ОДИН Горькие шипы



Лес был белым полотном с полосками угля и голубыми тенями. Под деревьями намело сугробы, каждую ветку покрывал серебристый иней. Мороз продолжался день за днем, небо было ясным, голубым. Тут и там в снегу виднелись следы птиц и норки, но медведи и другие звери спали, ждали, когда их разбудит тепло солнца. Они не знали, что зима затянулась, что весна уже должна была наступить.

В тишине леса двигались только три фигурки, тени на снегу, их дыхание вырывалось паром.

Калвин спрятала темную косу в капюшон плаща с меховым подбоем и забрасывала снегом останки костра. Дым и пар поднимались с шипением. Полдень, но свет солнца был слабым, где проникал сквозь деревья.

Лицо Калвин болело от холода, а глаза — от того, что она постоянно щурилась. Под плащом у нее была теплая куртка, плотные штаны и слои шерстяной одежды. Острый охотничий нож висел в ножнах на поясе, с шеи свисал на серебряной цепочке деревянный сокол. Варежки из кроличьей шкурки защищали ее ладони, шерстяной шарф отчасти скрывал лицо. Ее темные глаза внимательно наблюдали из-под прямых бровей. Калвин нынче редко улыбалась.

Покачиваясь на железных лезвиях, пристегнутых к ее сапогам, Калвин хрустела снегом, двигалась к товарищам на берегу замерзшей реки. Она была выше, сильнее и, в свои восемнадцать, чуть старше юных друзей. Это было ее путешествие. Она думала, что вела их домой: в Антарис за огромной Стеной льда. Они путешествовали больше двадцати дней, почти месяц. Им повезло с погодой; мороз держался, но снежных бурь не было. Но даже так путь из Калисонса у бухты был непростым: они проехали вдоль берега бухты Сарди — замерзшей впервые в истории — а потом вверх по реке по горам.

Калвин смотрела, как Траут и Мика, склонив головы, пытались завязать коньки Мики. Траут выглядел утомленно, и когда Мика посмотрела вверх, Калвин увидела тени под ее глазами.

— Ты видела луны прошлой ночью, Кэл? — рьяно спросила она. — Там была Пасть кита.

Жрицы Антариса звали такое положение лун Козой и двумя детьми.

— Да, — сказала Калвин. — Середина весны.

— Почему же тут еще зима? — Мика дрожала. — Это неправильно. Мне это не нравится. Помнишь, как я радовалась, когда ты впервые спела мне лед? Уверяю, снега и льда мне теперь хватит до конца жизни.

— Я помню, — кратко ответила Калвин. Мика помрачнела.

— Стой ровно, Мика, — Траут сосредоточенно хмурился, затягивая кожаные шнурки на коньке Мики. Ему было семнадцать, серьезный юноша, уже не нервничающий мальчик, которого Калвин встретила почти два года назад. Но его голубые глаза все еще были круглыми и любознательными, каштановые волосы так и нависали над его лбом. Как обычно, у него были неправильно вставленные шнурки, одна пуговица пальто свисала на нити. Он сел на пятки. — Так должно держаться.

— Траут, слишком туго! У меня нога отвалится! — Мика кривилась, запихивая палец под шнурки. Она тоже подросла за прошедший год, стала красивой девушкой с золотыми глазами и густыми волосами цвета меда. Но сейчас она выглядела жалко: ее нос покраснел и опух, губы потрескались, а глаза слезились от холода.

— Лучше слишком туго, чем свободно, — сдержанно сказал Траут. — Ты подвернешь лодыжку снова, если не будешь осторожна.

— Смотрите, — Калвин раскрыла ладонь в варежке и показала прутик в колючках. — Это горькошип. Урска притупляет им боль и вызывает сон. Он растет у Стены.

— Так мы уже близко? — Мика просияла.

— Дойдем до Антариса к ночи.

— Наконец-то, — пылко пробормотал Траут. — Горячая вода, чистая одежда и мягкая кровать!

— Кровати там твердые, Траут, — сказала Калвин. — Сестры Антариса живут просто. Не жди роскошь.

— Но матрасы у них есть? — Траут щурился за линзами на его носу. — Мы же не будем спать на полу?

