Демократия для избранных. Настольная книга о политических играх США

В разделе 1 статьи 3 Конституции США говорится: «Судебная власть Соединенных Штатов предоставляется одному Верховному суду и таким нижестоящим судам, какие Конгресс может время от времени учреждать». Судьи Верховного суда США и все другие федеральные судьи назначаются президентом и в обязательном порядке подлежат утверждению Сенатом США. Федеральные судьи назначаются на свой пост на пожизненный срок и могут быть отстранены от должности только за плохое исполнение своих обязанностей посредством процедуры импичмента в Сенате. Численность членов Верховного суда, определяемая законом, колебалась от шести до десяти членов. В 1877 году численный состав Верховного суда был зафиксирован в девять судей.

Все три ветви государственной власти приводятся к присяге в верности Конституции, однако только Верховный суд может выносить постановления о соответствии Конституции действий двух других ветвей власти, по крайней мере в отношении тех действий, которые были изложены в судебных делах, переданных ему на рассмотрение. В Конституции ничего не сказано в отношении полномочий Верховного суда пересматривать и отменять постановления законодательной и исполнительной властей, однако в материалах Конституционного Конвента от 1787 года упоминается о том, что многие делегаты ожидали от судебной власти отмены законов, которые представлялись несовместимыми с Конституцией[752]. Значительно большее значение имеет судебная интерпретация, то есть полномочие суда определять первоначальный замысел и сферу действия законов, применительно к современной ситуации. Наша цель здесь заключается в том, чтобы попытаться понять, какую политическую роль сыграл Верховный суд в борьбе за демократию и против нее.

Кто отправляет правосудие?

По своей природе Верховный суд представляет собой некую аристократическую разновидность ветви власти: его члены скорее назначаются, чем избираются; они пользуются правом пожизненного пребывания в должности, формально неподотчетны никому и по вопросам соответствия Конституции имеют право на решающее и окончательное мнение. Согласно замыслу авторов Конституции, предназначение Верховного суда заключается в том, чтобы действовать в качестве сдерживающего фактора для демократического большинства, защищать частную собственность, контракт и кредит.

Вообще говоря, по классовому происхождению и политическим предпочтениям судей Верховного суда можно отнести к людям, близким скорее к земельных собственникам, чем к безземельным гражданам, скорее к рабовладельцам, чем к рабам, к промышленникам, чем к рабочим, к сторонникам Герберта Спенсера, чем Карла Маркса. Судья Миллер, назначенный членом Верховного суда Линкольном, заметил в отношении склонностей людей судейского класса: «Бесполезно спорить с судьями, которые работали в судах, в течение сорока лет выступая в адвокатами железнодорожных компаний и других связанных с ними частных фирм… Вся их подготовка и профессиональный опыт, все их чувства с самого начала находятся на стороне тех, кого они защищали в течение всей своей профессиональной карьеры»[753].

На протяжении почти всей своей истории «члены Верховного суда комплектовались из класса корпоративных юристов, поэтому у них нет недостатка сочувствия к потребностям капитализма»[754]. В одном исследовании было установлено, что полуофициальный Комитет по федеральной системе судопроизводства Ассоциации американских адвокатов, задача которого заключается в вынесении заключений о профессиональной квалификации судей, перспективных для назначения на должности в федеральных судах всех уровней (окружных и апелляционных), оказывает предпочтение тем из них, кто в политическом плане ориентируется на консерваторов и поддерживает интересы корпораций[755]. За небольшими исключениями, приемлемый спектр политической ориентации кандидатов на назначение членами Верховного суда находится в интервале от ультраконсерваторов до центристов. Председатель Верховного суда Хьюз однажды заметил: «Все мы находимся под Конституцией, но сама Конституция — это то, что считают в этом качестве судьи»[756]. А то, что они считают, в значительной степени определяется их идеологическими предпочтениями. Если судьи смотрят на какой-либо вопрос положительно, тогда они начинают рассуждать следующим образом: «В Конституции по этому поводу нет никакого запрета». Если они смотрят на вопрос отрицательно, тогда они говорят: «В Конституции этого не предусмотрено». Поскольку большинство действий правительства и событий политической жизни специально в Конституции не упомянуты, их можно оценивать в интервале оценок: «не запрещены Конституцией» или «не предусмотрены в Конституции», что оставляет решение полностью в зависимости от политических предпочтений участвующих в обсуждении вопроса юристов. Таким образом, когда в 1996 году судья Энтони Кеннеди поддержал решение о смертной казни по судебному делу военнослужащего на том основании, что Конституция не запрещает Конгрессу делегировать президенту, действующему в качестве главнокомандующего Вооруженных сил, «исполнение закона о высшей мере наказания». Но на основании этой же логики можно доказывать, что Конституция не предоставляет Конгрессу права делегировать такие полномочия.

Время от времени какой-нибудь президент назначает в члены Верховного суда человека, чье поведение и действия противоречат его взглядам, но обычно президенты подбирали в члены Верховного суда таких людей, которые полностью соответствовали их идеологическим предпочтениям. В 1980-х годах президент Рейган своими усилиями превзошел всех президентов, назначив более половины из 744 федеральных судей из числа убежденных консерваторов в возрасте от тридцати до пятидесяти лет, которым предстояло принимать судебные решения и формировать законодательство страны на последующий период от тридцати до пятидесяти лет. Свыше 80% назначенных Рейганом судей имели ежегодный доход выше $200 000, а 23% признали, что являются миллионерами[757].

Преемник Рейгана Джордж Буш назначил дополнительно 195 федеральных судей — все консерваторы, как правило, довольно молодые, включая Кларенс Томас — совершенно непримечательную женщину в возрасте тридцати четырех лет, по убеждениям в высшей степени консервативную — членом Верховного суда на замену опытному Тергуду Маршаллу. За двенадцать лет пребывания у власти администрации Рейгана и Буша перевернули все юридические высшие учебные заведения страны и заполнили штаты федеральных судей консервативно-агрессивными юристами.

Когда президентом стал демократ Билл Клинтон, у него появилась завидная возможность заполнить более сотни судейских вакансий и добиться достижения некоторого идеологического баланса в составе судей апелляционных и окружных судов. Его коллеги демократы контролировали Сенат, который имеет полномочия утверждать или отвергать назначенцев президента на должности судей. Среди назначенцев Клинтона в апелляционные и окружные суды было рекордное число женщин и представителей этнических меньшинств, но, в целом, назначенные им судьи были в наименьшей степени либеральными из всех назначенных президентами-демократами последнего времени. Они вынесли либеральные решения только в 46% судебных дел[758]. Клинтон быстро соглашался отменить назначение кандидатов на должности судей, если республиканцы выдвигали серьезные возражения. По словам одного из его помощников, он непосредственно занимался подбором кандидатур на должности судей. Когда он и сотрудники его аппарата заявляли, что они воздерживаются от назначения «идеологизированных» кандидатов на судейские должности, такие заявления предназначались для убежденных либералов. Но нежелание Клинтона иметь дело с явными либералами отражало его собственную консервативную идеологию «Новые демократы».

В 1998 году более половины из шестидесяти пяти назначенных Клинтоном федеральных судей были миллионерами. Шесть членов Верховного суда признали себя миллионерами, и два других дали слишком заниженные цифры своих финансовых активов, включая председателя Верховного суда. Ренквиста[759]. В последний год пребывания администрации президента Клинтона у власти контролируемый республиканцами Сенат, надеясь на завоевание должности президента в 2001 году, отказался одобрить назначение нескольких десятков кандидатов на судейские должности, оставив вакантными около восьмидесяти должностей.

Консервативный судебный активизм[760]

Судьи Верховного суда всегда проявляли невероятную изобретательность в подборе конституционных оправданий для продления различных несправедливостей и беззаконий, будь то рабство или сегрегация, детский труд или шестнадцатичасовой рабочий день, законы об антиправительственной агитации или нападки на первую поправку к Конституции.

