Оглядываю Костину «старушку», припаркованную во дворе. Вслух я, конечно, ничего не произношу. С деньгами у него совсем плохо — это понятно. Раньше он ездил на желтой тачке с откидной крышей и любил потусоваться по клубам.
Мне было пятнадцать, когда я первый раз прокатилась с ним по городу. Мы слушали музыку и гнали по шоссе. Я вскидывала руки вверх: ветер трепал волосы. Пахло летом, и мне казалось, что все самое лучшее впереди. Я непременно стану богатой и успешной. У меня будет самый красивый мужчина, конечно же, безмерно в меня влюбленный. Я перееду в большой город, и все мои мечты будут сбываться по щелчку пальцев.
Грустно усмехаюсь своим воспоминаниям.
Костя отключает сигнализацию. Сажусь в машину, он занимает место за рулем и заводит мотор.
Вчера стоял холодный день, а сегодня — тепло. Бабье лето в этом году припозднилось. Щурюсь от солнечных лучей и без спроса откидываю козырек. Мне на колени выпадает старая фотография Насти, сделанная на мыльницу. Свечке на ней лет семнадцать. Она стоит на школьном стадионе с мячом в руках. Я помню эти спортивные штаны и красный топик на тоненьких бретельках. Пряди у лица выбились из косы. У нее хрупкие плечи и женственно-выступающие ключицы. Она счастливо улыбается в объектив на фоне алого заката. Красивый и беззаботный снимок.
Переворачиваю фотографию — 2010 год — выведено черной ручкой на гладкой поверхности.
Не успеваю поднять вопросительный взгляд на Костю, как он торопливо забирает фотографию из моих рук. Что такого, они были лучшими друзьями с детства. Это нормально, что у него Настина фотография. Но почему у меня вдруг зарождаются сомнения?
— Мои первые шаги в профессии. — Костя вертит снимок в руках и убирает его в бардачок. — Скажи, классный?
— Классный. — Подтверждаю я.
Костя ощупывает взглядом мое лицо и берется за руль. Мы выезжаем со двора. В машине немного пахнет бензином.
— Заправиться надо, малая. — Говорит, когда впереди мелькает табло заправки. — Заедем, некритично же?
— Да нет, Петру Семеновичу вроде торопиться некуда. На пенсии человек. — Мы сворачиваем на заправку.
— Тебе взять что-нибудь? — Спрашивает Костя и тянется к рюкзаку на заднем сидении.
Мне хочется кофе, но я не хочу, чтобы он тратил деньги. Они ему сейчас пригодятся, а заплатить мне самой он не даст.
— Спасибо, ничего не хочу. — Костя берет кошелек и идет к стеклянной двери.
Провожаю его взглядом. В сознание пробивается и тут же ускользает какая-то мысль. Жмурюсь, так и не ухватив ее.
Впервые за утро беру телефон в руки. Сердце начинает стучать быстрее. Снимаю блокировку и не обнаруживаю ничего, кроме сообщения Роберта. Он спрашивает, что подарить Ане на день рождения, до которого еще несколько месяцев.
Не понимающе моргаю и снова перепроверяю все мессенджеры и даже захожу в соцсети. Ничего. Совсем.
Понимаю, что пока проверяла телефон — задержала дыхание. Выпускаю из легких воздух со свистом и смотрю в зеркало заднего вида, как, уже вернувшийся обратно, Костя возится с заправочным пистолетом.
Мой враг по односторонней переписке взял сегодня выходной? Его цель так и осталась мне совершенно не ясной.
Костя возвращается за руль и подает мне маленький стаканчик кофе и темную шоколадку. Свой стакан он ставит в пластиковый держатель.
— Не нужно было, Кость. Я же сказала, что не хочу. — Протестую вслух, но его забота трогает меня до глубины души.
Я небезразлична довольно небольшому количеству людей. Мамы больше нет, бабушки уже давно нет. Свечки тоже нет.
Маленькие, ничего, казалось бы, не значащие жесты определяют отношение человека: его любовь или равнодушие.
— А то я тебя не знаю. Нечего мои деньги считать. Я — мужчина, к тому же старше. Разберусь со временными неприятностями.
— Спасибо тебе. — Поворачиваю голову в его сторону и глажу предплечье. — Я знаю, ты обязательно справишься.
Он подмигивает в ответ и включает радио.
Пью кофе и смотрю в окно. Мы выехали из города и едем в сторону дачного поселка. Он находится по другую сторону реки от места, где пропала Настя. Дорога полупустая. Дачники скоро закроют сезон и переберутся в город.
