережную с параллельной улочкой. Но и тут нас ждало разочарование в виде серой фигуры, прислонившейся к стене. Чтобы не попасться на глаза другому стражнику, я резко остановилась и Вильк врезался мне в спину, едва не уронив на брусчатку.

— Простите, — хрипло пробормотал он. — Не ушиблись?

— Н-нет… — я озадачено уставилась на его руку на своей талии. — Спасибо, что поддержали.

— В любое время, — буркнул он, глядя поверх моей головы, но отпускать меня не спешил.

— Этот парень в серой свитке из ваших? — на всякий случай спросила я.

— Увы… Придется все-таки усыпить кого-то из них.

— Не стоит, — я повернулась у него под рукой, и мы на секунду оказались лицо к лицу. — В лавку можно попасть ещё одним способом. — я скользнула обратно в переулок.

— Алана, только не говорите, что это пожарная лестница, — Вильк нагнал меня, когда я уже ухватилась за нижнюю перекладину, чтобы вскарабкаться наверх.

— Почему? Вон то окно ведет на лестничную площадку между залом и жилым покоем. И оно приоткрыто. Наверное, так… — я запнулась, к горлу подступил острый комок, — так убийца ушел из лавки. Подсадите меня.

Бальтазар пробормотал что-то нелицеприятное про свою ногу, лестницы, крыши и глупых девиц, втягивающих его в неприятности, но плечо подставил. Я, подоткнув юбку, вскарабкалась наверх, невольно вспоминая недавнее восхождение по водосточной трубе. Как он мне ещё этого не припомнил, удивительно!

Пару минут спустя мы ввалились на лестницу, и я хмуро глядела на клок ткани оставшийся на гвозде, торчавшем из рамы. Эта юбка проклята. Не успела я зашить предыдущую прореху, как она тут же порадовала меня следующей. Раздался треск рвущейся ткани, и Вильк страдальчески выругался, глядя на разодранную штанину.

— Тсс, — я приложила палец к губам. — Только не говорите, что это ещё одни порванные по моей милости брюки, — тихо пробормотала я.

— Нет, это те же, что на корабле, — Вильк мученически возвел очи горе, — Пронька мне печенку проест…

Я начала осторожно спускаться в зал. Так, сначала древесы! Подкравшись к выходу, я кинулась осматривать Иву и Ясеня. Под шершавой теплой корой ощущалась пульсация. Хвала богиням, живы! Похоже просто спят, и как крепко! Это чем же нужно опоить, чтобы так надолго вырубить древесов. Я набрала влажной земли у корней Ивы и, размяв в пальцах, намереваясь принюхаться. Вильк резко хлопнул меня по руке, не давая поднести землю к лицу. Я пискнула, тряся отбитой кистью. Что он творит, куць возьми?!

— Вытяжка человек-корня, — хрипло произнес маг, оттаскивая меня подальше от древесов, — я этот проклятый запах из тысячи узнаю. И ещё какие-то алхимические добавки.

— Так бы и сказали, бить зачем?

Чародей сердито засопел. Ладно, леший с ним. Дуться потом буду. Итак, древесов опоили какой-то алхимической бурдой на основе человек-корня. И пока действие зелья не закончится, толку от них никакого. Куда больше меня волновала Ася. То, что призрак не появилась, едва мы проникли в лавку, подтверждало слова тролля. Я принюхалась. В воздухе витал какой-то мерзкий душок. Сразу вроде и незаметно, но если обратить внимание. Я уверенно шагнула в сторону стола. Запах стал сильнее и резче. И тут я поняла — в лавке воняло «оленьим рогом[1]». И помимо того, что этот запах был вечным спутником алхимиков, он ещё отлично отпугивал и ослаблял призраков. И кто-то щедро плеснул на стол этой гадости, прямо у книги, служившей Анисии последним пристанищем. Схватив потрепанный том, я кинулась подальше от источника запаха, в кабинет покойного пана Франца.

— Что вы делаете? — недоуменно воскликнул Вильк, спеша за мной.

— Пытаюсь спасти нашего свидетеля! Ася! Анисия! Ну же, давай, просыпайся, ты нам нужна!

Сначала ничего не происходило, но спустя несколько минут возле меня начала проявляться еле заметная женская фигура.

— Это… ты… малышка… — едва слышно выдохнула призрак.

Богини пресветлые, да её же почти развеяли! Мерзавцы! Призрака-то за что?!

— Бери! — приказала я, протягивая Анисии руку.

— Не… стоит… малышка…

— Бери! Ты нам нужна! Сейчас!

