ДВЕНАДЦАТЬ Тайна Колеса



Самис закричал и отпрянул от боли, сжимая глаза.

Калвин запнулась, но заставила себя петь. Темные чары шипели и плевались, ее губы онемели, словно с них капал яд. Самис упал на колени, вдавил кулаки в глаза. Его рот растянулся от боли.

Калвин мысленно, не переставая петь, сформировала слова:

Где Колесо?

Самис застонал и покачал головой.

Где оно? — требовала Калвин.

Слезы лились по ее лицу; весь самоконтроль уходил на ровное дыхание. Ее сердце колотилось в груди.

Самис теребил рукой застежки на жилете, другая рука прижималась к глазам. Калвин шагнула вперед, отпрянула, не зная, стоит ли помочь ему. Темные чары окружали их. Калвин ощущала тошноту и головокружение, она сжала подоконник, чтобы не упасть.

Наконец, Самис вытащил что-то из жилета. Кусок темного камня казался маленьким в его большой ладони. Он бросил его на пол, сжался от боли. Калвин слышала лишь его стоны:

— Прошу… прошу…

Она бросилась и схватила половину Колеса. Как только она оказалась в руках Калвин, она перестала петь. Из шума в башне осталось только дыхание Самиса. Он прижимал ладони к глазам, меж его пальцев текла кровь. Калвин сползла по серебристой стене. Она склонилась, ее стошнило меж колен, ее тошнило до тех пор, пока в ней ничего не осталось.

* * *

Дэрроу, брат? Ты проснулся?

— Пусть спит, — взмолилась Кила тихим голосом. — Ему нужен отдых.

Но нужно и услышать это. Дэрроу, брат мой, проснись!

Дэрроу глубоко дышал, укутанный спальными шкурами. Он уснул за жалким ужином, пока за палаткой бушевала снежная буря, и Кила с Халасаа укрыли его шкурами. Но теперь он резко проснулся, взгляд был встревоженным. Он прохрипел:

— Что такое?

Я услышал ее.

— Калвин? — Кила смотрела то на одного, то на другого. — Калвин говорила с тобой?

Халасаа покачал головой.

Она не кричала нам. Ей больно.

— Больно? — резко сказал Дэрроу. — Где она? Что происходит? Ты ее еще слышишь?

— Она с Самисом? — спросила Кила.

Не знаю. Я звал ее, но она не слышит меня, она далеко. Но боль… боль была в ее сердце, не в ее теле.

Дэрроу провел рукой по глазам.

— Как далеко мы дошли? Долго еще до Спарета?

Еще далеко. Но эта река ведет в разрушенный город.

— Вот, выпей, — Кила вложила в его немеющие ладони чашку с отваром. — Халасаа грел у костра.

Мы зайдем завтра дальше, когда буря пройдет, — Халасаа коснулся плеча Дэрроу. — Ветер уберет снег со льда.

— И чары Мики не нужны, — руки Дэрроу дрожали, пока он пил отвар.

— Нам пора спать, — сказала Кила. — Но нужно больше топлива для огня. Твоя очередь или моя, Халасаа?

— Не выходи, — Дэрроу опустил чашку. — Я спою больше дерева в палатку, — он уже так делал, притягивал дерево, чтобы им не нужно было ходить по снегу.

Как обычно, Дэрроу раскрыл рот, чтобы прорычать песню магии железа. И хотя он пел слова и ноты, чары не работали. В тот миг Дэрроу понял, что потерял остатки сил. Он не говорил, но что-то изменилось на его лице. Он за миг будто стал на десять лет старше.

Кила сглотнула.

— Я схожу, — прошептала она. — Мне нужно провериться.

* * *

Калвин не знала, сколько сидела над разбитым диском из черного камня. Она заметила, что Самис перевернулся и наблюдал за ней сквозь опухшие веки, обрамленные темной корочкой крови. Он моргнул, медленно закрыл глаза, кривясь, судорожно дыша от боли.