Решаю написать Мирону: «Привет, это Инга Белова. Сможешь встретиться со мной на неделе?»
Я решила начать с него, потому что его сестру я недолюбливаю. Хотя, буду честной — она меня бесит. И дело не в том, что я ревновала ее к Насте. Причина в другом — она насквозь лживая. Меня всегда удивляло, что Настя этого не видит. А может быть, она просто не хотела этого замечать?
Мирон читает сообщение, но ответа от него пока не следует. Гашу экран и убираю телефон в карман куртки.
— Что там? — Костя делает глоток кофе, указывая глазами на телефон.
— С Дмитриенко хочу еще раз поговорить. Вдруг он что-то вспомнит. Хотя, на вечеринке почти у всех было алиби.
— Да, мы почти весь вечер в беседке за домом зависали. Потом у костра сидели. Вечер теплый был. — Повторяет Костя то, что я уже много раз слышала. — Но, чем черт не шутит. Может, правда кто-то что-нибудь, да вспомнит.
— Вы с Мирой не общаетесь? — Бросаю взгляд на него.
— Сейчас реже, чем раньше. — Дает неопределенный ответ. — А что?
— Ничего. — Ловлю взглядом мелькнувший указатель. — Она вроде сохла по тебе в свое время. Думала, может ты с ней поговоришь.
— Мы с ней сразу договорились, что будем только друзьями. — Костя сворачивает на проселочную дорогу. — Но я ей обязан, ты же знаешь, если бы не ее отец …
Я киваю, все так и есть. Отец Дмитриенко очень похлопотал, наняв лучшего адвоката для Кости.
— Прости, если затронула неприятную тему. Просто думаю, за что зацепиться. У меня пока каша в голове. — Костя отвечает понимающим взглядом.
Мы въезжаем в поселок. По дороге бредет мужчина с велосипедом. Костя сбрасывает скорость и опускает окно, поравнявшись с ним.
— Извините, — кричу, выглядывая из-за Костиного плеча, — дом Смирновых, где, не подскажите?
Он останавливается и чуть наклоняется, заглядывая в салон.
— Это Петьки, что ли?
— Да, Петра Семеновича.
— Прямо ехайте до синего дома, а там повернете налево. — Указывает сморщенной рукой направление. — Увидите кирпичный дом рядом с большой липой, только во двор не суйтесь. У него овчарка злая, как черт.
— Спасибо, отец. — Благодарит Костя и закрывает окно.
Благодаря описанию, мы быстро находим нужный дом. Едва я подхожу к калитке — раздается собачий лай, и в щели забора появляется мохнатая морда.
На крыльцо выходит женщина в зеленом переднике. Она оглядывает нас и громко спрашивает:
— Вам кого?
— Мы к Петру Семеновичу. Я ему вчера звонила. Он сказал, что можно приехать. — Пытаюсь перекричать собачий лай.
— Так Петя рыбачить ушел. — Пожимает плечами. — Идите вниз к оврагу, а дальше сами увидите.
— Спасибо!
Мы с Костей поворачиваем в сторону, указанную женщиной. Узкая тропинка ведет в конец улицы.
— Замечательно, — бурчу себе под нос. — приезжайте, а сам усвистел.
— Так погода же такая, что сам Бог велел. — Костя жмурит глаза на солнце. — Не ворчи, малая.
Он идет вперед, закрывая обзор широкой спиной.
Здесь дышится по-другому. Пахнет влажной землей и свежестью. Я едва поспеваю за широким шагом Кости.
Он останавливается спустя пару минут. Мы подошли к краю оврага.
У кромки озера виднеется грузная фигура Петра Семеновича. За пару лет он неплохо поднабрал. Он не видит нас, занятый удочкой.
Костик немного медлит и начинает спускаться, рискуя свернуть себе шею. Не знаю, как спускался Смирнов с ведром и удочкой. Здесь нет ни тропинки, ни лестницы.
Начинаю осторожно спускаться вслед за Костиком, максимально опустившись к земле, чтобы в крайнем случае успеть сгруппироваться.
Костик ловко преодолевает путь, впиваясь тракторной подошвой ботинок в землю. Я теряю равновесие и влетаю в его грудь, едва не сбив его с ног. Костик морщится от удара, но все равно молниеносно ловит меня, ухватив за предплечья.
— Грация — это не твое, малая. — Выдыхает хрипло.
— Прости, чуть кубарем не слетела. — Ноги не слушаются, проваливаясь в рыхлый грунт. — Спасибо.
Спрыгиваю на каменистый берег, опираясь на Костину руку. У него крепкая, сухая ладонь.
