Дело о запертых кошмарах

Глава 8 в которой гости, и не только, попадают на бал

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Брац отчетом не насытился, вызвал меня на ковёр и долго выпытывал всякие незначительные детали, видимо, чтобы блеснуть перед градоначальником. Хотел даже собрать «всю кавалерию» и нагрянуть в убежище убийцы. С трудом отговорил его от штурма, надавив на то, что лучше все сделать тихо. Ведь нить может никуда не вести, а таинственный «убийца-курильщик» давно выйти из банды. Сам, я, правда, так не думал, но капитана мои доводы убедили. Он «спрятал шашку» и немного успокоился, даже разрешил взять переодетых стражников на бал и задействовать капрала Бродски. Остальное уже зависело от меня. Пришлось вскрывать закрома. В таком деле без хорошего артефакта не обойтись, да и инструктаж стоило провести самый подробный. Случись что на балу, по головке потом не погладят.

Время пролетело незаметно, кокетливо взмахнув хвостом из неуловимых секунд. Когда я открыл окно, чтобы проветрить кабинет, часы на колокольне Четырех Пресветлых отбивали пять вечера.

— Вам пора, — не поднимая головы, заметил Марек.

Ему тоже перепало немало работы.

— Встретимся у Мнишека, — напомнил я, закрывая дверь.

Брать повозку не стал, не люблю нею управлять, да и до «Старого пирата» двадцать минут хода. Стоит прогуляться и разложить мысли по полочкам. Вопросов по-прежнему больше чем ответов, но теперь у нас, по крайней мере, есть подозреваемый и целых два исполнителя. Будем разрабатывать Рекара Пшкевича, надо разобраться, что он замышляет и связан ли с остальными убийствами. На деньги пана Ночвицкого я нанял «топтуна». Побудет пока второй тенью главы кафедры боевой магии, тем более, что со способностью пана Пыжика отводить глаза это несложно. Посмотрим, что удастся накопать. Кстати, недурно было бы отправить посыльного к пану Ендриху. Не может же его сын вечно пребывать в бепамятстве, а о похоронах по городу слухи не ходили. Пан Ночвицкий – человек занятой, мог и забыть, что обещал прислать весточку о состоянии наследника. Младший Ночвицкий, да ещё письмо покойного Ничека, пока единственные ниточки в этом запутанном клубке. Вспомнив о письме, я нахмурился. Вчера в сумбуре «нежной» встречи на причале я опрометчиво спрятал письмо у панны де Керси, а нынче утром совершенно забыл о нем, сцепившись с ошалевшей мебелью в лавке пана Франца. А ведь, если бы не образумленный диван, у нас с панной Аланой могла выйти преинтереснейшая беседа.

Я поднял воротник пальто в надежде спрятаться от пробирающего до костей холода. Ветер снова изменился и теперь гнал с моря ледяную сырость. Зима возвещала о своём приближении: «Прячьтесь, а то будет худо!».

Несмотря на погоду, нога совсем не болела. Я даже посмотрел на неё с сомнением, на месте ли. Нанесенный Аланой узор работал исправно, и я, на мгновение забыв о позорном столкновении с очумевшим диваном, даже подумал о предложении Габриэля. Он как всегда понимал меня лучше, чем я сам. Хотя в этот раз явно перегнул палку. Надо же такое предложить — пригласи на свидание. Да я уже забыл, что это слово обозначает.

Непрошенные мысли так захватили, что я чуть не прошел мимо вывески своей любимой таверны. На крышке почерневшей от времени бочки, качающейся на ржавых цепях перед крыльцом, едва проглядывали полустертые кости и череп. Я толкнул старинную дубовую дверь и, пригнувшись, вошел внутрь. Здесь ничего не изменилось со времен моего студенчества. В полумраке дрожали свечи в пыльных плафонах, за стойкой стоял одноглазый тавернщик, а на крошечной сцене у камина печально пиликал седой скрипач. Посетителей было еще не много, и я сразу заметил пана Тыкву в самом темном углу. Круглое желтушное лицо предводителя горшечной банды расплылось в ехидной улыбке. Рыжая борода и торчащие во все стороны волосы напоминали ржавое закатное солнце. Люсинда была бы в восторге. Я ухмыльнулся и ответил на приветствие тавернщика поднятой рукой. Едва заметно покачал головой, показывая, что пришел по делу, и стал протискиваться между столов и неподъёмных кряжистых стульев. Чуть не зацепился за чучело неведомой даже мне твари. Её слепили из нескольких чудищ: когтистые лапы от детеныша живоглота, покрытая колючками спина от древесного попугайщика, а морда и вовсе от какой-то бешеной собаки.

— Милости просим, не скажу, что рад повидаться, — привстал пан Тыква и его узкие глаза вспыхнули отсветами свечей. — Чего-таки всполошилися, пан магистр?

— Твой назлойдейничал, — буркнул я, — да еще как назлойдейничал.

Предводитель горшечной банды нахмурил рыжие брови и задумчиво отхлебнул пива из большой кружки.

— Кто? — выдавил он.

— Вот и я хотел бы знать. Среднего роста, плащ, как на чучеле, курит вонючую трубку. На пальцах кинжал, солнце, пусто и горшок. Стало быть, твой.

— Тьфу ты, опять этот Цвях начудил. Оставь его мне пан магистр, накажу по всей строгости.

Я покачал головой.

— Если бы он начудил, мы бы не встречались. Он Кузьку, головы сына, зарезал.

Пан Тыква ошеломлено заморгал.

— Как? — сглотнув, переспросил он.

— Кошкой задрал.

— Куць забери этого гада. Так меня подставить!

— Во-во! — подтвердил я. — Градоначальник брызжет ядом!

Предводитель горшечной банды заерзал, чуть не разлив свое пиво. Но быстро собрался и кивнул, соглашиясь с собственными мыслями.

— Он здесь недалеко, — мотнул головой пан Тыква. — Только…

— Покажешь, и я заберу его без шума и пыли, — понизив голос, предложил я, — никто и не узнает, что парень из твоих. Знак на пальце скроем.

— Ха! — выдохнул предводитель горшечной банды. — У улиц есть уши и глаза. Через два часа весь Кипеллен будет знать, что я сдал своего.

Я перегнулся через стол к самому желтушному носу пана Тыквы.

