Девочка со свечкой

17

Прошло два дня с момента моего переезда.

Первую ночь я почти не спала. Постоянно вертелась на сатиновой простыне. В другое время я бы обязательно оценила ортопедический матрас, автоматические жалюзи, создающие кромешную темноту в любое время суток, и уютную тишину. Это же рай для крепкого и здорового сна. Но меня внезапно догнала реальность. Как будто взявшись за поиски Свечки, я до конца не осознавала, что меня ждет. А сейчас, когда я нахожусь на середине пути, мне страшно. Что будет, когда я получу ответ на вопрос, который задаю себе на протяжении трех лет: что случилось с Настей?

Вслед за страхом пришла нежданная апатия. Я уговариваю себя подняться, но малейшее движение дается с трудом. В квартире Федорцова я почувствовала себя в полной безопасности и дала слабину.

«Вот сейчас, полежу часок и встану», — начала обещать себе полтора дня назад.

Пару раз ко мне забегал Фунтик и тыкался мокрым носом в руку, а потом убегал, виляя задом. Заглядывал Марк и возмущался, что я не выхожу из комнаты и не ем. Я просто отворачивалась и накрывалась клетчатым пледом с головой, и он уходил. Он, кстати, не прав: я пила кофе и в первый день отправилась изучать квартиру, как только за ним закрылась входная дверь.

В прихожей остался шлейф его парфюма — не слишком тяжелого и в меру свежего с нотками сандала. Дорогой аромат, идеально подходящий для дорогого мужчины.

Меня удивила простота его новой квартиры. Трешка с видом на старый парк. В квартире царит минимализм, цветовая гамма — нейтральная. Здесь преобладают белый, серый, бежевый. В ванной лежат белые полотенца и всего одна черная щетка, в прихожей на маленьком, деревянном столике — дифузер, в гостиной нет ничего, кроме большого дивана и плазмы с приставкой. Оказывается, кто-то любит «порубиться» после работы, снимая стресс. Все больше передо мной вырисовывается портрет простого, смертного человека. Глядишь, так и застану Федорцова поедающим чипсы на диване под глупую мелодраму. Куда делась его любовь к серебряным ложкам и предметам искусства? Я думала, он — эстет, в пафосном смысле этого слова, и сноб до мозга костей. В его спальню мне не позволило заглянуть воспитание, хотя очень хотелось.

Открыв сегодня утром глаза, я подумала, что не вижу смысла своего существования. Для чего все это?

Я полезла в телефон пересматривать фотографии мамы. Настя была совсем на нее не похожа. Мне достались мамины грустные, опущенные вниз, уголки глаз.

В сознании снова всплывает голос Кости: «С таким отношением к людям ты закончишь свою жизнь в полном одиночестве, как твоя мать». Тлеющие в груди искорки злости, грозят снова перерасти в пожар. Правильно я его под ребра ткнула, жаль, что мало.

— Инга, — заглядывает в выделенную мне комнату Федорцов после требовательного стука, но натыкается на мою спину. Я лежу на кровати, отвернувшись, и разглядываю кремовую стену.

Марк заходит в комнату, не дожидаясь приглашения. Слышу его мягкие шаги и чувствую, как прогибается матрас. Поворачиваюсь и натягиваю одеяло до глаз. Он сидит на краю кровати, уже одетый в горячо-любимый костюм тройку: светло-серый в тонкую, белую полоску. Закинул ногу на ногу и пытливо смотрит на меня.

— Что?

— Ты похожа на замарашку.

— А вы — на пижона. — Он поднимает одну бровь, и я спешу исправиться. — Ты похож на пижона или денди, я еще не поняла.

Он молча начинает медленно стягивать одеяло с моего лица. Не вижу смысла играть с ним в перетягивание, поэтому сажусь в кровати. Его взгляд задерживается на моих ключицах немного дольше, чем следовало в нашей ситуации.

— Слушай внимательно. — Он возвращается к глазам. — Пожалела себя и хватит. Сейчас ты пойдешь в душ, и на это у тебя будет пятнадцать минут, потому что потом приедет курьер с завтраком. Ты съешь все до крошки, а потом выгуляешь Фунтика. Я не успеваю, у меня внеплановое совещание. В двенадцать приедет Аня, и вы, как все девочки, погуляете по магазинам, чтобы нанести завершающий удар по твоей хандре. Завтра с чистого листа мы занимаемся поиском. Поняла?

— Вы всегда командуете, да? — Спрашиваю просто, чтобы заполнить паузу, потому что знаю: так и есть.

— Это называется забота. Твоя сестра не жаловалась. — Он идет к двери, берется за ручку и смотрит на меня через плечо идеально — скроенного пиджака. — Если уж затеяла все это, то соберись и доведи дело до конца.

