— Не дергайся, дай посмотрю. — Он действительно опускает взгляд на мои губы и слегка поворачивает лицо к окну, на свет, чтобы лучше осмотреть рану. — Ничего серьезного, но лучше приложить что-то холодное.
Я ныряю в глубину его глаз с причудливыми крапинками, и тут же прикрываю глаза, чтобы не утонуть. Его пальцы сжимают подбородок сильнее, я чувствую его бархатный парфюм. Со мной происходит что-то странное. Чем ближе ко мне находится Федорцов, тем сложнее мне четко мыслить.
— Я надеюсь, ты одумаешься, Инга. — Вклинивается в происходящее голос Кости.
Открываю глаза. Федорцов отстраняется и выпрямляется.
Костя стоит в дверном проеме со спортивной сумкой, с которой приехал. Как я была рада и даже не подозревала, чем может закончиться наше внезапное соседство.
— Я — твой настоящий друг, Белова, если ты вдруг по какой-то причине это забыла. Отмотай воспоминания лет на пятнадцать назад и вспомни все хорошее и плохое, что мы прошли вместе. — Говорит Костя, игнорируя Федорцова, и надевает черную шапку.
Мне нечего ответить. Я все сказала, но в груди продолжает царапаться сомнение. В горле стоит ком. Не думала я, что будет так сложно. Чувствую взгляд Марка Николаевича на себе.
Костя уходит. Противно лязгает дверь, и наступает тишина.
Я смотру на свои руки, думаю, что делать.
— Спасибо за помощь, Марк Николаевич. Вам пора. Я думаю, что и в охране больше нет необходимости. Тот, кто влез ко мне в квартиру, больше не появлялся. Думаю, что и не появится больше. — Автоматически отмечаю, что я перестала называть квартиру «нашей».
— Поживешь у меня, пока мы не разберемся в этом деле. Хватит, Инга, набегалась в одиночку. — Федорцов застегивает пальто и давит своей энергетикой. — Я уже понял, что у тебя шило в одном месте, и тебя опасно оставлять без присмотра.
— Как вы правильно отметили, мне двадцать один, поэтому опекун мне по закону не полагается. — Откидываюсь на спинку стула, показывая всем видом, что никуда не поеду.
— Я даю тебе десять минут, чтобы сложить все необходимое. Если будешь выделываться: я позову Дениса на помощь. Он получил за «коротыху» и теперь немного зол, что ты на него мне нажаловалась. Думаю, он с удовольствием запихнет тебя в машину. Даже сильно просить не придется. — Он подходит к окну и убирает руки в карманы пальто.
— Почему вы постоянно командуете? Это у вас врожденное или по наследству передается?
Федорцов молча смотрит на меня, а все его выражение лица говорит: «Ты можешь хоть немного помолчать?»
Почему-то мне кажется, что в этот раз он настроен серьезно, поэтому я иду собирать вещи. Не хочу проверять, потащит ли меня за шиворот в машину Денис или нет. Бросаю в рюкзак все самое необходимое: ноутбук, зарядки, вещи, маленькую косметичку с уходовой косметикой и зубной щеткой. Проверяю окна и перекрываю воду.
Пока я проделываю все эти манипуляции, Федорцов стоит, уткнувшись в телефон. Периодически он что-то быстро печатает, сводит брови. Между ними образуется маленькая, нервная морщинка.
— Я готова.
Он поднимает голову, проходится по мне взглядом. Подходит ближе и забирает у меня из рук потертый рюкзак. Выглядит, будто отнял его у старшеклассника — раздолбая.
Я запираю дверь в квартиру и смотрю на соседнюю дверь и звонок, болтающийся на одном проводе. Хочется попрощаться, но Антошка в школе.
«Надеюсь, это ненадолго. Со связями Федорцова мы быстро во всем разберемся», — убеждаю я себя.
Мы молча спускаемся вниз.
С одной стороны, я чувствую себя в безопасности, а, с другой — как будто бы под конвоем. Мы проходим мимо подпаленных, почтовых ящиков, и мне очень хочется проверить, на месте ли конверт. Бросаю внимательный взгляд на свой ящик — верхний справа. Вроде бы все в порядке.
Во дворе стоит черная машина. Федорцов открывает передо мной дверь. Я сажусь на задний диван и думаю, стоит ли продвинуться, и освободить ему место рядом. Но вопрос отпадает сам собой: Марк Николаевич захлопывает дверь, обходит машину сзади и садиться рядом со мной.
Я с опозданием здороваюсь с водителем и отворачиваюсь к окну.
— Александр, отвезите нас домой, пожалуйста, и можете до завтра быть свободны.