— Не сдашь, пойдёшь на дно вместе с ним. За сына голова сгноит тебя и всех твоих выкормышей. Пока еще можешь выпутаться. Он же нарушил ваш кодекс, не так ли? Так что выгораживать его, себе дороже.

— Да, понимаю я.

Он допил пиво и покачал головой.

— Но не могу, меня же на пики поднимут… или голова на части раздерёт… так и так пропадать.

— Сам решай, — невозмутимо проговорил я, усаживаясь на своё место, — что для тебя хуже. Мне до этого дела нет. У меня свои проблемы.

Пан Тыква совсем повесил голову, только судорожно сжимались и разжимались толстые пальцы, прижатых к груди рук.

— Кричи, давай, что своих не сдаешь, — сжалился я. — Накрою заклятьем, будет вроде ты и не причём.

Он удивленно взглянул на меня.

— Стать вашим должником?

Я пожал плечами.

— Если бы кто другой предложил, ни в жизнь не согласился…

— Кричи!

Предводитель горшечной банды резко встал, чуть не перевернув животом стол. Желтушная морда покраснела, а всклокоченные рыжие волосы засияли в отсветах свечей. Он набрал побольше воздуха и пробасил:

— Ни за что! Тыква своих на плаху не ведёт…

— Именем Ночной стражи, — подыграл я, но он только передёрнул плечами и бросился в атаку.

Кулак чуть не долетел до моего уха, но заранее сложенное заклятье вцепилось в руку, и мгновенно спеленало пана Тыкву, подняв над полом.

— Ты еще пожалеешь, — прохрипел он.

— Именем Ночной стражи, — повторил я, — вы арестованы за противодействие законам Кипеллена.

По взмаху моей ладони предводителя горшечной банды понесло к выходу. Редкие посетители, недовольно ворча, убирались с его дороги и сквозь зубы костерили чародеев, стражу и городские власти от которых даже вечером в таверне нет никакого покоя.

Я церемонно кивнул одноглазому тавернщику и прошёл вслед за вылетевшим на улицу паном Тыквой.

Пришлось протащить его до соседнего переулка и притиснуть к стене подальше от загоревшихся фонарей.

— Какой адрес?

— На Кривом тупике в подвале за лавкой мясника, — прошептал он.

— Схоронись пока, и чтоб неделю никто не видел, — приказал я. — Иначе, сам знаешь, пощады не будет.

Заклинание ослабило хватку и развеялось, не оставив следа.

— Век не забуду, — пробормотал предводитель горшечной банды и скрылся в тени между домами.

А я еще постоял, всматриваясь в прохожих на хорошо освещенной улице. Возвращаться в управление Ночной стражи не хотелось. Цвяха надо брать тепленьким, пока весть об аресте пана Тыквы не разлетелась по округе. Иначе заляжет на дно и поминай, как звали, до весны искать будем.

Я двинулся в сторону Кривого тупика.

Лучше позвать подмогу прямо оттуда. Пусть забирают и везут убийцу в «нежные объятия» капитана Браца. Уж он точно из него всю душу вытрясет, а заодно и показания получит. Все-таки дело государственной важности, а не абы что.

Я остановился на перекрестке напротив мясной лавки. Хозяин уже погасил огни, и витрина погрузилась во тьму. Зато свет подрагивал в низком окошке у самой мостовой. Скорее всего, там и прячется злополучный убийца, Четыре Пресветлые ему судьи.

Я прижал ладонь к фонарному столбу и огонь над головой задрожал. Накалился до багрового и от пламени отделилась переливающаяся точка. Скакнула вверх и, пролетев над домами, опустилась на плафон фонаря дальше по улице. Подпиталась светом и прыгнула дальше. Через пару минут доберется до управления Ночной стражи и подаст сигнал.

Я перешел к мясной лавке и зашагал вдоль стены к темнеющему проёму между домами. Где-то здесь должна быть лестница в подвал. Ступенька подвернулась под ногу, и я едва не запнулся. Ухватился за шершавый парапет у спуска вниз и затаил дыхание. Не хватало еще спугнуть Цвяха. Сердце отдавалось глухими ударами в груди. Так и не привык охотиться на людей, выслеживать чудищ, все же сподручнее.

Спустившись до самого низа, я сотворил открывающие чары, ударил ногой в дверь и ворвался в подвал. Убийца сидел на топчане, уплетая неказистое с виду мясо, но мгновенно бросил тарелку и схватился за карманный арбалет. Пружина отпустила зазвеневшую тетиву, и болт выпорхнул на волю.

Я успел в последнее мгновение. Смял её заклятьем прямо перед своей грудью и ударил в ответ чарами «недвижи́мости».

Цвях застыл на топчане, бешено вращая глазами.

Дело сделано! Теперь можно с чистой совестью отправляться на бал.

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»

Усадьба Мнишеков сверкала высокими освещенными окнами и пятнами подъездных фонарей. Пан Редзян не скупился на иллюминацию, чтобы дорогие гости видели, куда едут. Расторопная челядь помогала найти места для карет, повозок и колясок и, подобострастно кланяясь, провожала до парадного входа. А распорядитель заводил разодетое панство внутрь и представлял. Хозяин дома и виновница торжества приветствовали вновь прибывших у входа в зал. Адель, одетая в шелковое голубое платье, расшитое тончайшим кружевом, принимала поздравления. Тонкая, хрупкая, с копной густых золотистых локонов, спадавших на плечи в изысканном беспорядке, радостно улыбалась гостям. И только я знала, как ей на самом деле тошно. Делька не выносила шумихи, которую Редзян устраивал вокруг её Дня Рождения, но положение обязывало, и подруга стоически терпела расшаркивания и фальшивое лебезение. Заметив нашу гротескную парочку, она встрепенулась и, оставив отца беседовать с толстым степенным паном, неспешно двинулась к нам, подметая натертый до блеска пол дорогущим янским шелком.

— Панна Алариэль Златокудрая и пан Румпельстилтскин Грюк, — громогласно объявил распорядитель, сверившись со списком гостей.

Я вздрогнула от непривычного имени. Так, теперь главное помнить, что на сегодняшнем приеме, я не Алана, а Алариэль и вести себя соответственно, как настоящая эльфийка, то есть высокомерно и с претензией. Адель налетела на нас словно шелково-кружевной ураган, едва не затискав меня и приняв галантный поцелуй руки от Румпеля.

