Дело о запертых кошмарах

Глава 12 в которой всё совсем запутывается

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Я всё-таки выбил охрану для Аланы, пришлось пообещать, что совсем скоро поймаю хозяина твари, но её безопасность того стоила. После препирательств с капитаном, решил навестить к художницу. После известий о «Полночной смешливице» нетерпелось побольше выяснить о кошмарах, запертых в предметах. Раз уж не удалось прижать к стенке Пшкевича, стоило пойти другим путём. Марек уже откомандирован в музей на неопределенный срок, будет присматривать за картиной, чтобы чего не случилось. Но нужно торопиться пока Рекар или его подельник не избавились от самой смешливицы. Скорее всего, Пшкевич проворачивает свои дела вместе с капитаном Эдриком. Попытаться выйти на самого Брилова? Вот только на путешествие в Зодчек совершенно нет времени, пока я буду мотаться по заливу, в Кипеллене может произойти что угодно.

Меня довезли до аланиного дома, и я нетерпеливо застучал в дверь. Что они там, уснули что ли все. Квартирная хозяйка выскочила на порог и строго нахмурилась:

— Зачем же так шуметь? Весь квартал на ноги поставите!

— Простите, но дело срочное, мне нужна панна де Керси.

— Она уже отдыхает.

Я невольно замер.

— Вы не позволите мне пройти?

— Ни в коем случае. Время уже позднее, а приличные, достойные люди не приходят к приличным девушкам на ночь глядя.

— Вы меня не узнали, я же только…

— Еще как узнала! Уже по всему городу слухи ходят. Даже стражники болтают. Уходите!

— Тут что, пансион благородных девиц? — с досады брякнул я.

Квартирная хозяйка сощурила глаза и, вжав голову в плечи, бросилась в атаку, словно маленькая птичка защищающая гнездо от норного дракончика.

— Прочь! Немедленно уходите или я вызову Ночную стражу!

Я даже отступил от такого напора.

— Хорошо-хорошо, — попытался утихомирить её я. — Передайте, что Бальтазар ждёт скорого ответа…

— Ах! Еще и ответа! Да как вы смеете? Об ответе надо просить лично…

Квартирная хозяйка снова начала наступление, задохнувшись от возмущения. Не знаю уж, что насочиняла эта старая дева, но боюсь теперь мне к аланиному дому и на милю не подойти. Даже в приличное обеденное время!

Я перешёл через улицу, чтобы не вызвать новый приступ борьбы за пристойности и замер. Идти домой, чтобы слушать нескончаемое брюзжание Проньки, не хотелось. Встречаться с Габриэлем, не разобравшись до конца в этом проклятом деле, я тоже не мог. Можно напроситься в гости к Мнишеку, но тащиться через весь город без уверенности, что застанешь его на месте, казалось чистым расточительством. Врочека больше нет, и получается, что я остался совершенно один. Не с кем даже поговорить!

Я вспомнил аланиного тролля — хозяина таверны и, вроде бы, бывшего пирата. Он обретается совсем недалеко, а опыт подсказывает, что лучшие друзья получаются из бывших врагов. Я усмехнулся. Пойду проведаю, как его, Румпеля. Самая безумная и дикая идея, приходившая ко мне за последнее время. Я стоял в нерешительности, но чашу весов перевесила мысль, что он может что-нибудь знать о Брилове. Махнув рукой на предрассудки и прочие глупости, я двинулся к набережной. Еще одного вечера в одиночестве, я просто не выдержу.

Пока дошёл до моста успел еще раз перебрать в голове всех подозреваемых и, кисло усмехнувшись, повернул к таверне. Улик катастрофически не хватало, и, если срочно не придумать, как выманить хозяина твари и заставить ошибиться, ему всё сойдёт с рук.

Я толкнул дверь и втянул кислый запах питейного заведения. Вид у него был пошарпанный: кирпичные стены, на них старые тележные колеса, ржавые якоря и пучки вонючих трав под потолком. У стойки притулилось чучело, нет не хозяин заведения, а пожранный молью морской саблезуб с обломанными клыками. В одном углу копошились вездесущие студенты, в другом отпуская скабрезные шуточки, отмечала конец рабочего дня компания цеховиков. Почти все столики занимали мелкие служки из разных гильдий. Поэтому мне пришлось сесть на высокий табурет у стойки.

Тролль обернулся в зал и удивленно уставился на меня. Его глаза опасно сузились, а губы скривились.

— Чего надо? — недружелюбно поинтересовался он, нависая надо мной угрюмой скалой.

— Пришёл вызвать тебя на дуэль и сжечь до тла эту таверну, — устало произнес я. — Ты оскорбил меня в присутствии дамы, и я требую сатисфакции.

— Вали ты подобру-поздорову! — рыкнул тролль.

— Это была шутка, — вздохнул я.

— И её с собой прихвати.

Я и не ожидал, что меня встретят с распростёртыми объятиями.

Румпель застыл, уперев огромные лапы в бока.

— Девчонку в свои разборки не впутывай, — хмуро прорычал он. — Покалечишь или ещё чего, я не посмотрю, что легавый, пущу под пирс и вся недолга.

Я собирался спросить про капитана Эдрика Брилова, но вместо этого выдавил:

— Она мне тоже дорога.

— Что? — опешил тролль.

— Ты зря беспокоился, я бы никогда не причинил ей вреда.

— Было заметно. Особенно на балу!

Теперь Румпель сплёл ручищи на груди и поглядывал на меня с плохо скрываемым раздражением. Было слышно, как хвост сердито шоркается о грубую ткань штанов.

— Терпеть не могу оправдываться, — вздохнул я. — У Мнишеков я разыскивал тварь, которая прикидывается девицей и уже прикончила полдюжины людей, слыхал, наверное.

Тролль только хмыкнул.

— Ну, допустим, облажался. А вот что это на балконе было? Какого дидька лапать полез, да ещё против воли? Ты на всех заколдованных чудищ кидаешься? — саркастически осклабился хозяин таверны, упираясь локтями в стойку.

— На некоторых… Я припой. Если по-другому информации не добыть, то я и жабу поцелую, как тот Киван-царевич.

— Ещё пива! — крикнули из зала.

Румпель налил несколько кружек и свистнул:

— Забирай!

Я же раздумывал уйти или потерпеть ещё пару минут. Разговор свернул куда-то не туда, и всё меньше мне нравился.

— Припой это тот, кто из любой жидкости воспоминания высасывает? — переспросил тролль.

Я кивнул.

— Тю, так у нас шаманы через одного такие, и ничего живут как-то, правда, на то они и шаманы, а чего они там себе бодяжат для лучшего существования, уж не знаю… А тебе, выходит, совсем ничего пить нельзя? — заинтересовался он, вытирая руки об фартук.

— Только дистиллят — мёртвую воду.

— Тяжело. А как же ты ешь? Всё же на воде готовят?

— Во время приготовления пищи происходит много алхимических процессов: окисление, разложение, замещение, объединение, поэтому все воспоминания растворяются.

— А суп? — не отставал Румпель.

— С супами опаснее, — кивнул я. — Если будет очень жидкий, то могут остаться крупицы чужой памяти. Поэтому, стараюсь их не есть.

— Беда! — согласился тролль. — Я бы без лукового супа завыл.

Я снова кивнул и серьёзно взглянул ему в глаза.

— Если бы тогда на балу, я догадался что это Алана то… никогда бы. А уж тем более…

— Да хорош! Сам говорил, что оправдываться не любишь. Проехали! Я на тебя зла не держу, — тролль протянул руку. — Мир?

Я пожал его огромную ладонь.

— Мир!

Он хмыкнул.

— Был бы я припоем, вконец бы озверел! Это же надо — супчик не ешь, грог не пей, девиц не трожь, — Румпель закатил глаза. — Впору вешаться!

Я вздохнул.

— Выпить бы не отказался… только тогда, я действительно сожгу твою таверну, и это уже будет не шутка.

Румпель задумчиво подбоченился.

— Я, когда на корабле ходил, не всем качка легко давалась, особенно в шторм. Спиртное помогало, но после того, как один молокосос свалился за борт, капитан запретил пить. Так наш колдун, большой любитель заложить за воротник, вот что придумал.

Он убежал на кухню и долго гремел посудой, а когда вернулся, притащил высокую железную флягу необычной формы.