В давние времена, при председателе Джоне Маршалле, Верховный суд проявил себя как энергичный защитник собственности частных фирм в явившемся вехой в судебной практике деле «Попечители Дартмутского колледжа против Вудворда» (1819). В ответ на требования фермеров и ремесленников о доступном государственном образовании законодательный орган штата Нью-Хэмпшир превратил частную закрытую школу Дартмутский колледж в государственный университет. Попечители выступили против этого решения законодательного органа штата, однако суд штата постановил, что законодательный орган действовал в пределах своей компетенции, поскольку образование «является одной из главных забот населения». Кроме того, попечители не имели прав собственности в Дартмутском колледже. Их обязанность заключалась в исполнении должностей попечителей от имени публичного доверительного фонда. Верховный суд под председательством Маршалла смотрел на это дело иначе. Грамота о присвоении Дартмутскому колледжу статуса корпорации, пожалованная британской короной в 1769 году, была контрактом, обязательства по которому не могли быть упразднены или нарушены законодательным актом. Дартмут был частноправовой корпорацией и должен был остаться частной школой. И до сего дня Дартмут остается элитной частной школой, доступной только для тех, кто располагает весьма существенными денежными средствами.

В разделе 10 статьи 1 Конституции говорится о том, что ни один штат не может «принимать законы, нарушающие договорные обязательства». Авторы Конституции имели в виду контракты (договоры. — Примеч. пер.) между частными лицами. В деле о Дартмутском колледже Верховный суд применил пункт о контракте к грамоте о присвоении устава корпорации, настаивая на том, что инициатива штата по созданию демократической системы образования имела «сомнительную пользу» по сравнению с обязательством штата защищать договорные обязательства (заключенные между британской короной и первыми поселенцами) с участием частных корпораций, хотя слово «корпорация» нигде в Конституции не упоминается. Получается, что штат не располагает демократической суверенной властью над корпорацией. В деле о Дартмутском колледже судья Маршалл подтвердил право Верховного суда пересматривать и отменять решения законодательной и исполнительной властей, принятые на основании закона штата, тем самым объявив его неконституционным.

Многие судьи, включая и Маршалла, были рабовладельцами. Они неоднократно отстаивали примат прав собственности над рабами, отвергая все прошения рабов о предоставлении им свободы. Накануне начала Гражданской войны в широко известном судебном деле «Дред Скот против Сандфорда» (1857) Верховный суд постановил, что вне зависимости от того, свободны они или остаются рабами, чернокожие являются «существами подчиненными и более низкого класса», без конституционных прав, и Конгресс не имеет полномочий упразднять институт рабовладельцев с их рабами на территории государства.

Сегодня большая часть дискуссий о Верховном суде концентрируется на следующем:

a) проводя линию на либеральный судебный активизм, должен ли суд действовать «политически» и «идеологически», решительно поддерживая индивидуальные права и общественные потребности,

b) придерживаться консервативного «судебного ограничения», полагаясь на две другие ветви власти и сохраняя приверженность традиционному толкованию Конституции.

На практике Верховный суд на протяжении большей части своей истории придерживался консервативного судебного активизма, защищая интересы богатых.

Когда федеральное правительство хотело основать национальные банки[761], отдать половину страны частным спекулянтам, предоставить субсидии промышленности, создать комиссии по установлению фиксированных цен и процентных ставок для крупных предприятий промышленности и банков, послать морских пехотинцев для защиты инвестиций частных фирм в Центральной Америке, заключить в тюрьму тех, кто поднимает свой голос против войны и капитализма, депортировать из страны без суда радикальных иммигрантов, использовать вооруженные силы для того, чтобы стрелять в рабочих и срывать забастовки, Верховный суд всегда изобретательно находил конституционные оправдания для поддержки этих решений.

Однако если федеральное правительство или власти штата искали возможности для ограничения продолжительности рабочего дня, установления гарантированного минимума зарплаты или введения твердых правил охраны труда, обеспечения безопасности потребительских продуктов и гарантий прав на переговоры о заключении трудовых договоров, тогда Верховный суд принимал решение о том, что они не располагают достаточными полномочиями для того, чтобы решать вопросы собственности и «свободного рынка» путем лишения собственника и рабочих «процедуры рассмотрения дела с надлежащим соблюдением норм материального права» и «свободы контракта». Процедура рассмотрения дела с надлежащим соблюдением норм материального права — это некая внутренне противоречивая идея правосудия, отсутствующая в тексте Конституции и являющаяся выдумкой консервативных сторонников судебного активизма. Она давала возможность Верховному суду объявлять законы неконституционными, если они лишали частных лиц и частных фирм свободы распоряжаться властью по собственному усмотрению[762].

Четырнадцатая поправка к Конституции, принятая с целью официального признания полных гражданских прав чернокожих граждан, гласит: «Ни один из штатов не должен издавать или применять законы, которые ограничивают привилегии и льготы граждан Соединенных Штатов; и не может какой-либо штат лишать какое-либо лицо жизни, свободы или собственности без надлежащей правовой процедуры; не может отказывать какому-либо лицу в пределах своей юрисдикции в равной защите на основе законов». Верховный суд решил, что понятие «лицо» включает в себя и корпорации и что четырнадцатая поправка имеет в виду защиту многопрофильных корпораций от «нескончаемых правил и ограничений» властей штатов[763]. К 1920 году федеральные суды отменили действие около трехсот законов о труде, которые были приняты законодательными органами штатов, в целях облегчения жестоких условий труда рабочих. В период между 1880 и 1931 годами суды выпустили более 1800 судебных постановлений против забастовок[764]. (Судебное постановление — это приказ суда, запрещающий одной из сторон предпринимать определенные действия.)

Когда Конгресс поставил вне закона детский труд, консервативное большинство членов Верховного суда сочло это неконституционной узурпацией прав, сохраненных за штатами, согласно десятой поправке к Конституции, которая гласит: «Полномочия, не делегированные Соединенным Штатам настоящей Конституцией и не запрещенные для отдельных штатов, сохраняются соответственно за штатами либо за народом». Но, когда штаты приняли законодательство по социальному обеспечению, консервативные сторонники судебного активизма в Верховном суде нашли его противоречащим «процедуре рассмотрения дела с надлежащим соблюдением норм материального права», согласно четырнадцатой поправке к Конституции[765]. Таким образом, судьи использовали десятую поправку к Конституции для того, чтобы остановить федеральные реформы, начатые согласно четырнадцатой поправке, а четырнадцатую поправку — для того, чтобы остановить реформы штатов, начатые согласно десятой поправке. Говоря юридическим языком, трудно вообразить себе более изобретательных сторонников активизма, чем эти.

В 1986 году консервативный Верховный суд рассмотрел судебное дело «Плес-си против Фергюссон», в котором приведена чрезвычайно изобретательная трактовка пункта равной защиты граждан законом из четырнадцатой поправки к Конституции. Плесси провозгласил доктрину «равные, но сегрегированные»[766]. Эта принудительная сегрегация цветных и белых граждан в общественных зданиях и сооружениях не подразумевает более низкого достоинства, поскольку здания и сооружения более или менее одинаковы (что бывает весьма редко). Эта полностью ранее неизвестная интерпретадия придавала конституционную легитимность практике расовой сегрегации, за которую выступали сторонники превосходства белой расы.

Придя к убеждению, что, в результате отношения к ним со стороны общества с доминированием мужчин, они тоже подпадают под то самое понятие «лицо», женщины начали утверждать, что четырнадцатая и пятая поправки к Конституции применимы и к ним и что ограничения в избирательном праве, налагаемые на них федеральным правительством и властями штатов, должны быть упразднены. В пятой поправке к Конституции среди прочего говорится, что «ни одно лицо… не должно лишаться… свободы… без должной правовой процедуры». Это относится к федеральному правительству таким же образом, как четырнадцатая поправка относится к штатам. Но в судебном деле «Майнор против Хэпперсетт» (1875) Верховный суд, полностью состоящий из судей мужского пола, придумал другую извращенную интерпретацию: «Женщины являются гражданами, а гражданство не предусматривает обязательного предоставления избирательного права»[767]. Верховный суд, по-видимому, решил, что такие категории, как «права и привилегии граждан», «должная правовая процедура» и «равная защита со стороны закона» относятся к таким «лицам», как частные фирмы, но не к женщинам и лицам африканского происхождения.

