— 1 9 —
Ожидание затянулось надолго, на добрых два часа. За это время Альф успел отоспаться и восстановить самый крошечный запас энергии. Как только он пришел в сознание, то пропищал:
— Каммерер… я вижу свет… Как странно… нам же он не полагается. Неужели я настолько хорошо нес службу?
— Это лампа, — сказал я устало. — Но поработал ты действительно неплохо.
Бес вытянул вперед кулак, который все еще чуть подрагивал от слабости. Ему пришлось поднапрячься, но вскоре кулак свернулся в фигу.
— Вот это ты и получишь, когда в следующий раз вздумаешь обозвать меня бесполезным, надоедливым, гадким, бестактным…
— Ты не бесполезен, — признал я. — Но вот все остальные слова пока еще можно к тебе применить.
Альф приподнялся и осоловело потряс башкой.
— Что должен сделать честный бес, чтобы ты наконец признал и принял безграничное благо, которое он приносит в твою жизнь?
Я задумался. Обвел комнату взглядом и остановился на теле лежащего Смолякова. О том, что под его прической по последнему фасону, теперь крылись удерживающие руны, теперь напоминало только неясное сияние, окутывавшее голову. Ничего страшного, сойдет на нет через пару дней, когда они войдут в полную силу. У аристократов хватает разных эксцентричных причуд, но голова с подсветкой — это что-то из ряда вон.
— Так что же? — не унимался бес. — И лучше обойдись без шуток! Они у тебя все равно несмешные.
Я хотел заметить, что для него апофеоз юмора — это трюки уровня «потяни за палец», но не стал. Разволнуется, бедняга, опять начнет верещать, а в его ослабленном состоянии это чревато не самыми приятными последствиями.
— Если перестанешь лазить в котлы с похлебкой и подглядывать за Фимой, когда она принимает ванну, я подумаю, так и быть, — наконец огласил я свое решение.
Альф нахмурился и вновь продемонстрировал фигу.
— А вот хрен тебе! Почти всех доступных удовольствий в жизни я лишаться не собираюсь.
Я развел руками.
— Ну, тогда и почестей не требуй.
Раздалось громкое, раскатистое ворчание. Я рефлекторно вскинулся. Энергия мигом перенаправилась в руки, кончики пальцев закололо маленькими иглами. Неужели Смоляков не только оклемался, но и приготовился ко второму раунду? Руны, которые я нанес должны были его сдержать… да, пока что их воздействие довольно хрупкое, но и резерв Ильи Олеговича порядочно истощился… Если только Великий Соня не залил ему полные баки.
Ворчание повторилось, на сей раз оно стало даже более требовательным. Жадным. Но Смоляков лежал все так же безмятежно, даже не двигался с места. Я потер ладони. Ложная тревога. Альф неловко усмехнулся.
— Почести на хлеб не намажешь, Каммерер, это тебе не гусиный паштет. Кстати, о паштете. Если я тебе не нужен, то сейчас вернусь.
Не дожидаясь, он кое-как поднялся на ноги и вяло замахал крыльями. Мы угодили в отнюдь не веселую ситуацию, но от его попыток взлететь невольно пробивало на смех. Сейчас Альф очень походил на несуразную муху, разбуженную неожиданным потеплением в октябре.
— Хьюстон, у вас проблемы? — насмешливо поинтересовался я.
— Да когда это у меня их не было, — проворчал он в ответ и полетел прочь из комнаты. Обычное проворство его покинуло — двигался бес с грацией хорошо надутого дирижабля.
Пока он пробирался по соседней комнате, там все время что-то падало и разбивалось, но потом наконец наступила тишина. Надеюсь, Смоляков не слишком трепетно относится к предметам обстановки и ничего особо ценного напоказ не выставляет.
Впрочем, подозреваю, что после сегодняшней ночи он вообще охладеет к материальным ценностям. Илья Олегович все еще дышал прерывисто, временами всхлипывал, как будто ему снились ночные кошмары. Отголоски грез Великого Спящего, мать его трижды. Но руны уже делали свое дело. Тяжелый болотный морок, затягивавший ауру Смолякова, терял свою плотность. Рассеивался, как тают тучи после долгого дождя. Полностью он не уйдет никогда — как ни грустно это признавать, но слово кальмара-переростка имело большую силу. Но по крайней мере, от физических мучений я смогу его избавить. Вот с уроном, который понесет психика, будет сложнее — с ним Илье Олеговичу придется справляться без моей помощи. Это сугубо личный бой.