«Вот тебе и тролль…», — озадачено подумала я, краем уха слушая, как друг витиевато восхищается платьем Адели, её алебастровой шеей и чудными волосами.

Взгляд заскользил по залу и тут же споткнулся о жилистую долговязую фигуру. Вот ещё холера на мою голову. Он-то что здесь забыл?! А, куць меня за ногу, Мнишек же лично пригласил его вчера. Я судорожно вздохнула, отводя взгляд от Бальтазара Вилька, а то чародей уже начал озираться, пытаясь вычислить, кто так настырно сверлит ему спину. Корсет немилосердно сдавливал ребра, не давая нормально вдохнуть. Я обернулась к друзьям. Если меня немедленно не проводят на балкон, я грохнусь в обморок от удушья. Делька смущенно хихикала, прижимая к груди подарочный ящичек, судя по её порозовевшим щекам и довольной физиономии тролля, она уже ознакомилась с содержимым.

— Наворковались, — хмуро просипела я, мечтая только об одном, побыстрее сбежать с бала.

Вильк меня опознать не должен, живописная иллюзия магией не определяется, но зная свою природную везучесть, можно предположить, что морок развеется в самый неподходящий момент, явив расфуфыренным гостям непритязательное зрелище всклокоченной девицы с пятном на подоле.

— Дель, давай завершим экзекуцию, я получу свою заслуженную золотую ложку и покину этот сумбурный праздник жизни.

Да, иногда я бываю излишне резка, но помимо тугого корсета и тяжелого платья тому появилась ещё одна причина. Вдоль позвоночника разливался противный холодок страха — реакция на слишком пристальный взгляд. Вильк буквально сверлил меня глазами. Разглядеть личину магическим зрением невозможно, так какого дидька лысого он пялится? А если Вильк заранее озаботился какой-нибудь зачарованной штукой? От боевого мага можно ждать чего угодно. Разоблачит и глазом не моргнёт. Помогите мне Четверо!

— О, Румпель, вынуждена оставить вас на время, — проворковала Адель, — иначе на мою голову падут все Зарницины кары. Представьтесь отцу, думается, ему будет интересно вас послушать. Но помните, все танцы сегодня за вами, вы обещали…

Она подхватила меня под локоть и повлекла через зал.

— Представьтесь моему отцу, ему будет интересно… — перекривляла я подругу. — Ты же только что отправила его на заклание!

— Спокойно! — глаза Дельки озорно блестели. — Он же должен получить родительское разрешение ухаживать за мной. Не в таверну же папу волочь. Пусть лучше это сделает известный ресторатор, чьи глинтвейны покорили столицу…

— Спелись, авантюристы, — фыркнула я, — Крин вам в помощь.

Липкий страх, гонявший ртутные капли вдоль позвоночника, отступил, как только из виду потерялся Бальтазар Вильк.

— Кто там страстно хотел лицезреть великую рисовательницу похоти и блуда? Веди! — иронично хмыкнула ваша покорная слуга, горделиво расправляя плечи и вздергивая подбородок.

И меня проворно потащили к стайке расфуфыренных девиц. Узнав, кто перед ними, они обступили меня плотным кольцом, звонко щебеча всякие льстивые глупости. Кто-то даже подсунул на подпись пачку дурных копий с моих рисунков. От плотного облака разномастных духов и восторженного писка у меня снова закружилась голова, поэтому я не сразу заметила с достоинством подплывшую сухощавую пожилую даму. Короткие седые волосы кудряшками обрамляли тонкое остроносое лицо, а блёклые голубые глаза смотрели цепко, с интересом. Она легким мановением руки разогнала восторженных девиц и сочувствующе произнесла:

— Они вас совсем заклевали, милочка. Джульета Скворцонни, — представилась она, протягивая худую ладонь, затянутую в кружевную черную митенку. — А вы, Алана де Керси, полагаю? Моя внучка довольно точно описала вас — потерявшийся кудрявый воробышек…

— А… — только и смогла выдавить я, — в-внучка?

— Адель, — уточнила Скворцонни, — приходится мне двоюродной внучкой, её покойная мать, Агнешка, была моей племянницей.

— Рада знакомству, пани Скворцонни, — пролепетала я, прижимая к животу изрядно потрепанную папку с рисунками.

— Джульета, — поправила она меня, — Внучка ещё не делает меня бабушкой. Зовите по имени, не прибавляйте к глупому редзяновскому этикету лишних сложностей.

Я облизывала пересохшие губы, не в силах собраться и задать мучивший вопрос, но моя собеседница и так все поняла.

— Ваша иллюзия безупречно создана, — пояснила она, — но мороки мне не помеха. Такой, знаете ли, подарок от прабабки-ведьмы. Вот избранный образ подкачал! То, что я вижу, получше этой кичливой личины. Полагаю, Адель толкнула вас на этот абсурдный маскарад лишь оттого, что Редзян вам не благоволит?

— Ммм… — согласно кивнула я.

— Не поддавайтесь так чужому влиянию, иначе никакая карьера вам никогда не светит. Себя надо принимать такой, какая есть. Без жалости и без пощады, только с любовью. Да и платье вам к лицу, несмотря на ужасающую кляксу.

— Вы не эльфийка, — тупо произнесла я, пытаясь переварить её слова.

— Конечно, нет, деточка, — отмахнулась она, — я человек, как большинство моих коллег по цеху, у которых с эльфами столько же общего сколько у красного вина со свекольным самогоном. Но хватит праздной болтовни! Займёмся делом. Показывайте свои работы. О! Какая прелесть — «Литьянская шкатулка». Мой первый роман…

Я молча протянула папку, и Скворцонни деловито приняла рисунки, забормотав себе под нос: «Так вот как оно выглядит для других…».

— Чудные иллюстрации, — наконец произнесла она, — вы мне подходите, Алана. Я, безусловно, хочу видеть вас художником своей новой книги, но при одном условии…

Я вся напряглась — вот он, подвох. Он всегда есть…

—…подпишите работы настоящим именем, — закончила она, — и никогда не используйте этот ужасный псевдоним. Вы такая, как есть, и другой уже не будете — смиритесь. И ещё! Все документы принимаются только на моих условиях, поверенный передаст вам экземпляр контракта, копию рукописи и чек на пятьсот левков. Возражения есть?