Уже во время осуществления программы «Новый курс» Верховный суд стал оплотом ярых сторонников невмешательства государства в экономику и неограниченной свободы предпринимательства, а также отмены действия — зачастую большинством в четыре или пять голосов — реформ, проведенных законодательными органами штатов и Конгрессом. Начиная с 1937 года, под давлением со стороны общественности и Белого дома, Верховный суд начал признавать конституционность законодательства программы «Новый курс».

Обход первой поправки к Конституции

Верховный суд выступал против ограничений экономической мощи капитализма, однако поддерживал ограничения гражданских свобод тех лиц, которые вели агитацию против этой мощи. Первая поправка к Конституции гласит: «Конгресс не должен издавать ни одного закона… ограничивающего свободу слова и печати»[768]. Однако со времени законов о враждебной деятельности иностранцев и антиправительственной пропаганде от 1798 года вплоть до настоящего времени Конгресс и законодательные органы штатов приняли множество законов для наказания за выражение еретических идей как «подрывного», так и «мятежного» характера. Во время Первой мировой войны было проведено более двух тысяч судебных процессов, в основном против противников капитализма, выступавших против войны, включая американского лидера социалистов Юджина Виктора Дебса, который был заключен в тюрьму. Один человек, который в частном разговоре в доме своего родственника высказал мнение, что это война богатых людей, был оштрафован на $5000 и приговорен к двадцати годам тюремного заключения[769].

Отношение Верховного суда к первой поправке к Конституции лучше всего было выражено судьей Оливером Уэнделлом Холмсом в судебном деле «Шенк против Соединенных Штатов» (1919). За распространение листовок с призывом отменить призыв в Вооруженные силы и осудить войну как преступление со стороны Уолл-стрит Шенку было предъявлено обвинение в попытке вызвать неподчинение приказам в рядах военнослужащих США и в создании препятствий комплектованию личного состава. Оба эти обвинения подпадали под статьи Закона о шпионаже от 1917 года. В мирное время, приводил свои аргументы судья Холмс, такие речи защищены первой поправкой к Конституции, но, когда страна находится в состоянии войны, заявления, подобные тем, что произнес Шенк, создают «явную и реальную угрозу» причинения «вреда, который Конгресс имеет право предотвратить». Свобода слова, утверждал Холмс, «не защитит человека от вероломно открытой стрельбы в переполненном театре, где возникла паника». Аналогия совершенно надуманная: Шенк не был в театре и не создавал паники, он искал аудиторию для выражения своего протеста против политики, которую Верховный суд рассматривал как бесспорную. Холмс приводил тот же самый аргумент, который выставляет любой правитель, стремящийся ликвидировать свободу народа: сейчас опасные времена; национальная безопасность требует приостановки действия демократических прав[770].

Верховный суд неоднократно высказывал мнение о предположительно пагубном характере радикальных идей как доказательстве их губительности и как доводе в пользу их запрещения. Когда в 1951 году руководство Коммунистической партии было признано виновным на основании положений Закона Смита, который объявлял тяжким уголовным преступлением пропаганду и защиту насильственного свержения правительства, Верховный суд поддержал это обвинение, доказывая в судебном деле «Денис и прочие против Соединенных Штатов», что во время действия Конституции не было свободы для тех, кто устраивал заговоры в целях расширения революционного движения. Свобода слова была не абсолютной ценностью, а одной из многих ценностей, конкурирующих друг с другом. Судьи Блэк и Дуглас высказали другой взгляд, доказывая, что подсудимым были предъявлены обвинения не за нарушения какого-либо закона или за их слова о насильственной революции, а лишь за то, что они намеревались публиковать и пропагандировать классические труды Маркса, Энгельса и Ленина. В любом случае, доказывали они, первая поправка к Конституции была предназначена для защиты самых еретических взглядов, которые мы можем посчитать агрессивными и внушающими опасения. Безопасные общепризнанные идеи редко нуждаются в конституционной защите.

Спустя шесть лет еще четырнадцать коммунистов были осуждены на основании Закона Смита за запрещенные политические убеждения. Однако в то время, как политический климат в стране, так и политический облик Верховного суда изменились, поэтому судьи несколько сдерживались, постановив, что Закон Смита запрещал лишь подстрекательство к незаконным действиям, а не выступления «в защиту абстрактной доктрины». Обвинительные приговоры были отменены. Судья Блэк добавил свое мнение о том, что следует объявить противоречащим Конституции сам Закон Смита, поскольку «первая поправка к Конституции запрещает Конгрессу наказывать людей за разговоры об общественных делах вне зависимости от того, побуждают ли такие дискуссии к действиям законного или незаконного характера»[771]. В 1977 году Конгресс отменил Закон Смита.

В отдельные времена отказывали в праве на свободу слова коммунистам, но не корпорациям, которые, по определению Верховного суда, являются юридическими лицами с правами, вытекающими из первой поправки к Конституции. Более того, как сказал судья Льюис Пауэлл, затраты корпораций на оказание влияния на голосующих граждан в ходе референдумов «являются той самой свободой слова, необходимой для принятия решений в демократическом обществе»[772]. В своем особом мнении судьи Уайт, Бреннан и Маршалл подчеркнули, что «корпорации являются искусственными образованиями, созданными законом в целях достижения определенных экономических целей». Их «огромная экономическая власть» может «господствовать не только над экономикой, но и над нашей демократией и процессом выборов».

В недавние времена первая поправка к Конституции была использована Верховным судом для создания препятствий на пути проведения реформ, представляющих общественный интерес, как это делалось раньше с использованием прав собственности и договорных прав. Так, консервативные члены Верховного суда постановили, что запрет штата Род-Айленд на рекламу цен алкогольных напитков нарушает «коммерческую свободу слова». Верховный суд не видит различий между действиями правительства по проведению цензуры высказываний и его действиями по ограничению власти частнособственнической системы[773].

В решении, принятом семью голосами «за» и двумя голосами «против», судьи Верховного суда провозгласили, что доклады и выступления в Интернете должны пользоваться высшим уровнем защиты со стороны первой поправки к Конституции и что предотвращение просмотра детьми «непристойных материалов» должно проводиться без обязательного блокирования материалов, предназначенных для взрослых[774]. Хотелось бы, чтобы Верховный суд гарантировал политическим радикалам такую же первую поправку к Конституции, какая обеспечена любителям порнографии.

Свобода для революционеров?

Некоторые люди утверждают, что революционеры нарушают демократические правила игры и им не следует позволять «пользоваться теми свободами, которые они стремятся разрушить». Для того чтобы сохранить нашу свободу, нам придется лишить свободы некоторых других людей[775]. В качестве ответа можно выдвинуть несколько возражений.

Во-первых, меры, предпринимаемые в целях ограждения нас от революционных идеалов, никогда не были адекватны угрозе революции в Соединенных Штатах и ее опасности для наших свобод. Во имя национальной безопасности выступления в защиту революции запрещены и любая критика тех, кто у власти, не допускается.

Во-вторых, подавляя «вредные» мысли, политическая элита сама наводит нас на определенные размышления и в то же время лишает нас возможности услышать и обсудить неортодоксальные идеи. Обмен мнениями с апологетами революции невозможен, потому что таких апологетов заставили замолчать, и это кладет предел нашим собственным критическим мыслям на эту тему.

В-третьих, неверно, что противники капитализма преданы идее разрушения свободы. В Соединенных Штатах волнения трудящихся, подогреваемые социалистами, анархистами и коммунистами, расширили районы инакомыслия и способствовали активизации участия в выборах неимущих слоев трудового населения. В начале XX века демонстрации, организованные революционно настроенными группами «Индустриальные рабочие мира» («борцы за свободу слова») против репрессивных указов и постановлений местных органов власти, усилили значение первой поправки к Конституции как средства противодействия нападкам со стороны представителей состоятельных слоев общества. Решающая роль, которую сыграли коммунисты в период 1930-х годов в создании производственных профсоюзов, а также в борьбе за социальные реформы, мир и гражданские права, значительно усилили, а отнюдь не подорвали демократические силы. Активные протесты против войны во Вьетнаме бросили вызов аморальной, противозаконной военной авантюре и расширили спектр критики и информационного освещения внешней политики США, по крайней мере, в течение определенного периода времени.