Тем временем что-то похожее на бой разворачивалось наверху. До моего слуха донесся звон разбитого стекла, а потом загремел раскатистый бас:
— Ты что творишь, собака? Мародерствовать в доме хозяина не позволю! Вот я тебя щас! Кастрюлю на башку надену, вот и посмотрим, как ты будешь летать по приборам! В условиях нулевой видимости!
Судя по голосу, его владелец был чрезвычайно зол.
— Глаза разуй! — заверещал в ответ Альф. — Я что, похож на собаку?
— А я почем знаю? — рявкнул бас. — Нынче всякие породы развели, может, и такое чудовище, как ты, кому-то по душе придется! А ну пшел прочь, пока не получил граблями!
Альф запищал. Что-то снова жалобно зазвенело — похоже, грабли и правда пошли в ход. Похоже, делать нечего, придется подняться наверх — без меня переговоры установить не получится.
Я еще раз удостоверился, что Смоляков лежит смирно, и поднялся. Размял затекшую шею. Над Альфом смеялся, а сам, кажется, не лучше — все суставы еле живые. По отдельности еще можно терпеть, но все вместе — это, что называется, смерть от тысячи порезов. Уже на лестнице я услышал истошный крик:
— Уймись, старый дурень! — завопил бес. — Мы твоего хозяина из беды выручаем, жилы рвем, с ног валимся, а взамен что? Взамен ты машешь этой хреновиной!
Этот аргумент сработал, потому что дальше криков не последовало, только неразборчивое бормотание. Я вернулся обратно к спуску в подвал и принялся ждать. Маленькому гаду все-таки от меня достанется. Таких почестей огребет, что запомнит минимум на тысячу с лишним лет. Выполз наружу и позабыл даже про наипростейший покров скрытности. Непозволительная ошибка.
Вскоре послышалось хлопанье крыльев, и Альф спустился. В полутьме его глаза светились.
— Ну что, получил? — спросил я. — Это еще не все.
Бес потер изрядно раздавшееся пузо.
— Это стоило того, так что делай что хочешь. Я такого прекрасного рассольника налопался, что мне теперь сам черт не брат.
И действительно, он выглядел настолько довольным, что даже лупить его не хотелось. Если жертва на тебя не реагирует, веселье сразу пропадает.
— Да нет же, — вздохнул я. — Черт-то тебе как раз и брат, и сестра, и мать и все прочие родственники. Лучше объясни, с кем ты там успел поцапаться?
Палец беса вытянулся и указал в провал люка.
— С ним.
Я присмотрелся. Оттуда, сверху на меня смотрело встревоженное лицо.
— Кто здесь? — зычно выкрикнуло лицо. Глаза его подслеповато щурились. — А ну-ка вернись сюда, паскуденыш! Куда ушмыгнул?
— Здесь свои. — ответил я, — Спускайтесь, будем знакомиться.
Примерно через полчаса мы с мужиком стояли в главной комнате подвала. Перед нами на постели лежал Илья Олегович. Сейчас, если бы не свечение вокруг головы, он бы ничем не отличался от обычного человека, решившего прикорнуть после работы.
— Вы уж простите, барин, что все так получилось, — виноватым тоном сказал мужик. — Я ж не знал, что вы тут будете. Обычно-то Илья Олегович, когда дурной час подходит, не пускает к себе никого. Только я и вхож, потому как уже привык ко всякой чертовщине.
— Обойдемся без титула «барин», — сказал я твердо. — Просто Андрей Александрович. Из рода Митасовых.
Я протянул ему руку, и мужик после небольшой заминки пожал ее. Рука у него была крепкая, в мозолях, пятнах грязи и вздувшихся венах.
— А я Кирилл, — представился мужик. — Служу дому Хмарских вот уже… — он задумался, — тридцать девятый год пошел.
Я кивнул. По моим прикидкам ему как раз можно было дать около шестидесяти, максимум шестьдесят пять. Но физический труд на свежем воздухе явно пошел Кириллу на пользу — низкий, коренастый, с окладистой седой бородой, он сам как будто был изготовлен из того же дерева, которым так сильно пахло на даче у Смолякова. Настоящий горняк-рудокоп, которых так любили изображать в сказках и небылицах моего мира. Разве что красовался на нем рабочий комбинезон, точно так же запачканный землей.
— Рад знакомству, Кирилл, — сказал я ему, качнув рукой, после чего перевел взгляд на все еще дремлющего Смолякова.
— Вам удалось его вылечить? — шепотом и с надеждой спросил меня слуга Ильи Олеговича. Я не любил врать людям просто так. Не имел такой привычки. Если вопрос касается моего выживания или достижения конкретной цели, как в борьбе против Донована Кесслера — это другой разговор. А таким простым, как Кирилл тут уже увольте.