— Конечно, нет, — раздраженно сказала Калвин.

— Антарис, наверное, похож на Эмеран, где жили я и бабушка, — с тоской сказала Мика. — Когда все мужчины уходили рыбачить к морю, женщины оставались вместе. Было хорошо, ведь не было пиратов. Мы мирно пели, занимались делами, и мужчины не мешали.

— А чем мешают мужчины? — обиделся Траут.

— Я не про тебя. Парни не мешают.

Траут скривился и поднял Мику на ноги. Мика родилась на островах Фиртаны, где не знали снега и льда, так что она плохо держалась на коньках, хоть ее навыки улучшились за время их путешествия. Она поехала по замерзшей воде, дико размахивая руками. Слои шерстяной одежды и меха делали ее похожей на бочонок, лишь пара спутанных прядей волос торчала из-под вязаной шапки. Посреди реки она вытерла нос рукавом и запела высокий и переливчатый напев вера. Сугробы, упавшие ветки, мертвые листья на льду сдуло в сторону, им открылся проход.

— Мика! Не забудь Горн! — крикнул Траут, сжимая ценный золотой Горн огня, последнюю реликвию Силы огня. Сначала Мика опасалась использовать артефакт, нервничала, поднося его к губам, но теперь рожок стал им другом. Магия Горна согревала их, разводила им костры, убирала снег с палатки и озаряла путь в темноте, без него три путника не выжили бы в это походе. Даже когда на нем не играли, чтобы призвать чары огня, Горн источал тепло. Калвин и Траут отдавали его Мике, чтобы она согревалась перед исполнением чар, и она страдала от холода сильнее, чем они.

Мика попятилась, схватила Горн и сунула его под куртку.

— Брр, так лучше! Это усмирит боль горла, — она храбро улыбнулась и задвигалась вперед.

Траут ехал лучше Мики. Как ученик Митатеса, он катался каждую зиму. Он рассказывал Калвин и Мике про вечеринки на коньках посреди реки Амит, они устраивали гонки, танцы на льду и пикники. Это было странным для Калвин. В Антарисе, где новички пересекали черный лед священного пруда, чтобы стать жрицами, катание исполнялось бы с уважением, а не ради веселья.

Но Траут не был беспечным. Он был надежным, не хвалился умениями, пока ехал по льду. Они с Калвин теперь взяли их сумки и поехали вместе.

— Подожди, Мика! — крикнула Калвин. — Сколько раз мне говорить, что это опасно!

Мика с невероятным усилием остановилась, чуть не упав лицом на лед.

— Ты говоришь так каждый день, но лед еще не сломался! — закричала она, дыхание было белым облаком.

— Ты не знаешь, как выглядит тонкий лед, Мика. Держись у края.

— Не вредничай, Кэл, — мягко сказала Мика, но она устала и была рада оказаться последней в их группе. Какое-то время было слышно только зловещее пение Мики и шорох лезвий по льду.

— Калвин, — тихо сказал Траут. — Не будь так строга с Микой. Ей сложно в пути, ты сама знаешь.

— Всем сложно, — рявкнула Калвин. — Думаешь, мне просто?

— Нет… просто… ты все время в плохом настроении…

— Если все знаешь, зачем говорить об этом?

Калвин хмуро спрятала нижнюю часть лица за шарфом и посмотрела на реку впереди. Если она замечала трещину на льду, она раньше быстро запечатывала ее песней. Раньше ей пришлось бы тихо петь весь путь. Мика песней очищала путь, и Калвин укрепляла бы пением лед под ними.

Не так давно Калвин была певчей, и талантливой. Многие в Тремарисе могли петь чары только одной из Девяти Сил. Калвин училась Силе Льда у жриц Антариса, а потом она научилась чарам ветра у Мики. Она знала песни Силы Зверей, что приручали животных. И в Меритуросе полгода назад она начала учить железную магию, силу, что двигала все, связанное с землей.

Все пропало. Все ее дары магии были утрачены.

