Дело об испуганной машинистке

14

Скамья Присяжных была полностью скомплектована в десять тридцать, на второй день процесса. Судья Хартли расселся в кресле в ожидании длинного, полного острейших столкновений, процесса.

– Господа, – начал он, – члены Скамьи Присяжных выбраны и приведены к присяге. Начнем с того, что выслушаем вступительное слово стороны обвинения.

Именно в этот момент окружной прокурор Гамильтон Бергер, довольный тем, что его подчиненные управились уже с комплектованием Скамьи Присяжных, вступил в зад суда, чтобы лично заняться процессом.

Он вежливо склонился перед судьей и, без слов пройдя мимо стола защитника, повернулся к Суду.

– Дамы и господа, члены Суда Присяжных, – начал он. – Я окружной прокурор Гамильтон Бергер. Я и мои сотрудники намереваемся доказать, что обвиняемый по делу, которое здесь сейчас слушается, является работником «Южноафриканской Компании Добычи и Импорта Драгоценных Камней», что благодаря своей работе в вышеупомянутой Компании, он узнал о том, что человек, известный как Манро Бакстер, получил в свое распоряжение большое количество бриллиантов, оцениваемых на рынке в сумму триста тысяч долларов, что обвиняемый понял намерение Манро Бакстера провезти эти бриллианты контрабандой в нашу страну, что он убил Манро Бакстера и завладел драгоценными камнями. Мы представим свидетелей, которые докажут, что этот человек действовал предумышленно и с холодным расчетом и что он хитро выполнил свой дьявольский план убийства. Мы докажем, кроме того, что большинство бриллиантов, доставленных в нашу страну Манро Бакстером, было найдено у обвиняемого. Опираясь на доказательства, я буду требовать приговора, признающего обвиняемого виновным в убийстве первой степени.

И Гамильтон Бергер, поклонившись Скамье Присяжных, вернулся на свое место.

Служители Фемиды обменялись удивленными взглядами. Прокурор Бергер произнес самую короткую речь, открывающую процесс, которую они когда-либо слышали. И, несмотря на это, всем было ясно, что она означает. Прокурор воздержался от раскрытия своих карт и внимательно следил за тем, чтобы не дать защите даже малейшего понятия о том, как он намеревается повести дело дальше.

– Моим первым свидетелем, – снова загремел его голос, – будет Ивонна Манко.

– Ивонну Манко просят занять место для свидетелей, – огласил бейлиф [полицейское лицо при судебных органах].

Ивонна Манко очевидно была тщательно проинструктирована о том, как нужно себя вести. С серьезным выражением лица, она приблизилась к указанному месту. Блузка у нее была застегнута по самую шею, а юбка была длиною, не вызвавший бы возражений даже у самой строгой благовоспитанной дамы. Однако усилия, вложенные в то, чтобы выглядеть скромно, ни к чему не привели, как ни к чему бы не привели усилия превратить спортивную машину в солидный семейный лимузин.

Спокойным голосом она назвала свое имя и адрес секретарю суда, а затем, оценив мгновенным взглядом членов Скамьи Присяжных, перенесла полный ненависти взгляд на окружного прокурора. Отвечая на вопрос Гамильтона Бергера, она признала свою связь с Бакстером, а затем подробно рассказала обо всем плане контрабандной перевозки бриллиантов, о поездке на туристическом судне и о комедии с предложением ей руки и сердца.

Затем она поведала о планах, которые должны были имитировать самоубийство, о намеренном флирте со вторым офицером, о сцене на корабле и, наконец, о прыжке на рассвете в воды залива. Она рассказала также о том, что у нее в чемодане был небольшой баллон со сжатым воздухом и о том, что Манро Бакстер, прыгая за борт, был готов к преодолению большой дистанции под водой.

Гамильтон Бергер, разложив перед свидетелем карты и фотографии судна, просил показать приблизительно место на палубе, с которого произошел прыжок, а также положение корабля в водах залива.

– Пожалуйста, вы можете задавать вопросы, – обратился прокурор к защитнику.

Мейсон улыбнулся Ивонне Манко, которая отплатила ему тем же. Она незначительно изменила позу, положив ногу на ногу таким образом, что два присяжных приподнялись немного с кресел, чтобы лучше видеть, в то время, как две, куда менее привлекательные, чем свидетельница женщины со Скамьи Присяжных, демонстративно задрали подбородки вверх.

– Вы пользуетесь именем Ивонны Манко? – спросил Мейсон.

– Да.

– Вы пользуетесь также другими именами?

– Нет.

– Вы были законной супругой Манро Бакстера?

– Да, но когда я стала вдовой, то предпочла вернуться к моему профессиональному псевдониму, Ивонна Манко.

– Понимаю. Вы не хотите носить фамилию мужа?

– Не в этом дело, – запротестовала она. – Ивонна Манко – это мой профессиональный псевдоним.

