4. Конституция для избранных

Для понимания политической системы США было бы полезно проанализировать историю ее происхождения и основную структуру, начиная с момента принятия Конституции. Граждане, которые собрались в Филадельфии в 1787 году, стремились создать сильную централизованную систему правления. Они были согласны с Адамом Смитом в том, что система правления «учреждается для защиты богатых от бедных» и что она усиливается вместе с ростом ценности собственности.

Классовая власть на раннем этапе развития Америки

Раннее американское общество описывают как эгалитарное, свободное от крайностей между бедностью и богатством, которые были свойственны странам Европы. В действительности с колониальных времен влиятельные люди получали от королевской власти в дар обширные земельные наделы. К 1700 году вся земля в Нью-Йорке находилась в собственности менее десятка владельцев. К 1760 году менее пятисот лиц контролировали подавляющую часть торговли, коммерческого флота и судовых перевозок, банковского дела, горно-шахтного дела и обрабатывающей промышленности на восточном побережье США. В период между американской революцией и Конституционным Конвентом (1776 — 1787) крупные землевладельцы, торговцы и банкиры оказывали сильное влияние на политико-экономическую жизнь, зачастую путем прямого владения местными газетами, которые выражали идеи и интересы торгово-промышленных кругов[85].

В 12 — 13 штатах (за исключением штата Пенсильвания) принимать участие в голосовании могли только белые мужчины, владеющие собственностью, что, вероятно, составляло не более 10% всего взрослого населения. Из процесса выборов были исключены все представители местного населения (индейцы), лица африканского происхождения, женщины, служащие по договору об отдаче в ученичество (служащие по контрактам) и белые мужчины без собственности значительного размера. Имущественный ценз для занятия выборной должности был настолько высоким, что исключал из числа возможных кандидатов на выборах большую часть лиц мужского пола, имевших право голоса. Член законодательного органа штата Нью-Джерси должен был иметь собственность стоимостью не менее $1000, сенатор штата Южная Каролина должен был иметь собственность (свободную от долгов) на сумму не менее $7000 (эквивалент примерно одного миллиона долларов по нынешним ценам). В штате Мэриленд кандидат на должность губернатора должен был иметь собственность на сумму не менее $5000. Следует отметить, что отсутствие тайного голосования и реального выбора между кандидатами и программами приводило к широкому распространению апатии среди избирателей[86].

Незадолго до Конституционного Конвента поверенный в делах посольства Франции в Америке писал своему правительству:

«Хотя в Америке нет дворянских титулов, здесь есть класс людей, которых называют "джентльменами"… Почти все они опасаются, что народ лишит их принадлежащей им собственности, а поскольку все они занимаются кредитованием, поэтому заинтересованы в усилении власти и строгом исполнении законов… В связи с тем что большинство из них занимаются торговлей, они также заинтересованы в получении Соединенными Штатами кредитов в Европе на основе скрупулезной выплаты долгов. Они хотят предоставить Конгрессу достаточно широкие полномочия с целью заставить народ внести свой вклад в достижение этой цели[87]».

В 1787 году именно такие богатые и влиятельные «джентльмены» — наши «отцы-основатели», многие из которых были связаны друг с другом родством, браками и деловыми отношениями, собрались в городе Филадельфии, провозгласив целью пересмотреть Статьи Конфедерации[88] и укрепить систему централизованной власти[89]. Согласно этим Статьям, Континентальный конгресс Соединенных Штатов[90] располагал широким перечнем исключительных и обязательных полномочий в отношении заключения договоров, ведения торговли, установления валюты, ведения переговоров с различными государствами, ведения военных действий и поддержания национальной обороны. Но эти и другие действия, включая предоставление займов и ассигнований на различные цели, требовали согласия, как минимум, девяти штатов[91]. Конгресс также не имел полномочий в области налогообложения, что ставило его в зависимость от согласия штатов на сбор налогов. Конгресс не мог заставить народ внести свой вклад в полную выплату государственного долга, большая часть которого причиталась богатым частным кредиторам.

Собравшиеся в Филадельфии представители хотели установления более сильной центральной власти, которая была бы способна:

1) разрешить проблемы торговли и пошлин между тринадцатью штатами,

2) обеспечить защиту зарубежных дипломатических и торговых интересов,

3) эффективно продвигать финансовые и торговые интересы класса богатых,

4) защищать богатых от конкурирующих интересов других классов общества.