«Меритурос украл их у меня», — с горечью подумала она, хоть сама решила тогда исцелить сухую землю. Но задача была непосильной, и теперь бесконечная зима была будто жестокой шуткой, каждый день напоминала ей о том, что она потеряла. Она до боли сжимала кулаки, прутик треснул на кусочки, и их унес ветер надо льдом.

Траут попытался сменить тему.

— Стальные лезвия были бы лучше железных. Крепче. И легче. У вас были коньки на стальных лезвиях в Антарисе, Калвин?

— У нас есть стальные ножи, — Калвин попыталась отвлечься от мрачных мыслей. — Но металл ценен в Антарисе: торговцы несли его нам по горам. У нас были лезвия из костей.

Калвин было странно говорить «мы» о жрицах Антариса. Прошло почти два года с тех пор, как она убежала с Дэрроу, Чужаком, пересекшим ледяную Стену. За это время столько всего произошло. Она побывала в океанах и пустынях. Она увидела известный Дворец паутины, прошла по пустым улицам Спарета, заброшенного города Древних. Она и ее друзья боролись с Самисом, самым опасным колдуном Тремариса, и они одолели его — так они думали.

Ходили слухи, что Самис жив, и он прячется в Геллане. Его наполовину сестра, Кила, верила в это, и она убежала из Меритуроса к нему. Теперь Дэрроу, Тонно и Халасаа направлялись на север к Красному городу.

Мысли о Дэрроу всегда были горько-сладкими. Дэрроу вырезал маленького деревянного сокола, которого Калвин носила на шее. Он стал ее другом, а потом — больше, чем другом. Но теперь она не знала, кем они были друг для друга. Произошедшее с Калвин в пустыне Меритуроса все изменило. Дэрроу был лордом Черного дворца, правителем всего Меритуроса, а Калвин стала ничем.

Потеряв чары, она оттолкнула Дэрроу. Она знала, что это задевало его, но ее отчаяние и расстройство были такими сильными, что она не могла терпеть никого рядом. Порой она почти ненавидела Дэрроу, порой ненавидела себя. Она не стала бы винить Дэрроу, если бы он возненавидел ее. Это даже ее обрадовало бы. Но она онемела, почти ничего не ощущала.

Теперь Калвин возвращалась домой, раненный зверь полз в безопасное логово. Она была уверена только в одном: Марна, высшая жрица, будет ей рада. Вспомнив улыбку Марны, блеск в ее выцветших глазах и нежность ее ладони, Калвин ускорилась. Ее коньки легко двигались по льду, один взмах за другим.

Путникам даже повезло, что длился мороз. Они поднимались по реке мимо долин и лесов на горе, сокращая путь. Калвин не знала, что река могла так замерзнуть в такое время года.

— Кэл! Кэл! — вдруг Мика пронеслась мимо них. — Вперед! Не чувствуете?

— Мика, стой! Ради Богини! — закричала Калвин, но, когда они с Траутом завернули за выступ берега, они поняли ее восторг.

Впереди, во всю ширину реки, величаво сияла, будто бриллиантами, великая Стена Антариса, нависшая над ними.

Калвин затаила дыхание. Сколько раз она стояла рядом с этим барьером? Сколько раз она шла вдоль Стены, поддерживая ее ледяными чарами? Она знала Стену лучше, чем форму своего лица. Она знала Стену жарким летним днем, в сумерках осени, в свежем свете весны, а теперь и в голубых тенях зимы.

Но что-то отличалось. Не то, что она теперь смотрела на Стену снаружи. Она уже не ощущала магию, что построила и поддерживала могучее строение изо льда, живая сила обычно гудела и трещала вокруг нее. Мика была поющей. Она ощутила сильные чары раньше, чем Стену стало видно. Когда-то Калвин тоже ощутила бы Стену заранее. Магия позвала бы ее, как звала Мику.

Но Калвин ничего не ощущала. Стена виделась ей как Трауту, глядевшему на барьер с раскрытым ртом. Вид был чудесным, да. Но это был безжизненный кусок замерзшей воды. А Мика дрожала, Мика слышала зов Богини, Мика была очарована сияющей поверхностью.

— Все были бы спокойны с такой защитой, — пробормотала она.

Траут потянулся к Стене, но Калвин отбила его руку.