— Вот! — довольный тролль ткнул её мне под нос. — Без колдовства, наверное не обошлось, зато морскую болезнь здорово отбивало. Тут две колбы. В нижнюю льёшь кипяток, а в верхнюю разогретый грог.

— И что? — не понял я.

— Что-что, — передразнил Румпель. — Сидишь и нюхаешь. У нас один трезвенник так паров нанюхался, что полночи потом песни орал. Хочешь попробовать?

Я осторожно кивнул.

— Не отравлю, — гоготнул тролль, — да ещё и пригляжу за тобой, — он неожиданно посерьезнел. — Но, если будешь чудить, рука у меня тяжелая, сам помнишь.

— Наливай! — потребовал я.

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У моста»

Тусклые солнечные лучи положили конец моему глубокому, но короткому сну. Вчера мне было настолько не до всего, что я забыла закрыть ставни, и теперь расплачивалась. Ну что же, по крайней мере одно я выяснила точно — доведение до полного изнеможения отличное средство от кошмаров. Правда надолго меня в таком темпе не хватит. Пора заканчивать эту канитель, пока ещё кто-нибудь не погиб. Вчера весь остаток дня и большую часть ночи я провела за книгами, пытаясь объединить и упорядочить разрозненные сведения в единую систему. От выкладок Мартина Горица вскипали мозги. Его идея-фикс — пробраться в Полуночную бездну, сквозила между строк всего трактата. Похоже он исполнил задуманное или поверил в то, что исполнил. Он открыл что самая тонкая грань между мирами живых и мертвых проходит во снах. Поэтому начал изучать контролируемые сновидения. После этих жутких погружений его мучили кошмары. Неведомые твари являлись к нему в разных воплощениях и пытались положить конец исследованиям, но Гориц запирал их в свои картины, разработав систему печатей и ловушек. И то, что я, будучи ребенком, проделала по наитию, он творил осознанно. Неудивительно, что с такими экспериментами под конец жизни свихнулся окончательно и умер в безвестности, а картины с сюрпризами разошлись по свету, всплывая то тут, то там, часто без указания авторства. Я почти не сомневалась, что злополучное полотно в реставраторской принадлежит его кисти.

Однако, несмотря на безумие, именно он стал ключом к решению свалившейся на меня проблемы. Теперь я точно знала, как поймать кошмар. У этой твари было только одно слабое место — мой страх. Он породил её, питал и не давал развеяться. И чтобы победить, мне нужно перестать бояться. Загвоздка крылась в том, что кошмар набрал такую силу, что совладать с ним на его территории, то есть во сне, нечего было и мечтать. Там он почти всесилен и запросто сломит мое хлипкое сопротивление. Единственным выходом, по мнению Горица, оставалось вытащить тварь в реальный мир и заставить играть по своим правилам. Видимо, именно это он проделал в свое время со смешливицей. Ловчий узор прилагался, а мой страх должен послужить приманкой и одновременно связать меня с чудищем и выдернуть его в реальный мир.

Итак, нужно начертить ловушку и уснуть ровно настолько, чтобы успеть подцепить тварь и вытащить до того, как она сожрет меня с потрохами. А уж в реальном мире я с нею потягаюсь, накрою — рыкнуть не успеет.

Оставалось решить проблему сна. Единственным известным мне зельем краткосрочного действия был «Сонник», активно использовавшийся медиумами, пифиями и нерадивыми студентами. Зелье позволяло уснуть ровно на пятнадцать минут, взамен даруя с десяток часов бодрости. Во время ночных бдений перед сессией вещь незаменимая. Мы с Делькой на старших курсах частенько ею пользовались. Она с присущей жизнерадостностью все пятнадцать минут колдовского сна видела розовых единорогов на радужной лужайке, а ваша покорная слуга напряженно кружила по серым и мрачным улицам Кипеллена, будто из них выпили все краски. Сны от зелья были настолько реальны, что я просыпалась в холодном поту, почти поверив, что и вправду заблудилась в угрюмых портовых трущобах, или закоулках Тролльего рынка… Учитель, знакомый с моими детскими сонными похождениями, услышав жалобы, обозвал глупой девчонкой и зельем пользоваться запретил, так ничего толком и не объяснив. Что ж, придется нарушить запрет, к тому же я давно не в Школе.

Всё окончательно решив, я сползла с кровати, вынула из комода шкатулку с притираниями и вывернула её содержимое на покрывало. Кажется, у меня валялся флакон «Сонника» на черный день. Но, увы, нужной колбочки среди рассыпанных на кровати не оказалось, а значит, придётся сбегать в аптеку.

Приведя себя в порядок, я неспешно спустилась вниз и заглянула на кухню, узнать у хозяйки, не нужно ли ей чего в аптеке, раз уж я все равно туда иду.

Пани Флося суетилась у плиты, грея воду в медном чайнике, а за столом сидело двое мужчин, в одном из которых я узнала сержанта Быря. Напарник у него сегодня был другой. Однако присутствие Ночной стражи на нашей кухне заставило напрячься.

— Э… хм… — я поперхнулась заготовленным «добрым утром».

Хозяйка обернулась ко мне и наградила недовольным взглядом. Конечно, кому понравится терпеть в доме стражников, тем более, что пришли они похоже, опять по мою душу.

— Алана, эти молодые люди утверждают, что пан магистр из Ночной стражи отправил их приглядывать за тобой? — желчно произнесла старуха, продолжая сверлить меня взглядом.

Я только тяжело вздохнула. Похоже, моим хорошим отношениям с хозяйкой пришел конец. Ну, спасибо, пан Вильк, удружили, нечего сказать.

— Так точно, пани, — ответил вместо меня Бырь, которого молодым могла назвать только такая старушенция, как Флося, сержант годился мне в отцы, — и бумага соответствующая от начальства имеется…

— Я не вас, спрашиваю, почтенный пан, а эту вертихвостку.

— Да, — мне ничего не оставалось, как согласно кивнуть, — пан магистр, из-за гибели пана Врочека обещал приставить ко мне охрану. Он думает, что убийца теперь может добраться и до меня. Здравствуйте, сержант, — я кивнула Бырю. — Пани Флося, я в аптеку иду, нужно что-нибудь? Капли лавандовые, отрава для крыс?

— Э нет, панна, — жестом остановил меня Бырь, — нам велено глаз с вас не спускать. Мы за вашу жизнь перед паном магистром головой отвечаем.

— Так что мне в затворницы теперь уйти, пока пан Вильк не соизволит вас в участок отозвать, а панна Бряк дело не закроет? — вознегодовала я.

— Отчего в затворницы-то? — примирительно пожал плечами Бырь, — вы скажите, что нужно, вон Младек сбегает, — сержант кивнул в сторону второго стражника, молодого плечистого парня с простецкой физиономией.

Ага, так я вам и сказала, что мне нужно. Тут же Вильку доложите. А Бальтазар мигом догадается зачем мне внезапно понадобился «Сонник», и плакал мой план. Он ни за что не одобрит такого рискованного предприятия, и будет прав, между прочим…

— Хм, сержант, я бы с радостью попросила эээ…

— Капрала Младека…

— …да, капрала Младека, отправиться для меня в аптеку, да вот беда, мне нужны товары чисто женского толка. Вы хоть представляете, как будет выглядеть, когда он попросит это у аптекаря? — вот люблю себя, когда так вдохновенно и возвышенно вру.

Главное мину посерьезней состроить и взгляд — «дело жизни и смерти» — повыразительнее. Бырь только хмыкнул в вислые усы, а Младек заметно покраснел.

— Так я пойду? — ваша покорная слуга смело развернулась к прихожей.

— Нет панна, так не пойдет! — сержант поднялся на ноги. — Ну, не могу я вам позволить, хоть режьте!

— Пресветлые четверо! — я страдальчески возвела глаза к потолку, — Да аптека на соседней улице! Два шага пройти…

— Вот что хотите, делайте, панна, не могу я вас отпустить, — набычился Бырь, — Ладно уж, с вами пойду, хоть и не велено из дому выпускать.

Я скривилась. Не совсем то, на что я рассчитывала, но и на том спасибо. Пока Бырь инструктировал Младека, отведя того к окну, меня дернула за рукав пани Флося и, утащив в дальний угол кухни, заговорщицки проворчала:

— Алана, деточка, что у тебя с паном магистром?