Большинство историков игнорируют или отрицают пункты 2) и 4).[92]

Наибольшее беспокойство авторов Конституции вызывал мятежный дух,

замеченный в народе. В 1787 году Джордж Вашингтон писал своему бывшему сослуживцу в армию: «В каждом штате есть горючий материал, который может воспламенить любая искра». Даже такой плутократ, как Гавернир Моррис, который накануне Конституционного Конвента выступал против сильной федерации, теперь без колебаний сменил позицию: «Осознавая тот факт, что политический альянс с консерваторами из других штатов станет определенной гарантией в том случае, если радикалы захватят влияние в правительстве штата… готов передать права штатов всей нации»[93]. Охватившее их стремление создать государство не снизошло на них как внезапное озарение. Частная переписка между ними свидетельствует о том, что это была вполне прагматическая реакция — без промедления поддержать материальные условия, порожденные общим классовым интересом.

Простых людей того периода они изображают как транжиров с ограниченными интересами, которые не возвращают долгов и расплачиваются обесцененными инфляцией бумажными деньгами. Большинство историков мало пишут о положении простого народа. Значительная часть населения состояла из бедных земельных собственников, арендаторов и рабочих и служащих, работавших по контрактам (они на многие годы попадали в настоящее рабство). В исследовании фермерских хозяйств штата Делавэр периода Конституционного Конвента приводятся свидетельства того, что типичная фермерская семья могла иметь большой участок земли, но очень мало другого имущества. Семья проживала в однокомнатном доме или бревенчатой хижине, без конюшни и коровника, без навесов и какого-либо оборудования, а также без рабочего скота. Фермер и его семья сами тянули плуг[94]. Мелкие фермеры были обременены крупными арендными выплатами и разорительными налогами при низких доходах. Для того чтобы выжить, они зачастую были вынуждены занимать деньги под высокие проценты. Для выплаты долгов они закладывали свой будущий урожай и еще глубже увязали в долгах, что втягивало их в циклическую сельскую задолженность, которая в настоящее время стала общей судьбой аграрного населения нашей и других стран[95]. Процентные ставки по долгам достигали 25 — 40%. Налоги больно били по людям со скромными средствами. Ничья собственность не освобождалась от конфискации за неуплату налогов. Исключение составляла лишь одежда на теле должника[96].

На протяжении всего этого периода газеты выражали недовольство возрастающим числом малолетних нищих на улицах. Арестанты по экономическим приговорам переполняли тюремные камеры. Они оказывались там за долги и за неуплату налогов[97]. В народе зрело ощущение, что революция против британской короны оказалась сведена на нет. Вооруженные толпы обозленных людей в нескольких штатах начали осаждать пункты продажи заложенного имущества и силой освобождать заложников из тюрем. Зимой 1787 года фермеры-должники на западе штата Массачусетс, которыми руководил Дэниел Шейс, взялись за оружие. Но их восстание было разгромлено, при этом одиннадцать человек погибли и десятки были ранены[98].

Сдерживание распространения демократии

Призрак восстания Шейса витал над представителями штатов, собравшимися спустя три месяца после этого события на встречу в Филадельфии. Восстание подтверждало их худшие опасения. Они были убеждены, что делами государства должны руководить люди знатные и богатые и что необходимо сдерживать попытки уравнительного подхода, исходящие от массы неимущих, из которых состояла «фракция большинства». «Для того чтобы обеспечить гарантии государственной собственности и частных прав от опасности со стороны такой фракции, — писал Джеймс Мэдисон в сборнике Federalist № 10, — и в то же время сохранить дух и форму народного правления — это теперь великая цель наших заседаний». Здесь Мэдисон коснулся самой сути проблемы: как сохранить «форму» — то есть внешнюю видимость народного правления при минимуме соответствующего содержания; как создать систему правления, способную добиться народной поддержки, но которая бы не пыталась изменить существующую классовую структуру общества? Как создать достаточно сильную систему правления, чтобы обеспечивать растущие потребности предпринимательского класса и противостоять демократическим требованиям сторонников равноправия из народа?