– О какой профессии вы говорите?

На минуту воцарилась мертвая тишина, которую прервал резкий голос Гамильтона Бергера:

– Вношу протест, Высокий Суд. Вношу протест против способа, которым был задан вопрос. Протестую также против самого вопроса. Он не относится к делу и не имеет для дела никакого значения.

Судья Хартли задумчиво погладил подбородок.

– Что ж, в этом случае я признаю протест. Хотя в свете ответов, данных свидетелем... хм. Несмотря на все, протест признается.

– Вы вышли замуж за Манро Бакстера? – продолжал Мейсон.

– Да.

– На судне?

– Да.

– А не перед путешествием?

– Нет.

– И наверняка не было никакой свадебной церемонии перед этим рейсом?

– Нет.

– Вам известен юридический термин «фактическое супружество»?

– Да.

– Вы пользовались когда-нибудь фамилией Бакстер?

– Да.

– Перед поездкой на корабле?

– Да.

– Это правда, что частью плана, составленного вами и Манро Бакстером было симулирование самоубийства и инсценирование его смерти?

– Да.

– Кому пришла эта идея? Вам или Бакстеру?

– Ему!

– Следовательно, с целью контрабанды большого количества бриллиантов, Бакстер планировал прыжок за борт и инсценировку собственной смерти, так?

– Да. Я уже говорила об этом.

– Другими словами, – спокойно продолжал Мейсон, – он намеревался считаться покойником, если в этот период для него это было выгодно?

– Вношу протест из-за того, что вопрос уже был задан ранее и свидетель ответил на него, – гневно возразил Гамильтон Бергер.

– Протест принят, – заявил судья Хартли.

Мейсон усмехнулся присяжным, довольный тем, что обратил их внимание на деталь, по его мнению, особо важную в деле.

– Вы знали о том, что принимаете участие в афере с контрабандой? снова обратился он к свидетелю.

– Ну конечно. Я ведь не такая глупая.

– Вот именно, – поддакнул Мейсон. – После начала следствия вы встретились с окружным прокурором, так?

– Естественно.

– А не было ли договоренности с окружным прокурором о том, что если вы дадите показания по рассматриваемому сейчас делу, то вы не будете привлечены к ответственности за контрабанду?

– Ну что же, конечно...

– Минуточку, минуточку, – перебил Гамильтон Бергер, вскакивая на ноги. – Высокий Суд, вношу протест в связи с последним вопросом.

– Прошу назвать причину, – распорядился судья Хартли.

– Вопрос не относится к делу и не имеет для него никакого значения.

– Отвожу протест, – решил судья Хартли. – Пусть свидетель ответит на вопрос защитника.

– Что же, мы конечно не делали формального договора. Это было бы неразумно.

– Кто сказал свидетелю, что это было бы неразумно?

– Все так считали.

– Кто эти «все»? Кого охватывает это определение?

– Ну-у... таможенников, окружного прокурора, детективов, полицию и моего собственного адвоката.

– Понимаю, – Мейсон быстро посмотрел на свидетеля. – Вам сказали, что было бы неразумно составление такого конкретного договора, но одновременно вас заверили, что если вы будете давать показания, как они этого желают, то вы не будете обвинены в афере с контрабандой? Верно?

– Высокий Суд, я протестую против слов «так, как они этого желают»! взорвался негодованием Гамильтон Бергер. – Такой способ допроса навязывает свидетелю ответ.

Судья Хартли посмотрел на свидетеля.

– Я поставлю вопрос в иной форме, – предупредил чье-либо вмешательство Перри Мейсон. – Проводили ли с вами разговоры на тему того, что вы должны теперь говорить?

– Я должна была говорить правду.

– Кто вам это сказал?

– Окружной прокурор Бергер.

– И вас заверили в том, что вы будете освобождены от уголовной ответственности за контрабанду, если вы будете именно так давать показания?

– Если буду говорить правду? Да.

– До того, как вы получили заверения об освобождении от ответственности, вы сказали какая это правда лицам, с которыми оговаривали все дело?

– Да.

– Предыдущая версия сходится с показаниями, которые вы давали сейчас, как свидетель?

– Конечно.

– Следовательно, когда окружной прокурор посоветовал вам говорить правду, вы поняли, что ему нужна та самая версия, которую вы рассказали нам здесь?

– Да.

– Таким образом, вы получили заверения, что за сообщение той версии, которую мы только что услышали от вас, вас не обвинят как участницу в деле о контрабанде?

– Да, я так это поняла.

– То есть попросту, за рассказ этой конкретно истории, вы получили заверения в ненаказуемости по делу о контрабанде?

– Ну... может быть, немного не так... не в таких грубых словах, ответила слегка смущенная Ивонна Манко.

Публика, собравшаяся в зале суда, громко расхохоталась. Когда свидетель возвращался на свое место, Гамильтон Бергер едва владел собой.