В-четвертых, вместо того, чтобы возбуждать опасения по поводу будущей революционной угрозы, нам необходимо осознать, что свободы в нашем обществе явно не хватает. Создание новых социально-экономических альтернатив приведет к большей свободе, включая и свободу от бедности и голода, свободу участвовать в принятии решений в отношении создания рабочих мест, а также свободу экспериментировать с новыми формами производства и владения собственностью. Следует признать, что часть тех свобод, которые существуют сегодня, в революционном обществе исчезнут, и, в частности, свобода эксплуатировать труд других людей и богатеть за их счет, свобода безрассудно растрачивать природные ресурсы и относиться к природной среде как к отстойнику канализационных отходов, свобода монополизировать информацию и располагать неподотчетной властью.

Во многих странах революционные общественные движения привели к явному прогрессу в области свободы личности, улучшению условий для сохранения здоровья и увеличения продолжительности жизни людей, созданию рабочих мест для безработных и повышению уровня образования для неграмотных, использованию экономических ресурсов общества в интересах общественного развития, а не для увеличения прибылей корпораций, к устранению от власти реакционных полуфеодальных режимов, прекращению иностранной эксплуатации и привлечению широких масс населения к решению задач, связанных со строительством национальной экономики. Революции могут увеличить объем реальных свобод, никак не лишая людей тех свобод, которые в этих странах для них просто не существовали.

Эти аргументы можно оспаривать, но при условии, если не запрещена сама дискуссия. В любом случае реальная опасность для свободы в Соединенных Штатах исходит от тех, кто хотел бы изолировать американцев от «неприемлемых» взглядов. Ни одна идея не представляет такой опасности, как та сила, которая хотела бы подавить ее.

Перемены в курсе Верховного суда

Направление, в котором движется Верховный суд, зависит от: а) давления общественных организаций, выступающих в поддержку определенных интересов, b) политического климата в стране в определенный период времени и с) политических настроений большинства членов суда. Перечень достижений Верховного суда в области личных свобод, хотя и совершенно недостаточный, тем не менее не лишен некоторых заслуг. За многие годы Верховный суд расширил те части Билля о правах[776], которые относятся не только к федеральному правительству, но и к правительствам штатов (благодаря четырнадцатой поправке к Конституции). Попытки штатов подвергать цензуре публикации в печати, лишать людей права на мирные собрания и ослаблять принцип отделения Церкви от государства были отвергнуты[777].

В период 1960-х годов Верховный суд, который возглавлял Эрл Уоррен, под влиянием политической активности народных масс и либеральных взглядов большинства членов суда принял ряд постановлений в направлении: а) защиты гражданских свобод, b) перераспределения избирательных округов по выборам в законодательные органы и с) расширения экономических прав бедных слоев населения путем признания за ними защищенного права собственности на те пособия, которые они получают[778]. «Впервые в истории нации большинство членов Верховного суда проявило инициативу в интересах бедных»[779].

Верховный суд под председательством Уоррена принял ряд ставших прецедентными решений, направленных на запрещение расовой сегрегации. Более всего в этом плане выделяется его решение по судебному делу «Браун против Совета по вопросам образования» (1954), в котором суд единогласно постановил, что «раздельные образовательные учреждения по своей сути несправедливы», поскольку неизбежно бросают оттенок неполноценности на этническое меньшинство, подвергаемое сегрегации. Это решение отменило доктрину «равные, но сегрегированные», провозглашенную в 1896 году в решении по судебному делу «Плесси». Кроме того, Верховный суд ликвидировал государственный запрет браков между представителями различных рас[780].

Спустя годы после председательства Эрла Уоррена Верховный суд с консервативным составом назначенных судей по многим важным вопросам проявил в своих решениях явно правые тенденции[781].

Борьба за улучшение условий труда. В решениях по спорам между трудящимися и хозяевами предприятий составы Верховного суда под председательством судей Бергера и Ренквиста почти всегда занимали сторону хозяев, сокращая возможности трудящихся по созданию профсоюзов и ведению с хозяевами предприятий переговоры о заключении коллективных договоров. Так, Верховный суд вынес постановление, что рабочие не имеют права бастовать из-за проблем с состоянием охраны труда, если их трудовой договор предусматривает досудебный порядок разрешения трудовых споров, отказав, таким образом, шахтерам в праве прекратить работу при явных нарушениях техники безопасности и отказе владельцев предприятия исправить положение. Суд постановил, что работодатели могут применять против трудящихся за создание профсоюза карательные санкции путем прекращения работы предприятия и отказа трудящимся в рабочих местах. Теперь компании могут в одностороннем порядке расторгнуть трудовой договор и резко сократить заработную плату своим рабочим и служащим, объявив о «реорганизации предприятия» по закону о банкротстве. В другом судебном деле было вынесено решение о том, что работники, не являющиеся членами профсоюза, однако уплачивающие согласно условиям трудового договора денежные средства, эквивалентные взносам членов профсоюза, могут потребовать, чтобы внесенные ими деньги не использовались на политическую деятельность, которую поддерживает профсоюз[782]. Консервативное большинство членов Верховного суда поддержало федеральные и штатные законы, которые отказывают бастующим рабочим в праве на получение пособий по безработице. Компании могут теперь предоставлять преимущественное право на рабочее место штрейкбрехерам, проводя, таким образом, линию на дальнейший подрыв права организованных в профсоюз трудящихся на забастовку[783]. Компании также могут резко сокращать отчисления по страхованию на случай болезни для работников, у которых обнаружены серьезные заболевания. Фактически работники получат отчисления на медицинское страхование только до тех пор, пока они не используют его для лечения серьезного заболевания. Такая постановка вопроса подрывает саму основу медицинского страхования[784].

Экономическое неравенство. Консервативные юристы Верховного суда уделяли больше внимания предпочтениям богатых, чем нуждам бедных. Поддерживая законы, сокращающие материальную помощь, они ставили под сомнение идею о том, что помощь бедным слоям населения защищена надлежащими правовыми нормами[785]. Демонстрируя якобы нарушение требования четырнадцатой поправки к Конституции об одинаковой защите законом всех граждан, судьи приняли решение о том, что штаты вправе обеспечивать различное качество образования в своих школах, соответственно объему собранных налоговых средств. Таким образом, они допустили практически любую степень неравенства в этой области, не доходя лишь до полного лишения возможности получения образования[786].

Действующий закон позволяет выделять субсидии на воду для ферм с размером земельного участка от 160 акров и ниже при условии, что фермеры живут на ферме или рядом с ней. Тем не менее Верховный суд вынес решение, что крупные сельскохозяйственные предприятия, включая и те, которыми владеют корпорации Southern Pacific и Standard Oil, имеют право на субсидии на водоснабжение[787].

Тринадцатая поправка к Конституции штата Калифорния («Предложение 13») ограничивала рост налога на недвижимость, приобретенную до 1975 года, поэтому для людей, которые недавно купили свои дома, сумма уплаты налога на недвижимость составляла почти 400% того уровня, что платили за недвижимость владельцы давно приобретенных домов и зачастую состоятельные владельцы. Члены Верховного суда решили, что наличие привилегированной прослойки домовладельцев не нарушает конституционного принципа равной защиты граждан законом. В порядке особого мнения судья Стивене заявил, что «Предложение 13» «устанавливает привилегию средневекового характера: две семьи с одинаковыми потребностями и одинаковыми ресурсами испытывают к себе различное отношение»[788].

Гражданские права. Верховный суд разрешил армии США следить за законной политической деятельностью граждан, но запретил гражданским лицам приносить политическую литературу и устраивать демонстрации у военных гарнизонов и постов[789]. Журналистов лишили права не раскрывать свои источники конфиденциальной информации при официальном вызове в суд, что ограничило их возможности защитить свои источники и проводить расследования[790]. Верховный суд постановил, что запреты на политические символы в общественных местах не являются ограничением на свободу слова, так же как и ограничения на демонстрации и распространение листовок в торгово-развлекательных центрах[791]. В судебном деле «Торнбург против Эбботта» (1989) тюремным чиновникам была предоставлена полная свобода самим решать, какие публикации могут получать заключенные, при этом контроль цензуры был направлен в основном против политически диссидентской литературы.