Авторы Конституции могли согласиться с Мэдисоном, когда тот писал в издании Federalist № 10, что «самой основной и постоянной причиной пополнения этой фракции (большинства. — Примеч. пер.) является неравноправие распределения собственности». Владельцы собственности и те, кто ею не располагают, являются носителями различных общественных интересов. Поэтому «главная задача системы государственного правления заключается в обеспечении разнообразных и неравных возможностей приобретения собственности» (то есть богатства).

Авторы Конституции считали, что демократия — «худшее из всех политических зол», как выразился по этому поводу Элбридж Джерри. По словам Эдмунда Рандольфа, проблемы страны вызваны не глупостями и недомыслием демократии. Роджер Шерман соглашался с этим: «Людям следует как можно меньше вмешиваться в дела власти». А Александр Гамильтон писал: «Всякое человеческое общество делится на меньшинство и большинство. Первые принадлежат к известным фамилиям и богаты, а вторые — масса простого народа. Народ обычно беспокоен и изменчив. Он редко рассуждает здраво и логично». Он рекомендовал установить сильную централизованную государственную власть для того, чтобы «сдерживать опрометчивость демократии». А Джордж Вашингтон, который выполнял функции председателя на Конвенте в Филадельфии, убеждал делегатов не плодить документы только ради того, чтобы «понравиться народу»[99].

Во всем этом не было большой опасности. Делегаты потратили несколько недель, обсуждая и отстаивая свои интересы, но это были различия в интересах крупных торговцев, рабовладельцев и промышленников, споры состоятельных людей с состоятельными, в которых каждая группа искала гарантий в Конституции собственным интересам. Ко всему Этому добавились разногласия по поводу конституционной организации структур власти. Как организовать учреждения законодательной власти? Насколько многочисленными должны быть представительства крупных и мелких штатов? Как выбирать исполнительную власть? Какой должна быть продолжительность пребывания в должности различных должностных лиц?

Основатели решили создать двухпалатный орган законодательной власти, состоящий из Палаты представителей, полностью переизбираемой раз в два года, и Сената, переизбираемого раз в шесть лет (треть Сената переизбирается каждые два года). Было принято решение распределять места в Палате представителей среди штатов пропорционально численности их населения, а в Сенате каждому штату предоставить два места вне зависимости от численности населения.

Главные вопросы в отношении способности новой системы правления защищать интересы собственников были согласованы на удивление быстро и не вызвали больших споров. В дискуссиях по этим вопросам не принимали участия мелкие фермеры, ремесленники, контрактные работники и рабы, ожидавшие Конвента для того, чтобы высказать противоположную точку зрения. Простые труженики не могли взять на работе четырехмесячный отпуск, чтобы поехать в Филадельфию писать Конституцию. Дискуссия между богатыми и неимущими так никогда и не состоялась.

И неудивительно, что статья 1 раздела 8, которая является наиболее важной частью Конституции и дает федеральной власти полномочия для поддержки и регулирования торговли и защиты интересов собственности, была принята в течение всего нескольких дней и с минимальными спорами. Конгрессу были предоставлены полномочия регулировать торговлю между штатами, а также с иностранными государствами и «индейскими племенами», заниматься налогообложением и сбором налогов и акцизов (эта функция позволяет осуществлять все остальные функции власти), устанавливать пошлины и тарифы на импорт (но не на экспорт), платить долги и обеспечивать оборону и общее благосостояние Соединенных Штатов Америки; вводить национальную валюту и обеспечивать ее курс, занимать денежные средства, устанавливать стандартные единицы весов и мер для нужд торговли, защищать ценные бумаги и деньги от подделки и принимать единые для всей страны законы о банкротстве — все это важнейшие меры для инвесторов, торговцев и кредиторов.

Некоторые делегаты занимались спекуляциями землей и вкладывали деньги в холдинговые компании на Западе страны. Поэтому Конгрессу были предоставлены «полномочия устанавливать необходимые нормы и положения относительно территории страны и другой собственности, принадлежащей Соединенным Штатам». Большинство делегатов занимались спекуляциями ценными бумагами Конфедерации, которые представляли собой сильно обесценившиеся бумажные сертификаты, выпущенные Конфедерацией на раннем этапе для выплат солдатам и мелким поставщикам. Богатые спекулянты задешево скупили у обнищавших держателей огромное количество этих сертификатов. Согласно статье 6, все долги Конфедерации были признаны новым правительством, и это позволило спекулянтам получить огромные доходы, когда государство стало принимать эти ценные бумаги по номинальной стоимости[100].