Калвин не могла на него смотреть. Она вытащила свою половину Колеса из-под туники, где в кармане она пролежала с отбытия из Антариса. Ее ладони дрожали, пока она сдвигала две половины.

Самис прошептал:

— Ты не была готова. Когда ты спросила… я догадывался, что у тебя есть вторая часть. Та, что отдала мне это, верила, что Колесо — предмет силы. Вот и увидим правду… Сделай его целым, моя королева!

Калвин удерживала половинки вместе, по руке на каждой, и спела песнь железа, чтобы соединить два куска. Трещина посреди маленького диска срасталась и пропала. Когда Колесо стало целым, Калвин сжала его, погладила камень пальцами, посылая в диск исцеляющую магию Становления. А потом она опустила Колесо на колени и убрала руки.

Она смотрела на предмет силы, жуткий секрет, который Высшие жрицы Антариса оберегали поколениями, камень, что остановил весну и выпустил на Тремарис снежную болезнь.

Колесо лежало безжизненно на ее коленях. Оно было мертвым. Горн пульсировал жизнью и силой, даже когда на нем не играли; он всегда был заряжен магией. Но Колесо таким не было. В нем не было силы. Починка ничего не изменила. Там не было магии.

Крепко сжимая Колесо, Калвин подбежала к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Снег сыпался сильнее, чем раньше, скрывал серебряные шпили и купола. Тяжелые тучи закрыли небо. Пока она смотрела, иней покрыл окно. Мир погружался в зиму; колдуны все еще болели. Дэрроу умирал. Она слепо направила все надежды на простой кусок гранита. Она была Поющей все песни, но ничего не могла сделать.

Звук позади заставил ее обернуться. Самис сел, убрал руки от лица, и Калвин увидела, что он не всхлипывал, а тихо посмеивался.

— Молодец, маленькая жрица! — его низкий голос гудел гордостью. — Я думал, ты испугаешься. Но Поющая все песни должна принимать и тьму, и свет. Не бойся тьмы, Калвин. Во тьме есть сила.

— Но в Колесе нет силы! — завопила Калвин. — Ничего не изменилось! Ничего! — она повернулась к стеклу. Тени снежинок плясали на ее глазах, ее голова была тяжелой. Она убрала бесполезное Колесо в карман.

Голос Самиса разочарованно зазвучал за ней:

— Так твои жрицы ошибались. Камень без силы, — он подошел и поцеловал ее в лоб. — Но ты проявила себя сегодня, моя королева, моя императрица! В тебе течет сила. День за днем я наблюдал, как она растет, но теперь она наполнила тебя, — он понизил голос. — Я едва могу на тебя смотреть. Ты все-таки Поющая все песни, — он сжал ее ладони и закружил. — Это новый рассвет Тремариса! Старые боги мертвы. Мы — новые боги!

Они кружили по башне, пока у Калвин не закружилась голова, пока не слились звезды и луны. Ее длинная коса распустилась, волосы рассыпались по плечам. Самис остановился, и она врезалась в него, тяжело дыша, и он обвил ее рукам и прижал к себе. Она подняла голову, его сердце бешено колотилось под ее ладонями. Белки его глаз были желтыми с красными точками, где их пронзили кусочки льда. Он убрал волосы с ее лица ладонями в крови и прошептал:

— С тайнами Десятой силы и нашим могучим кораблем нам все будет подвластно. Забудь Тремарис! Мы сможем бросить замерзший, пустой и больной мир гнить. Вместе, моя Калвин, мы с тобой… — прошептал он, — будем править мирами за звездами.

Калвин не могла отвести от него взгляда. Она подумала, что он безумен. И вдруг она притянула его лицо к себе, целовала его окровавленные глаза снова и снова, его лоб и губы. Она ощущала соль. Кровь Самиса. Слезы Самиса. Одна его ладонь оказалась в ее волосах, другая сползала по ее телу. Калвин прижалась к нему.