У учащихся и студентов средних и высших учебных заведений ситуация стала ничем не лучше, когда Верховный суд вынес решение, что администрация учебных заведений может подвергать цензуре публикации, проводить неожиданные проверки на употребление наркотиков и переводить в другие места преподавателей, использующих в учебном процессе материалы, вызывающие неодобрение официальных властей[792]. Однако суд поддержал право критиковать общественных деятелей даже вызывающим возражения и ненадлежащим образом[793]. А недавно Верховный суд единогласно принял решение о том, что государственные колледжи и университеты могут обязать всех учащихся и студентов вносить плату на поддержку деятельности организаций университетского городка, даже если студенты не испытывают симпатий к политическим целям и действиям конкретных организаций. Оплата должна вноситься для того, чтобы избежать поддержки некоторых других взглядов в ущерб официально разрешенным[794].

Верховный суд принял решение в отношении государственного служащего из штата Мичиган, которому было отказано в карьерном продвижении на том основании, что у полиции было досье на его брата, активно занимавшегося политической деятельностью. В решении суда говорилось о том, что этот служащий не имеет права обращаться в суд с иском против государства. Такое решение ставит политически репрессивные законы государства выше права граждан обратиться в суд для рассмотрения касающихся их дел[795]. В 1996 году Апелляционный суд постановил, что ФБР имеет право вест досье на американцев, принимающих участие в разрешенной законом мирной политической деятельности, которая подпадает под действие первой поправки к Конституции, хотя Конгресс принял Закон об охране прав личности, запрещающий проведение подобного рода слежки[796]. Федеральные суды неоднократно принимали решения о том, что учителя и другие служащие, которых увольняют с работы или подвергают иной дискриминации из-за их политического инакомыслия, не имеют права на восстановление на работе по суду, как в случаях с теми, кто подвергается расовой или тендерной дискриминации.

Отделение Церкви от государства. В первой поправке к Конституции, в частности, говорится: «Конгресс не должен издавать законов, устанавливающих какую-либо религию или запрещающих ее свободное вероисповедание». В поддержку установленного Конституцией отделения Церкви от государства Верховный суд вынес решение, что: а) школьные власти не должны допускать в государственных школах богослужений и молитв при финансовой поддержке бизнеса, b) государственные школьные округа не должны разрешать проведение организованных молитв перед футбольными матчами и с) власти штатов не имеют права требовать от руководства государственных школ преподавания теории эволюции[797], а также проповедей христианского вероучения о сотворении мира, которое утверждает, что никакой эволюции не было, а весь мир был создан Богом в законченном и совершенном виде за шесть дней[798].

В нарушение принципа разделения Церкви и государства Верховный суд долгое время утверждал, что религиозные организации имеют право пользоваться различными исключениями из налогообложения, фактически подталкивая граждан-мирян к финансированию различных религиозных объединений. Даже в тех случаях, когда религиозные группы активно вмешивались в такие вопросы политической жизни, как аборты, Налоговое управление США позволяло им сохранять безналоговый статус[799]. В ряде решений Верховного суда, принятых «пятью голосами против четырех»[800], глубоко расколотая судейская коллегия своими решениями провозглашала, что: а) федеральное финансирование религиозных групп, пропагандирующих целомудрие, не нарушает принципа отделения Церкви от государства; плата за обучение, оплата учебников и транспортные расходы для частных школ (включая и религиозные) исключаются из сумм, подлежащих обложению подоходным налогом; с) университеты не должны запрещать использование денег, вносимых студентами на поддержку деятельности организаций университетского городка, для финансирования религиозных публикаций; d) федеральные средства могут использоваться для оплаты преподавателей специальных программ образования, которые ведут работу в помещениях церковноприходских школ; е) федеральные программы, по которым компьютеры и другое учебное оборудование устанавливаются в классы церковноприходских школ, не нарушают конституционный принцип отделения Церкви от государства[801].

Уголовное правосудие. В течение последних двух десятилетий Верховный суд мало сделал для расширения и укрепления прав личности. Правило Миранды[802], которое запрещает полиции применение пыток в целях получения признаний, было серьезно ослаблено решением Верховного суда по судебному делу «Штат Аризона против больного со скоротечной формой болезни» (1991), в котором говорилось, что «использование обвинением вынужденных признаний — вне зависимости от того, насколько жестокими были формы принуждения, может рассматриваться как нарушение Конституции, которое не повлекло за собой тяжелых последствий». В судебном деле «Масси против штата Вашингтон» (1991) судьи решили, что приговорить к пожизненному заключению виновного в возрасте тринадцати лет с задержкой умственного развития не является нарушением восьмой поправки к Конституции, запрещающей жестокие и необычные наказания. Подельник подсудимого свидетельствовал в своих показаниях, что Масси «только присутствовал там», но никого не убивал.

В судебном деле «Руммель против Эстель» (1980) Верховный суд поддержал приговор к пожизненному заключению в отношении виновного, который совершил три мелких мошенничества на общую сумму в $230. Председатель суда Ренквист доказывал, что жестоким и необычным можно назвать такое наказание, когда приговаривают к пожизненному тюремному заключению за «парковку машины в запрещенное время». Приведенный судьей пример настолько невероятен, что практически лишает смысла восьмую поправку к Конституции. Тремя годами позднее небольшое изменение в позиции Верховного суда привело к новому решению, принятому большинством «в пять голосов против четырех», которым ниспровергалось решение суда по делу Руммеля и провозглашалось, что пожизненное тюремное заключение за ряд мелких преступлений не является жестоким и необычным наказанием[803]. Более того, таким образом суд уточнил, что пожизненное тюремное заключение без права на досрочное освобождение за первый случай хранения кокаина не представляет собой жестокого и необычного наказания[804].

В 1997 году изобретательные и активные члены Верховного суда пришли к заключению о том, что, вынося приговор, федеральные судьи могут учитывать не только те преступления, за которые подсудимые были осуждены, но также и те обвинения, по которым жюри присяжных признали подсудимых невиновными. Таким образом, даже то обвинение, которое в суде не было доказано, может служить основанием для наказания. При таком подходе о чем можно беспокоиться в суде?[805]

Конституционный запрет на жестокие и необычные наказания, решил Верховный суд, не защищает школьников от телесных наказаний, даже если школьные официальные лица нанесли им серьезные телесные повреждения.

А пункты поправок к Конституции «о надлежащей правовой процедуре» не накладывают на правительство обязательство защищать человека от злоупотреблений другого человека и даже ребенка от дурного обращения со стороны его родителя[806]. По-видимому, Верховный суд считает, что дети могут сами защитить себя. Закон, разрешавший несовершеннолетним на слушаниях в суде дел о сексуальных преступлениях давать свидетельские показания, находясь за ширмой, для того чтобы сделать для них менее травмирующим пребывание рядом с лицом, покушавшимся на растление, был признан неконституционным, поскольку он лишал обвиняемых права стоять на очной ставке лицом к лицу с обвиняющим[807]. На самом деле ребенку все равно приходится стоять лицом к лицу с обвиняемым на перекрестном допросе.

Запрет четвертой поправкой к Конституции необоснованных обысков и арестов был серьезно ослаблен решением Верховного суда о праве полиции проводить тотальные обыски в частных домах и в автобусах, а также арестовывать людей без соответствующего ордера и держать их в заключении без решения суда[808]. Консервативные члены Верховного суда приняли решение о том, что для возбуждения судебного дела против негуманных условий пребывания в тюрьме заключенные должны привести доказательства того, что тюремные официальные лица «проявляли преднамеренное безразличие». Плохие условия пребывания в тюрьме нельзя выставлять в качестве основания для судебного иска, если конкретному официальному лицу не предъявлено обвинение в «преднамеренном безразличии». Судьи не объяснили, каким образом можно доказать преднамеренное безразличие официальных лиц, если не основываться на примерах негуманных условий пребывания в тюрьме[809].