Дверь за ним закрывается. Я снова принимаю горизонтальное положение и смотрю в потолок. Да, пора собраться, подключив силу воли. Только с ее усилием поднимаюсь и иду в душ. Здесь влажно и пахнет мужским гелем для душа. Кабина чистая, но стеклянная перегородка забрызгана каплями, как оконное стекло в дождливый день.

Интересно, к Федорцову приходит уборщица или он вызывает безликий клининг? Я бы могла прибрать в знак благодарности, но не знаю, как он воспримет подобную инициативу.

Долго принимаю душ, проигнорировав звонок курьера. Но он оказывается человеком обязательным и оставляет заказ под дверью: сырники с клубничным вареньем и французские тосты, а если говорить по-простому, как моя бабушка, гренки. Делаю себе кофе и завтракаю, стоя у окна. Деревья пестрят красной и золотой листвой. Еще неделя, максимум, и вся эта красота облетит. Придут долгие, затяжные холода. Я любила зиму дома и ненавижу ее в большом городе. Снег все время черный, под ногами чавкает.

— Пойдем гулять, зверь, а то не дотерпишь еще. Придется убирать за тобой. — Говорю Фунтику. — Он радостно взвизгивает и несется в коридор.

Я надеваю куртку и несколько раз обматываюсь сверху шарфом. Фунтик чуть ли не сам запрыгивает в шлейку, и мы спускаемся вниз. Торопиться мне некуда: Аня приедет не скоро. Поэтому мы долго и неспешно бродим по парку, пока Фунтик сам не поворачивает к дому.

Согнувшись в три погибели, мою лапы Фунтику под его недовольное сопение. Переодеваюсь и сажусь за переводы. У меня замер технический перевод, и, если я, наконец, не возьмусь за него — рискую потерять постоянного клиента.

В двенадцать десять спускаюсь вниз. Не тороплюсь, потому что Аня никогда не приходит вовремя. Жду еще минут десять, пока ее «красная малышка» не показывается из-за угла. Открываю дверь и сажусь на пассажирское сидение рядом.

— Привет, — она целует меня в замерзшую щеку и окидывает внимательным взглядом. — Ты теперь с Марком живешь? — Ее вопрос слишком очевиден, чтобы не понять, какой смысл она вкладывает между строк.

— Да, но не с Марком, а у Марка. Он великодушно помогает мне в поисках Насти.

— А Костя? — На лице Ани полное недоумение.

Федорцов не посвящал ее в детали. Испытываю облегчение и благодарность.

— А Костя не прошел огонь, воду и медные труды. — Чувствую слабый укол в сердце. — Может, мы поедем уже?

Аня взмахивает шелковым хвостом, и до меня доносится аромат ванильного шампуня. Она смотрит в боковое зеркало и выезжает со двора.

— Никогда мне не нравился: скользкий тип. А как бабки появились, вообще отвратительным стал. — Она брезгливо морщит нос.

Давлю в себе порыв вступиться за него и смотрю в окно, а потом возвращаюсь взглядом к отточенному профилю Ани.

— Я рада, что у тебя нашлось время. Сколько мы с тобой вдвоем никуда не выбирались? Я соскучилась по нашим совместным вылазкам. Может, сначала по матче, а потом уже по торговому центру походим?

Аня бросает на меня смеющийся взгляд.

— Кто ты, и что ты сделала с Ингой? Она не любит говорить приятности.

Смеюсь и включаю магнитолу. Аня остается верной попсе, поэтому мы слушаем заезженную, популярную песенку. Спустя пару улиц и один красный светофор въезжаем на подземную парковку.

— Ань, а когда ты последний раз видела Настю? — странно, что я никогда не задавала ей этот вопрос: следователь ведь проверял все Настино окружение.

Аня паркуется и достает из бардачка лимонную жвачку. Задумчиво разрывает упаковку.

— Примерно за пару месяцев до исчезновения. А что? — На дне серых глаз мелькает беспокойство.

— Зачем? После расставания с Марком вы почти перестали общаться.

Аня вздыхает.

— Настя надеялась помириться с Марком. Просила меня о помощи, только, как я помогу? Ты же помнишь, как они расстались. Я даже причины не знаю. Ну, какой из меня помощник? — Надо же, я думала, что Настя смирилась с расставанием.

Аня достает с заднего сидения маленький, черный клатч и выходит из машины. Я тоже выхожу, очень стараюсь не хлопать дверью машины.

Аня включает сигнализацию, и под гулкий цокот ее каблуков мы идем к лифтам. Аня думает о чем-то своем. Я вижу это, но все равно вклиниваюсь в поток ее сознания.

— Ань, а где вы встречались?

— Она к нам домой приходила. Берта дома не было. Мы пили кофе, болтали. Все как обычно, если не считать того, что Настя очень плохо выглядела.

— И ничего странного ты не заметила? Может, ей кто-то звонил или писал?