– Мой следующий свидетель, Джек Джилли, – заявил он жестким голосом.

Джек Джилли был щуплым мужчиной с бегающим взглядом, с длинным острым носом, выступающими скулами, высоким лбом и выдвинутым подбородком. Он двигался так бесшумно, что почти незаметно проскользнул на возвышение для свидетелей. После принятия присяги он назвал свое имя и адрес секретарю суда и выжидающе посмотрел на окружного прокурора.

– Чем вы занимаетесь? – спросил Гамильтон Бергер.

– В настоящее время?

– Ну, вы наверное занимаетесь сейчас тем же самым, чем занимались и шесть месяцев назад?

– Да.

– Так чем вы занимаетесь?

– Сдаю напрокат рыбацкие лодки.

– Где?

– А тут, у нас на пристани.

– Вы знали Манро Бакстера при его жизни?

– Прошу подождать с ответом на этот вопрос, – энергично вмешался Мейсон. Затем он обратился к судье Хартли: – Вношу протест, Высокий Суд, потому что этот вопрос основан не на факте, который подтвержден материалами доказательства. Из материалов доказательств, представленных до сих пор Суду, можно сделать вывод, что Манро Бакстер продолжает жить.

– Высокий Суд, могу я попросить слова в связи с этим вопросом? – так же энергично вмешался Гамильтон Бергер.

Судья Хартли минуту колебался.

– Мне кажется, что самым логичным способом было бы в первую очередь установить... однако... Голос имеет окружной прокурор.

– Высокий Суд, – начал напыщенным тоном Бергер. – Манро Бакстер спрыгнул с палубы корабля в очень глубокую воду. С того времени его никто не видел живым. У меня есть свидетели среди пассажиров и команды, которые могут подтвердить, что Манро Бакстер побежал на корму судна и, спрыгнув с палубы, исчез в воде. Были спущены спасательные лодки и весь залив был очень старательно обыскан. Тело Манро Бакстера не было найдено.

– Не можете же вы предполагать, что Суд примет какое-то решение, сухо сказал судья Хартли, – на основе доказательств, опирающихся лишь на предположении, что их подтвердят, возможно, другие свидетели обвинения? Кроме того, ваш собственный свидетель показал, что все это было частью плана, который Манро Бакстер...

– Да, да, я знаю, – перебил его нетерпеливый Гамильтон Бергер. – Но из планов часто ничего не получается. Многие причины влияют на это. Прыжок с палубы в открытое море – это опасное предприятие.

– Прошу обвинителя воздержаться от перебивания Суда, – обычно мягкий голос судьи Хартли был на этот раз исключительно резким. – Я хотел как раз сказать, господин окружной прокурор, что показания вашего собственного свидетеля указывают на то, что все это было частью спланированной операции, имеющей целью инсценировать самоубийство Манро Бакстера. Принимая во внимание тот факт, что человек считается живым до тех пор, пока не будет доказана его смерть, Суд признает протест защиты.

– Так точно, Высокий Суд. Я поставлю вопрос в другой форме, – быстро отступил Гамильтон Бергер. – Мистер Джилли, вы знали Манро Бакстера?

– Да.

– Он был вашим близким знакомым?

– Я встречался с ним несколько раз.

– Вы знали Ивонну Манко, которая давала показания минуту назад?

– Да.

– Прошу мне сказать, чем вы занимались профессионально в день шестого июня текущего года?

– Сдавал напрокат лодки.

– А чем вы занимались до пятого июня?

– Сдавал напрокат лодки.

– Вы сдавали кому-нибудь лодку напрокат пятого июня около семи часов вечера?

– Да.

– Кому?

– Если говорить честно, то не знаю.

– Может быть какому-нибудь мужчине, которого вы перед этим никогда не видели?

– Да.

– Этот человек сказал вам, что он хочет?

– Сказал, что его направили ко мне, потому что я...

– Минуточку, – перебил Мейсон. – Я возражаю против приведения разговоров при которых не было обвиняемого и которые с ним не связаны.

– Я намереваюсь доказать, что этот разговор связан с личностью обвиняемого, – заявил Бергер.

– В таком случае эти связи должны быть представлены перед пересказом разговора от пятого июня.

Судья Хартли подтверждающе кивнул головой.

– Протест принят.

– Слушаюсь, – проворчал Бергер, после чего снова повернулся к свидетелю. – Вы дали лодку незнакомому человеку?

– Да.

– На основании того, что этот человек сказал, вы решили, что ему нужно дать лодку?

– Да.

– Когда этот человек отплыл на лодке, то есть, когда он взял лодку у вас?

– Около пяти часов следующего утра.

– При каких обстоятельствах произошла выдача лодки?

– Мы стояли вместе у пристани. У меня с собой был сильный бинокль и, когда я увидел, что туристическое судно приближается к порту, я сообщил ему об этом, а он вскочил в лодку и уплыл.