— Нет, — сказал я прямо. — К сожалению методов лечения такой хвори либо я не знаю, либо еще не изобрели. Но, боюсь, то, что творится с Ильей Олеговичем — навсегда.
— Ой-йой-йой… — вздохнул Кирилл. — У них славная семья. Все мужчины отличались справедливостью, соблюдением кодекса чести и дворянством с большой буквы. Не то, что сейчас, знаете ли, Андрей Александрович.
— Даже прадед? — не удержался я.
— Ну, — Кирилл пожал плечами, мол, что тут уже скажешь. А так и было, что все всё понимали и обсуждать это даже не приходилось. — Я про последние поколения, которым служу верой и правдой. Никогда слуг не обижают, всегда есть еда, кров и одежда. Как копейка лишняя есть — так и не скупятся, всегда старались подчиненных радовать и баловать. Так и мы семейству Смоляковых отвечаем тем же. Для нас, для простого народа, в этом мире тяжело житие, знаете ли.
А я знал не понаслышке. Не надо даже быть «простым из народа». Достаточно оказаться на улице и все сразу становится ясно, как светлый день. Но этот вопрос еще можно будет решить, но попозже.
Если я вообще когда-нибудь соберусь разбираться с местной системой правления. Пока что и без того забот выдавалось по горло.
— Но, — продолжил я, — теперь Илье Олеговичу будет попроще. Я сделал так, чтобы его мозг, — я постучал себя пальцем по виску, — оставался при нем. Да, он все еще будет страдать от превращения, но по крайней мере сможет находится на своей территории в сознании и заниматься делами, а не вести себя, как дики зверь.
— Это… — Кирилл замялся, нахмурив брови, словно оценивал то, что я сказал. — Это прекрасная новость! Лучше так, чем слушать вытье по ночам. А тут, глядишь, в шахматы или шашки сыграть можно будет… и не самому против себя, а с Ильев Олеговичем. Ну и что, что в облике зверином, голова ведь работать будет!
Будет, если он себя первое время начнем сдерживать и держать в узде звериную ипостась. И я очень надеялся, что так и будет, если это осьминогоподобное существо не вздумает снова чего-нибудь выкрутить.
Мы поболтали с Кириллом еще, наверное, с полчаса. Он рассказал мне про эту усадьбу, про быт и про свои обязанности. Все, как и везде. Газон косит, кусты стрижет, за благосостоянием приглядывает. Только вот все чаще суставы ломит и годы уже не те. Раньше за день успевал ого-го, говорил он, сколько переворотить, а нонче дай бог, если половину успевает.
Я пожал плечами. Увы, от этого обычному человеку никуда не деться, потому что так устроен наш организм. Недостаток это или благо решать явно не мне.
Смоляков поерзал в очередной раз на кровати и приоткрыл глаза.
— Расшумелись тут, — пробурчал он. — Бу-бу-бу и бу-бу-бу. Поспать честному человеку не дают.
— А быстро он в себя пришел после той синей лабуды, — подал голос Альф.
— Опять ты! — чуть ли не вскочив с постели выкрикнул Кирилл.
— Спокойнее, — сказал я. — Это мой помощник. Он бывает иногда крайне ворчлив, вреден, язвителен и, прямо скажем, неприятен…
— Э! Кто это тут еще неприятен⁈
— … но в целом является крайне полезным и надежным другом, так что прошу простить его наглость, — Кирилл расслабился и присел обратно на край кровати.
— А вас, Альфред фон Тирпих, я еще попрошу мне доложить и изъясниться на основании чего вы позволили себе нарушить договоренность скрываться от людских глаз и не пугать мирный люд. И уж тем более своенравно разгуливать по чужим угодьям.
Альф несколько секунд молчал, явно переваривая сказанную мной речь.
— Ваше сиятельство, — съязвил он, потому что голос так и был переполнен иронией и желчью, — а вы точно головой не прислонились, когда задание выполняли?
— Больно он у вас разговорчивый, — заметил Кирилл, отчего я улыбнулся. Эта фраза настолько прилипла к Альфу, что слышал я ее буквально почти от любого человека, который с ним сталкивался.
— Не отнять, — сказал я. — Как ваше самочувствие, Илья Олегович? — обратился я к Смолякову, который прикрыл глаза рукой и лежал на спине.
— Голова раскалывается. И челюсть нижняя ноет так, словно ее вырвали и вставили обратно.
Рассказывать Смолякову о том, во что он теперь будет превращаться я не торопился. И о том, что процесс с его челюстью примерно так и происходил тоже. Всему свое время. Главное это то, что теперь Смоляков будет больше человек, чем животное в полнолуния. А дальше все зависит сугубо от него.