— Моя королева, — прошептал он. — Моя маленькая императрица, — он вскочи, сжимая ее ладонь, и потянул ее по спиральной лестнице в комнатку, где она еще не была. — Я покажу тебе величайшую тайну…

Комнатка на вершине башни была окружена бесшовным окном с низкой полкой под ним. Группа стульев с высокими спинками стояла кольцом лицами к изогнутому окну.

Самис широко раскинул руки, словно пытался обнять комнату и все в ней, его темный плащ развевался вокруг него.

— Тут Древние управляли кораблем! Подними его для меня, Калвин, моя королева! Пусть Спарет взлетит!

Он усадил ее в кресло с высокой спинкой. Калвин сжала подлокотники. Ее ладони глубоко погрузились в мягкий металл и застряли там. Ощущение было странным, но не неприятным, она словно оказалась в холодном желе. Она ощутила слабое покалывание магии на кончиках пальцев, прохладный материал кресла воспринимал магию. Она интуитивно поняла, что эти кресла работали как усилитель, сплетая и увеличивая силу певчих, что сидели там.

Самис сел в кресло рядом с ней, и материал сковал его руки до локтей. Он посмотрел на Калвин кровавыми слезящимися глазами.

— Пусти меня, — прошептал он. — Пусти.

Калвин смотрела на него, ощущала его кровь на языке. Туман горя в ее голове рассеялся, словно подул холодный ветер.

— Самис? — прошептала она, но он отклонился в кресле, на лице была маска транса. Он загудел ровную песню, и со странным спокойствием Калвин присоединилась к нему.

От заряда силы кресла и пол комнаты задрожали, трепет дошел до основания башни. Двое певчих исполняли магию, что освобождала нечто застрявшее, и Калвин ощущала, как магия накапливается под ней, словно она была на вершине вулкана Дорьюса, и он собирался извергаться. Она пыталась сжать подлокотники, но пальцы лишь погрузились глубже в мягкий металл.

Башня содрогалась, их окружил гул, словно фундамент города пытался освободиться. Город, серебряный корабль, словно дерево, вырывали из земли с корнями. Калвин видела в окно, как падают деревья, поднимаются клубы пыли, пока корабль отрывался от земли, где пробыл так долго.

Голова Самиса откинулась, его закрытые глаза были кровавыми щелями. Калвин сидела прямо на краю кресла, нервы покалывали. Гул стал ревом, что заглушил их пение. Зубы Калвин стучали, волосы упали на лицо. Но они с Самисом пели, и сила накапливалась. Как-то раз Калвин призвала чары, которыми не могла управлять, и это чуть не уничтожило ее. Эта магия была близка к той силе, и она молилась, чтобы Богиня защитила ее.

Дрожь стала такой, что казалось, что Спарет развалится на куски, и корабль вырвался. Калвин вжало в кресло, но она сразу ощутила невероятную легкость, большой серебряный корабль поднялся в воздух. Все чудом утихло. Гул и стоны пропали, осталась их горловая песня железа. Калвин склонилась вперед. Огромный серебряный корабль оторвался от земли, повис над лесом. Внизу был огромный кратер взрыхленной земли, где раньше был город, белое море заснеженного леса окружало его. Снег падал в кратер, буря угасала.

Глаза Самиса были зажмурены, лицо было серым. Он не разделял восторга Калвин. Она поняла, что его голос пропал, она пела одна. Корабль был в ее власти.

Она немного изменила песню, и корабль спикировал к земле и пронесся, почти задев верхушки деревьев. Плоская серебристая извилистая река оказалась под ними. Калвин плавным движением вырвалась из кресла и бросилась к низкой полке под изогнутым окном. Продолжая петь, она сжала часть серебряной полки. Она снова изменила чары, и полка оторвалась и полетела в окно. Калвин пригнулась, ожидая осколки стекла, но окно раздвинулось и соединилось, как мыльный пузырь.

От ледяного воздуха снаружи она охнула. Длинная серебряная полка повисла, и Калвин сжимала ее, волосы развевались. Она замолчала, и полка оторвалась от корабля и полетела к деревьям. Ноги Калвин задели снежные ветви, и полка замерла. Калвин повисла в воздухе на миг, а потом рухнула, сбивая снег с ветвей по пути.