Признав этот долг, федеральное правительство, следуя линии первого министра финансов Александра Гамильтона, создало огромную массу частного капитала и кредитов для крупных инвесторов на основе недавно полученных полномочий облагать все население налогами. Выплата долга производилась из карманов всего народа и шла напрямую в карманы класса богатых. Финансирование этого признанного правительством долга поглощало почти 80% доходов государственного бюджета на протяжении 1790-х годов[101]. Процесс использования налогообложения для сбора денег трудящегося народа с целью создания частного инвестиционного капитала продолжается и поныне. Мы увидим это и в последующих главах.

В интересах торговцев и кредиторов штатам было запрещено выпускать бумажные деньги и устанавливать пошлины на импорт и экспорт, а также вмешиваться в выплату долгов путем принятия любых нормативных актов, снижающих обязательства федерального правительства по этому закону. Конституция гарантировала полное доверие в каждом штате к «нормативным актам, архивам и юридическим процедурам» в других штатах, что давало возможность кредиторам преследовать в судебном порядке своих должников, невзирая на границы между штатами.

Рабовладельчеству — одной из самых крупных форм собственности — в Конституции было уделено особое внимание. Три пятых числа рабов в каждом штате должны были учитываться при расчете численности представительства штата в Нижней палате Конгресса, давая рабовладельческим штатам непропорционально больше мест в палате по сравнению с количеством мест, рассчитываемым по численности населения с правом голоса. Конституция никогда не отменяла работорговлю. Более того, ввоз рабов был со всей определенностью гарантирован на последующие двадцать лет до 1808 года, после чего сохранялось право выбора решения, но требования отмены работорговли не выдвигалось. Многие рабовладельцы считали, что к тому времени у них останется достаточно политического влияния для сохранения работорговли и после этого срока. Рабы, убежавшие из одного штата в другой, подлежали выдаче своему первому хозяину по его требованию. Конвент проголосовал за это положение единогласно[102].

Авторы Конституции сочли, что штаты действовали недостаточно решительно против народных мятежей и бунтов, поэтому перед Конвентом была поставлена задача создать, вооружить и подготовить военизированные формирования (ополчение), призванные «подавлять выступления мятежников». Федеральному правительству были предоставлены полномочия защищать штаты «от внутреннего насилия». Специальный пункт был посвящен возведению «фортов, военных складов, арсеналов, судостроительных верфей и других необходимых объектов», а также содержанию армии и флота как для обороны государства, так и для поддержания вооруженного присутствия федеральной власти в потенциально мятежных штатах. Эта мера оказалась очень кстати промышленным баронам столетия спустя, когда вооруженные силы США использовались для подавления забастовок шахтеров, а также железнодорожников и фабричных рабочих.

Разделение власти большинства

По-прежнему желая сдержать возможные инициативы большинства, составители Конституции ввели в нее положение, которое Мэдисон назвал «дополнительными мерами предосторожности», предназначенными для разделения власти при ее демократизации. Разделив исполнительную, законодательную и судебную функции и предусмотрев систему взаимных сдержек и противовесов по отношению к каждой из этих трех ветвей власти, включая проведение выборов во взаимно смещенные сроки, вето исполнительной власти, подтверждение Сенатом назначений на должности и ратификацию им договоров, а также создав двухпалатный законодательный орган, составители Конституции надеялись выхолостить влияние пожеланий народа. Они изо всех сил старались придумать тщательно разработанный сложный процесс внесения в Конституцию поправок, требующий их принятия двумя третями составов как Палаты представителей, так и Сената, а также их ратификации тремя четвертями состава Законодательного собрания штатов[103]. Принцип большинства был неразрывно связан с вето меньшинства, что делало менее вероятной возможность быстрой и решительной народной акции.