– Он завел мотор?

– Мотор был заведен за час до того, чтобы соответствующе прогрелся и все было готово.

– И что этот человек сделал?

– Направил лодку прямо к каналу.

– Минуточку, – вмешался Мейсон. – Высокий Суд, предлагаю вычеркнуть все эти показания из-за того, что они не имеют никакой связи с обвиняемым.

– Мои следующие вопросы покажут связь с обвиняемым, – быстро вставил Гамильтон Бергер.

– Суд оставляет себе право решать, – заявил судья Хартли. – Мне кажется, что это в значительной степени вступительные вопросы.

– Что вы сделали после того, как отдали лодку незнакомцу?

– Ну, мне было любопытно и я хотел увидеть...

– Ваши мысли и эмоции Суд не интересуют, – перебил свидетеля Гамильтон Бергер. – Что вы сделали?

– Недалеко от пристани у меня стояла машина и я поехал к тому месту, откуда мог добраться до портовой набережной и наблюдать, что происходит.

– Что вы имели в виду, говоря «что происходит»?

– Ну... наблюдение за лодкой, которую я сдал напрокат.

– И что вы увидели?

– Увидел туристическое судно, медленно входящее в акваторию порта.

– И что еще?

– Увидел, как Бакстер выскочил за борт.

– А откуда вы знали, что это был Манро Бакстер?

– Потому что я... конечно... последующие события убедили меня в этом.

– Вы его узнали?

– Как вам сказать... Он выглядел как Бакстер, но с такого расстояния и при таком свете... я не мог бы присягнуть.

– Лучше уж вы не присягайте, – рявкнул Гамильтон Бергер. – Вы видели человека, прыгающего за борт?

– Да.

– Его вид напомнил вам кого-то из знакомых?

– Да.

– Кого?

– Манро Бакстера.

– Я понял ваше показание таким образом, что этот незнакомец выглядел как Манро Бакстер, но вы не можете присягнуть, что это был Манро Бакстер. Вы это хотите сказать?

– Да. Совершенно верно.

– И что произошло потом?

– Я увидел людей, бегающих по палубе корабля. Потом услышал голоса, наверное, кричащие о том, чтобы спустили шлюпку, потому что была спущена спасательная шлюпка, которая стала кружить вокруг судна.

– Что еще произошло?

– Я направил бинокль на свою лодку.

– Что вы увидели?

– В лодке сидели два мужчины.

– Двое мужчин? – уточнил Гамильтон Бергер.

– Да.

– Вы поняли, каким образом этот второй мужчина оказался в лодке?

– Нет. Не понял. Но, предполагаю, что он был забран с какой-нибудь пристани в то время, пока я спешил к машине.

– Это нужно вычеркнуть, – сказал Гамильтон Бергер. – Вы можете на основании собственных размышлений установить, откуда в лодке появился второй человек?

– Нет.

– Вам известно только то, что после прибытия на место, с которого можно было наблюдать за лодкой, вы увидели в ней двух мужчин. Это верно?

– Да.

– Хорошо. И что тогда произошло?

– Некоторое время лодка стояла без движения на том же самом месте. Было похоже на то, что тот, второй мужчина, ловит рыбу. Он держал с боку лодки тяжелое бамбуковой удилище со свисающей леской.

– И что дальше?

– Потом я увидел, что удочка внезапно дрогнула, как будто что-то тяжелое вцепилось в леску.

– Да?

– Тогда я увидел черный силуэт, частично выдвинувшийся из воды.

– И что еще вы увидели?

– Один мужчина наклонился из лодки и, казалось, что-то говорит...

– Неважно, что вам казалось. Что он сделал?

– Наклонился за борт лодки.

– Что потом?

– Схватил темный объект в воде.

– И что дальше?

– Потом я увидел, как он много раз поднимал и опускал правую руку. В руке у него был нож, который впивался в темный предмет, находившийся в воде...

– Прошу не останавливаться.

– Оба мужчины обыскали... ну, делали что-то около предмета в воде, а затем один из них поднял какую-то тяжесть и привязал ее к объекту, находящемуся в воде.

– Что дальше?

– Они завели мотор и медленно потащили за собой этот предмет с тяжестью. Я побежал к машине, сел в нее и поехал назад, к своей пристани.

– И что тогда произошло?

– Ничего. Спустя несколько часов человек, который взял у меня напрокат лодку, вернул ее мне.

– С ним был еще кто-нибудь?

– Нет, он был один.

– Что вы сделали?

– Я спросил его, брал ли он с собой кого-нибудь по пути, а он...

– Возражаю против пересказа какого-либо разговора при котором не было обвиняемого, – заявил Мейсон.