Я ошарашено закачала головой. Такой ганорар мне в самых смелых снах не снился.

— Эти работы я тоже беру, — Скворцонни самоуверенно прижала папку к груди, всем своим видом показывая, что отказ не примет и лучше мне даже не пытаться спорить.

— Во сколько ты их оцениваешь? — она пристально уставилась на уродующую платье кляксу и поджала тонкую губу.

— Наверное они… не представляю сколько все вместе… может…

— Прекрати этот жалкий лепет, — строго оборвала Скворцонни. — С такой хваткой ты навсегда останешься в этой сиротской библиотеке и никогда не поднимешься в высшие литературные круги.

— Книжная лавка, — поправила я.

— Смелее, — поднажала собеседница.

— Сто…

— Громче!

— Сто левков, — чуть ли не выкрикнула я.

— Хм… — Скворцонни криво усмехнулась. — Получишь пятьдесят. Половину я оставлю себе, в качестве оплаты преподанного урока. Есть возражения? — она вынула из маленькой сумочки чековую книжку и, оторвав уже заполненный корешок, протянула мне.

Я не в силах вымолвить и слова, кивнула и, в отсутствие карманов, сунула бумажку за корсаж. Пятьдесят левков тоже немало — моя зарплата за три месяца. Для Адели я рисовала за куда более скромные суммы.

Чтобы как-то скрыть неловкую паузу, я махнула рукой официанту и подхватила с подноса какой-то экзотический фрукт посыпанный шоколадной крошкой.

— Еще увидимся, Алана, — бросила Скворцонни и, крепко сжимая мои рисунки, удалилась.

Я жевала сочный плод, не веря в свою удачу. Только что стала состоятельной панной, пожалуй, ради этого стоило лазать по водосточной трубе и ставить ультиматумы магистру Ночной стражи. Ох, Пресветлые Четверо, а вот и он, легок на помине.

Бальтазар Вильк приближался неспешной походкой сытого хищника, уверенного, что жертва уже не сбежит. Парадный темно-синий китель Ночной стражи сверкал серебряными пуговицами в два ряда, но больше мое внимание привлек цеховой знак мага — четырехконечная звезда, оплетенная драконом — старинная, штучная работа, к которой точно приложил руку кто-то из мастеров-живописцев. Ой-ей, если это артефакт, то он вскроет мою личину, как ножовка кровельную жесть.

— Бальтазар Вильк, — коротко отрекомендовался он, по-военному кивнув. — Магистр-наставник оружейного факультета Школы Высших Искусств.

Э? Что за чушь он несет! Хотя… Значит, Вильк всё же не видит сквозь личину, это несомненное облегчение, но что он замыслил? Я попыталась выдать мелодичное воркование, подражая певучим эльфийским интонациям, но коварный фрукт, так невовремя показал свою обратную сторону — от терпковатого сока язык онемел и едва ворочался.

— Ал-р-эл Зл-т-кудр-я, — промычала я, — л-чны х-д-жни Джу… — от волнения получалось еще хуже и я бросила попытки, но пан Бальтазар, казалось был доволен моим косноязычием.

— Вы позволите пригласить вас на танец?

Тьфу ты, резец мне в стило! Пьяная каракатица танцует лучше, чем я… Но отказываться нельзя, иначе что-нибудь заподозрит. А-а-а, помирать, так с музыкой.

— Че не? — пробормотала я, и вложив ладонь ему в руку, кинулась в омут с головой.

Мы заскользили по паркету, влившись в толпу танцующих.

Хм… А вот Вильк, в отличие от меня, весьма недурно держится. Только ничего быстрого, пожалуйста, ничего быстрого, а вальс я уж как-нибудь отползаю…

Мы закружились среди остальных пар, и я краем глаза уловила завистливые взгляды нескольких барышень, видно тоже точивших зубы на Вилька. Пришлось приложить все возможные усилия, чтобы не опозориться. Я поймала нехитрый ритм и мертвой хваткой вцепилась в партнера.

Так, все нормально, пан магистр хороший ведущий, главное не наступить ему на ногу и, возможно, все обойдется. Проклятый корсет! От волнения мне снова стало нечем дышать, и я, естественно, сбилась надавив каблуком на его начищенные сапоги.

— Панна, — ласково проговорил Вильк.

— А… — я замучено подняла на него глаза, язык, вроде бы, начало отпускать

— Вы прекрасно танцуете, с истинно эльфийской грацией. Как поют ваши луноликие менестрели, танец столь воздушен и невесом, что у партнера могут отняться ноги.

Да он же издевается, куць меня задери!!! Тоже мне великий танцор выискался. Посмотрим, как тебе такое понравится. Что там делают благородные панны в щекотливых ситуациях? Правильно! Благодаря Дельке я прочла довольно эльфийских романов, чтобы достоверно разыграть сцену «мне дурно, умираю». Тем более, что и так была недалека от обморока. Чтоб я ещё раз надела корсет, да ни в жизнь!

— Ах… — простонала я, повисая у пана Бальтазара на руке, — душно.

Меня деликатно отвальсировали на открытую веранду, где гостям положено освежаться. Холодный воздух мгновенно выстудил кожу, заставив пойти пупырышками, и я наконец-то нормально вдохнула. Вильк продолжал держать меня за талию, прижав к перилам балкона. Цеховой знак чародея нестерпимо засиял, и меня словно парализовало. Руки, ноги и всё тело налились нестерпимой тяжестью, если бы он так не вцепился в меня, я бы уже грохнулась на мраморные плиты. Но самое страшное, что магия начала взламывать личину. Меня словно нагло раздевали, а я не могла сопротивляться, да еще это уродливое пятно на платье. Я постаралась вспомнить каждую завитушку орнамента, чтобы замедлить неминуемый позор. Цеховой знак засверкал сильнее, фиолетовые лучи оплели меня с головы до ног, бесцеремонно вплетаясь в рисунок личины. Еще немного и она треснет.