Призрачная ладонь слилась с моей, и руку обожгло холодом. Я делилась с призраком жизненной силой, потому что не могла позволить исчезнуть навсегда.

— Алана, что вы делаете?! — Вильк рванулся ко мне, намереваясь прекратить добровольную пытку. — Немедленно перестаньте!

— Нет, — слабеющим голосом огрызнулась я, чувствуя, как холод подбирается к локтю. — Иначе Ася умрет…

— Она и так мертва! Прекратите, это убьет вас саму! — пан Бальтазар взмахнул рукой, намереваясь навеки упокоить призрака.

— Спокойно, колдунец, — фыркнула Ася, отлетая от меня, — всё под контролем.

Теперь её можно было разглядеть. Со мной же всё совсем наоборот, я сама стала прозрачной, как призрак и словно собиралась немедленно исчезнуть. Отданная энергия утекла вместе с последними силами, в глазах потемнело, ноги подкосились, и я кулем свалилась на руки Бальтазару Вильку.

Ругательства мага и звон стекла долетали будто сквозь вату. Оставьте меня все, дайте я в обмороке полежу, это не смертельно… Губ коснулась холодная стекляшка, и в рот полилось мерзкое зелье. Я закашлялась и открыла глаза. Великие четверо, ну и гадость! Чем это меня напоили?

— Не делайте так больше, — хрипло произнес Вильк, поднимаясь с подлокотника кресла, в которое усадил меня. — Вам повезло, что я таскаю с собой зелья, не дающие мне сваливаться в обморок, после того, как попробую новый припой. Надеюсь, ваше самопожертвование было не бессмысленным и эта, гхм, дама нам поможет.

— А такое понятие, как дружба, вам, видимо, незнакомо, — не сдержалась я.

В ответ чародей наградил меня таким взглядом, что захотелось немедля закопаться в подпол. Ну вот кто тянул меня за язык? Да и он хорош. Впрочем, Асю маг не любит, этого следовало ожидать. Д-дидько! Мы опять пришли к тому с чего начали!

— Бальтазар, либо мы работаем все вместе, либо не работаем вообще, — вздохнула я, — и… спасибо вам, что вытащили.

— Ой, ну ещё поцелуй его, чтоб он вконец растаял, — съехидничала призрак.

— Кыш, покойница! — не сговариваясь, в один голос возопили мы с Вильком.

Ася взвилась под потолок от греха подальше.

— А книгу-то Францишек в стене спрятал, — донеслось сверху.

Вильк гордо проигнорировал её, но у меня все же спросил:

— Вы знаете где тайник?

Я лишь кивнула. Еще бы мне не знать. Врочек почти ничего от меня не скрывал.

— Тогда забираем её, и убираемся подальше, пока стража не почуяла, что в доме кто-то есть.

— Ааа… — попыталась я, но он только рукой махнул.

— Постараюсь выбить для вас охрану! Если капитан Брац поверит, что вы ценны для следствия…

— То глаз с меня не спустит, — недовольно вздохнула я.

— Какие мы щепетильные, — процедил он. — Перетерпите, ничего с вами не случится.

— А ваш бесценный свидетель больше ничего сказать не хочет? Я так и думал, стоило только силы тратить…

— Чужие силы все мастаки считать! — Ася материализовалась прямо перед носом у Вилька. — Лучше свои побереги, пригодятся ещё.

— Не обижайся, — вмешалась я. — Пан чародей не злой, просто его жизнь побила.

— И моль потрачила, — саркастически огрызнулась Ася.

Вильк закатил глаза, но промолчал.

— Рассказывай, что еще видела? — елейным голосом попросила ваша покорная слуга.

Призрак издала странный звук, похожий на шмыганье носом, но всё же проговорила:

— Рассмотреть этого гада я не смогла. Услыхала, что кто-то возле древесов толчется, но когда подлетела, он уже «олений рог» разлил. А склянку в ящике стола оставил, чтобы уж наверняка со мной разделаться. Еще бы день, и мы с тобой малышка уже не встретились.

— А где был Врочек? — не сдержался Вильк.

— Где был, где был — за грибами ходил, — проворчала Ася. — Шум услышал и с лестницы спускался, Францишек… Во цвете лет старик погиб…

Призрак ещё причитала, а пан Бальтазар вышел из кабинета Врочека. Я последовала за ним. Он залез в мой стол и выдвинул ящик. В его пальцах сверкнула алхимическая колба с полустертым клеймом мастерской. И судя по тому, как перекосилось лицо чародея, он знал, кому оно принадлежит.

— Лучше бы вы были правы Алана, — простонал он, — лучше бы я ничего не знал о дружбе…

[1] аммиаком