Почему-то в сознании вспышкой проносится воспоминание, как возвышающийся сверху Марк Николаевич протягивает мне раскрытую ладонь. Светлая прядь от наклона упала на высокий лоб. Встревоженный взгляд, блуждающий по моему лицу.
У него стальная хватка, символично отражающая его подход к жизни и людям в целом. Он никогда не шел на компромиссы и гнул свою линию. Не знаю, как он умудрялся вести дела с таким подходом. Хотя, обладая деньгами и положением, это должно быть не так уж и сложно.
Я впервые увидела его в четырнадцать — моя первая поездка в большой город на осенних каникулах. Я ощущала себя настоящей красавицей, потому что прыщи решили пораньше исчезнуть с моего лица, решив, что я достаточно намучилась.
Я слушала в автобусе музыку, ела, заботливо завернутые мамой, пирожки и предвкушала встречу.
На автовокзале меня уже ждала Настя. Я сразу увидела ее в водовороте людей. Меня сразило ощущение того, что я вижу родного человека, разительно непохожего на себя. Синее пальто за километр кричало, что оно родом из бутика, где работают высокомерные консультанты. У Насти были все те же длинные волосы, но блеск и прямой срез придавали ухоженный вид. Красная помада и брошь на воротнике пальто отлично завершали образ.
Настя бегала глазами по толпе, сжимая ремешок сумочки.
Я пробиралась сквозь толпу, распихивая людей пухлым рюкзаком. Настя увидела меня, и ее глаза заискрились. Она широко улыбнулась.
— Привет, малыш. — заключила меня в объятия. — Как добралась?
— Хорошо, — я провела ладонями по шелковым волосам, — ты такая красивая! — Восхищенно пробормотала я, разглядывая ее ровный тон кожи и маленькие серьги.
— Ты у меня тоже, Инга. Голодная?
— Нет, я мамины пирожки с капустой ела и тебе оставила. — перекидываю рюкзак на другое плечо.
Настя радостно рассмеялась и поцеловала меня в щеку.
— Пойдем, Марк ждет на парковке. Я хочу вас скорее познакомить. Сейчас поедем домой отдыхать, а завтра смотреть город и по магазинам. Надо тебе к школе вещи докупить. — Она взяла меня за руку и потянула за собой сквозь толпу.
Мое сердце взволнованно застучало. Я была наслышана про Марка — богатый, щедрый, добрый, любит мою сестру.
На парковке стояла большая, серая машина.
В те времена Федорцов еще предпочитал водить машину самостоятельно.
Когда мы подошли к машине, передняя дверь отрылась. Сначала я увидела светлую макушку и носы начищенных ботинок, опустившихся на мокрый асфальт, и лишь потом самого Федорцова. От него исходил холод.
«Как Настя может встречаться с ледышкой?» — подумала я и тут же себя одернула. Нельзя быть такой предвзятой. Нельзя судить о людях поверхностно.
Он был в почти неизменном костюме-тройке и черном укороченном пальто. Его взгляд полоснул лезвием. Мне стало почти физически больно, и интуиция шепнула, что я не ошиблась. Даже в приступе слабоумия мне бы не пришло в голову назвать его добрым. Щедрый — возможно. Но ведь не трудно быть щедрым, если у тебя есть деньги?
Мне сразу же стало стыдно за разбитые носы своих ботинок и стертые манжеты куртки.
Настя представила нас друг другу. Он кивнул, сложив руки за спиной. Я боязливо поздоровалась и постаралась незаметно просочиться на заднее сидение. Настя села вперед. Марк Николаевич впервые ко мне обратился:
— Давай я уберу. — протянул руку.
С неба начали срываться первые капли, падая ему на ресницы и волосы. На вокзале разносилось смазанное объявление о расписании автобусов. Пахло бензином и мокрым асфальтом.
Я непонимающе захлопала глазами.
— Рюкзак свой давай. — вздохнул он, повторно протянув руку. — В багажник уберу.
— А, хорошо… — протягиваю лямку рюкзака и наши пальцы на секунду соприкасаются.
У него, на удивление, теплые руки. Я поднимаю глаза и встречаю его изучающий взгляд. Отдаю рюкзак и ныряю в теплый салон. Пока Федорцов хлопал крышкой багажника, я озвучила Свечке свои сомнения:
— Насть, я точно вам не помешаю? Что-то он сердитый какой-то, может недоволен, что я к вам приперлась?
— Ерунду не болтай. — Настя повернулась ко мне и нахмурилась. — Марк никогда не даст добро на то, что ему не нравится. На него там, где залезешь, тут же слезешь. Не переживай. Лучше расскажи, как там мама.