— Не сопротивляйся, мерзавка, — прошипел Вильк. — Я узнаю кто ты, даже если придётся…

Он наклонился и впился в мои губы. Н-да, не так я представляла наш первый поцелуй... Меня скрутило жесточайшей болью, пронзившей от кончиков пальцев до груди. От яростного света цехового знака резало глаза. Иллюзия лопнула, мириадом искр осыпавшись на пол. Невыносимо! За что он так со мной? Неужели это месть за тот несчастный случай на болотах? Я же тогда сделала всё, чтобы облегчить его боль. А он…

— Пан Бальтазар! — чей-то резкий окрик прервал затянувшуюся пытку.

Вильк вздрогнул и отшатнулся от меня. В замутнённых глазах клубилась тьма, еще более глубокая и страшная, чем тогда на корабле Мнишека. Он смотрел сквозь меня, но не видел ничего. Оно и к счастью, от перенапряжения у меня носом хлынула кровь, окончательно испортив злополучное платье. Зато погас цеховой знак, магия рассеялась, и я смогла пошевелиться, даже простонать.

— К-какого лешего, вы меня едва не убили!

Вильк вздрогнул, видения померкли, и в остекленевших глазах снова появилась жизнь.

— Простите, — хрипло выдавил он, оторвавшись от перил.

С другого конца веранды к нам уже спешили Делька и Румпель, ставшие невольными свидетелями произошедшего. Наверное, это Адель окликнула Вилька...

Я провела рукой по лицу, стирая перчаткой два красных ручейка под носом.

— Пан Бальтазар, что здесь происходит? — возмущенно прозвенел в холодном воздухе голосок моей подруги. — Что вы сделали с Аланой?!

— Принял за другую, — чародей отрешенно коснулся своих губ.

— За какую? Бархатную розу? Так оскорбить мою лучшую подругу, да еще во время моего праздника … — в голосе Адели зазвенели угрожающие нотки.

У меня подогнулись ноги, и, если бы бдительный тролль не подхватил, я бы рухнула на пол.

— Румпель, — тихо просипела я, — отвези меня домой, пожалуйста.

Он перемигнулся с Делькой и, получив утвердительный кивок, сгреб меня в охапку и повлек к боковой лестнице. За спиной еще раздавались обвинительный монолог подруги и напряженное молчание Вилька.

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Всё шло по плану. Прибывший вслед за мной Марек с переодетыми стражниками, расставил их по залу и у особняка на заранее обговоренные места, так, чтобы мимо не проскользнула ни одна подозрительная панна. Гости прибывали, и распорядитель едва успевал представлять всех по именам и званиям. Я старался держаться ближе к центру. Старинный артефакт в виде цехового знака пульсировал на груди, прощупывая каждого вошедшего. Конечно, вся кипелленская знать носила маски, но к магии они не имели никакого отношения, только к притворству, лжи и прочим неотъемлимым чертам высшего общества. Редзян с дочерью любезно встречали гостей, выслушивая обязательные комплименты и поздравления. Росла гора подарков, а проклятая бестия никак себя не проявляла. Неужели она и её хозяин стали осмотрительнее?

Я уже начал сомневаться, что сегодня встречу смешливицу, когда цеховой знак завибрировал, сообщая о найденных чарах иллюзии. Недалеко от входа, почти по центру зала, Адель Мнишек слушала тонкую, будто бы прозрачную эльфийку. Вот только её дерганые, взволнованные движения никак не соответствовали истинной грации древней расы.

Я, не скрываясь, разглядывал её, пока не обернулась. Увидев меня, она явственно вздрогнула и как-то сжалась, будто желала немедленно исчезнуть. Хозяйка бала подхватила её под руку и повела к верандам, что ж, очень кстати, там меньше свидетелей. Я кивнул Мареку, чтобы пока оставался на месте, и двинулся следом за ними. Торопиться не стоило, сначала надо приглядеться. Как бы искусна ни была смешливица, она не сможет притворяться долго, тут уж ей и хозяин не поможет, а ведь он должен быть поблизости. Чары повиновения слишком сложны, чтобы надолго терять тварь из виду.

Адель Мнишек подозвала стайку визжащих девиц, и я на некоторое время потерял подозреваемую из виду. В урагане кружев, оборок, бантов и высоких причесок скрылся бы и гигантский горный живоглот. К счастью подоспела «сушеная треска» в дорогом платье и нетерпеливым взмахом разогнала взбалмошных панн. Она высокомерно взглянула на поддельную эльфийку и, судя по движениям и властным интонациям, долетающим до меня сквозь шум, начала её отчитывать. Я старался держаться подальше, чтобы ненароком не спугнуть смешливицу, и детали разговора услышать не мог. Но моя подозреваемая всё больше молчала, изредка кивая и уверенность крепла — это именно она.

Наконец «сушеная треска» отбыла, и я решил, что ждать дальше не имеет смысла: хочешь победить — атакуй первым, и медленно, как опытный загонщик на охоте, пошёл к ней.

Она смотрела в обреченном ожидании, но я-то знал насколько обманчиво бывает это подчинение. Только что считал себя победителем, а через мгновение мерзкая тварь уже жрёт твою ногу. Только в этот раз ей не достанется ничего. Цеховой знак ковали лучшие мастера старой школы, против такого артефакта у смешливицы нет шансов.

— Бальтазар Вильк, магистр-наставник оружейного факультета Школы Высших Искусств, — представился я, с интересом рассматривая личину.

Тонкая работа, ни одна тварь не способна так искусно воссоздать лицо, особенно нежное эльфийское. Больше похоже на работу живописца. Их чары коварны — если бы не артефакт, я бы ничего не заметил. Панне Алане, думается, такое вполне по силам. Её, кстати, не видно, а ведь была приглашена. Что-то тут не так! В душу закрались сомнения.

— Ал-р-эл Зл-т-кудр-я, — пробормотала подозреваемая, — л-чны х-д-жни Джу…

Голос такой сдавленный, будто мошку проглотила. Я снова вспомнил бедовую девицу. Они могли бы посоревноваться в косноязычии. Даже склонил голову, будто мог заглянуть под наведенную иллюзию. Сомнения не развеялись, поэтому стоило тянуть время дальше и заставить её ошибиться.

— Вы позволите пригласить вас на танец?

Она задрожала, как невинная девица, которой предложили пройти в будуар.

— Че не.