В судебном деле «МакНэлли против Соединенных Штатов» (1987) Верховный суд ограничил полномочия стороны обвинения, когда дело касалось беловоротничковых нарушителей закона из высших слоев общества. Суд сделал более трудным предъявление обвинений по случаям мошенничества с использованием почты против коррумпированных лиц из частного бизнеса, правительства и судебной системы. Судья Стивене высказал свое несогласие, задав вопрос: «Почему суд, который был не очень восприимчив к правам обвиняемых в других уголовных преступлениях», теперь защищает «элиту класса могущественных собственников, которая напрямую заинтересована в таком нашем решении»?

Высшая мера наказания. В течение последних двадцати пяти лет Верховный суд неоднократно выносил постановление, что: а) смертная казнь является чрезмерным наказанием за такое преступление, как изнасилование, и к смертной казни может быть приговорен только тот, кто признан виновным в предумышленном убийстве без смягчающих вину обстоятельств[810]; b) нельзя подвергать смертной казни психически ненормальных людей, поскольку приговоренный к смерти должен понимать процедуру судебного разбирательства и обвиняемый должен понимать суть наказания, однако можно приговаривать к смертной казни лиц с задержкой в умственном развитии[811]; с) статистических данных, показывающих, что чернокожих с большей вероятностью приговорят к выcшей мере наказания, чем белых, совершивших аналогичные преступления, недостаточно для того, чтобы отменить конкретный смертный приговор[812]; d) лиц, которым на момент преступления исполнилось шестнадцать лет, можно приговаривать к высшей мере наказания, но нельзя это делать в отношении тех, кто не достиг этого возраста[813]. Верховный суд отклонил апелляцию по делу одного из приговоренных к высшей мере наказания потому, что она была обоснована не ошибкой в процессе судопроизводства, а ошибками в приведенных фактах и конкретных дополнительных свидетельствах, доказывающих невиновность приговоренного! В своем особом мнении член суда Харри Блэкман высказал свое глубокое сожаление: «Очевидно сильное стремление этого суда, избавить государственную власть от любых ограничений в применении высшей меры наказания к кому угодно и как угодно», и назвал вынесенное судом решение «близким к убийству»[814].

Исполнительная власть. Федеральные суды, в значительной мере полагаясь на исполнительную власть в военных вопросах и во внешней политике, отказывались принимать к слушанию дела, в которых ставились под сомнение действия президента в таких ситуациях, как война во Вьетнаме, неспровоцированное вторжение США на Гренаду, объявление эмбарго Никарагуа, вторжение США в Панаму, бомбардировки Ирака и Югославии, а также депортации гаитянских, гватемальских и сальвадорских беженцев. Верховный суд отменил закон штата Массачусетс, который объявлял бойкот компаниям, поддерживающим деловые отношения с военным правительством Союза Мьянмы (Бирма), которое занималось наркоторговлей и нарушало права человека. Верховный суд расценил такой закон штата, как вмешательство во внешнюю политику нашей страны и дискредитацию права президента говорить с внешним миром от имени всей нации[815]. Члены Суда постановили, что Государственный департамент может отказать в выдаче заграничного паспорта бывшему сотруднику Центрального разведывательного управления (ЦРУ), который написал книгу, разгласив незаконные операции ЦРУ. Ни Конгресс, ни Конституция не предоставляют такого права исполнительной власти, однако консервативные активисты Верховного суда решили, что «в вопросах внешней политики и национальной безопасности» президент, в отсутствие специального, установленного законом запрета, может делать все, что он сочтет необходимым[816].

Избирательная система. Несколько судебных решений изменили пропорциональное распределение по принципу «один избиратель — один голос» и ввели поправки на диспропорции населения в избирательных округах по выборам в законодательные органы штатов и в Конгресс[817]. Верховный суд постановил, что штаты не имеют права запрещать частным фирмам расходовать неограниченное количество их денежных средств в целях оказания влияния на результаты общенародных референдумов и выборных кампаний, поскольку расходы на такого рода кампании являются определенной формой «выступления или речи», а Конституция гарантирует свободу слова торгово-промышленным фирмам, которые следует рассматривать в качестве лица (физического или юридического. — Примеч. пер.). Также не должно быть ограничений на объем финансовых средств, которые готовы затратить на избирательные кампании богатые кандидаты на выборные должности и «независимые» комитеты политических действий (PACs) на выборах президента. Не должны накладываться ограничения на суммы средств, которые богатые частные лица тратят в ходе «независимых» усилий по содействию выборам или нанесению поражения любому кандидату, а также на суммы финансовых средств, которые политические партии тратят с целью оказать содействие своим кандидатам, если расходы производятся не напрямую на определенного кандидата[818]. Таким образом, как бедные, так и богатые могут свободно конкурировать — одни шепотом, а другие громоподобным ревом.

В стремлении уйти от этой тенденции, Верховный суд своим решением, принятым недавно «шестью голосами против трех», поддержал право властей штата строго ограничить размеры финансовых пожертвований в избирательные кампании. Судья Соутер приводил доводы о том, что сохранение веры нашего общества «в честность действующей избирательной системы» важнее права частного лица пожертвовать предпочтительному кандидату на выборную должность большую сумму денег. А судья Стивене заметил: «Деньги — это собственность, а не форма выступления или речи»[819].

В 1995 году Верховный суд постановил, что штаты не имеют права ограничивать число сроков пребывания на должности своих представителей в Конгрессе, поскольку это было бы дополнительным ограничением, а конституция установила только три ограничения: возраст, место жительства и гражданство[820]. В 1997 году члены суда приняли решение, согласно которому штаты могут запрещать мелким партиям поддерживать кандидата от крупной партии. Это решение исключает совместные избирательные списки различных партий и снижает влияние, которое небольшая партия может оказывать, поддержав кандидата другой партии и входя в избирательные коалиции[821].

Верховный суд постановил, что жители округа Колумбия (преимущественно сторонники Демократической партии) не имеют конституционного права избирать своего представителя в Конгрессе. Они также не могут принимать участие в избрании представительства в Конгресс от штата Мэриленд, хотя лица, проживающие в других федеральных анклавах, например в национальных парках, имеют право голосовать в соседних штатах (округ Колумбия полностью находится на территории штата Мэриленд). Таким образом, примерно 600 000 американских граждан, проживающих в Вашингтоне (округ Колумбия) и уплачивающих федеральные налоги, продолжают оставаться без представительства в Конгрессе[822]. Верховный суд единогласно утвердил результаты переписи населения 1990 года, приняв решение, что у правительства нет конституционной обязанности исправлять результаты переписи с целью скорректировать всем известную неполную регистрацию избирателей при проведении переписи в крупных городах[823].

Консервативный судебный активизм[824] нигде не проявляет себя с такой очевидностью, как в судебном деле «Джордж У. Буш против Эла Гора» по результатам выборов в штате Флорида в ходе президентских выборов 2000 года. Решением, принятым пятью голосами против четырех, консервативные члены Верховного суда отменили решение Верховного суда штата Флорида о пересчете голосов, доказывая, что, поскольку различные избирательные округа могут использовать при ручном пересчете бюллетеней различные методы сведения данных в таблицу, пересчет бюллетеней нарушит требование о равной защите граждан на основе законов, содержащееся в четырнадцатой поправке к Конституции. Судьи проигнорировали тот факт, что первичный подсчет голосов избирателей на основании метода перфокарт заранее давал результаты в ущерб тем районам, где было наибольшее число сторонников Гора и, уже вследствие этого, являлся нарушением требования о равной защите на основе закона. Каждая индикация данных показывала, что при честном пересчете голосов штат Флорида и президентские выборы в целом были бы на стороне кандидата от Демократической партии вице-президента Эла Гора (см. главу 13), который на тот момент отставал во Флориде всего на сотню голосов и сокращал разрыв при каждом новом пересчете по избирательным округам. Для того чтобы помешать полному пересчету голосов, Верховный суд штата принял решение о присуждении победы на выборах в штате и в целом выборов президента страны — Джорджу Бушу, что является украденной победой, в которой решающую роль сыграл Верховный суд.