— Ну, чего замерла? — Выдергивает меня из воспоминания голос Кости. — Идем.
Петр Семенович уже заметил нас и отложил удочку. Он спрятал руки в нагрудный карман, стоял и разглядывалнас из-под густых бровей.
Я иду вперед, Костя — за мной.
— Здравствуйте, Петр Семенович!
— Здравствуйте, Инга Анатольевна. Все-таки приехали? — Задает вопрос, не ожидая ответа, и бросает суровый взгляд на Костю. — Зачем оно вам надо?
Я теряюсь от такого вопроса. В смысле, зачем?
— Хочу повторить поиски. Ваш молодой коллега не очень усердствовал.
Петр Семенович кивает, соглашаясь.
— Так он за звездочками в полицию пошел, а не за идею. Вот я в его годы по три дня мог не спать, пахал и жрал рыночные чебуреки на ходу. Ладно, пока меня не понесло в воспоминания — спрашивайте, раз приехали. Только нового я вам ничего не скажу.
Пытаюсь выхватить из жужжащего роя мыслей основной вопрос.
— Почему Вы так быстро закрыли дело и ушли на пенсию?
— Я понимаю, о чем Вы думаете, — он проводит пальцем по седым усам. — Но все просто. Улик практически не было. Человека как корова языком слизала, а начальство давило. Нужно было квартал закрывать. С пенсией это никак не связано. Моя мне ультиматум поставила: или я ухожу, и мы уезжаем за город. — Он улыбается и продолжает. — Или я сам себе стираю носки, и сам глажу рубашки. Короче, все делаю сам, потому что она уйдет от меня.
Допустим, я пинаю маленький камешек, размышляя.
— Алиби ведь было у всех, верно? — Петр Семенович кивает, глядя на Костю.
— Молодой человек ведь тоже присутствовал?
Мне кажется, или в его голосе сквозит подозрение?
— Да, я почти все время простоял за мангалом, меня пару раз сменил Мирон. — Костя ставит ладонь козырьком, закрываясь от солнца. — Когда Мира сказала, что Настя ушла, я побежал к калитке, но ее уже не было.
Смирнов задумчиво кивает в такт Костиным словам.
— Инга Анатольевна …
— Просто Инга.
— Да, — Смирнов смотрит мне в глаза, — была одна странная деталь: она кого-то боялась.
Я напрягаюсь, сжимаю зубы и чувствую, как пульс разгоняет кровь по всему телу в тысячу раз быстрее.
— Что вы имеете в виду? — голос Кости звучит ниже обычного.
— Перед вечеринкой она заходила в кондитерскую рядом с домом и попала в камеру ювелирного напротив. К сожалению, не видно, с кем она говорит. Да и качество изображения, откровенно, паршивое было. Но было заметно, как она нервничает. Ваша сестра бросила пару фраз и начала пятиться назад, а потом стала судорожно искать телефон. Думаю, она вызывала такси. Скорее всего опасалась ехать на общественном транспорте.
Я не замечаю, как начинаю кусать губы.
— Что, тот, с кем она говорила, совсем не попал в обзор камеры?
Петр Семенович поджимает губы и качает головой.
— Увы, Инга.
Я нервно потираю лоб. У Кости звонит телефон. Он лезет в карман джинс, смотрит на экран и отходит, ответив на звонок.
Смирнов провожает его взглядом и снова возвращается глазами ко мне.
— А молодой человек ведь недавно вернулся, если меня память не подводит?
— Да. — чувствую укол в сердце, как будто мне указали на что-то крайне мучительное.
Как будто это моя личная история.
— Будьте осторожны. Это мутная история. Не знаю, связана ли она с исчезновением вашей сестры, но арест вашего друга походит на месть, если он, конечно, и правда не виновен. К нему пришли по наводке.
— Да вы что! — Внутри поднимается возмущение. — Я знаю его всю жизнь. Он бы никогда не стал таким промышлять. Это удел нелюдей.
Петр Семенович никак не комментирует мои слова и снова берется за удочку. Я смотрю на линию горизонта. Здесь красиво.
Костя заканчивает разговор и возвращается к нам.
— Останетесь на чай? Такой путь проделали.
— Нет, спасибо. — Торопливо отвечаю я. — Около двух часов. Не страшно. Спасибо, что согласились поговорить со мной.
Петр Семенович переводит на меня ласковый, почти отеческий взгляд, от которого сжимает горло.
— Удачи, Инга.
— До свидания! — Костя подает руку Смирнову.
Он отвечает рукопожатием.
— Там старый мост. — Указывает в сторону рощи. — По нему спокойно выйдете. Нечего по склону корячиться.