Подозреваемая сунула мне руку, и мы вклинились в толпу танцующих. Двигалась она неуверенно, словно механическая кукла. Конечно, жуткой смешливице в человеческом теле некомфортно. Я ухватил её за талию и закружил в неторопливом вальсе. Решись она напасть, пусть прямо сейчас, цеховой знак вскроет все охранные заклятья, если хозяин решил защитить свою цепную тварь, и мгновенно парализует. Поэтому я не беспокоился, даже наоборот вошёл в раж и крутил её всё сильнее. Она едва успевала перебирать ногами, раз за разом наступая на мои сапоги, и мертвой хваткой вцепилась в китель, словно планировала запустить когти.

— Панна? — со всей нежностью спросил я.

— А… — она уставилась на меня глазами с поволокой.

Нет, бестия, со мной эти штуки не пройдут. Я-то знаю кто прячется за этой милой мордашкой.

— Вы прекрасно танцуете, с истинно эльфийской грацией, — с издевкой проговорил я. — Как поют ваши луноликие менестрели, танец столь воздушен и невесом, что у партнера могут отняться ноги.

— Ах… — простонала она, и притворно обмякла, повиснув на моей руке.

Вот и прекрасно. Нам и правда, пора уединиться. Я потащил её к балкону и, оглянувшись, лишние свидетели сейчас не нужны, прижал к перилам. Пора показать своё истинное лицо. Я заставил цеховой знак вгрызться в иллюзорные чары, и он ослепительно засиял. Податливое тело под моими руками, задеревенело. Личина пошла рябью, но не желала разрушаться. Да что же это такое? Ни одна тварь не в состоянии сопротивляться такому мощному артефакту. Но она упорно держалась, словно наведенная иллюзия могла спасти её от неминуемой участи. Я поднажал, но цеховой знак, даже превратив подозреваемую в кокон из фиолетовых лучей, не мог взломать проклятую иллюзию.

— Не сопротивляйся, мерзавка, — рявкнул я. — Узнаю, кто ты, даже если придётся…

Что же, посмотрим кто ты на самом деле, а заодно и твой хозяин. Я наклонился, прижимаясь к сухим губам. Боль не заставила себя ждать. Лезть в память живого существа совсем не то, что пробовать припой. Всё намного ярче, живее, подлиннее…

Я моментально провалился в темноту. Меня… Точнее кого-то… Качало от стены к стене, будто вусмерть пьяного. Низкий коридор вёл к… Не может быть… Я уже был тут. Это лазарет при храме Четырех Пресветлых.

Мы… я… он… дошли до последней комнаты и толкнули дверь. В крошечной палате на перепачканной кровью койке лежал я… Теперь уже точно я, шестилетней давности. Меня привезли в лазарет прямо с болот, и совсем юный неопытный лекарь под завязку накачал зельями. Как мне потом сказали, он и подумать не мог, что перед ним маг-припой. У меня началась жуткая горячка. Пока ногу пожирал яд, я провалился в тёмную пропасть совершенно диких воспоминаний, которым не было ни конца, ни края. Намертво переплелось прошлое десятка человек от сборщиков целебной травы до алхимиков варивших растворы.

Мы… я… он… повернулись, и из замызганного стекла на меня уставилось знакомое отражение. Панна де Керси, бледная как оживший мертвец с красными опухшими глазами, нерешительно застыла в дверях, не в силах сделать еще один шаг. Не может быть! Так это всё-таки она? Зачем же весь этот нелепый маскарад? Притворяться эльфийкой, какая детская блажь. Я же мог её покалечить… Почему не призналась?

Алана испуганно смотрела на меня. Теперь я отчетливо понимал кто есть кто, ведь моё окровавленное тело на койке не позволяло запутаться в чужих воспоминаниях. Я не помнил, чтобы она приходила и часто поминал её черную неблагодарность. А оказывается взбаломашная девица совсем не такая, как я привык думать. Она дрожала, едва сдерживая рыдания. Глаза уже застилали слезы, но руки упрямо сжимали старинный перстень.

— Простите, — бормотала она. — Я всё исправлю. Надо только…

Алана все же набралась смелости и шагнула в комнату.

— Вам станет легче…

Она протянула руку, но моё окровавленное тело подскочило на койке. Глаза открылись, но вместо зрачков сияло фиолетовое пламя.

— Убью! — вымолвили мои синие губы.

Комната наполнилась ослепительными искрами. Они соединялись в ловчую сеть, а там, где касались стен оставляли черные пятна.

— Я не виновата, — вскрикнула Алана, пытаясь закрыться руками.

Девчонку отшвырнуло ко входу, с хрустом впечатав в деревянную дверь.

— Найду и убью! — завопил я не своим голосом.

Очередной пульсар пропахал доски в сантиметре от её головы.

Перед глазами снова замелькал низкий коридор…

— Пан Бальтазар!

Меня выбросило из чужих воспоминаний. Вместо поддельной эльфийки передо мной стояла бледная, перепуганная панна де Керси. Наверное, так же она выглядела в своём воспоминании, когда прибежала в лазарет, чтобы помочь мне. Я отшатнулся. Так вот почему Алана заикалась, едва увидев меня. Думала, что я ненавижу её и собираюсь отомстить. Откуда же бедняжка могла знать, что мои отчаянные вопли: «Найду и убью!» предназначались топляку.

Цеховой знак потух, и ко мне вернулась ясность мышления.

— К-какого лешего, вы меня едва не убили!

Меня передёрнуло.

— Простите, — пробормотал я.

С другого конца веранды к нам бежали тролль и Адель Мнишек.

— Пан Бальтазар, что здесь происходит? — возмутилась хозяйка бала. — Что вы сделали с Аланой?!

— Принял за другую, — я прижал руку к губам.

Казалось, на них ещё остался горький привкус воспоминаний.

— За какую? Бархатную розу? Так оскорбить мою лучшую подругу, да еще во время моего праздника.

Тролль сграбастал панну де Керси в охапку и, переглянувшись с Аделью Мнишек, понесся к боковой лестнице.

— Думаете, я спущу вам такое. Зря! Отец обо всём узнает, и вы ещё ответите за своё разнузданное поведение. Гости так себя не ведут.

— Безусловно, — отозвался я. — Но я не гость! Я здесь по службе. Ваш отец всё знает, и, если сочтет нужным, обязательно введет вас в курс дела. А меня ждет работа. Простите!

Я выскочил в зал и махнул Мареку. Надо раз и навсегда исключить Алану из числа подозреваемых, еще одна такая случайность, и я окончательно рехнусь.