Ее поймал высокий сугроб. Она прижалась к стволу дерева, в ушибах и синяках, но без серьезных ран. Она тут же поднялась. Лишь мгновение назад она сидела в кресле с высокой спинкой. Корабль парил над головой Калвин, большая и круглая серебряная тарелка. Казалось, одна из лун склонилась, чтобы поцеловать Тремарис. Неровное дно корабля было низко и медленно опускалось к ней. Калвин откинула голову и запела изо всех сил.

Сила чар поднялась в ее теле, словно за ней был весь Тремарис. Ее голос был сильнее и увереннее, чем когда-либо, двойные ноты железной магии слетали с ее губ гудением. Магия трещала на ее поднятых ладонях, слетел а с пальцев, чтобы помешать Спарету, кораблю, что принес Древних из-за звезд.

Серебряная тарелка замерла и принялась медленно отступать. Темная бахрома ночного неба появилась по ее краям, и просвет увеличивался, серебряный диск поднимался все выше. Когда он стал размером с ее ладонь, Калвин ощутила укол сомнений. Магия железа толкала от земли. Если корабль подвинуть дальше, он не рухнет без чар? Может, чары ветра будут безопаснее?

Но магия в ней оставалась сильной, и она пела, толкая корабль выше. Теперь он был размером с самую большую луну в сезон урожая, а потом размером с ноготь на ее большом пальце. И вдруг связь оборвалась. Сила магии железа натянулась до предела. Калвин задержала дыхание и смотрела сквозь кружево прутьев.

Но корабль не падал. Крохотный серебряный шарик окружил синий огонь. Самис исполнял чары? Он помогал ей убрать корабль подальше? Калвин не знала такие тайны Спарета, Самис не показал ей другие приборы.

Маленькая яркая сфера не стала больше. Кольцо огня вокруг нее вспыхнуло на миг. А потом огонек унесся в ночи с хвостом бирюзового пламени. Через миг все пропало во тьме меж звездами, оставив лишь давний мрак.

Калвин смотрела на небо. Она подумала о Самисе, одном в большом корабле, несущемся мимо лун и океана звезд. Он мог смотреть из окна круглой башни опухшими глазами, как сине-зеленый шарик Тремариса становится все меньше, зная, что не вернется. Он останется в том пустом океане навеки, будет одиноко бродить по комнатам и кладовым пустого корабля. Она правильно поняла, что он от нее просил? Если он еще не обезумел, такая жизнь точно сведет его с ума.

Калвин поежилась. «Одному быть непросто… моя королева, моя императрица…». Она закрыла лицо руками.

А потом стерла слезы с лица. Ее рука болела, она ушибла ее при падении. Она прижала ладонь к ушибленному месту. Она даже не старалась призвать силу Становления, а магия уже покалывала на пальцах, ее рука согрелась. Боль быстро прошла. Царапины не страшили ее, но она помогла опухшей лодыжке и закрыла глубокий порез на голени.

Она заметила темный силуэт на снегу. Колесо выпало из ее кармана, и она склонилась к нему. Марна ценила его, и только поэтому она должна была относиться к нему с уважением. Она стряхнула снег с поверхности, и словно в ответ на краю диска расцвели символы. Она не заметила резьбу до этого, а потом вспомнила царапины, что были на поверхности Колеса. Но раньше в них не было значения. Было слишком темно, чтобы разглядеть их, и резьба с трудом ощущалась под пальцами.

Калвин спела гулкую песнь огня, которую выучила с Самисом, и желтая сфера света вспыхнула у ее плеча. Она осторожно склонила Колесо, чтобы различить резьбу, и свет упал на край диска. Она увидела метки Десятой Силы.

Калвин провела по символам пальцем, озвучила знаки. То были не чары, а слова:

«Когда Поющая все песни станцует, а танцующие запоют, явится Богиня и исцеление мира. Этот мир дышит песнями, как мы — воздухом, и пьет танцы, как воду, а песня и танец — единая музыка».