– Сейчас, – стал нетерпеливым Гамильтон Бергер. – Снимаю этот вопрос до того времени, когда связь его с личностью обвиняемого станет очевидной. Мистер Джилли, вы узнали второго мужчину, который находился в лодке вместе с неизвестным?

– Тогда нет. До того времени я его никогда не видел.

– А позже вы его видели?

– Да.

– Кто этот мужчина?

– Это обвиняемый.

– То, что вы сказали относится к обвиняемому, Дэвиду Джефферсону, который в настоящую минуту сидит в этом зале?

– Да.

– Вы можете со всей уверенностью опознать его?

– Минуточку, – не дал возможности ответить свидетелю Мейсон. Возражаю, потому что прокурор старается взять в перекрестный допрос собственного свидетеля.

– Отклоняю протест, – решил судья Хартли. – Пусть свидетель ответит на вопрос.

– Да. Я уверен.

– Вы наблюдали за всеми этими событиями в бинокль?

– Да.

– Это сильный бинокль?

– Семь на пятьдесят.

– Хороший бинокль?

– О, да!

– С противосолнечными стеклами?

– Да.

– Вы могли в этот бинокль видеть лица людей, находившихся в лодке?

– Да.

– Ну, хорошо. Когда лодка была возвращена, вы заметили на ней какие-нибудь пятна?

– Да.

– Какого рода?

– Пятна крови, которая...

– Нет, нет, – перебил его Гамильтон Бергер. – Прошу только описать эти пятна. Вы не можете быть уверенными в том, что это была кровь.

– Они выглядели кровавыми.

– Прошу описать эти пятна, – настаивал Гамильтон Бергер, желая показать себя беспристрастным.

– Это были красноватые пятна. Темнокрасные.

– Где они находились?

– С наружной стороны лодки, пониже верхней части борта и внутри лодки, с той стороны, где происходило... ну, то, о чем я говорил.

– Когда вы увидели в первый раз эти пятна?

– Как только мне вернули лодку.

– Тогда они были еще свежими?

– Вношу протест, потому что вопрос заставляет свидетеля делать выводы, – заявил Мейсон.

– Протест принимается, – решил судья Хартли.

– Как эти пятна выглядели по-вашему?

– Протестую по той же самой причине.

– Протест принят.

– Прошу вас, – зашел с другой стороны Гамильтон Бергер, – вы длительное время занимаетесь сдачей напрокат рыбацкого инвентаря для отпускников, верно?

– Да.

– В этот период вам случалось заметить следы крови на лодках?

– Да.

– И вы, судя по цвету пятен могли бы, приблизительно конечно, определить свежесть крови?

– Да.

– Этот вопрос относится к рыбьей крови? – вставил Мейсон.

– Ну... да, – поддался Гамильтон Бергер.

– Я хотел бы спросить у прокурора, существует ли какие-либо сомнения в том, что пятна, которые описал свидетель, были рыбьей кровью?

– Это были пятна человеческой крови, – рявкнул Бергер.

– Позволю себе заметить, – иронично усмехнулся Мейсон, – что свидетель не может считаться экспертом по определению человеческой крови на том основании, что он имеет опыт в определении рыбьей крови.

– Правило то же самое, – отозвался Гамильтон Бергер. – Высыхающая кровь приобретает те же самые оттенки цветов.

– Должен ли я понимать это так, что окружной прокурор дает теперь показания в качестве эксперта? – спросил с притворным удивлением Мейсон.

Судья Хартли слегка усмехнулся.

– В этом случае, господин прокурор, Суд соглашается с защитником, сказал судья. – Если вы намерены квалифицировать свидетеля в качестве эксперта в области крови, то перед этим необходимо доказать, что существует сходство между видом человеческой и рыбьей крови.

– Ну, хорошо, – внешне покорно согласился Гамильтон Бергер. – Ответ на этот вопрос я получу в другой форме и от другого свидетеля. Мистер Джилли, вы на сто процентов уверены в том, что узнаёте обвиняемого?

– Да.

– И это он находился в лодке в то время, когда вы увидели, что в тот объект в воде... или что там было... кто-то ударял ножом?

– Да.

– Когда вы выдавали лодку, на ней были пятна, о которых вы говорили?

– Нет.

– И только тогда, когда лодка была возвращена, вы впервые увидели пятна?

– Да.

– Где теперь находится эта лодка?

– В полиции.

– Когда полиция забрала ее?

– Спустя дней десять после этого происшествия.

– Шестнадцатого июня?

– Мне кажется, что это было пятнадцатого.

– Вы нашли в лодке что-нибудь, чего не было в ней до того, как вы сдали ее, мистер Джилли?

– Да.

– Что?

– Нож в ножнах. На одной стороне рукоятки было выгравировано имя «Дэвид», а на другой инициалы «М.Дж.».

– Где сейчас находится этот нож?

– Его забрала полиция.

– Когда?

– Тогда, когда забрала лодку.