— Мож водички, батюшка Илья Олегович? — спросил Кирилл.
— Водочки лучше, грамм двести.
— Сейчас! — подкинулся его слуга. — Я как раз самогон откупорил свежий. Чистый, как слеза! С перчиком острым. Сейчас принесу, сразу полегче станет. Сейчас, барин вы наш драгоценный, никуда не девайтесь, — Кирилл поспешил по лестнице, держась за поручень.
— Да куда уж я денусь, — прохрипел Смоляков, после чего снова приоткрыл глаза и посмотрел на меня. — Как прошло?
Я неоднозначно покачал головой.
— Сомнительно, но пойдет.
Илья Олегович хмыкнул себе под нос.
— Очень информативно, Андрей Александрович.
— Если конкретнее, то вы мне чуть голову не оторвали, а я вам, милейший, собирался вонзить серебряный кол в сердце, но как-то обошлось, — выдал я легкий каламбур. — А если серьезно, то проклятье страшное на тебе висит, Илья. Я не знаю ни одного человека, который способен был бы его снять.
— Ясно, — вздохнул Смоляков.
— Однако, я кое-что сделал, что было в моих силах и теперь ты будешь оставаться в сознании. По первым временам будет тяжело, но чем дольше ты сможешь находиться в людском сознании — тем проще тебе будет в последствии оставаться с ним всегда.
— Что ты имеешь ввиду? — спросил он, нахмурив брови.
— Ты говорил, что, когда обращаешься, то перед глазами, словно красный туман и ты себя не контролируешь.
— Верно.
— Теперь будешь. Тело будет меняться, но оно будет тебе подконтрольно. Как-то так.
Он положил голову на подушку и лежал молча какое-то время. Пока наконец тяжело не вздохнул и не сказал:
— Лучше, чем ничего.
— Я тоже так думаю, — сказал я ему. — Тем более, что это хороший способ узнать о твоей проблеме побольше. Попробуй найти книги, в которых описывается огромное существо в виде осьминога или кальмара. Поищи религиозные трактаты, узнай, что оно такое. Возможно, где-то среди всего этого добра может и найдется зацепка, как снять проклятие той жрицы.
Рассказывать о встрече со Спящим я не хотел. Кто его знает, что захочет с собой сделать человек, если узнает, что он проклят благодаря своему прадеду каким-то древним хтоническим существом, о котором знали лишь какие-то поехавшие культисты в лесу.
И где только эти веруны находят информацию про подобные вещи? Я никогда не мог себе представить как они это делают. И зачем потом разносят ересь.
На мои слова Илья Олегович снова хмыкнул
— Может твоя правда. Надо будет изучить вопрос.
— То есть, ты никогда раньше не задумывался об этом?
— Я задумывался о том, как снять проклятье, но никогда не думал о том, чтобы узнать о ее первоисточнике.
Я пожал плечами.
— Это может ничего не дать. Тем более, что есть проклятия, которые не снять никакими потугами. Твое, мне кажется, одно из таких. Я говорю так, как думаю, Илья Олегович. Не в моих интересах приукрашивать картину.
— Я понимаю.
— Но, по крайней мере, сможешь лучше понять природу.
Дверь в подвал снова отворилась. Шаркая подошвами, Кирилл спустился по лестнице с серебряным подносом, на котором был литровый хрустальный графин с прозрачной жидкостью, а на дне плескался красный жгучий перец. Он спустился, поставил разнос на небольшой столик. На разносе также я увидел несколько быстро состряпанных закусок в виде бутербродов из рыбы с яйцом и зеленью, бочковые огурцы с помидорами и свежие фрукты.
— Ну-с, — сказал Кирилл, — за вас, молодые господа. Оставайтесь во здравии долгие года!
Я подал небольшую хрустальную рюмку Илье Олеговичу, в которой налито было по самые края, не разлив при этом не капли.
— За здоровье, — поддержал я Кирилла.
Потому что здоровья много не бывает.
К слову, о здоровье… надо будет заехать и узнать, как там Анна Штейн. Пора бы ее и к выписке попросить. И еще неплохо было бы узнать как там дела у Аиды, а то тоже куда-то пропала.
Меня прострелила мысль, от которой захотелось не то смеяться, не то скорее поспешить домой. Да, конечно же я знал, что демоны в целом бессмертны, если их сущность не поглотить, но вот как долго они могут быть прикованы в подвале без света, еды и воды — тоже интересно.
Кирилл снова разлил по рюмкам.
Но не могу же я так быстро покинуть маленькое застолье.
— За долгие дни и приятные ночи, сэй, — сказал я и поднял стопку.