— А что? — я озадачено уставилась на неё, а ведь действительно, «что?», то смех, то слезы… — Мы с покойным паном Врочеком консультировали его по нынешнему делу…

— Ой, не ври старухе, — пани Флося хитро прищурилась, — консультировали они. Так бы он по ночи и пришел о тебе справляться, если б только по работе. Я-то не пустила, поздненько уж было. Да и нечего незамужней девушке ночами мужиков привечать, а опосля глупости злоязыкие выслушивать. Так что, ежели у вас там серьезно, то пусть честь по чести будет…

Богини пресветлые! За что мне это?! Наша единственная совместная ночь больше напоминала лазарет инвалидов, про поцелуй вообще молчу, а в городе уже навыдумывали невесть что! От дальнейших наставлений спас Бырь, жестом показав, что готов меня сопровождать, и я спешно ретировалась, оставив пани Флосю в компании Младека.

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Прошлая ночь больше напоминала шабаш ведьм. По крайне мере, именно таким его рисуют в женских романах. Веселым, бесшабашным и непостижимым! Кажется, я даже пытался танцевать на стойке. Тролль особо не возражал, но взобраться на неё, я так и не смог. Вроде… или смог?

Уже в самом начале, помимо двух колб, я почувствовал в пиратской фляге чуточку волшебства. Но разобрать, что к чему, так и не смог. Хотя Румпель пояснил, что корабельный маг, пусть и не большой мастак по части чар, но всё же что-то там наколдовал. И я убедился в этом достаточно быстро. Сами по себе пары алкоголя, за три-четыре вдоха не в состоянии произвести такого эффекта. У меня мгновенно развязался язык, и я наболтал больше, чем за последние десять лет. Тролль оказался прекрасным слушателем и очень мудрым собеседником. Успел наговорить кучу полезностей, в том числе сдвинуть с мертвой точки расследование.

Я взглянул в тёмный угол. Давно не просыпался таким легким и пустым. В голове аж звенело. Запутанное дело совершенно не тревожило. Простой, но действенный план сложился сам собой. Я перевернулся на спину и, уставился в потолок, не спеша вставать. Румпель сказал, что если других методов не оставалось, смутьяну посылали черную метку. Я собирался поступить так же, и вынудить Пшкевича раскрыться.

— Как ты, Бальтазарушка? — заботливо спросил Пронька из-под кровати.

— Прекрасно! — громко крикнул я, так что домовой испуганно забормотал.

Вскочив, я несколько раз присел и расставил руки. Казалось, с меня сняли проклятье. Во рту образовалась непривычная сухость, но в остальном… Я не чувствовал себя так хорошо уже лет десять.

— Готовь свежий костюм, у меня сегодня много важных дел.

— Как прикажите, пан чародей, — покладисто пробормотал Пронька.

Моё необычное поведение напрочь выбило его из колеи. Он даже забыл про своё непременное ворчание.

— Забацай-ка мне яичницу, — потянувшись, приказал я. — Что-то я проголодался.

Перейдя на кухню, я выпил полграфина дистиллята и пошёл в ванную комнату. Отшкаблился, казалось, что в меня впиталась кислая вонь таверны, и долго чистил зубы. Пришлось еще тщательно полоскать рот мертвой водой, чтобы паста случайно не попала в горло. Совсем не хочу знать, как, и из чего её готовят алхимики. Я собирался так тщательно, будто мог сегодня преставиться. И моё чересчур хорошее настроение, только усугубляло это жуткое предсказание.

Расправившись с завтраком, я оделся в лучший костюм и пошёл в управление. Что может быть лучше, чем в солнечный день прогуляться по легкому морозцу?

Отвешивая вежливые кивки встречным прохожим, я добрался до Ночной стражи и, поздоровавшись с охранником, отправился в кабинет. Два часа возился с бумагами, но больше выдержать не смог. Зашкалившее настроение требовало выхода неуёмной энергии. Хотелось действовать, и действовать немедленно. Чтобы меня не искал капитан, наплёл дежурному про неотложные дела в городе и поехал в музей. По дороге написал на коленке записку. Повозка так тряслась, что буквы плясали вверх-вниз, совсем не попадая в строки. Оттого содержание короткого текста казалось ещё тревожнее: «Я всё знаю! Цвях опознал в нанимателе главного боевого мага Школы. Так что лучше сдавайтесь! Иначе, я за себя не ручаюсь. Вильк».

Если это не выведет Пшкевича из себя, тогда уж и не знаю, что использовать в качестве живца. Придётся оживить всех мертвецов и представить его на опознание строю зомби.

По музею прогуливались редкие посетители, а вот Марека я нашёл не сразу. Капрал хорошо спрятался у реставраторской в подсобке и сипло шикнул, когда я повернулся к нему спиной.

— Доброе утро! Что новенького? — спросил я.

— Ничего, — прошептал он. — Вы меня выдадите!

— Успокойся, — улыбнулся я и протянул записку. — Отдай её Пшкевичу, когда придёт.

— Хорошо, — проворчал он. — Только уходите поскорее. Вы слишком заметный.

— С каких это пор ты мной командуешь? — наигранно проворчал я, но всё же двинулся прочь.

Иногда бывает приятно быть заметным! Я передернул плечами, что со мной такое? Совершенно не хотелось возвращаться в управление. Почему-то я был уверен, что механизм запущен и всё решится само собой. Поэтому принял совершенно нестандартное решение — отправился в свою любимую таверну «Старый пират». Хотя теперь, заведение Румпеля заняло своё особое место в моём сердце, старые привычки так просто не переделать.

Народу в это время было мало, а из полумрака мне навстречу вышел сам одноглазый тавернщик.

— Вы к нам зачастили, пан чародей! Очень рад вас видеть! Проходите! Желаете пообедать?

— Желаю, — кивнул я.

Решил не лезть в дальний угол и уселся за ближайший стол прямо посреди зала.

— Мне всего, и побольше, — бросил я. — Страшно голоден, будто неделю не ел.

— Расстараемся, — поклонился тавернщик.

Я откинулся на спинку тяжелого стула и уставился на пыльные плафоны под потолком. Самый лучший день в моей жизни. Сорваться посреди рабочего дня, устроить сомнительную авантюру и завалиться в свою любимую таверну просто так, без всякой необходимости, что может быть лучше? Кажется, я начал понимать Алану. У неё такое безумие, похоже, творится каждый день.

Я долго с чувством наслаждался обедом, а потом медленно, прогулочным шагом направился в Ночную стражу. Весточку от Пшкевича лучше ждать там.

— Пан Вильк! Пан Вильк!

Я остановился посреди улицы. Ко мне запыхавшись, несся молодой стражник.

— Пан Вильк, меня сержант Бырь за вами послал. Я уже и дома у вас был, и в управлении, везде искал…

— Давай по делу… мм, — перебил я.

— Капрал Младек.

— Объясни толком, Младек.

Стражник уже отдышался и смог выговорить:

— Панна Алана…

Моё возвышенное настроение начало резко опускаться.

— Что с ней?

— Пока ничего. Но сержант Бырь подозревает, что она что-то затевает. С раннего утра зачем-то засобиралась в аптеку, и вела себя очень странно. На ходу сочиняла неубедительные отговорки и совершенно не слушала то, что ей опасно выходить одной.

Я вздохнул. Опять двадцать пять. Кой леший ей понадобилось в аптеке? Травиться что ли надумала? Я озадачено потер лоб, ухватив за хвост промелькнувшую мысль. Про «травиться» это я конечно глупость подумал, но ведь в аптеке продаются и некоторые сонные зелья, а учитывая то, над чем она сейчас работает, Алану вполне могло понести на рискованные эксперименты в духе злополучного Мартина Горица.

— Идём!

Надеюсь днём её квартирная хозяйка-церберша меня пустит. Иначе, придётся брать дом штурмом.

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У моста»

В аптеку Бырь со мной заходить не стал. Деликатно отстал у входа, зато дверь за мной закрывать не спешил, став так, чтобы видеть и меня, и небольшой, пропахший лекарствами зал. Чтобы не выглядеть совсем уж обманщицей, пришлось кроме «Сонника» купить и пресловутый «дамский набор». Лишним не будет. И пустую стеклянную склянку с плотно притертой пробкой — это уже для дела, мне ведь нужно не просто обуздать тварь, но и заточить где-то, чтобы не вернулась обратно в мои сны.