– Если бы вы снова увидели этот нож, то смогли бы его узнать?

– Да.

Гамильтон Бергер распаковал из свертка охотничий нож с тонким, как бритва лезвием и показал свидетелю.

– Вы видели когда-нибудь раньше этот нож?

– Да. Это тот самый нож, что я нашел в лодке.

– Теперь он в таком же состоянии, в котором находился тогда, когда вы его нашли?

– Нет. Он был покрыт кровью... то есть... испачкан чем-то красным и этих пятен было гораздо больше, чем сейчас.

– Да, да, несколько этих пятен было взято для анализа в криминалистическую лабораторию, – с готовностью пояснил Гамильтон Бергер. – Прошу, мистер Мейсон, вы можете задавать вопросы свидетелю. Прошу также, – и тут он повернулся к судебному секретарю, – обозначить этот нож в целях идентификации.

Мейсон улыбнулся свидетелю.

– Вы состояли когда-нибудь под судом? – спросил он добродушным тоном.

Гамильтон Бергер сорвался с места, наверное, с намерением внести протест, но секунду подумав, снова медленно сел в кресло.

Джилли перевел взгляд с лица Мейсона на пол.

– Да.

– Сколько раз?

– Два.

– За что?

– Один раз за кражу.

– А второй раз за что? – не уступал Мейсон.

– За ложные показания под присягой, – едва слышно сказал Джилли.

Мейсон улыбнулся еще вежливей.

– На каком расстоянии вы находились от лодки, когда наблюдали за ней в свой бинокль?

– Около... ну, сотен ярдов.

– Какое было освещение?

– Сумерки.

– Был ли туман?

– Может и не туман, но так, туманно.

– Холодно?

– Да, довольно холодно.

– Что вы использовали для протирания стекол своего бинокля? Ведь вы же его протирали?

– Не припоминаю, чтобы я протирал его.

– И вы увидели, что один из мужчин ловит рыбу?

– Да. Обвиняемый держал в руке удочку.

– И он что-нибудь поймал на нее?

– Что-то большое уцепилось за леску.

– Вы уже видели когда-нибудь людей во время ловли больших рыб?

– Да.

– Следовательно вы должны были заметить, что иногда, когда поймают акулу, то обрезают леску, отпуская рыбу или даже забивают ее ножами перед тем, как снять с крюка. Это верно?

– Это была не акула.

– Я задал вам вопрос, – резко бросил Мейсон. – Вы видели рыбную ловлю подобную той, которую я сейчас описал?

– Да.

– Хорошо. Был ли такой момент, в котором объект, находившийся на леске, полностью выскочил из воды?

– Нет.

– Даже настолько, чтобы вы смогли разобрать, что это было?

– Почти все время этот... объект находился под водой.

– Когда-нибудь перед этим вы видели мужчину, который обратился к вам с целью взять напрокат лодку?

– Нет.

– И с этого времени вы его больше никогда не видели?

– Нет.

– Вы уверены в том, что ножа не было в лодке тогда, когда вы давали ее незнакомцу?

– Да.

– Когда вы впервые увидели нож?

– Шестого июля, во второй половине дня.

– Где?

– В моей лодке.

– А перед этим вы его не заметили?

– Нет.

– Вы внимательно проверили лодку?

– Да.

– И с того времени, как лодка была возвращена вам, до той минуты, когда вы нашли нож, она стояла в месте, в котором любой мог приблизиться к ней, положить этот нож или бросить его на дно лодки?

– Ну, вроде бы так. Каждый, кто крутился возле моей пристани, мог сделать это.

– А сколько заплатил вам этот таинственный человек за лодку?

– Вношу протест. Вопрос не относится к делу и не имеет для него никакого значения, а также противоречит процедуре допроса свидетеля, заявил напыщенным тоном Гамильтон Бергер.

– Что ж, – глаза Мейсона заблестели от улыбки. – Я задам этот вопрос в другой форме. Мистер Джилли, у вас постоянные цены за прокат лодок?

– Да.

– Сколько это составляет?

– От доллара до полутора в час.

– А может вы мне скажете, заплатил ли этот незнакомец вами обычную ставку за прокат лодки?

– Мы договорились с ним на специальных условиях.

– Вы получили больше, чем обычную плату?

– Да.

– Насколько больше?

– Возражаю из-за противоречия процедуре допроса свидетеля, состоящего в приведении факта, не представляющих доказательного материала. Вопрос не относится к делу и не имеет для него никакого значения, – выступил с очередным протестом Гамильтон Бергер.

– Отклоняю протест, – решил судья Хартли.

– Сколько вы получили за прокат лодки?

– Не могу вспомнить так, сразу, но наверное долларов пятьдесят, ответил Джилли, избегая встречаться с Мейсоном взглядом.

– Вы потребовали такую сумму, или эту сумму предложил вам мужчина, который хотел взять лодку?