Калвин опустила Колесо. Это была тайна! Послание, скрытое знаками Десятой силы, Марна знала, что тут был ответ. Но что он означал? Танцующие споют… Танцевать могли лишь целители Древесного народа. А у них не было голосов. В этом не было смысла.

— Тарис, помоги! — прошептала Калвин. Но Богиня не ответила.

Ладони Калвин онемели от холода, она чарами сделала из шара огня плащ тепла, укуталась в него. Поющая станцует, а танцующие споют. Тот, кто сделал Колесо, знал о поклонении Богине и Силе становления Древесного народа. Послание просто просило о гармонии между народами Тремариса? Но Калвин была уверена, что слова нужно было понимать буквально.

Она слабо улыбнулась, вспомнив, как Брайали говорила ей не тратить время на пророчества… Брайали. Воспоминание эхом донеслось до Калвин. Брайали сказала кое-что еще в ту ночь. Калвин тогда не внимательно слушала, а теперь пыталась вспомнить слова мудрой женщины.

Ночь была холодной и ясной, и Калвин посмотрела на кусочек темного неба за деревьями. Она узнала созвездие Колокола, что сияло весной. Хоть внизу еще была зима, звезды танцевали в правильном темпе.

Раньше там проходили танцы. На стенах пещеры у Узла вод были фигурки.

Танцующие кружились и топали, озаренные огнями. Гул барабанов, мелодия флейт. И голоса вдали — все сестры Антариса пели вместе.

Пение и танец были одной музыкой, магией, в которой сплетались лед и огонь, ветер и железо, искра жизни и холод камня.

Три воронки, три потока воды становились одним целым.

Свет звезд в глубинах Узла вод, живой свет в сердце Калвин.

Зазвучал голос Брайали:

«Мир танцевал рука об руку: люди, деревья, земля, море, луны, звезды… без начала и конца… Мир дышит песнями и пьет танцы».

И старая песня Мики с островов, где она родилась: «Из реки — в море, из моря — дожди, из дождей — река…».

Ее мать и отец создали новую жизнь, соединив две воронки. Потому у Калвин было две нити магии.

Ясная нота вдруг прозвенела в небесах, словно по наковальне стукнули серебряным молоточком. Калвин лежала на спине в снегу, но не ощущала холод, пока глядела вверх огромными глазами. Самая яркая звезда на вершине Колокола, звезда под названием Ленари, вспыхнула бело-голубым, а потом стала золотой, когда нота утихла. Звезды зазвенели, каждая вспыхивала, пока пела. Калвин лежала и едва дышала, внимая песне звезд, глядя, как их пение разносится по темному небу, каждая нота была золотым знаком в серебре.

Калвин раскрыла руки, и музыка звезд укутала ее и понесла в свет.

* * *

Когда она проснулась, мир кружился. Она встала, стряхнула с одежды снег. Она не замерзла, уснула на миг. Она откинула голову и закричала от радости посреди леса:

— Дэрроу! Халасаа! Дорогие, я знаю, что делать — она знала, что они были далеко и не слышали, даже мыслями, но слова сами вырвались из ее тела.

Она знала, как спасти Тремарис и его певчих. Она знала это с той же уверенностью, что и чары льда, знания были в ее костях, вырезаны в ее душе золотым огнем. Говорила с ней Богиня, духи Узла вод или древние чары Колеса, она не знала, но значения не было.

Калвин осторожно убрала Колесо в карман туники, заплела волосы и обвила косой голову. Гребень мамы еще был в ее кармане, и она закрепила им волосы. Она высоко подняла голову. Как и сказал Самис: она уже не была девочкой.

Пора идти. У нее не было еды, плаща или коньков. Ни лодки, ни саней…

Она развернулась. Кусок серебряной полки лежал в стороне. И она была недалеко от реки.

С чарами на губах Поющая все песни отправилась в путь.


Загрузка...