Когда мы пришли домой Младека на кухне не было. То ли пани Флося навязала стражнику какое-то поручение, то ли он по приказу Быря отправился на поиски Вилька — зря, что ли они шушукались перед уходом. И если второе предположение верно, то мне следует поторопиться, пока пан магистр не взгрел меня за самоуправство.

Отговорившись головной болью, что было не так уж далеко от истины, я с чистой совестью удалилась в комнату, оставив стражника в компании квартирной хозяйки.

Ну что ж, приступим! Я деловито скатала коврик в рулон и задвинула под кровать, обнажив крашенные доски. Раскрыла трактат Мартина Горица на нужной странице и принялась тщательно копировать печать. Время от времени сверяясь с трудами по начертательной магии.

Когда закончила рисовать, колокол в храме Четырех Пресветлых прозвонил полдень. Я забралась в центр печати и замкнула контур. Всё — возврата не будет. Вообще-то, в одиночку такие вещи делать ни в коем случае нельзя, обязательно кто-то должен страховать. И хорошо бы это был такой же живописец, а ещё лучше боевой маг. Чтобы в случае чего прикончить вырвавшееся чудовище раньше, чем оно откусит голову неудачливому экспериментатору. Но Врочека нет, а надеяться на помощь Вилька не стоит. Этот скорее полезет делать все сам и, что наиболее вероятно, угробится, не зная тонкостей дела. А этого мне точно не нужно. Так что лучше по старинке, самостоятельно, чтоб потом никого не винить.

Я уселась на пол и, откупорив склянку «Сонника», душевно хлебнула, единым махом выпив всё до капли. По телу разлилось тепло, руки и ноги онемели, перед глазами поплыло, и я опрокинулась навзничь, мгновенно уснув.

…Вокруг меня снова простирался заросший сад, а кованые ворота, сдерживавшие тварь, смятыми листами валялись на траве. Я сглотнула, а что если кошмар уже вырвался в наш мир без моего вмешательства и харчит сейчас какого-нибудь невинного прохожего. По спине потек липкий пот. Хотя… так, наверное, и должно быть. Сейчас мне очень нужно бояться, до абсурда, до колик в желудке, до трясущихся поджилок.

Ближайшие кусты всколыхнулись, и оттуда разнесся победный рык. Тварь почуяла меня, и собралась сожрать. Она поднялась над темно-зеленой листвой, круша тонкие ветви, и ломанулась в сад. На долю секунды мы столкнулись взглядами. Черные безумные глаза без белков с ненавистью уставились на меня, и что-то дернуло в груди. Похоже чудовище заглотило не только приманку, но и крючок, связав нас в единое целое. Кошмар попался. С трудом совладав с трясущимися ногами, я развернулась и, путаясь в юбке, кинулась прочь. Тварь громадными скачками понеслась следом. Я так и не успела понять, когда сад сменился серой копией Кипеллена. Трава под ногами превратилась в брусчатку, запах влажной земли в промозглую городскую сырость. Я едва не застонала от бессилия. Будто вернулась в далекие студенческие годы. Всё как во время экзаменов, только теперь за мной гонится голодное чудище. «Сонник» зашвырнул меня на серые улицы и теперь остаётся только бежать, надеясь, что действие зелья закончится раньше, чем тварь настигнет меня. Справа мелькнула набережная Чистинки с Пёсьим мостом. И меня внезапно осенило. Я кинулась туда. Нужно во что бы то ни стало добежать до копии моего дома во сне и попасть в комнату. Иначе может случиться непоправимое и чудище вырвется на свободу на улицах Кипеллена.

— Алана! — окрик прозвучал, словно глас небес.

От неожиданности я запнулась, упала и, не успев сгруппироваться, ударилась виском о бордюр. Пресветлые Четверо, во сне это так же больно, как и в жизни. Сознание померкло и меня окутала тьма.

— Алана! Алана! Да очнись же! Б-богини пресветлые, я себе этого не прощу!.. Алана!

Знакомый голос долетал будто сквозь вату. Меня трясли за плечи, пытаясь привести в чувство. Бесполезно! Пока действие «Сонника» не пройдет, я буду спать. Губ коснулось холодное стекло, и в рот хлынула мерзкая жидкость. Похоже та самая, которой Вильк отпаивал меня в лавке.

Я распахнула глаза и резко подалась вперед. Вильк стоял возле меня на коленях, крепко удерживая за плечи. Бледное лицо пана магистра перекосило. Р-резец мне в стило, что он наделал! Я сидела на полу не в силах сказать и слова, в голове стучало.

— С вами все в порядке? — хрипло выдохнул он, не спеша отпускать.

— Нет, — простонала я, чувствуя, как продолжает дергать в груди, тварь по-прежнему привязана ко мне. — Что вы наделали, Бальтазар!

— Всего лишь спас вам жизнь, — огрызнулся он, — снова. Когда я ворвался в комнату, вы были белее мела и почти не дышали!

Я почувствовала, как натянулась незримая нить. Кажется, я все-таки успела выдернуть чудовище в наш мир, и оно где-то рядом. А значит не все потеряно. Вильк поднял меня на ноги, а я, подхватив пустую колбу расписанную Горицкими печатями, рванула прочь из комнаты, потащив за собой чародея.

— Ради четырех богинь, что вы творите?!

— Долго объяснять! Вильк, я так не хотела впутывать вас, но похоже без вашей помощи не обойтись.

Пролетев через прихожую мимо ошарашенной хозяйки, мы выскочили на улицу и рванули к Песьему мосту. Невидимая нить дергала все сильнее. Я догадывалась, куда выкинуло проклятую тварь. Город из сна соприкоснулся с реальным Кипелленом и выплюнул из своих недр, ставший инородным кошмар.

Мы заметили его одновременно. Тварь ошалело вертела рогатой башкой.

— Вила Всеблагая, вы это сделали! — ошарашено выдохнул Вильк. — Выгнали чудовище в наш мир.

— Да, Бальтазар, не стойте столбом, прикройте меня, пока я буду рисовать! — и не дождавшись ответа, я шлепнулась на брусчатку, вытащила из кармана кусок мела и принялась по памяти восстанавливать печать из трактата Мартина Горица.

Ненавижу начертательную магию! Здесь угол в пять градусов или восемь? Пять или восемь? Если ошибусь в расчетах нас запросто порвет на мелких хурмяков от неправильно раскрученной энергии, а что останется — доест оголодавший кошмар. Дидько-о, ведь есть же формула! В голове проносились обрывки расчетов, не желая выстраиваться в четкую комбинацию. Меня затрясло, мелок выскользнул из пальцев и упал на землю. Я почувствовала, как воздух вокруг завибрировал — похоже Бальтазар накрыл нас защитным куполом. Богини, а это что? Здесь же пентакль должен быть, а не круг. Я нервно принялась затирать перепутанные знаки.

— Алана, — Вильк опустился на корточки. — Посмотрите на меня.

Я затравленно взглянула на магистра. Вот только нравоучений мне сейчас не хватало!

— Успокойтесь. Я продержу купол столько, сколько будет нужно. Тем более, что тварь, кажется, не интересует никто кроме нас… то есть вас.

Чудовище остервенело кидалось на магическую преграду, пытаясь добраться до создателя. В груди болезненно дергало. Прохожие голосили на все лады, разбегаясь в разные стороны и отчаянно призывали Ночную стражу. Какая-то особенно впечатлительная девица хлопнулась в обморок прямо посреди улицы. На неё чуть не наехала повозка, возница которой, открыв рот, уставился на невиданное чудище. С другой стороны мост перегородили Бырь и его младший помощник. Молодой капрал сам во все глаза пялился на тварь.

— …поэтому сосредоточьтесь и доведите рисунок до конца. Вы ведь уже проделывали это, не так ли?

В ответ я лишь нервно кивнула. Хорошо, когда в тебя верит кто-то, если даже сама в себя не веришь. Сейчас не самое лучшее время сообщать о моей неспособности к начертательной магии.

— Отлично, тогда действуйте!