— Они спустились по боковой лестнице, какой-то тролль и пана де Керси. Проследи до самого дома! — бросил я капралу, тот коротко кивнул и помчался к выходу.

А я запретил себе думать о взбалмошной девице, сейчас не время отвлекаться на романтические глупости и выращивать в себе чувство вины.

— Добрый вечер! Не ожидал вас увидеть, пан Вильк.

Я резко обернулся, чуть не натолкнувшись на заместителя главы кафедры алхимиков.

— А уж я тебя и подавно, — сказал я. — Извини за резкость, не назвал бы этот вечер добрым.

— Так вы на работе, — вздохнул Гжесь Ремиц. — Я вот тоже не по своей воле. Вы же знаете, брат терпеть не может подобные сборища, но обожает быть в курсе последних слухов и новостей. Вот и отправил меня на разведку.

— Сочувствую, — оглядывая зал, проронил я.

— Да, времена неспокойные. Если так будет продолжаться, начнётся настоящая война. Представляете, гильдия купцов, в лице градоначальника, обвинила нас в убийстве Кузьмы Куцевича.

— Кого? — не понял я, обследуя взглядом зал.

— Гильдию алхимиков. Это надо до такого додуматься? Они уже не знают на кого скинуть свои проблемы. Брата аж перекосило, вот и отправил меня шпионить. А я, знаете ли не в восторге. Но ничего, мучиться осталось недолго. Через час созреет зелье, и можно будет отправляться в музей. Во время месяца Хрустальной луны выходят лучшие зелья, это еще в древности знали. Слышали когда-нибудь про белое зелье? Его можно изготовить только в этот месяц. Так что нам очень повезло, что сейчас именно Хрустальная луна. Знаете про неприятности в музее? Преинтереснейшая задачка, знаете ли. Один из тамошних реставраторов напартачил, вот приходится исправлять. А подобрать состав старинных красок — та ещё морока, без перегонного куба не разберешься.

— Рад за тебя…

Младший Ремиц еще что-то говорил, но я не слушал и не запомнил ни слова. Интуиция меня редко подводит, и даже после трагического недоразумения с поддельной эльфийкой, я был уверен, что тварь объявится. По залу разносили игристое вино, и место танцев заняли ничего не значащие разговоры. Гости разбились на группы по интересам, шушукались и смеялись. Перебрасываясь с ними невинными шутками, к нам пробрался Редзян.

— Я обижен, — проворчал он, но не выдержал и расплылся в довольной улыбке. — В следующий раз, когда соберетесь выкинуть что-то подобное с панной де Керси, сообщите мне. Хочу это видеть!

Мнишек панибратски хлопнул меня по плечу.

— А что произошло? — заинтересовался Гжесь.

— Ничего! — перебил я. — Вашему брату все расскажу сам.

Заместитель Габриэля пожал плечами.

— Ты что-то слишком грозен, — усмехнулся Редзян. — Ошибся и ошибся, я говорил тебе, что на моём балу никаких убийств не будет.

— Мне бы твою уверенность, — хмуро выдавил я.

— Тебе надо расслабиться…

В дальнем конце зала, за спинами гостей мелькнула высокая фигура, и цеховой знак нервно заерзал на моей груди.

— Простите, — пробормотал я, и бросился к ней.

Гости удивлённо шарахались от меня, бурча неразборчивые ругательства, но я не останавливался. Второй осечки не будет. В этот раз тварь от меня не уйдёт. Я налетел на сухопарого пана, и на меня щедро выплеснулось чужое вино.

— Кто позвал вас в приличное общество?

Я узнал в пострадавшем Рекара Пшкевича. Он мрачно глядел в свой бокал с игристым, а точнее уже без него и брезгливо морщился, будто вместо меня через бальный зал продирался вонючий бродяга.

— Что-то стража совсем распоясалась, раньше они такого себе не позволяли.

Глава кафедры боевой магии выплеснул остатки из бокала и потянулся к подносу за следующим.

— О чём я говорил… Да, вы представляете сколько могут стоить картины старых мастеров? Это вам не современная мазня, уж поверьте мне, я разбираюсь, — продолжил распинаться Рекар Пшкевич, вернувшись к собеседникам

Я почти перебрался через запруженный зал, когда вдруг увидел её. В тени арки, у кадки с каким-то заморским растением застыла высокая черноволосая панна. Заметив меня, она поплыла в мою сторону, её ярко-алые губы исказила хищная улыбка. Цеховой знак так трепыхался, будто норовил оторваться от камзола и улететь. Похоже, я нашел, что искал. Подавшись вперед, словно охотничий пес, я шагнул к незнакомке.

— Прекрасная панна скучает одна? — помимо воли слетело с моих губ.

Артефакт раскалился так, что жег даже через плотное сукно мундира, мгновенно отрезвив затуманившееся сознание. Дидько! Эта дрянь, похоже, околдовывает не только своими прелестями. Какого лешего в книгах об этом ни слова? Хочешь поиграть? Хорошо же!

— Можно развлечь панну? — на моей ладони материализовалась толстая пупырчатая жаба, через секунду превратившаяся в пунцовую розу.

Смешливица под личиной прекрасной незнакомки мило хлопала глазами и заливалась мелодичным смехом. Я же продолжал нести всякую фривольную чушь, мысленно прокручивая в голове причудливую мозаику сегодняшнего вечера. Что-то не сходилось. Смешливица будто бы не выбирала жертву из разомлевших гостей, а поджидала кого-то конкретного. Хозяин совсем потерял разум от безнаказанности и решил устроить резню прямо на балу? Раньше он таких глупостей себе не позволял. Может, смешливица ему больше не нужна, и сегодня её ждет последняя жертва? Внезапно всё встало на свои места, жертва — это я. Меня ненавязчиво теснили в самый темный угол под аркой. Ну, и кто тут охотник?

Тонкая бледная рука властно коснулась моей груди, и артефакт полыхнул белой вспышкой, превратив мелодичный смех в злобный болезненный вой. Я ударил воздушной волной, отшвыривая тварь к балкону и ринулся следом. Очертания человеческой фигуры таяли, показывая чудовищную сущность. Серая кожа плотно обтягивала выпирающие кости, непропорционально длинных конечностей с изогнутыми когтями. Волосы обратились в узловатые жгуты, увенчанные костяными крючьями. В один прыжок она выскочила на балкон и запрыгнула на перила.