Как указывал Мэдисон в издании Federalist № 10, нельзя допускать согласованного объединения сил против класса имущих и установленного ими общественного порядка. Чем крупнее страна, тем «более разнообразными будут партии и интересы» и тем труднее становится координация действий массы большинства. Как говорил Мэдисон, «неистовство в отношении бумажных денег, движения за отмену долгов, за равный раздел собственности или в связи с любой другой опасной общественной инициативой менее способны быстро распространяться и охватывать всю федерацию, чем это происходит с одним человеком». Мятеж обнищавших фермеров может угрожать в одно время штату Массачусетс, в другое — штату Род-Айленд, но любая система государственного правления должна быть достаточно широкой и разветвленной, чтобы сдерживать и тот и другой мятеж, и одновременно изолировать остальную часть страны от мятежной заразы.

Необходимо было предотвратить установление в массе населения не только горизонтальных связей, но и всякого силового движения вверх. Давление на власть следовало нейтрализовать путем введения непрямых форм представительства. Так, например, членов Сената от каждого штата следовало избирать на сессиях Законодательного собрания штатов, а не прямым голосованием избирателей. Глава исполнительной власти должен избираться коллегией избранных народом выборщиков, но, как планировали составители Конституции, выборщиков, состоящих из политических лидеров и состоятельных людей, которые через несколько месяцев должны были собраться в различных штатах и выбрать предводителей по своему усмотрению. Считалось, что они, как правило, не смогут сформировать большинство в поддержку любого одного кандидата и окончательный выбор произойдет в палате, в которой каждая делегация от штатов будет иметь только один голос.

Коллегия выборщиков действует и в настоящее время. Ее основная задача заключается в искусственном создании сильного большинства по результатам выборов с относительно небольшим большинством. С 1838 года и по настоящее время тринадцать раз такой кандидат с самым большим процентом поданных за него голосов (но все же не достигшим уровня большинства голосов) избирался президентом страны большинством голосов коллегии выборщиков. Это происходит потому, что кандидат может получить в одном штате 47% голосов (остальные 53% распределяются между несколькими другими кандидатами), но завоевать 100% голосов коллегии выборщиков, что в итоге резко повышает его победный рейтинг.

Недемократичный характер коллегии выборщиков ощущался даже через двести лет после Конституционного Конвента во время президентских выборов 2000 года. Вице-президент Эл Гор победил на выборах с перевесом в 540 000 голосов избирателей, однако губернатор штата Техас Джордж Буш победил в значительном числе небольших штатов, собрав, таким образом, большинство голосов коллегии выборщиков. Крайне сомнительный подсчет голосов в штате Флорида склонил коллегию выборщиков на сторону Дж. Буша, и когда результат этого подсчета был оспорен в суде, законодательный орган (Нижняя палата) контролируемого республиканцами штата Флорида заявил о намерении отмести все сомнения и принял в целом список избирателей, проголосовавших за Буша. Секретарь штата Флорида, будучи активным членом избирательной кампании Дж. Буша, уже до этого официально утвердил список как победный. Законодатели штата Флорида не вышли за пределы своих юридических полномочий (и даже морально-нравственных), поскольку в статье 2 раздела 1 Конституции говорится о том, что члены коллегии выборщиков в каждом штате назначаются таким образом, «как это определяет его законодательный орган», что наглядно демонстрирует еще одну антидемократическую особенность системы американских выборов[104].

Членов Верховного суда США не выбирают. Судей назначал президент страны и утверждал Сенат на пожизненный срок пребывания в должности.

Сенаторов выбирали законодательные собрания штатов. Прямые выборы членов Сената избирателями были введены только с принятием в 1913 году семнадцатой поправки к Конституции, то есть через 126 лет после Конвента в Филадельфии. Это показывает, что Конституция претерпевает изменения в демократическом направлении, но это требует немалого времени.

С самого начала единственной частью системы государственного управления, которая напрямую выбиралась народом, была Палата представителей. Многие делегаты предпочли бы полностью исключить общественность страны от прямого представительства. Их беспокоило, что на выборные должности на волне популизма попадут демагоги, а это приведет к грабежу и разорению государственной казны и нанесению ущерба классу богатых. Джон Мерсер заметил как-то, что в предложенной Конституции нет ничего более нежелательного и вредного, чем сами «народные выборы». А губернатор Моррис предупредил: «Недалеко то время, когда в стране будет полно ремесленников и фабричных рабочих, получающих хлеб от своих работодателей. Будут ли эти люди надежными и преданными хранителями свободы? …Невежественным и зависимым (читай бедным и неимущим) едва ли можно доверять общественные интересы»[105].