Я сглотнула и глупо уставилась на свои каракули. Р-рзец мне в стило! Что за ересь я начертила?! Все не так! Быстро меняя конфигурацию, я перестраивала печать, запнувшись на том же месте, что и в прошлый раз. Пять или восемь? Либо не хватит мощности удержать тварь, либо выжжет к дидьку от перенапряжения. А-а-а, пан или пропал, шесть с половиной!!! Начертив последний угол, я поднялась на ноги и встряхнула ладонями, активируя вязь. На пальцах замерцало голубоватое кружево узора.

— Бальтазар, встаньте за мной. Убирайте купол, не путайтесь под ногами. Прищучим поганца!

Богини, что я несу? Азарт затопил сознание, отодвинув инстинкт самосохранения в далекие дали.

— Ничего себе заявочки, — проворчал Вильк.

Прежде чем убрать защиту, он сплёл какие-то чары и приготовился к отпору. Купол растаял, и тварь будто почувствовав это, кинулась вперед. Пан Бальтазар напрягся, но все же сдержался, чтобы не жахнуть по ней заклинанием. Стоило кошмару преодолеть внешний контур узора, как я впечатала синее кружево в его грудь. В стороны разлетелись сияющие брызги. Горящими росчерками расползлись по плечам, проскочили за спину и опутали чудище. Оно попыталось вырваться, дернулось назад, но печать держала крепко. Узор вспыхнул еще ярче и зашипел как раскаленные угли. Обоняние резанул запах паленой шерсти и горелого мяса. Я резко развела руки в стороны, давая энергии печати хлынуть сквозь меня и окончательно спеленать кошмар. Энергетические нити сжимались и сжимались, сминая тварь в светящийся комок. Она дергалась, размахивая когтистыми лапами, рычала и скалила желтые клыки, но узор не оставлял ни единого шанса на бегство, намертво сковав её сияющими путами. Уже сжавшись до размера вязального клубка, кошмар смирился со своей участью и замер. В покрасневших глазах мелькнуло понимание и яростная надежда. Крошечное существо нахохлилось и тонко взвыло. По спине прошёл холодок, я почувствовала, как разрывается связь, а звуковая волна разлетается по мосту. Вильк вздрогнул и, погасив чары, схватился за грудь, а я ловко откупорила колбу и поймала в неё светящийся комок. Вот и всё! Пробка плотно встала в горлышко, а я в изнеможении опустилась прямо на брусчатку. Тело потряхивало от переизбытка энергии, ноги стали ватными, одновременно хотелось плакать и смеяться.

— Всё-таки нужно было ставить пять, — хихикнула я, машинально затирая меловые линии. — Иначе, хлоп, и на мелких хурмяков… пуфф! — я картинно взмахнула руками, показывая это самое «пуфф».

— Всё вам игрушки! — покачал головой Вильк, бесцеремонно вздергивая меня на ноги, — на земле холодно, простудитесь.

Меня била мелкая дрожь, на этот раз уже от холода. Я же выскочила на улицу как была — без кунтуша и в домашних туфлях. А сатиновая блузка совершенно неподходящее одеяние для поздней промозглой осени. Маг стянул редингот и набросил мне на плечи. По белой рубашке расплывались кровавые пятна.

— У вас раны открылись, — пискнула я, но он только рукой махнул.

— Идемте, отведу вас к Румпелю. Похоже он единственный, кому можно доверить вашу безопасность.

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

— Всё в порядке, охрана пока не нужна, сам пригляжу, — объяснил я подбежавшему Бырю.

— Как скажите, пан чародей. Вас задело?

Я мотнул головой.

— Это еще с прошлого раза…

— Вас нужно перевязать, а лучше показать лекарю, — снова завелась Алана.

Пришлось приобнять её за плечо и подтолкнуть к таверне «Под мостом».

Тролль выбежал на шум и теперь стоял на ступенях с самым недовольным видом. Хвост лупил по сторонам, похуже плетки.

— От вас одни беды, — сокрушенно выдал он. — Если сходитесь, то уж лучше с девятым валом встретиться, чем с вами.

— Это всё она, — пожаловался я. — Представляешь, одна без подстраховки, выволокла свой кошмар в реальный мир. На такое не каждая магическая гильдия решится…

— Это потому, что маги в таких делах не разбираются, — встряла несносная девица. — Тут мастер-живописец нужен.

— Ага! Был живой писец, а стал дохлый, — буркнул тролль. — Кто же так делает?

Мы уставились на неё, как на нашкодившую девочку, и она удивленно отступила.

— Когда это вы успели спеться? Еще вчера друг другу морду били.

Румпель хитро усмехнулся.

— Дурной мир лучше хорошей войны, а хороший мир лучше всего на свете.

У моста уже собралось полтора десятка стражников. Горожане вызвали, как только увидели неведомую тварь. Но поскольку её благополучно обезвредили до их прихода, доблестным блюстителям порядка оставалось только без дела топтаться на месте. Молодой капрал красочно рассказывал о случившемся, размахивая руками и подпрыгивая, а Бырь только молча кивал, удерживая какого-то паренька с кучерявой головой. Тот несколько раз вырывался, норовя перебежать мост, и сержант не выдержал.

— Пан Вильк, то по вашу душу, грит записка для вас имеется. Из рук в руки, лично то бишь.

— Я присмотрю, — пообещал тролль.

— Я вам кто? — разобиделась Алана. — Дитё малое? Как-то до этого сама за собой присматривала, и дальше без вас справлюсь.

Румпель только головой покачал. А я махнул рукой, чтобы Бырь пропустил паренька и двинулся навстречу. Обменял записку на медный мелёк и впился глазами: «Жду в музее после закрытия. ОДНОГО! Иначе, я за себя не ручаюсь. Еще посмотрим кто сдастся! Рекар».

Прекрасно! «Рыба» заглотила наживку, теперь главное не спугнуть.

— Да с какой стати вы решаете, что я должна делать? — все ёще не унималась Алана.

Я задумчиво взглянул на тролля.

— Приглядишь за ней, чтобы еще куда не влезла? У меня важное дело!

— Вы никуда не пойдёте, пока я не осмотрю раны, — совсем взбеленилась невыносимая девица.

— Вы что, вдруг стали лекарем? — не сдержался я.

— Нет! Но я могу нанести орнамент, который облегчит боль и…

— Хорошо! — я даже поднял руки, только бы она замолчала.

Мне на самом деле не помешает помощь. Схватка предстоит серьёзная и меня ничего не должно отвлекать.

— Идёмте ко мне, — предложил тролль и подмигнул.

Я коротко кивнул.

Мы пропустили Алану вперёд.

— Запрём её в чулане, — шепотом предложил Румпель.

— Сбежит.

— Вы что там шуршите, заговорщики? — обернулась несносная девица.

Мы с троллем отвернулись в разные стороны, всем своим видом показывая, что совершенно ничего не задумали.

В таверне не было ни одной живой души. Меня заставили снять рубаху и усадили на стол, мол, так выше, и нагибаться не придётся. Румпель притащил подозрительную жестянку и свинтил крышку. По таверне поплыл горьковатый запах травы.

— Это ещё что за трясца? — я подозрительно воззрился на жестянку.

— Я тебе что, шаман? — хмыкнул тролль. — Раны затягивает и глазом моргнуть не успеешь, или ты кровью хочешь истечь?

Я отрицательно покачал головой.

—Так и не рыпайся. — Румпель щедро сыпанул бурого порошка на раны.

Запекло так, что я едва не взвыл.

— Не барышня, потерпишь, — проворчал он, увидев как перекосилось мое лицо. — Алана, твоя очередь.

Пока Алана раскрашивала мою грудь, я думал о предстоящей встрече в музее. Пшкевич опасный противник. Не уверен, что справлюсь с ним один на один, а если он призовёт смешливицу, то шансов вообще не останется. Мне тоже нужен козырь! Несносная девица надавила на рану, я поморщился и неодобрительно посмотрел на неё. Взгляд сам собой задержался на блузке и торчащей из кармана колбе. Вот оно! Её кошмар станет моим тайным оружием. Если Рекар прижмёт меня к стенке, можно будет выпустить на него эту тварь.

Я взглянул на тролля.

— А что там у тебя в чулане?

Он ухмыльнулся.

— Пока ничего интересного.