— Нет! Она убьет тебя! Чары вокруг Стены очень сильные.

Траут содрогнулся. В Митатесе чары давно запретили законом. И хотя Траут нечаянно нашел Горн, единственную реликвию Силы огня, от которой жители Митатеса отказались, ему все еще приходилось напоминать о магии. У него был практичный склад ума, его интересовало, как вещи работали, и как улучшить их работу. Он построил искатель направления, что помогал им выстраивать курс. (Мика звала его «куда-же», название закрепилось).

Калвин стояла и смотрела на Стену. Она сжала большой и указательный палец в круг, как жители Антариса делали, приближаясь к сияющему барьеру, и она коснулась этим знаком лба, горла и сердца. Так обычные жители обращались к богине Тарис, матери жриц. Калвин уже не считала себя дочерью Тарис. Она потеряла самый ценный дар, что дала ей богиня.

— Кэл? — робко позвала Мика. — Мы идем?

— Да, — сказала Калвин, замерев. Девушки не двигались, стояли бок о бок и смотрели наверх. Траут выждал пару мгновений, а потом, балансируя на коньках, пошел по берегу реки, разглядывая Стену, тянущуюся в лес.

Через миг девушки услышали крик. Они поспешили к месту, где Траут стоял у Стены, отведя взгляд и немо указывая.

Мика и Калвин не кричали, они видели достаточно ужасов до этого. Но Мика отвернулась, дрожа, горечь подступила к горлу Калвин.

В Стене было тело. Женщина, длинные рыжеватые волосы окружали ее шарфом. Она была спиной к ним, лицо было скрыто, но на ней была желтая туника и шаль жрицы. Лучи синего света пронзали ее тело, как прутья клетки; сияющие, как бриллиант, трещины во льду будто пронзали бескровную плоть стрелами.

— Ты не говорила, что вы помещаете мертвецов в Стену, — возмутился Траут.

— Мы так не делаем!

— Тогда как она попала туда?

— Это могло быть случайно… — Калвин запнулась. — Мика, скорее! Горн! Нужно вытащить ее!

— Она мертва, Калвин, — заявил Траут. — Ее поздно спасать.

— Мы этого не знаем! — закричала Калвин. — Мальчик из деревни заблудился в снежную бурю, и мы нашли его, посиневшего и холодного, он не дышал. Но сестры вернули его к жизни. Скорее, Мика!

Мика вытащила Горн и подула в него как можно тише. Только она могла колдовать среди них; только она могла вызывать силу Горна. Она играла, зазвенела ясная нота, и золотой Горн засиял ярче.

Лед Стены стал медленно таять. Чары столкнулись с чарами, лед с огнем, пока развивалась музыка маленького рожка. Толстый лед стал просвечивать, лужи воды собирались у их ног.

— Осторожно! — завопила Калвин. — Не сожги ее!

Они не очень хорошо управлялись с последним артефактом Силы огня, Горн был для них слишком мощным. Мика буркнула, что это было «как попытки прокатиться на водном змее». Они совершила достаточно ошибок и знала, какие ноты создают жар, а какие — свет, когда тихо выдыхать в Горн, а когда играть яростным порывом. Калвин пыталась направлять Мику, а Траут следил и запоминал. Порой Горн слушался их, чаще всего — нет. После двух практически катастроф они стали осторожнее.

— Играй так, будто разводишь костер, — предложил Траут.

Мика подула быстрые отрывистые ноты. Калвин смотрела с болью нетерпения, как таял лед, пока вокруг тела не осталась тоненькая корочка.

— Стой! — закричала она, а Траут завопил:

— Осторожно!

Голова покачнулась, тело женщины рухнуло на землю, неподвижное, как деревянная кукла. Голубые нити вен было видно под ее бледной кожей, ее мозолистые ладони были большими и сильными. Калвин подбежала, срывая варежки зубами.

— Дайте мне Горн! — рог еще пульсировал теплом после чар, и Калвин прижимала его к груди женщины, рукам, животу, будто горячий настой. Орехово-зеленые глаза жрицы смотрели, но не видели, ее рот был в чем-то темном, прядь волос попала между замерзшими губами. — Это Атала, — сказала Калвин, убирая лед с тела. — Она — башмачница.