– Столько я потребовал.

– Вы уверены в том, что потребовали пятьдесят долларов?

– Не помню точно. Он дал мне что-то сверх того. Не помню сколько это было.

– Больше, чем пятьдесят долларов?

– Не помню точно. Он дал мне что-то сверх того. Не помню сколько это было.

– Больше, чем пятьдесят долларов?

– Может быть и так. Я не считал. Взял деньги, которые он мне подал и сунул их в шкатулку, закрываемую на ключ, в которой я храню деньги.

– Вы храните свои деньги наличными?

– Частично так.

– Вы пересчитали когда-нибудь, сколько составляла эта... премия?

– Не помню, чтобы я делал что-то такое.

– Могло там быть больше, чем пятьдесят долларов?

– Наверное так, но я не помню.

– А может быть тысяча долларов?

– Ох, это уже абсурдно! – запротестовал Гамильтон Бергер.

– Отклоняю протест, – рявкнул судья Хартли.

– Не знаю.

– Вы занесли в книгу этот дополнительный заработок?

– Я не веду бухгалтерии.

– Следовательно, вы не знаете, сколько денег находится в этой шкатулке, которая закрывается на ключ и в которой вы храните деньги?

– Не до цента.

– А до доллара?

– Нет.

– В вашей шкатулке сейчас больше, чем пятьсот долларов?

– Не знаю.

– Больше, чем пять тысяч долларов?

– Понятия не имею.

– Но, там может находиться такая сумма?

– Да.

– Когда вы были осуждены за ложные показания под присягой, это была ваша первая судимость или вторая? – голос Мейсона звучал холодно.

– Вторая.

Мейсон широко улыбнулся.

– Это все, мистер Джилли.

Судья Хартли посмотрел на часы.

– Пора на обеденный перерыв, – заявил он. – Суд соберется в этом зале в два часа. В течение этого времени присяжные не должны формулировать или высказывать мнения по существу дела. Только когда дело будет полностью представлено им, они смогут приступить к составлению выводов. Присяжные не будут также дискутировать между собой и не позволят, чтобы о деле дискутировали в их присутствии. Обвиняемого следует отослать обратно в камеру. Суд объявляет перерыв до двух часов.

Делла Стрит и Пол Дрейк, сидевшие в первом ряду, на специально зарезервированных для них местах, направились в сторону Перри Мейсона. Адвокат, встретив взгляд Пола Дрейка, дал ему знак подождать и обратился к своему клиенту:

– Я хотел бы знать, где вы были в ночь пятого и утром шестого июня?

– В квартире. Лежал на собственной постели и спал.

– Вы можете это доказать?

– Что за бред! – выкрикнул презрительно Джефферсон. – Я холостяк, мистер Мейсон, и сплю один. У меня не было причин доказывать, где я находился в это время. И сейчас таких причин у меня нет. Никто ведь не примет серьезно слов человека, осужденного за ложную присягу, воришки, который никогда меня в жизни не видел. Кто такой этот темный тип из портового района? Вся эта история просто глупа!

– Я согласился бы с вами, если бы не уверенность, которая просто выпирает из окружного прокурора, – Мейсон задумчиво почесал гладко выбритый подбородок. – Поэтому для меня крайне важно знать, где вы были ночью пятого и утром шестого июня.

– Понимаю, – сказал Джефферсон. – Ночью пятого... то есть вечером пятого я был... нет, не вижу причин говорить об этом. Шестого... С полуночи до половины девятого утра шестого июня я был в своей квартире. В девять утра шестого июня я находился в офисе и могу доказать, где был именно этим утром от нескольких минут седьмого.

– У вас есть свидетель?

– Да. Мой коллега, Уолтер Ирвинг. Он пришел ко мне в седьмом часу, мы вместе позавтракали, а потом пошли на работу.

– А что с ножом?

– Это мой нож. Он лежал в чемодане в моей квартире и был оттуда украден.

– Откуда он у вас появился?

– Это подарок.

– От кого?

– Это не имеет ничего общего с делом, господин адвокат.

– Кто вам его дал?

– Это не ваше дело.

– Я должен знать, кто вам дал этот нож, мистер Джефферсон.

– Я сам занимаюсь своими делами, мистер Мейсон.

– В суде вашим делом занимаюсь я.

– И продолжайте это делать. Прошу только не задавать мне вопросов о женщинах, это все. Я ни с кем не разговариваю о женщинах, с которыми поддерживаю отношения.

– А может быть есть что-то, чего вы стыдитесь в связи с этим подарком?

– Конечно нет.

– Ну, так скажите, кто вам его дал?

– Мне были бы неудобны разговоры на тему женщин, господин адвокат. Потому что, существует возможность, что вы подумаете о даче мною ложных показаний, когда я начну отвечать на вопросы прокурора...

Мейсон внимательно посмотрел на лицо Джефферсона.