— Вы это бросьте! Друг дружку будете в чулане запирать, а меня не надо, — прозорливо заметила Алана.

— Что? — возмутился Румпель. — Да как тебе такое в голову пришло? Мы же друзья.

— Вот и помни об этом, — проворчала она.

Причудливая вязь разрасталась и скоро заняла всю грудь вокруг ран и верхнюю часть живота. Насколько я мог разглядеть, те же самые завитки, которые украшали мою ногу несколько дней назад. Хотя могу и ошибаться, для меня они все одинаковые. Алана придирчиво осмотрела свою работу и кивнула.

— То, что надо! Через полчаса забудете, что у вас вообще были раны.

— Спасибо.

— Видите сколько от меня пользы, — не унималась она. — Может возьмёте с собой? Я вам пригожусь.

— Куда? — не понял я.

— Ну, куда вы там собирались, по своему важному делу.

— Слишком опасно, — покачал я головой.

— Значит в музей, — зарычала Алана и повернулась к троллю. — А ты что молчишь? Даже не думай про чулан…

Она не успела договорить. Я поднял руку над её головой и накинул сонные чары. Она отключилась прямо на полуслове, но я успел подхватить бесчувственное тело.

— Крепкий сон надежнее любого чулана, — объяснил я, и тролль кивнул.

— Но я всё равно глаз с неё не спущу.

— Это уж точно, — согласился я, вытаскивая колбу из её кармана. — Вообще от неё не отходи. Еще увидимся!

Румпель махнул рукой на прощанье, и я вышел из таверны, на ходу застёгивая редингот. Время до закрытия музея у меня еще было. Прежде чем бросаться в логово врага стоило вытащить оттуда Марека.

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У моста»

Вильк, чмопсель неблагодарный! Я слишком поздно распознала сонные чары и от оплеухи мага спасло только то, что все тело сделалось ватным, а руки повисли, как вареные макаронины. Перед глазами поплыло. Румпель — друг называется — спелся с чародеем. Ну ничего, я тебе это ещё припомню, предатель! Колдовской сон черными крыльями укутал меня и, повертев среди бессвязных обрывков мутных грез, выкинул на серые улицы Кипеллена-призрака. Я стояла у необъятной реки… или не реки?

Пёсий мост тянулся над провалом в черную бездну. Вместо домов над мёртвой улицей нависали сиротливые развалины со слепыми провалами окон. Ни одного светлого пятна. Ни одного теплого огонька. Лютый холод. Тьма. И ужас. Кипеллен превратился в город-призрак. Я замерла около таверны Румпеля, бросилась было обратно, но дверь не открывалась. Не вздрагивала под ударами, будто превратилась в камень. Да и внутри словно никогда не существовало теплого уютного зала, а тролль ни разу в жизни не варил свой знаменитый глинтвейн.

Спина покрылась липкими мурашками. Что-то подобное, наверное чувствовал Мартин Гориц, отправляясь в свои путешествия через кошмары к Полуночной бездне. Сотрясаясь всем телом, я сделала несколько шагов. Гладкая, но не твердая, а ватная, проминающаяся мостовая не разносила эхо. Звуки тонули в напряженной, звенящей тишине. Утроенная сила тяжести придавливала к земле и сопротивлялась каждому движению.

Когда я добралась до середины моста, то так устала, что обессиленно привалилась к парапету. С ужасом взглянула во тьму, затопившую берега Чистинки, но не смогла даже отпрянуть. Черное болото заменившее реку, притягивало и манило вечным покоем. Оно обещало, что все обиды останутся в прошлом. Что ни один Вильк больше никогда не обидит и не предаст. Не бросит в жутком подобии города, ставшего родным и любимым.

Я чуть подалась вперёд. Достаточно перекинуть ногу, наклониться, качнуться и полететь с моста. Тогда все проблемы исчезнут и начнётся совершенно другая… Жизнь?

Я дернулась. Нет! Да что же это такое творится? У меня же всё хорошо. Мои работы оценила сама Джульетта Скворцонни, я избавилась от кошмара, почти наладила отношения с Бальтазаром. Откуда такая безысходность?

Тёмные волны внизу качнулись. Призывая забыть обо всём и прыгнуть в их успокоительные объятия. Ага, сейчас! Только новое платье надену, чтобы не стыдно было перед Пресветлыми богинями предстать.

Не зря я штудировала трактат Мартина Горица. Он забрался в сновидения так глубоко, что видимо заблудился в них окончательно. Не стоит повторять его ошибок. Для меня это не выход! Вода, если бы не такая чёрная и жуткая, могла бы смыть всё плохое и пробудить от навеянных сновидений. Как бы её очистить? Я огляделась. Беспросветная стена города-призрака не давала даже намеков. Серый Кипеллен говорил только одно: «Сдайся!».

Я вцепилась в парапет, подавив стон, и старый камень закрошился под пальцами. Куски посыпались на мостовую. Я подобрала один, задержала дыхание и бросила в черную муть. Ни звука, ни всплеска, ничего. Но когда камень провалился в черную воду, в глубине на мгновение блеснул просвет. Тусклый и невзрачный, но дающий хоть какую-то надежду.

Я опустилась на колени возле парапета. Соберу всё что смогу найти.

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Чтобы не привлекать лишнее внимание, возле музейного дома всегда крутилось много зевак, а после происшествия со смешливицей их количество выросло как минимум вдвое, я прошёл в мастерскую. У неё был отдельный вход, и я не рисковал встретиться с Пшкевичем раньше времени. За неимением других начальников пришлось договариваться со старшим реставратором.

Пан Пшысь щурился и мотал головой.

— Вы с ума сошли? — в очередной раз охнул он. — Я не могу эвакуировать всех работников музея. Это невозможно!

— Тогда если хоть один из них погибнет…

— Погибнет? — ошарашенно повторил Пшысь.

— Вы думаете шутки тут с вами шучу? — зашипел я. — Не выполните всех требований пойдёте под суд, как соучастник. Развели тут!

Старший реставратор побледнел.

— Чтоб к закрытию тут не было ни одной живой души, — рявкнул я. — Особенно капрала Марека Бродски, который прячется в подсобке возле реставраторской.

Он подскочил из-за стола и часто моргая, выбежал из мастерской. Я прошёл к окну и приоткрыв форточку, раскурил трубку. Отсюда открывался прекрасный обзор главного входа. Успею увидеть всех покидающих музей до последнего человека.

Я старался сосредоточиться на будущем поединке, просчитать все возможные ходы Пшкевича, выстроить защиту и ответные атаки, но мысли постоянно возвращались к Алане. Как бы она снова чего-нибудь не учудила. С её талантом встревать в неприятности на пустом месте и мастерством живописца, она даже из зачарованного сна может устроить кавардак. Я старался убедить себя, что ничего страшного не произойдёт, но в итоге запретил себе думать о чём-либо кроме предстоящего боя.

Пока толпа на ступенях музея сошла на нет, я покончил с четырьмя трубками и перебрал десяток тактик магического боя. Моего капрала тоже вывели вон, он хоть и пытался не привлекать к себе внимания, но всё норовил вернуться обратно. Я усмехнулся. Похвальное рвение.

Теперь и мне пора идти, а то уже от табака в носу першит. Да и перед смертью, как известно не надышишься. Я прошёл в музей через мастерскую. Главный вход, как и было приказано, заперли снаружи, и если Пшысь хорошо выполнил свои обязанности, во всём огромном здании не осталось ни одного обычного человека, только один из самых опасных боевых магов Кипеллена и жуткая тварь из кошмара Мартина Горица.

По безлюдным залам шарахались длинные тени. В проёмах тоскливо подвывали сквозняки, но я нигде не задерживался, точно зная куда идти. В прошлый раз смешливица исчезла в галерее маринистов. И хоть саму картину перенесли в реставраторскую, я был уверен, что Пшкевич подготовил мне встречу именно там. Не зря же он в прошлый раз устроил в галерее целый спектакль.

Чем ближе я подходил, тем напряженнее казалась вязкая тишина. Мои шаги гремели на весь музей, а враг притаился и поджидал совершенно беззвучно. Я попытался выпустить поисковый импульс, но древние стены настолько пропитались охранными чарами, что заклятье исказилось до неузнаваемости и лопнуло лиловыми искрами. Со смешливицей в прошлый раз оказалось проще – у меня была её кровь. Придется действовать вслепую. Главное не останавливаться, а то в этой беспредельной тишине оглушат удары собственного сердца.