Траут посмотрел на Мику и покачал головой. Мика все еще верила в Калвин, упрямо сжала губы. Она сжала холодные закоченевшие пальцы Аталы и потерла их ладонями в варежках. Калвин замерла со щекой над холодным лицом, но не ощутила дыхания, не нашла потом пульс. Она подула в почерневшие губы, но ответа не было. Она подняла голову, губы онемели. Она ощущала вкус горькошипа. Аталу отравили, или она отравила себя — может, горькошип скрывал искру жизни.

С чарами Калвин утратила и ощущения, что открыла с помощью Халасаа. Он был одним из Древесных людей, первых жителей Тремариса, он был одарен Силой Становления. Он мог исцелять раны и болезни и говорить с животными.

Полгода назад Калвин поняла бы, не ощупывая вслепую, жива ли женщина. Она опустила руки Аталы на Горн и прижала к ее горлу, чтобы кровь потекла по ледяному телу.

Она не знала, как долго они сидели, пока вокруг сгущались зимние сумерки. Наконец, Траут коснулся ее плеча.

— Бесполезно, Калвин. Она мертва.

— Ты не виновата, Кэл, — Мика обвила рукой талию подруги. — Ты старалась.

Калвин отмахнулась.

— Я могла раньше куда больше, — с горечью сказала она.

— Даже Халасаа не смог бы ей помочь, — сказал Траут. — Она умерла. Давно. Ее не спасти, Калвин.

Калвин закрыла орехово-зеленые глаза и накрыла желтой шалью лицо Аталы.

— Ее тело стоит сжечь, а пепел рассеять над священной долиной пылающих деревьев. Мы можем сами занести ее за Стену, но придется позвать людей, чтобы ее донесли до деревень, — Калвин надела варежки, которые бросила, пытаясь оживить Аталу. Ее ладони замерли. — Скоро стемнеет. Нужно идти.

Траут потрясенно уставился на брешь.

— Этой бреши хватит?

— Да, — коротко ответила Калвин. Часть нее была в ужасе от богохульства — пробитой дыры в священной Стене. Голоса из детства зазвучали в ее голове: долгом каждой жрицы была забота о Стене. Она нарушила правило.

Траут и Калвин втащили тело Аталы за Стену и бережно уложили. Мика забросила в брешь сумки по одной. Они перебрались внутрь, пошли к реке и поехали по льду. Немного вдали река отходила от Стены, а потом возвращалась к барьеру. Было темно, и Мика прижала Горн к губам. Золотой свет полился из маленького рога, теплее любого фонаря, и окутал путников сиянием.

Вдруг Траут охнул и вскинул руку, останавливая остальных. Они собрались втроем и смотрели.

Тело за телом были закованы в Стену, линия мертвых тянулась, сколько хватало света Горна. Около трех десятков сестер было заковано во льду, все были в желтом, волосы развевались вокруг замерзших тел.

— О, не… нет! — прошептала Мика.

Калвин закрыла лицо руками.

Траут сказал:

— Что случилось, Калвин? Почему?

— Откуда мне знать? — резко отозвалась Калвин. — Должна быть причина. Может… путь в священную долину отрезан, и Марна решила хранить мертвых тут, пока они не проведут ритуалы, — но даже ей это казалось глупым.

— Но почему так много? — не унимался Траут. — Разве ты не говорила, что сестер тут около двух сотен? А здесь тридцать или сорок тел.

Калвин поежилась.

— Может, это был Самис. Мы с Дэрроу сбежали, но сестры… — она сглотнула. Она и не думала, что Самис мог уничтожить Антарис, что она могла вернуться в разрушенный дом.

— Самис сделал это? — прошептала Мика.

— Не знаю. Возможно. Это могло… повеселить его…

Калвин отвернулась, боясь узнать лица мертвых.

— Снимайте коньки. Отсюда можно дойти до деревень.

Никто не хотел двигаться вдоль этого зловещего ряда. Они сунули коньки в сумки, отвернулись от Стены и зашагали, хрустя, по снегу к поселениям.


Загрузка...