Мы подходим к лифту. Я нажимаю на серебристый квадратик кнопки.

— Да нет, вроде. Единственное, я ушла в туалет, а когда вернулась — застала ее в кабинете Роберта. Настя сказала, что зашла на свою картину посмотреть. Помнишь, она подснежники маслом нарисовала для нас? Мы сначала ее в спальню повесили, но после ремонта решили в кабинет Дельфина определить. У него светлая столешница на столе, которая отлично с картиной смотрится.

Мы выходим из лифта и идем в сторону небольшой розовой вывески. Аня берет матчу на кокосовом молоке, а я — на обычном. Слушаю ее в полуха и не ощущаю вкуса напитка, потому что чувствую, что это все не простое совпадение. Зачем Свечке смотреть на картину? Она сама ее написала, каждый мазок знала наизусть.

Ну, бред же.

Настя

Тихо прикрываю за собой калитку, оставив позади музыку и запах костра. Не хочу, чтобы кто-то заметил мой уход, поэтому не прощаюсь даже с Мирой. Сейчас я не готова ни с кем разговаривать. Присутствие Кости выбило почву из-под ног. Хотя, я должна была догадаться, что Мира обязательно его пригласит.

Любой нормальный человек на его месте постыдился бы находиться со мной в одной компании или хотя бы извинился. Не уверена, что извинения в нашей ситуации могли бы что-либо изменить. Костя, ведомый своими эгоистичными инстинктами, нанес удар по моей жизни, а я «успешно» добила свой хрустальный мир. Вот и топчусь теперь по осколкам. Ответственности с себя я не снимаю. Жизнь показала, что правда всегда всплывает наружу.

Выхожу на дорогу и оглядываюсь по сторонам. Приложение показывает, что такси совсем рядом. Темень кромешная, хоть глаз выколи. Только в доме напротив светится окно. Переступаю с ноги на ногу. Я обманулась сегодняшним теплым днем и совсем не подумала, что вечером будет так холодно, что изо рта пойдет пар. Надо было прогноз погоды посмотреть. Прячу руки в карманы плаща и иду вдоль дороги, чтобы немного согреться. Сейчас домой и в ванную, а потом сразу спать. Теперь больше всего на свете я люблю спать: душа не болит. Можно чудесно уйти от реальности. Это все, что мне осталось. Марка я не верну, сколько бы не пыталась. Он умеет любить и совсем не умеет прощать.

Меня ослепляет свет фар, такой яркий, что слезятся глаза. Прикрываю их рукой, поставив ладонь козырьком. Странно, желтая шашечка на крыше отсутствует. Не сразу распознаю хищный нос черной машины. Всматриваюсь и теряю ценное время. Это не такси.

Сердце замирает.

Вспоминаю сегодняшнюю встречу у кондитерской и начинаю инстинктивно пятится назад. Дверь машины хлопает.

— Настя, давай поговорим. — Раздается спокойный голос.

Но я все равно чувствую угрозу. Различаю в темноте силуэт возле водительской двери. В подобные моменты обостряются все чувства: зрение, слух, обоняние и особенно — шестое чувство. И сейчас оно вопит мне об опасности.

— Просто верни, что взяла, и мы все забудем. Зачем нам с тобой ссориться?

Свет фар гаснет, и я слышу тихие, обманчиво — медленные шаги. Не знаю, что именно становится спусковым крючком. Наверное, у меня просто не выдерживают нервы. Я впиваюсь пальцами в телефон, все еще надеясь, что успею кому-нибудь позвонить, и сворачиваю с дороги. Несусь в глубь лесополосы.

Это моя фатальная ошибка.

Я должна была попытаться забежать в какой-нибудь двор или хотя бы закричать, но я слишком поздно это понимаю. Раньше моя жизнь была тихой и размеренной, а после встречи с Марком — счастливой и наполненной. Сейчас бы я все отдала, чтобы отмотать время назад.

Я бегу так быстро, что начинает колоть в боку. Ветки хлещут меня по лицу, обжигая болью. Каблуки постоянно застревают в вязком грунте. Дыхания не хватает, а сердце уже не колотится — крушит все внутри.

Я точно знаю, что, если не убегу, то это конец. И сейчас я как никогда ощущаю, как сильно хочу жить. Хочу защитить того, кого очень люблю.

Сзади раздаются тяжелые шаги.

Я ничего не вижу и усугубляю положение, двигаясь вглубь лесопосадки. Нас разделяют считанные метры. Я пытаюсь вспомнить хоть одну молитву, которой меня учила бабушка в детстве, но в голове звенящая пустота.

— Да, стой! Не бойся ты! Я тебе ничего не сделаю!

Я захлебываюсь воздухом и, споткнувшись, падаю. Разбиваю ладонь о что-то твердое и чувствую запах прелой листвы.

«Неужели это все?», — проносится бегущей строкой в голове.