Очередной зал остался за спиной, а высокие двери в следующий оказались закрыты. «Поле боя» совсем рядом. Я сделал несколько глубоких вдохов. Чую, что они рядом. В подтверждение из галереи маринистов донёсся едва различимый скрежет, как будто мерзкая тварь точила когти об паркет. Я приготовился. Как говорили между собой мои коллеги по чародейскому ремеслу «развесил защитные заклятья на кончики пальцев», вскрыл колбу и накрыл горлышко ладонью. Толкнул двери и шагнул в зал.

Рекар застыл на противоположной стороне, как древнее изваяние. Не двигался, только таращился на меня безумными глазами.

— Все кончено, Пшкевич! — крикнул я. — Столько смертей не могут остаться безнаказанными.

Он не ответил. Даже не шелохнулся, а я обшаривал взглядом галерею. Где же смешливица? Неужели он так самоуверен, что не выпустил её на свободу. Я плотнее сжал колбу с аланиным кошмаром. У меня-то всё готово!

Над головой послышался легкий хлопок. На затылок и плечи посыпалась хрупкая стеклянная крошка, а голову окутала прозрачная синеватая взвесь. От неожиданности я вздрогнул и заморгал, не успев задержать дыхание. Перед глазами поплыло. Это еще что такое? Я посмотрел вверх. Прикрепленная к притолоке, покачивалась отбитая верхушка круглой алхимической сферы-ловушки. Я покачнулся, ноги перестали держать и сами согнулись в коленях. Меня переиграли? Кто бы мог подумать, что боевой маг опустится до такого. Повалившись на пол, я раскинул руки и выпустил колбу с кошмаром. Она, звеня, покатилась по паркету.

Я пытался разглядеть Пшкевича, но темнота уже не выпускала из железных объятий, сжимала всё сильнее, сильнее и уносила в чёрную бездну. В её самую беспросветную глубину.

«Он усыпил меня и теперь натравит смешливицу», — мелькнула жуткая догадка.

Возможно сейчас она уже рвёт на части моё тело, а я этого даже не чувствую, и проснуться мне уже не суждено.

Меня затягивало на самое дно бездны в непроглядную первозданную тьму. Сопротивляться алхимическому зелью не получится! Я чувствовал только тревожный зуд в груди. Может тварь ломает мои ребра и тянется к сердцу? А может… В темноте наметился просвет. Я дернулся и выскочил у Песьего моста, туда, где всего несколько часов назад стоял рядом с Аланой перед тварью из её кошмара. Только в отличие от настоящего Кипеллена этот походил на отраженье в старом тусклом зеркале. Всё тоже самое, только ненастоящее. Тёмная брусчатка, длинный парапет с вырезанными собачьими головами, и сама пана де Керси, бросающая камни в Чистинку.

Я встряхнул головой, словно мог проснуться.

— Пресветлые четверо, и тут она, — проворчал я. — А ведь оставлял же под надежным присмотром! Голову с Румпеля сниму!

Она испуганно обернулась.

— Вы? — подскочила и бросилась на меня с кулаками. — Да как вы смели?

— Что? — ошарашенно пробормотал я, отступая под градом ударов.

— Закинуть меня в эту мерзость! Я тут чуть рассудком не тронулась по вашей милости. Немедленно вытащите меня отсюда!

Она замерла. На глазах выступили злые слезы.

— Я же почти поверила, что не безразлична вам.

— Конечно, — всё еще не понимая, где нахожусь и что происходит, ответил я.

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У моста»

В воду или то, что было водой в этом сером кошмаре с гулким чваком летели камни. Просветы, возникавшие на месте падения, затягивались то быстрее, то медленнее. Я заметила эту странность и начала целенаправленно смотреть, что кидаю. От мелких камешков чернота затягивалась почти мгновенно, от булыжников покрупнее держалась до полминуты. Выходит, что чем больше объект, тем сильнее нарушается полотно сна. В голове снова застучало навязчивое желание прыгнуть вниз. Вот только я насильно заперта в безумном сновидении и одни богини ведают, куда меня зашвырнет эта черная жижа. А то что я проснусь, гарантии никакой нет.

— Пресветлые четверо, я же оставил вас под надежным присмотром! — изумленно раздалось за моей спиной.

От неожиданности я подскочила и резко обернулась, столкнувшись нос к носу с Бальтазаром Вильком. Причина моих нынешних злоключений стояла посреди моста и ошарашенно смотрела на меня.

Я подавилась праведным возмущением. Оставил он меня… Под присмотром! Чтоб ему пусто было с такими «разумными» решениями! Ну сейчас я ему устрою, чтоб неповадно было!

— Вы-ы! Как вы смели закинуть меня в эту мерзость! Я чуть рассудком не двинулась по вашей милости, — я мстительно ткнула Вилька кулаком в грудь, лишь секунду спустя вспомнив, что тот ранен.

Но судя по тому, что Бальтазар даже не поморщился, во сне это значения не имело.

— Почти поверила, что не безразлична вам… — я безнадежно махнула рукой.

Вильк ошеломленно смотрел на меня, силясь понять, что происходит. Дидько! Но если он в моем сне… Память услужливо подкинула воспоминание о той ночи, когда я осталась в лавке. В прошлый раз я нечаянно затащила пана чародея в свой кошмар через злополучный узор. Получается, что и в этот раз тоже! Теперь понятно почему живописцы редко применяют свой дар на живых существах. Слишком непредсказуемы последствия! Стоп, но если я вновь утащила Бальтазара в свой сон, то он, выходит, спит? Или, что более вероятно, в беспамятстве! Пресветлые четверо, что с ним случилось?

— Алана, что… — начал было он, но я перебила.

— Вильк, что с вами? Что с вами произошло?! — кажется, меня затрясло.

— Провели, как первогодку, — поморщился он, — вляпался в алхимическую ловушку и теперь кукую здесь с вами. Поделом мне, — невесело усмехнулся Бальтазар, — пора бы понять, что вам перечить бесполезно, обязательно боком вылезет. Ничему меня жизнь не учит, — иронично закончил он. — Не съел топляк, так кошмар подзакусит…

— Вы мне этого топляка до смерти припоминать будете! — вспылила я, наступая на мага и тесня его к парапету.

— До чьей?

— До вашей! — прошипела я, все больше распаляясь, — Если не вытащите меня отсюда, она наступит очень скоро!

— Алана, я же сам сплю, — попытался урезонить меня Вильк, неубедительно закрываясь руками.

— Так проснитесь, куць вас задери! — я с силой толкнула Бальтазара в грудь.

Парапет за его спиной пошел призрачной рябью. Вильк потерял равновесие, и нелепо взмахнув руками, полетел вниз. С ужасом понимая, что натворила, я попыталась перехватить запястье мага. Пальцы беспомощно скользнули по манжету рубашки. Камни под ногами вдруг выгнулись дугой. Да что же это такое? Подошвы заскользили, как на льду и я с воплем рухнула следом!

Черная жижа, сыто чавкнув, сомкнулась над нами и тело обожгло холодом. Я попыталась дотянуться до мага, но тут наши сны разошлись. Я проснулась, резко сев на лавке. Надо мной обеспокоенно навис Румпель, серые глаза пристально вглядывались в мою физиономию.

— Великий Первопредок, — облегченно выдохнул он, сообразив, что все в порядке, — ну ты и визжала!

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Меня еще трясло, но вместо мерзкой жижи под Пёсьим мостом под ногами уже скрипел музейный паркет. Я очнулся от алхимического зелья. То ли закончилось его действие, то ли вода во сне сыграла роль катализатора. Приподнявшись, я провёл ладонью по лицу. Мокрое! Да и костюм весь хоть выжимай. Всё взаправду, надо запомнить это навсегда, чтобы больше никогда не соваться в сновидения живописцев, и не позволять рисовать на себе всякие узоры, пусть и для лечения.

В центре галереи друг перед другом застыли аланин кошмар и смешливица. Твари из снов пока только примерялись, но я уже чувствовал мощную магию, расходящуюся от них по всему залу, словно круги на воде. Даже отголоски этой энергии заставляли стиснуть зубы. Волосы на голове шевелились, а ноги наоборот никак не желали двигаться, будто я еще не выбрался из сновидения и существовал по его особым законам.