– Послушайте, – медленно сказал защитник. – Очень часто дело, которое прокурору кажется ненадежным, укрепляется из-за того, что обвиняемый не выдерживает перекрестного допроса. Надеюсь, что это дело не дойдет до того пункта, в котором защита станет необходимостью. Но если дойдет, я должен быть уверен в том, что вы меня не обманули.

Джефферсон окинул Мейсона холодным взглядом.

– Я никогда никому не лгу, – коротко сказал он и, отвернувшись от Мейсона, дал знак полицейскому, что тот может увести его в камеру.

Делла Стрит и Пол Дрейк присоединились к Мейсону в проходе между стульями.

– Ну и что об этом думать? – заговорил Мейсон.

– Во всем этом деле есть что-то подозрительное, – проворчал под нос Пол Дрейк. – Пахнет жареным на расстоянии. И все признаки заранее устроенной махинации. Меня удивляет уверенность Бергера в том, что достаточно использовать такого типа, как Джилли, для обвинения человека вроде Джефферсона.

– Вот именно, – кивнул головой Мейсон. – Мы должны узнать на этот счет побольше. Есть еще что-нибудь новенькое?

– Вернулся Уолтер Ирвинг.

– Черт возьми! А где же он был?

– Никто не знает. Он появился около половины одиннадцатого утра. Был в зале суда.

– Где сидел?

– В заднем ряду. И внимательно все слушал.

– Хм. Одно противоречит другому, – задумался Мейсон. – Это дело повыкручено во все стороны.

– Полиция что-то скрывает, Перри. Мне кажется, что они готовят тебе большую неожиданность. Не могу узнать, что это такое. Ты заметил, что Гамильтон Бергер все время был возбужден и очень уверен в себе?

– Именно этого и я не могу понять, – признался Мейсон. – Бергер допрашивает свидетелей и у него такое выражение, как будто их показания, это только вступительный материал. Он не придает большого значения тому, что они говорят и не огорчается тем, что я подкапываюсь под их репутацию и правдивость показаний. Он явно ждет какой-то бомбы.

– А что с Ирвингом? Ты с ним не собираешься поговорить?

– Мы с Ирвингом в плохих отношениях. Когда я последний раз с ним разговаривал, он вылетел из моего кабинета взбешенный, как дикий конь, которого пытались оседлать. Он послал телеграмму руководству в Иоганнесбург, требуя, чтобы меня уволили... Ты узнал что-нибудь о Марлин Шомон и ее брате?

– Я не знаю, где они находятся, – покорно признался Дрейк. – Но мне кажется, что я знаю, как они сбежали.

– Как? Это меня очень интересует.

– Таким безнадежно простым способом, что меня доводит до бешенства мысль о том, что я раньше до этого не догадался.

– Как? Говори же!

– Марлин Шомон взяла чемоданы и велела носильщику сдать их в камеру хранения. Потом, как пассажиры, которые только что вышли из самолета, они заняли места в автобусе, принадлежащем аэропорту. Другому носильщику она дала два ключа от двух шкафчиков в камере хранения и велела принести два чемодана. Затем, на этом автобусе доехала вместе с братом до отеля, расположенного в центре города. Там вышла и все следы оборвались.

– А потом вернулась и забрала остальные чемоданы? – подсказал Мейсон.

– Наверное. Устроила в безопасном месте брата, поехала на такси в аэропорт и забрала остальной багаж.

– Пол, мы должны ее найти.

– Я делаю все, что могу, Перри.

– Ты не можешь проверить записи в книгах отелей? Не можешь...

– Успокойся, Перри, – перебил его Дрейк. – Я проверил все записи в отелях, сделанные приблизительно в это время. Узнавал во всех агентствах, сдающих квартиры, не сняли ли они чего-нибудь в этот день. Проверил все бюро посредников. Сделал все, что мог. Велел моим парням обзвонить владельцев домов, сдающих квартиры и узнать, не снимала ли Шомон квартиру в это время. Мы проверили даже записи в книгах мотелей. Я сделал все, что мог...

– Ты проверил агентства, занимающиеся сдачей напрокат автомобилей? спокойно спросил Мейсон.

– Что ты имеешь в виду?

– Фирмы, в которых лицо, имеющее водительское удостоверение, может взять напрокат машину и уехать на ней, выплачивая определенную сумму за каждый день и за каждую милю.

На лице Дрейка появились смешанные чувства.

– Она не... черт возьми! Нет! Боже мой, Перри! Неужели я что-то пропустил?

– Она могла взять машину, погрузить багаж и поехать в какой-нибудь соседний город, снять там дом, вернуться назад с машиной и...

– Один шанс на тысячу, – недовольно сказал Дрейк, – но я его не пропущу. Это последнее, что нам осталось.

– О'кей, Пол. Проверь, может быть на этот раз повезет.