Водитель веселеет и заводит мотор. Отмечаю, что арка уже пуста. Наблюдение за моим домом, похоже, снято. Я «перехожу в руки» Федорцову. Не знаю, как буду делить крышу со взрослым мужчиной. Во время каникул мы с ним почти не виделись: командировки и его двенадцатичасовой рабочий день позволяли мне расслабиться и проводить время с сестрой.
Воспоминания кружат вокруг Насти, Мирона и Кости. Я не могу остановиться: снова и снова «пережевываю» эту ментальную жвачку, горькую на вкус, и мучительно сопоставляю факты. Ничего не сходится, как в бракованном пазле.
В груди холодно, губу немного тянет, но в целом, терпимо. По крайней мере, я пытаюсь себя в этом убедить.
Поворачиваю голову и смотрю на Федорцова. Он снова что-то просматривает в телефоне. Расслабленно откинулся на спинку кремового сидения. Светлая челка упала на лоб. Костюм с иголочки, идеально-начищенные туфли. Интересно, бывает хоть один день в году, когда он скверно выглядит: болеет, плохо спит или просто ленится дома в растянутых штанах?
Невозможно все в жизни держать под контролем. Я пыталась: ничего не вышло.
Он отрывается от телефона и тоже смотрит на меня. Что-то между нами изменилось: я стала доверять ему, а он увидел во мне обычного человека, а не неодушевленный предмет. Их общее прошлое с Настей по какой-то причине стало вызывать во мне дискомфорт. Я стараюсь об этом не думать, как и о блондинке со стройными лодыжками, которая грациозно выходила на каблуках из его машины.
Опять смотрю в окно на почти погрузившийся в зимнюю спячку город. За три года он стал мне родным. Впервые долгое время я думаю о том, где же находится мой дом? Мама умерла. Настя, скорее всего, не вернется. Что будет, когда я узнаю правду? Принесет ли это долгожданный покой? Смогу ли я снова найти место, где мне будет хорошо?
— Пойдем, Инга, приехали. — Прикасается к моей руке Федорцов.
Пейзаж за окном смазался в серое пятно, и только после прикосновения Федорцова начал заново обретать очертания.
— До свидания, Александр. — Прощаюсь с водителем и, не дожидаясь, когда Федорцов откроет для меня дверь, выхожу из машины.
Порыв холодного ветра наотмашь бьет по лицу. Ежусь и иду за Федорцовым, осматриваясь по сторонам.
Марк Николаевич переехал в «спальный район для богатых». Не помню, как он точно называется. Здесь сплошь и рядом парки, тихие улочки и дорогие, продуктовые магазины. В округе нет ни одного здания выше четырех этажей. Прямо перед домом ограждённая детская площадка. Воздух здесь кажется намного чище, как будто находишься за городом.
— Вы переехали. — Констатирую очевидное.
— Ожидаемо, правда? От неприятных ассоциаций я предпочитаю избавляться сразу. — Он пропускает меня в подъезд и заходит следом.
Здесь тепло и приятно пахнет чистотой. На полу лежит дорогая плитка, а у лестницы в глиняном горшке — большая пальма с округлыми листьями.
— Тогда я тоже ваша неприятная ассоциация, верно? — Неловко отступаю в сторону: не знаю куда, дальше идти.
— Была, но больше нет. — Он здоровается с консьержем в окошке и уверенным шагом направляется в сторону лестницы.
Надо же.
— Марк Николаевич …
Он бросает на меня взгляд через плечо и усмехается:
— Инга, прекрати. Ты мне плешь своим «Марком Николаевичем» проешь. Меня уже корежит от твоего обращения. Давай с этого момента «на ты»? Если ты, конечно, не хочешь стать Ингой Анатольевной. — Он достает ключи.
— Ладно. — Подозрительно бросаю ему в спину. — Марк … — Тихо пробую на вкус его имя.
Мы заходим в квартиру. В прихожую выбегает черный французский бульдог. Склонив голову на бок, он с подозрением рассматривает меня и громко пыхтит. Кто бы мог подумать, что Федорцов заведет себе собаку, да еще такую толстенькую, со смешной мордочкой. Ему бы больше подошел доберман или какая-нибудь гончая.
— Это Фунтик. Он часто делает жалобные глаза и выпрашивает еду. Иногда храпит и громко чавкает. А это Инга. Она иногда кусается и, как оказывается, дерется, но тебе, Фунтик, ничего не грозит. Думаю, вы подружитесь. — Улыбается Федорцов и снимает пальто.
Я опускаюсь на корточки и осторожно глажу пса. Он в ответ начинает слегка вилять хвостом.
— Говорят, собаки похожи на своих хозяев, Марк Ни …, то есть просто Марк.
— Значит, в душе я так и выгляжу.
Я смотрю на его ямочку на щеке и удивляюсь, каким разным он может быть.