Гости испуганно загомонили, а некоторые слишком мнительные особы закричали и попытались рухнуть в обмороки.

Я вылетел следом за смешливицей, намереваясь испепелить на месте, но она метнулась в сторону от огненного луча. На мраморных балясинах остались уродливые пятна копоти, но тварь даже не задело. Виртуозно балансируя, она пробежала по перилам. Схватилась за лепнину и полезла вверх.

Я бросился наперерез, но достать не успел. Тварь ловко вскарабкалась на крышу, прикрываясь гипсовыми гаргульями, торчащими из фасада, чтобы я не сбил её заклятьем. Всё повторялось! Она снова улизнула тем же путём. Но на этот раз я был готов. Заранее составленные чары швырнули меня вверх, как пробку из бутылки игристого, и перебросили через карниз. Черепица полетела из-под сапог. Керамические лепестки заскрипели под ногами, но я схватился за каминную трубу до того, как поехал вниз.

Смешливица сидела на коньке, склонив голову на бок. Она уже потеряла сходство с человеком и жадно смотрела на меня, обнажив клыки. Осторожность не позволяла ей напасть на мага, а голод — бросить подвернувшуюся добычу.

— Прибью твою шкуру в трофейной Ночной стражи, — пообещал я, осторожно поднимаясь.

Под ногами предательски хрустела черепица, а перекосившаяся труба уже не казалась прочной опорой.

Тварь медленно забирала в сторону, пытаясь зайти сбоку. Но после несчастья с Казимиром я продумал каждую мелочь, тысячу раз прокрутив в голове все возможные варианты развития событий. Главное, не подпускать её ближе трех ярдов, иначе спеленает своими жгутами, как младенца. Секунда, и моя фантомная копия рванулась к смешливице. Инстинкты у неё, как и у любой нежити, оказались сильнее разума. И тварь ударила, насквозь прошив фантома смертоносными волосяными жгутами. Иллюзия лопнула, на мгновение ослепив нежить, и я ударил струей лилового пламени. Достал уже на излете, тварь была на диво проворна. Смешливица взвыла, её левое бедро почернело, а нога вздрагивала в непрекращающихся конвульсиях.

— Попалась! — выдохнул я, растягивая в пальцах ловчую сеть, но проклятая бестия и не думала сдаваться на милость победителя.

Подволакивая раненую ногу, рванула к дальнему краю крыши, стремясь затеряться в тенях каминных труб. Не выйдет! Недоплетенная сеть, обратившись световыми шарами, взмыла над крышей, лишая смешливицу возможности спрятаться. Тварь продолжала отступать к краю, периодически пытаясь достать меня своими треклятыми волосами.

На что она рассчитывает? С поврежденной лапой по стенам не полазаешь… Она и не собиралась. Зазубренный костяной крюк ударил в дюйме от моего виска, выбив кирпичную крошку из каминной трубы, я отшатнулся и едва не загремел вниз, поскользнувшись на коварной черепице. Воспользовавшись моим секундным замешательством, смешливица развернулась, сжалась и перепрыгнула на старинный акведук, примыкавший к дому.

Давным-давно по нему подавалась вода. Когда появился городской водопровод надобность в нём отпала, но Мнишек оставил древнюю конструкцию. Ходили слухи, что по туннелю переносят контрабанду из его подвалов прямо на склад верфи.

— Да чтоб тебя! — рявкнул я, кидаясь следом, чтобы пришибить гадину, даже если это будет стоить мне жизни.

Перепрыгивать сам я даже не пытался, магия помогла перелететь тёмный провал, но древние камни хрустнули под ногами, и я, поминая куця, соскользнул вниз, хорошенько приложившись о шершавую кладку. Инстинктивно ухватился за карниз, пытаясь не слететь вниз. Расцарапал руки, но все же удержался на самом краю.

Подняться оказалось не так-то легко, изувеченная нога сразу дала о себе знать. Не спасал даже аланин орнамент. Но и моей сопернице изрядно досталось. Рана все больше замедляла её, уравнивая шансы. Я рванул по желобу вслед за тварью, собираясь добить. Тут уж не до церемоний, либо я, либо она. Смешливица почти достигла конца акведука. Ругая на чём свет стоит свою ногу, я припал на колено и ударил кулаками в каменную кладку. Лиловая волна пронеслась над выщербленным дном желоба и врезалась в тварь. Та взвизгнула и неуклюже соскользнула вниз. Ха! Я подхватился и спрыгнул следом за несколько ярдов от места падения твари. Тут судьба решила, что хорошего помаленьку. Чары левитации окончательно рассеялись в середине прыжка, и я приземлился, изрядно отбив пятки. Узор Аланы, на прощанье разлившись успокоительным теплом, окончательно перестал действовать и бедро пронзила тянущая боль. Костяные крючья свистнули над головой, похоже, нежить атаковала вслепую, заставив меня неуклюже рвануться в сторону и прокатиться по грязи, уходя из-под удара.

Луна, неспешно выползшая из-за крыш, озарила узкий переулок, зажатый глухими стенами — нижние арки акведука давно заложили, превратив улочку в каменный мешок и единственный выход был у меня за спиной. Вот и всё, теперь — пан или пропал. Откатившись к стене, я подорвался на ноги. Выставил магический щит и пошел на прижавшуюся к земле смешливицу, перекатывая в пальцах нервно мерцающий пульсар. Сейчас, как никогда жалел, что при мне нет верной трости. Пять дюймов заговоренной стали, прятавшиеся в древке, упокоили бы её вернее магии. Смог бы ударить, не поднимая щита. Нежить неохотно отступала, припав к земле и выпростав волосяные жгуты, в надежде достать меня, если ошибусь. Ничего и не таких видали, и тех бивали. Смешливица уперлась в стену, дальше отступать было некуда. Наплевав на боль в раненной ноге, я прыгнул вперед, в последний момент убирая щит.

Мы ударили одновременно: гибельная магия против волос-крючьев. Заклятье вонзилось в уродливую голову, но серповидные крючья проскочили мимо отведённой на время защиты. Пропахали грудь и руку и с силой швырнули меня о стену. От удара померк свет, но в наступающей тьме плотоядно блеснули оскаленные клыки.