Когда делегаты наконец согласились принять фразу «народ избирает Нижнюю палату», они имели в виду лишь определенную часть населения, из которой были исключены лица, не имеющие собственности, все женщины, американские аборигены и контрактные работники. Также были исключены рабы, число которых составляло почти четверть всего населения. Из тех афро-американцев, кто получил свободу на Севере и на Юге страны, только немногие обрели право голоса.

Заговорщики или патриоты?

В подрывающей каноны книге, опубликованной в 1913 году, Чарльз Бирд утверждал, что авторы Конституции руководствовались своими классовыми интересами. Оппоненты Бирда доказывали, что авторы руководствовались более возвышенными мотивами, чем простая забота о собственных кошельках. Справедливости ради следует отметить, что они были людьми богатыми, напрямую сделавшими свои состояния на политическом курсе, проводившемся в результате принятия новой Конституции. Однако они все-таки руководствовались интересами построения государства, которые простирались значительно выше их собственных интересов классового характера. В подтверждение можно привести слова судьи Холмса: «Человеку не чужды высокие устремления».

Именно в этом состоит суть ситуации: «Высокие устремления нередко свойственны людям, даже тогда, когда они или, в особенности, когда они преследуют свои личные и классовые интересы». Ошибочная посылка заключается в предположении, что стремление построить сильное государство и желание сохранить и защитить свое богатство противостоят друг другу и что создателей Конституции якобы не могли вдохновлять обе эти цели одновременно. На самом деле, подобно многим другим людям, создатели Конституции верили: что хорошо для них, в высшей степени хорошо и для их страны. Их стремление построить сильное государство и их классовые интересы неразрывно сочетаются, и наличие возвышенных мотивов не исключает мотива личной заинтересованности.

Большинство людей верят в свои положительные качества. Создатели Конституции никогда не сомневались в благородном характере своих усилий и их большом значении для будущих поколений американцев. Среди них было много тех, кто ощущал свою приверженность принципу «свобода для всех» и в то же время владел рабами, поэтому они могли одновременно принести пользу — как своей стране, так и своему сословию. Дело не в том, что при построении государства у них не было возвышенных мотивов, а в том, что в их концепции построения государства ничто не противоречило их классовым интересам и значительная часть их концепции действовала как раз на пользу этим интересам.

Создатели Конституции, возможно, были заинтересованы не только в том, чтобы запустить руку в кассу, хотя среди них было достаточно и таких, кто хотел только этого, но они, конечно, стремились защитить интересы богатого меньшинства от трудового большинства. «Конституция, — заметил Стаутон Линд, — стала завершением революции. То, что ставили на карту Гамильтон, Ливингстон и их оппоненты, было не просто улучшением положения в области безопасности. Главным был вопрос о том, какой общественный строй появится в результате революции — после того, как осядет политическая пыль. И какой класс общества окажется в центре политической жизни»[106].

Мелкие фермеры и должники, выступавшие против идеи централизованной государственной власти, которая была бы от них намного дальше местной власти и власти штата, изображались как люди с ограниченным кругозором, руководствующиеся только местными, своекорыстными интересами — в отличие от благородных и возвышенных государственных мужей, которые отправились в Филадельфию[107]. Как и почему именно богатые стали провидцами и основателями государства — это никогда никто не объясняет. Еще незадолго до этого многие из них были сторонниками свободной конкуренции без государственного вмешательства и противниками сильной централизованной государственной власти. Если вдуматься, то шире стал не их взгляд на вещи — шире стали их экономические интересы. Их мотивы были не более возвышенными, чем мотивы любой другой группы общества, которая боролась за свое место и власть в США в 1787 году. Но, располагая свободным временем, большими денежными средствами, информацией и организацией, они добились наилучших результатов.

Можно предположить, что их цели были не эгоистичными, а благородными. Тем не менее делегаты окружили свою деятельность пеленой секретности. Заседания проходили за закрытыми дверями и зашторенными окнами (несмотря на жару). Записи Мэдисона, в которых зафиксирована большая часть дискуссий, по его настоянию были опубликованы только через пятьдесят три года и после смерти всех участников дискуссий. Это было сделано, по-видимому, для того, чтобы не ставить их в неудобное политическое положение[108].