В своем особом мнении судья Джон Поль Стивенс написал, что Верховный суд штата Флорида, приняв решение о пересчете голосов, действовал полностью в пределах своих полномочий и что методы, использованные избирательными комиссиями по пересчету голосов вручную, дали бы результаты не менее единообразные, чем, например, стандартный критерий «доказанность при отсутствии обоснованного сомнения», который ежедневно используют в судах по всей стране. Решение большинства судей, делает вывод Стивенс, «фактически отменяет избирательные права неизвестного числа избирателей», чье законное волеизъявление, по ряду причин, «было отвергнуто машинами по подсчету голосов».

За последние годы консервативные судьи постановили, что федеральное правительство должно воздерживаться от указаний штатам принимать меры по значительному кругу вопросов. Например, федеральное правительство не должно использовать требование четырнадцатой поправки к Конституции о равной защите граждан на основе закона для того, чтобы положить конец насилию против женщин, требовать справедливого налогообложения на недвижимость или же более справедливого распределения финансовых ассигнований между богатыми и бедными школьными округами. Однако те же судьи постановили, что требование о равной защите граждан могло быть использовано для того, чтобы остановить совершенно законный пересчет бюллетеней. И в то же самое время они ясно заявили, что это дело не может рассматриваться в качестве прецедента для других случаев применения принципа равной защиты: «Наше рассмотрение дела ограничено настоящими обстоятельствами…» Другими словами, четырнадцатая поправка к Конституции имела юридическую силу только тогда, когда ее считали «необходимой» консервативные сторонники судебного активизма, например, при совершении по инициативе суда переворота в ходе избирательной кампании в интересах правого кандидата в президенты, которому не удалось получить ни большинства голосов избирателей, ни большинства голосов коллегии выборщиков.

Аборты и гендерная дискриминация. Отношение к абортам и дискриминации по признаку пола имели неоднозначный характер. Верховный суд постановил, что: а) сексуальное преследование на работе нарушает гражданские права личности, b) разведенной женщине не может быть отказано в праве оставить детей на своем попечении в связи с ее последующим браком с мужчиной, принадлежащим к другой расе, с) жертвы сексуального домогательства имеют право требовать денежного возмещения ущерба от учреждения, в котором имело место указанное сексуальное домогательство и d) школы несут ответственность, в соответствии с федеральным законом, за неспособность защитить одного учащегося или студента от настойчивых и неоднократных сексуальных домогательств со стороны другого учащегося или студента[825].

Судьи вынесли решение о том, что государственный военный колледж не имеет права отказывать в приеме на учебу женщинам, а также предлагать им более легкую программу обучения в другом месте[826]. Но суд также признал недействительным действовавшее уже в течение шести лет положение федерального закона, которое позволяло жертвам насилия, домашнего насилия и других преступлений на тендерной почве преследовать злоумышленника в судебном порядке в федеральном суде, отменив, таким образом, действие положения о гражданско-правовой судебной защите Закона о борьбе с насилием в отношении женщин, принятого Конгрессом. Суд аргументировал это тем, что изнасилование — это проблема частного значения и ее лучше оставить законодательству штатов[827].

Члены Верховного суда признали противоречащим Конституции требование, чтобы женщины, намеревающиеся сделать аборт, уведомляли об этом своих мужей, однако, по мнению судей, женщины несовершеннолетнего возраста обязаны получить согласие на аборт у своих родителей[828]. Аргументация этого решения, по-видимому, состоит в том, что несовершеннолетняя женщина обладает недостаточной зрелостью и жизненным опытом, чтобы самостоятельно решить, делать ли аборт. Однако этой женщине хватит зрелости и жизненного опыта, если ее принудят родить и впоследствии воспитывать ребенка. Судьи решили, что у федеральных судов нет достаточных полномочий, чтобы остановить кампании экстремистов, выступающих против абортов, и их действия, наносящие ущерб и создающие препятствия деятельности клиник, выполняющих аборты[829].

Однако в 1994 году Верховный суд поддержал закон, который предусматривал создание буферной зоны шириной в тридцать шесть футов перед входом в клиники по выполнению абортов. В том же году члены суда признали, что такие клиники могут прибегнуть к защите федерального закона по борьбе с рэкетом для того, чтобы привлечь к судебной ответственности за нанесение материального ущерба особенно неистовые группы, протестующие против абортов[830]. Это решение возлагает на клиники бремя доказательства в суде фактов проведения конкретными лицами и организациями общенациональной кампании запугиваний, взрывов бомб и других насильственных действий. Казалось бы, что местная полиция и федеральные власти возьмут на себя инициативу по борьбе против таких насильственных действий. В 2000 году суд принял пятью голосами против четырех решение о том, что правительство не должно запрещать врачам осуществлять аборты посредством специальной процедуры под названием «аборт путем частичного рождения», поскольку с медицинской точки зрения это, вероятно, наилучший способ прерывания беременности на ряде стадий[831].

Правовая защита интересов исторически ущемленных групп населения и гражданские права. Член Верховного суда Блэкман в судебном деле «Регенты Университета Калифорнии против Аллана Бэкки» разъяснил, правовая защита интересов исторически ущемленных групп населения должна проводиться для исправления последствий несправедливостей расовых отношений в Соединенных Штатах: «Для того чтобы преодолеть последствия расизма и избавиться от него, мы должны вначале полностью осознать путь формирования нашего народа. Других способов нет. А для того чтобы относиться к некоторым людям с позиций равенства, нам нужно научиться относиться к ним по-другому. Мы не можем… допустить, чтобы положение Конституции о равной защите граждан законом увековечило расовое превосходство». К концу 1980-х годов судьи начали уходить в отставку и это стало причиной нарастания трудностей в предъявлении работодателям исков о дискриминации при приеме на работу в рамках правовой защиты интересов исторически ущемленных групп населения. Реализация этой программы давала белым мужчинам основания в судебных делах о правовой защите требовать «обратной дискриминации», при этом возможности штатов и местных властей зарезервировать определенный процент контрактов для представителей бизнеса от этнических меньшинств резко сократились[833].

Согласно решению суда, принятому пятью голосами против четырех, если работодатель оправдывает свою практику расовой или тендерной дискриминации «потребностями бизнеса», тогда бремя доказательства того, что на самом деле эта практика не обусловлена потребностями бизнеса, ложится на того, кто подвергся дискриминации[834]. Зачастую бывает невозможно опровергнуть заявления работодателя и доказать его истинные намерения. Можно видеть результат действий работодателя, но обычно можно только догадываться о его мотивах. Начиная с судебного дела «Браун против Совета по вопросам образования», Верховный суд продолжал отступление, отказываясь воздействовать на решения судов более низкой инстанции в том плане, что школы не должны заниматься перераспределением учащихся и студентов, так как это на самом деле означает восстановление прежней расистской доктрины «сегрегированные, но равные»[835].

За последние пятнадцать лет консервативные судьи федеральных судов проявляли такое безразличие, граничащее с враждебностью, по отношению к афроамериканцам и другим небелым гражданам в вопросах десегрегации в школах, дискриминации при приеме на работу и в области соблюдения прав избирателей, которое напоминает отношение, близкое к практике расизма. Когда два афроамериканца были избраны в наблюдательный совет в одном из округов штата Алабама, весь наблюдательный совет ответил тем, что отменил индивидуальные полномочия каждого члена по принятию решений в отношении их собственных округов и передал эти полномочия наблюдательному совету в целом, в котором господствующие позиции занимают белые граждане. Верховный суц вынес решение, что такого рода хитрости не являлись несправедливым обращением и не нарушали законов об избирательных правах[836].

Суд поддержал формирование избирательных округов таким образом, который позволял вытеснить афроамериканских избирателей из некоторых избирательных округов штата Луизиана. При этом суд привел аргументы, что если чернокожие граждане не были представлены в округе раньше, тогда новый план избирательного округа, при котором их опять не будет, можно считать вполне приемлемым[837].