На другой стороне галереи сидел на полу Пшкевич и тёр шею.

— Что гадина, не сработала твоя ловушка, — пробормотал я.

Кошмар со смешливицей так и не сделали ни одного шага. Только выгнули спины и шипели, как рассерженные коты. По их телам прокатывались волны ряби. Они расплывались, как мороки во время жары, но тут же собирались обратно и становились больше. Мерзкие твари росли прямо на глазах. Вокруг них собирались клоки тьмы и окутывали их как огромные плащи. От тёмной энергии, раскатами оглушающего грома расползающейся по галерее, заложило уши. Я почти ничего не слышал, кроме низкого клокочушего шипения. Кошмар вырос выше висящих на стенах картин. В его пасть уже могла въехать повозка. А смешливица вздымалась над ним, в тёмном саване похожая на морскую богиню бурь, в которую верили на островах Янского архипелага.

Чем больше они становились, тем сильнее давила сконцентрированная темная энергия. Я чувствовал, как она проходит сквозь меня, подавляя готовые защитные заклятья. Сметая на своём пути все магические препоны. После неё оставался только страх. По дороге в Кипеллен я успел ознакомиться с трактатом Мартина Горица и почерпнуть для себя кое-какие особенности запертых кошмаров. Эти твари пришли со стороны неподвластной обычному волшебству, более древней и опасной чем все чары Растии. К счастью они не могут объединиться, иначе всем нам пришлось бы туго, а будут рвать друг друга, как хищники за добычу.

Воплощения кошмаров уже подпирали потолок. Темные щупальца метались по всей галерее. Они трепетали, как лоскуты тумана на ветру. Будто могли развеяться в любую секунду, исчезнуть, как наваждение, но вместо этого только сильнее увеличивались, заполняя зал. Аланино чудище стало таким громадным, что нависло над фигурой смешливицы и яростно зарычало. Тварь дрогнула. Перестала шипеть и начала сжиматься. В глазах отразился страх, но потоки черной энергии буквально хлестали из них. Сдувался черный саван, а вместе с ним и сама смешливица.

Я зажмурился. Незримый бой закончился. Кошмар победил, и мерзкая тварь, убившая столько неповинных людей, растворялась в нём, наполняя еще большей силой.

Когда шипение стихло, я открыл глаза. Он впитал в себя всё без остатка, превратившись в чёрную тень. Вот только его голод невозможно утолить. Кошмар не остановится, пока не поглотит всех, до кого сможет дотянуться.

Как только в него втянулась темная энергия, я смог подняться. Хорошо, что эта тварь не в состоянии использовать её против чародеев, только против себе подобных. Иначе, я бы с ней не справился.

— Да что тут вообще творится? — донеслось с другой стороны зала.

Пшкевич тоже поднялся с пола.

— Ты чего устроил?

— Я?

— Совсем рехнулся? Это же материализованный кошмар? Как ты собираешься загнать его обратно? Не зря тебя турнули с кафедры, бездарь…

Раздувшаяся тварь низко зарычала, припала к полу и замерла. Клок черного тумана, похожий на хвост, угрожающе бился об паркет. А над головой кошмара появились хорошо знакомые отростки с крючьями на концах. Он отобрал у смешливицы не только энергию, но и часть её угрожающего арсенала.

Не дожидаясь нападения, я сплёл заклятье и ударил в средоточие тьмы лучём света. Яркая стрелка пронзила тварь насквозь. Тень затрепыхалась, расползаясь от ослепительного луча.

— Позёр! — рявкнул Пшкевич и создал зеркальную сферу.

Луч отразился, прошив кошмар в другом месте.

— Прекрасный ход, — пробормотал я, копируя его заклятье.

Сверкающая стрелка еще раз искривилась, снова метнувшись к твари.

Мы пуляли свет взад-вперед будто играли в игру с мячом и сачками. Паутина из ослепительных линий быстро переплетала галерею, а материализованный кошмар метался между вспышек, пытаясь скрыться от жалящих лучей. Ему оставалось всё меньше места. Ловушка почти захлопнулась.

— Держи крепче, — крикнул я Пшкевичу, — пытаясь дотянуться до колбы. — Нужно упрятать его обратно, здесь нам с ним не справиться!

Оставалось стянуть сеть и загнать тварь обратно в колбу. Я поднял стекляшку с пола и подготовил крышку.

— Не все такие бездари, как ты! — ехидно донеслось с другой стороны зала. — У меня достанет сил размазать тварь по паркету, город должен знать своих героев!

— Ты убийца, — фыркнул я.

— Да? — заревел Пшкевич, — тогда попробуй справиться один!

Он мгновенно погасил сферу отражения, и сверкающая паутина начала таять. Вжавшийся в паркет кошмар, поднял голову и плотоядно взглянул на меня пылающими глазами.

— Куць тебя подери, Рекар, — заорал я. — Он же нас прикончит!

— Тебя — да, — крикнул Пшкевич. — А после я спокойно пришибу тварь, пока она будет харчить твой ливер!

Тварь передернула острыми черными ушами, будто понимала о чём мы говорим, и глухо зарычала. Прижатые к затылку отростки с крючьями, угрожающе встопорщились.

— Хорошо, — согласился я. — Пусть будет так, как хочешь. Не знаю, чем тебе это поможет.

— Ты и дважды два сложить не можешь, пока купцы дерутся с алхимиками, я спасаю Кипеллен и праздную победу в кресле градоначальника, — ответил он. — Как ты вообще стал сыщиком? Давай сюда стекляшку!

Я опустил колбу на пол и толкнул в его сторону. Как только она скользнула на другую сторону зала, Рекар восстановил сферу отражения, и померкшая паутина, начала разгораться прежним светом.

Кошмар разочарованно взвыл.

— Учись, щенок! — крикнул Пшкевич.

— Было бы у кого... — буркнул я себе под нос

Он не ответил, но сеть вспыхнула еще раньше. А когда сияние стало настолько ослепительным, что среди лучей уже не просматривался побледневший клок кошмара, Рекар небрежно бросил:

— Держи крепче!

Я едва мог разглядеть, как он опустился на пол и пополз к скрючившейся твари. Накачивать сеть за двоих было не так-то просто. Такие чары требовали полной сосредоточенности. Я не видел, что делает Пшкевич, но чувствовал, что он приближается к цели. Кошмар низко ревел, словно пытаясь напугать своего палача. Но в его угрожающем рыке всё сильнее проскальзывали тоскливые нотки. Чудище понимало, что проиграло, но сдаваться, похоже не собиралось.

Я влил в сеть еще энергии. Лучи вспыхнули, но даже сквозь их ослепляющее сиянье в центре паутины на мгновенье мелькнуло сердце тьмы. Черная сфера сжалась и душераздирающе взвыв, исчезла.

Я погасил заклятье и шагнул к центру зала. Рекар лежал на спине, прижав колбу к груди, вокруг шеи, пульсируя, обвился тёмный отросток. Прежде чем я успел его сбить, он втянулся под кожу, оставив на горле пурпурные бугры. Пшкевич захрипел и закашлялся. Я опустился рядом на колени, складывая охранные чары, но прощальный подарок кошмара лишь сильнее впился в свою жертву.

— Не надо, — попросил Рекар, и я опустил руки. — Крючья уже подбираются к сердцу, ты ничего не сделаешь, — его сдавленный голос слабел. — Скажи всем, что я герой. Я остановил убийства, я спас Кипеллен…

— Но…

— Скажи! — потребовал он.

На губах выступила кровавая пена.

— Ты же сам…

— Нет! — зашипел он и закашлялся. — Я прикончил Кузьку, каюсь. Этот щенок лез в мои дела с контрабандой картинами. Его никто жалеть не будет… Но других я не трогал…

Губы посинели. Каждый вдох давался Пшкевичу с трудом, но он продолжал гнуть своё.

— Я боевой маг, а не душегуб. Если ты, хоть наполовину так хорош, как я, — он криво улыбнулся, — то докопаешься до истины.

Рекар задёргался, из уголка губ заструился кровавый ручеек. Звуки вылетали неразборчивые, и я понял только: «Не смей порочить моё имя — я герой!».