Те, кто настаивает на том, что создатели Конституции руководствовались главным образом благородными и бескорыстными целями, постоянно упускают из виду тот факт, что они сами неоднократно заявляли о своем намерении создать достаточно сильную власть, чтобы защитить богатых от бедных. Окружив дискуссии секретностью, они дали основания для самых крайних, классово предвзятых и порочащих их мнений об их политической ангажированности. Они никогда не отрицали того факта (как это делают их нынешние апологеты), что их целью было уменьшить контроль со стороны народа и оказывать сопротивление любым тенденциям уравнительного подхода к классовому обществу (это называли тогда «уравниловкой»). Их преданность классовым интересам была настолько неприкрытой и общеизвестной, что вынудила делегата от штата Пенсильвания Джеймса Уилсона посетовать на то, что приходилось выслушивать слишком много рассуждений о единственной и главной цели власти — собственности. Воспитание и совершенствование человеческого разума, продолжал он, было самой благородной темой, которая не вызывала возражений ни у кого из его коллег, выступавших в ходе дискуссий.

Если авторы Конституции и стремились ограничить власть путем использования системы «сдержек и противовесов», то, судя по всему, их главной заботой было ограничение власти народных масс при одновременном увековечивании власти собственного класса. Они, по-видимому, придерживались «реалистичного» мнения о хищнической природе человека и охотно излагали подобного рода взгляды, говоря о простом народе. Однако у них образовались весьма оптимистические представления о мотивации действий представителей собственного класса, который, по их мнению, состоял преимущественно из добродетельных людей с «принципами и собственностью».

По словам Мэдисона, богатые люди («фракция меньшинства») не способны принести в жертву права других граждан или поставить под угрозу институты собственности, богатства и беспрепятственного пользования ими, что, в глазах авторов Конституции, составляло главную сущность «свободы»[109].

В целом Конституция сознательно замышлялась как консервативный документ, продуманно обеспеченный системой сдержек со стороны меньшинства с целью противодействовать давлению «приливов» и «волн» со стороны народных масс. В ней были предусмотрены специальные положения для класса рабовладельцев. Она обеспечивала широкие полномочия по созданию государственных служб и механизмов защиты, необходимых для нарождающейся буржуазии. Для авторов Конституции свобода означала нечто отличное от демократии. Она означала свободу вложения капитала, спекуляций, торговли и накопления богатства без какого-либо вмешательства простого народа.

Гражданские свободы, предназначенные для того, чтобы дать всем гражданам право принимать участие в общественных делах, получили слабую поддержку делегатов. Когда полковник Мэйсон предложил создать комитет для подготовки Билля о правах, что заняло бы всего несколько часов, другие участники Конвента, немного подискутировав, почти единогласно проголосовали против этого предложения.

Если Конституция несла на себе печать детища элиты, то как она могла быть ратифицирована? В большинстве штатов против нее сформировалась сильная оппозиция. Но превосходство богатства, организованности и контроля со стороны людей с административным ресурсом и прессы позволило богатым монополизировать Конвент в Филадельфии, и на этот раз им удалось провести успешную кампанию ратификации Конституции. Сторонники идеи федерации использовали против оппонентов взятки, запугивание и жульничество. Более того, Конституция никогда не подвергалась процедуре всенародного обсуждения и голосования. Ратификация проходила на созванных в штатах Конвентах с делегатами, избранными, в основном, из того же слоя богатых людей, что и авторы Конституции. Избиратели же этих делегатов сами отбирались, как правило, на основании имущественного ценза[110].

Демократические уступки

Несмотря на все эти антидемократические особенности, с исторической точки зрения Конституция все-таки имела прогрессивный характер. Обратимся к следующим положениям[111]:

Само существование писаной Конституции с конкретными ограничениями полномочий представляло собой продвижение вперед по сравнению с более автократическими формами правления.

В отличие от положения в Англии и большей части других стран от лица, занимающего государственную должность, не требовалось соответствовать какому-либо имущественному цензу. Для всех государственных служащих были предусмотрены должностные оклады, то есть была отвергнута повсеместная до этого практика, считающая исполнение обязанностей на государственной должности безвозмездной службой. Такую службу могли нести только очень богатые люди.

Президент и члены Законодательного собрания штатов избирались в должности на ограниченные сроки. Никто не мог претендовать на пожизненный срок пребывания на любой выборной должности.