Правая идеологическая предрасположенность Верховного суда находит отражение не только в решениях, которые он выносит, но и в тех судебных делах, которые он выбирает для пересмотра или отказывается пересматривать. Федеральные окружные суды выносят ежегодно почти 300 000 решений. Число апелляций, подаваемых ежегодно в двенадцать апелляционных судов США, составляет около 30 000. В отличие от этого Верховный суд выносит ежегодно около 170 решений. За последние два десятилетия доминирования в этом суде консерваторов резко сократилось поступление дел на пересмотр от истцов, представляющих трудовые взаимоотношения, положение этнических меньшинств, права потребителей и права личности. У лишенных власти и бедных людей шансы на пересмотр их дел все время уменьшаются по сравнению с могущественными и влиятельными истцами из властных структур и крупных частных фирм. Обвинители из штатных и федеральных органов при слушании дела в апелляционном суде имели в пятьдесят раз больше шансов выиграть его, по сравнению с ответчиками. Обвиняемые в уголовных преступлениях, способные оплатить судебные расходы, добивались пересмотра своих дел в два раза чаще, чем ответчики или подсудимые, не имеющие средств для покрытия расходов, связанных с защитой их интересов в суде[838].

В то время как число апелляций в суды низших инстанций намного возросло, количество времени, которое Верховный суд тратит на рассмотрение дел, и число дел, которое он заслушивает, сократилось на четверть по сравнению с периодом 1960-х годов, когда председателем Верховного суда был Эрл Уоррен. Трудно утверждать, что члены суда чрезмерно перерабатывают, когда количество дел, приходящихся на каждого из членов консервативного большинства суда, на самом деле сократилось. Даже если бы было верно, что члены Верховного суда перегружены, это не объясняет той очевидной классовой предубежденности, которая проявляется при истребовании дел из производства нижестоящих судов вышестоящим судом.

Влияние Верховного суда

В отношении политического влияния Верховного суда можно сделать несколько общих заключений. Верховный суд, скорее всего, был консервативным фактором. На протяжении свыше полувека он использовал вето своего меньшинства, настроенного в пользу бизнеса, для проведения тех реформ законодательства, которые европейские страны осуществили уже десятилетия назад. Он противодействовал Конгрессу в вопросе введения прогрессивного подоходного налога. Для принятия этого решения потребовалось восемнадцать лет, и пришлось обойти восемнадцатую поправку к Конституции. Верховный суд поддерживал интересы рабовладельцев буквально накануне Гражданской войны и допускал расистскую сегрегацию в течение еще почти целого века после нее. Суд препятствовал усилиям Конгресса ввести ограничения на финансовые расходы богатых кандидатов по проведению своих избирательных кампаний.

Играя решающую роль в определении того, что соответствует Конституции, а что нет, Верховный суд подает соответствующие подсказки многим слоям общественности, в том числе и самому Конгрессу. Не приняв ни одного законодательного акта о гражданских правах в течение семидесяти лет, Конгресс после судебного дела «Браун против Совета по вопросам образования» за десятилетний период ввел в действие три таких законодательных акта. При наличии действующего закона сторонники защиты гражданских прав по всей стране усилили давление в целях превращения принципа десегрегации в реальность. Аналогичным образом решения Верховного суда под председательством судьи Уоррена, защищающего права бедных слоев населения, открыли новое поле для гражданских судебных процессов в области реформирования системы социального обеспечения и послужили стимулом для возникновения и развития различных движений в защиту бедных людей.

Поскольку Верховный суд не мог ни законодательно закрепить, ни обеспечить проведение в жизнь своих решений, его стали считать «наименее опасной ветвью власти». Но периоды пребывания у власти администраций Рейгана и Буша продемонстрировали, что воинственно-консервативный Верховный суд, поддержанный консервативной исполнительной ветвью власти, может оказывать весьма значительное влияние в духе судебного активизма. Вновь и вновь суд при рассмотрении дел навязывал собственную искаженную логику, извращая ясный язык закона и намерения Конгресса. Или же суд вдруг принимался поддерживать административные постановления, нейтрализующие акты законодательства. Когда Конгресс пытался нейтрализовать правый активизм Верховного суда и восстановить действие законов в том виде, как они замышлялись, президенты Рейган и Буш обычно налагали вето или угрожали наложить его на новые законодательные инициативы. Не располагая возможностями собрать две трети голосов палаты для преодоления вето президента, Конгресс обычно терпел поражение. Таким образом, консервативный президент при поддержке пяти или более членов Верховного суда с правой идеологией и ориентацией на расширенное толкование Конституции, а также имея на своей стороне третью часть плюс одного члена Нижней или Верхней палат Конгресса, мог без затруднений переписывать многие регламентирующие нормативные акты и законы[839].

Юристы правых убеждений среди членов Верховного суда были не только сторонниками расширенного толкования Конституции, но и людьми явно авантюристического склада, готовыми без колебаний пойти на переделку большей части Конституции, мошенничать с «правилами игры», изобретать концепции и аргументы из ничего, выхолащивать содержание законов, обращаться с намерениями Конгресса и его приоритетами как с категориями, не имеющими практического значения, поддерживать авторитарные тенденции в исполнительной ветви власти, блокировать реформы в областях экономики и избирательного права, сводить на нет существенные достижения в политической и экономической областях и разрушать гражданские свободы, гражданские права и нынешний демократический процесс в стране. То же самое можно сказать и в отношении юристов, стоящих во главе судов более низких инстанций, чем и объясняется нынешнее положение, при котором консерваторы из Верховного суда оставляют без пересмотра так много решений нижестоящих судов. «Сегодня большинство напористых, политизированных судей федеральных судов, — считает специалист по конституционному праву, — относятся к числу консервативных республиканцев»[840].

Эти крайне политизированные сторонники расширенного толкования Конституции ограничивают способность правительства улучшить условия работы трудящихся, заявляя о том, что это нарушает права штатов, провозглашенные десятой поправкой к Конституции. После этого они ограничивают способность штатов ограничить размеры затрат частного бизнеса в ходе референдумов, ссылаясь на прерогативы федерального центра, согласно первой поправке к Конституции. В таких ситуациях консерваторы не вспоминают о том, что суды незаконно присваивают себе полномочия органов, вырабатывающих государственную политику. В этом наблюдается типичное проявление двойных стандартов. Судебный активизм, укрепляющий авторитарную государственность и привилегии большого бизнеса, для них приемлем. А судебный активизм, который поддерживает демократические права рабочего класса и социально-экономическое равноправие, вызывает нападки.

Для того чтобы изменить положение с вызывающим поведением судей, следует положить конец пожизненному сроку пребывания федеральных судей в должности, включая и членов Верховного суда. Для этого придется принять поправку к Конституции, но проблема стоит того. На сегодняшний день только три штата предоставляют своим судьям право пожизненного пребывания в должности. В других сорока семи штатах для судей установлены фиксированные сроки пребывания в интервале от четырех до двенадцати лет (с возможностью последующего переизбрания). Предполагалось, что принцип пожизненного пребывания в должности защитит федеральный судейский корпус от внешних влияний и поставит его над политикой, проводимой в интересах политических партий. Однако опыт показывает, что судьи так же подвержены влиянию политики и идеологии, как и все остальные. Фиксированный срок пребывания в должности все-таки обеспечил бы судье значительную независимость, но не позволил бы ему оставаться никому не подотчетным в течение всей своей жизни. Тех судей, которые проявляют враждебное отношение к конституционным правам граждан, можно было бы заменять. Никакие группы сторонников партийной идеологии не смогли бы формировать судейский корпус на десятки лет вперед, и тогда у судей, возможно, появилась бы способность реагировать на нужды людей[841].

Конечно, судей нельзя считать невосприимчивыми к общественному мнению. Они читают не только Конституцию, но и газеты. Они общаются не только друг с другом, но и с друзьями и знакомыми. На некоторых юристов не действуют перемены в общественном мнении, и они не чувствуют тонких нюансов общих ценностей и человеческого восприятия. Суд всегда действует в обстановке, которая формируется более крупными общественными силами, чем он сам. Хотелось бы надеяться, что демократическое воздействие окажется более продуктивным в сдерживании власти олигархической и элитарной судебной системы.