Девочка Стёпа

НЕРАЗБЕРИХА

Неразбериха какая-то происходила. Просто ничего не поймёшь. Приходили люди, много людей, разные. Некоторых, кажется, даже мама не знала. Со всеми разговаривал отец. Водил их в комнату деда. А там было вовсе что-то нехорошее. Дед лежал неподвижно. Сначала на кровати, потом в длинном ящике. Такой называется гробом. Лёшка в комнату деда только разок заглянул и отошёл подальше.

Два дня он ходил в школу. Но хотя слушал как раз очень внимательно, Галина Ивановна его не вызывала.

В первый день ребята обступили Лёшку:

— У тебя дедушка умер, да? Правда, что дед твой умер?

Лёшка опустил голову, разглядывая носки своих тапочек, и не ответил.

Галина Ивановна всех разогнала, приказала строго:

— Живо по местам! И чтобы я не слышала… всяких расспросов!

А через два дня Лёшка в школу не пошёл. Игорь тоже не пошёл. Прямо с утра все отправились в Дом культуры. Неподалёку от их дома. Лёшке случалось там бывать. В кино ходил сколько раз с ребятами. И как-то на фотовыставку вместе с дедом. Они рассматривали фотографии на стенах, дед всё Лёшке объяснял. Очень тогда было интересно. На этот раз в Дом культуры пошли без деда.

В зале толпилась куча народа. Их семью пропустили вперёд. Лёшка увидел: на столе стоит тот самый гроб. Весь заваленный цветами.

А в углу зала сидели на стульях музыканты. Время от времени они подносили к губам трубы. Длинные, красивые и печальные звуки разносились по залу.

Возле стола, по всем четырём углам, стояли люди с красными повязками на рукавах, как у дружинников. Из толпы по очереди выходил вперёд то один, то другой. И каждый говорил речь.

О том, что был это человек замечательный. Он участвовал в гражданской войне и пролил свою кровь за рабочее дело. И он выучил сотни молодых рабочих. И всю блокадную зиму не отходил от станка в ледяном от стужи цехе. И был великим мастером своего дела. И обладал прекрасной душой. И много, так много всего сделал для людей за свою долгую жизнь, что обо всём не рассказать…

Странно было Лёшке. Говорили про какого-то огромного человека, прямо великана, который сворачивал горы всяких трудных, труднейших дел. Такое по плечу борцу-тяжеловесу. А дед был маленький, сухонький и не очень-то сильный. Лёшка вполне мог бы его побороть, если б захотел. Не побарывал, потому что жалел: старенький ведь. И ещё будто про министра какого говорили, очень важного. А разве дед был важный? Наоборот, совсем простой, знай себе усмехается в усы…

Потом Лёшка очутился в автобусе. Сидел рядом с Игорем, а с другой стороны — какой-то незнакомый бритый, полный и грустный. Он погладил Лёшку по голове и потрепал по плечу Игоря.

Приехали на кладбище, вылезли из автобуса и порядочное время оскальзывались на грязных дорожках. Моросил дождь, но никто не надевал шапку. Впереди покачивался на чьих-то плечах гроб. Сейчас он не был завален цветами, а закрыт крышкой в форме трапеции.

Опять что-то говорили. Вдруг отец велел Лёшке взять горсть земли и бросить в яму. Лёшка подобрал мокрый комочек и бросил.

На обратном пути в автобусе Лёшка мельком слышал, как мама расстроенно сказала какой-то тётеньке:

— А всё-таки не ожидала я от него… Ни одной слезинки! А ведь уж такие были друзья.

Что-то хмыкнул отец, и по хмыку слышно было, что хмурится.

На другой день папа с мамой пошли на работу, а Лёшка с Игорем — в школу. Всё стало как всегда. В комнате деда было чисто прибрано, аккуратно застелена кровать, будто он ушёл куда-то по делам и вот-вот вернётся.