Статья 6 Конституции гласит: «Отныне в Соединенных Штатах не требуется никакого установления вероисповедной принадлежности в качестве ценза при избрании или назначении на любую государственную или общественную должность» — положение, которое представляло собой явный шаг вперед по сравнению с конституциями ряда других государств, которые запрещали католикам, евреям и неверующим занимать официальные должности.

Законы о лишении прав состояния и лишении имущества, то есть практика объявления Законодательным собранием конкретного лица или группы лиц виновными в преступлении или нарушении закона без судебного разбирательства, отныне признаны неконституционными. Также были отменены законы с обратной силой, то есть практика объявления каких-либо действий незаконными и наказания за них лиц, которые совершили эти действия до того, как они были признаны незаконными.

Сторонники новой Конституции признали своей тактической ошибкой факт невключения в нее Билля о правах (десять первых поправок к Конституции) и приняли на себя обязательство незамедлительно принять такой закон как условие ратификации Конституции. Поэтому на первом заседании Конгресса первые десять поправок были приняты, а в дальнейшем их приняли и штаты. Эти поправки вводили ряд гражданских прав, в частности свободу слова и исповедания, свободу мирных собраний и подачи петиций с целью удовлетворения жалоб, право ношения оружия, свободу от необоснованных обысков и арестов, свободу от самообвинения, запрет дважды привлекать к уголовной ответственности за одно и то же преступление, запрет на жестокие и необычные наказания, запрет чрезмерных по сумме поручительств и штрафов, право на справедливый и беспристрастный суд, а также другие процессуальные гарантии.

Билль о правах также запрещал Конгрессу оказывать государственную поддержку любой религии. Религия была отделена от системы власти и могла получать поддержку только со стороны поборников веры, а не налогоплательщиков. Однако последнее ограничение впоследствии на практике часто нарушалось.

Конституция укрепила национальную независимость, она стала победой республиканской формы правления над британским империализмом. Конституция гарантировала установление республиканской формы правления и открыто отвергала монархию и аристократию. Об этом было заявлено в статье 1 раздела 9: «В Соединенных Штатах Америки государство не будет присваивать никаких дворянских званий и титулов». По признанию делегата от штата Мэриленд Джеймса МакГенри по меньшей мере 21 делегат из общего числа 55, высказали свое предпочтение системе власти в какой-либо форме монархии. Однако только некоторые решились на какие-то шаги в этом направлении из опасения протестов народа. Более того, такие делегаты, как Мэдисон, полагали, что стабильность их классового порядка будет лучше обеспечиваться республиканской формой правления. Для буржуазии пришло время править напрямую, без пагубного вмешательства королей и знати.

В ряде обстоятельств в ходе Конвента в Филадельфии собравшиеся там представители, опасавшиеся и не склонные принимать демократию, сочли необходимым продемонстрировать свое уважение настроениям народа (как, например, в случае согласия на прямые выборы Нижней палаты Конгресса). Если авторы Конституции собирались добиться ее одобрения штатами и сделать новую форму правления устойчивой, Конституция должна была завоевать народную поддержку. Несмотря на то что делегаты и их социальный класс имели значительное влияние на события 1787 — 1789 годов, они все-таки были далеко не всесильными. То классовое устройство общества, которое они хотели сохранить, само было причиной устойчивого противодействия народа.

Захваты земли бедной частью населения, мятежи из-за нехватки продовольствия и другие общественные беспорядки с применением насилия происходили на протяжении XVIII столетия почти во всех штатах и в прежней колонии. Подобные брожения народа укрепляли намерение авторов Конституции создать сильную централизованную систему правления. Но это же намерение устанавливало предел тому, что они могли сделать. Делегаты не сделали ничего в интересах народа, скорее — как это было с Биллем о правах — они очень неохотно пошли на демократические уступки, да и то — под угрозой восстания народа. Они сопротивлялись, как могли, и неохотно уступили лишь в том, что, по их мнению, сделать было просто необходимо, и не из любви к демократии, а из страха перед ней, и не из любви к народу, а из благоразумного желания избежать нарушений общественного порядка и мятежей. Поэтому Конституция была результатом не только классовых привилегий, но и классовой борьбы, которая продолжается и усиливается по мере роста корпоративной экономики и усиления системы власти.


Загрузка...