Девочка Стёпа

ИГОРЮ ПОПАДАЕТ

В субботу Игорю повезло: отец не потребовал у него дневник на подпись.

Они с мамой с самого утра уехали в пригород к тёте, маминой сестре, вернулись только вечером в воскресенье, усталые.

Лёшка радовался за брата.

Пока папа доберётся до дневника, Игорь успеет исправить свою двоечку.

Однако и эта удача не улучшила настроение старшего брата.

Игорь ходил мрачный, как туча, и опять говорил, что всё ему надоело, все люди ограниченные, говорят каждый день то же самое, будто им по учебнику задали «от сих до сих».

В понедельник дед послал Лёшку в магазин за макаронами и за солью. Мясо и всякие другие продукты мама большею частью покупала сама и обед, конечно, готовила сама по вечерам. А соль и спички всегда почему-то забывали купить.

С огромным кульком в руках Лёшка пробега́л по доске, переброшенной через канаву-траншею.

Длинными жёлтыми палочками во все стороны торчали из кулька макароны. И чуть весь этот макаронный частокол не погиб.

Внезапно из траншеи выскочили двое мальчишек. Маленькие, должно быть ещё первоклассники.

Они вылетели прямо у Лёшки из-под ног с отчаянным воплем:

— Сдавайся! Сдавайся! Я победил!

От неожиданности Лёшка еле удержался на доске и чуть не вывалил все макароны в канаву.

— Эй, вы! Поосторожнее! — крикнул он. — Чего на человека налетаете?

Мальчишки даже не посмотрели на Лёшку. Оказывается, за его спиной крался по доске третий шкет, такой же замурзанный и воинственный. Все трое размахивали деревянными шпагами.

У двоих на шеях болталось по ключу на длинном шнурке.

Лёшка постоял, глядя, как улепётывает третий мальчонка от первых двух, и направился к своему подъезду.

Возле дома восседали на скамейках старухи, дышали воздухом.

Погода была прекрасная, солнечная, деревья стояли золотые.

При виде старух Лёшка подумал: «Вот почему называется бабье лето, как говорит дед. Чтобы вот такие бабушки напоследок перед зимой погрелись на солнышке».

Когда Лёшка проходил мимо, одна из бабушек тягуче проговорила:

— Прежде у детей на шеях кресты висели, а теперь ключи… — И по тону не понятно было, осуждает она это обстоятельство или, наоборот, одобряет.

«Ограниченную мысль высказала эта бабуся или нет? — подумал Лёшка. — Наверно, всё-таки ограниченную. Ну, висит ключ от входных дверей на шее, и что такого? Привязан на шнурок, чтобы не потерялся».

Беря из Лёшкиных рук пакет с макаронами, дед спросил:

— А соль где? И авоська? Не потерял?

Лёшка стукнул себя кулаком по лбу. Авоська-то у него в кармане, а вот соль совсем из головы выскочила.

А Игорь ещё говорит, что ничего необыкновенного нет. С солью, например, просто что-то необыкновенное: нарочно за ней идут и то забывают купить.

— Снова, что ли, бежать, а, деда? Больно уж неохота…

— Ладно, сам потом схожу. Уроки учи.

— А Игорь дома?

— Пришёл недавно. Обедать не стал, сидит, занимается. Ты уж ему не мешай, Лёшенька! Ко мне иди уроки учить.

У Кузьминых было три комнаты: самая большая — папина-мамина, средняя — Игоря с Лёшкой, маленькая находилась в единоличном владении деда. А за столовую шла кухня.

Когда-то средняя комната была дедушки-бабушкина, а маленькая просто так, запасная. Потом родился Игорь, бабушкина комната стала детской, дед по собственному желанию устроился в маленькой. Но тех времён Лёшка почти не помнит, он был крошечный, когда бабушка умерла.

В дедовой комнате, за дедовым столом Лёшка кончал писать упражнение по-русскому, когда пришли с работы родители. Двери были открыты, и Лёшке было всё слышно.

— Степан Кузьмич, — оживлённо говорила мама деду, — представляете, прямо у подъезда я Николая нагнала!

Голос у мамы радостный, будто невесть что случилось. Лёшке даже слегка неудобно за маму стало: как маленькая. Ну, не встретилась бы она с папой у подъезда, и что? Через пять минут увиделась бы с ним дома.

Потом мама спросила папу:

— Не жмут?

— Порядок! — ответил отец.

Лёшка догадался: это про ботинки, на днях папе купили новые.

Мама звонко сообщила:

— Я видела в магазине на углу отличные меховые шапки. Надо будет Игорю купить с получки, совсем у него старая.

— Лучше себе что-нибудь купи, — сказал отец. — Всё нам да нам.

— А мне ничего и не надо, — весело сказала мама. — Ещё, знаешь, у Лёшки брюки протёрлись, нельзя же везде форму таскать…

— Вот получу премию. Наш цех план перевыполнил. — Голоса доносились уже из кухни.

— Да уж вы всегда молодцы! — Это мама, с гордостью. — Не хлопочите, Степан Кузьмич, я сама на стол накрою.

А ведь, пожалуй, Игорь прав: говорят всё то же самое. Сколько раз уже Лёшка слышал, что папин цех, да и весь завод, на котором когда-то работал дед, а теперь работают папа с мамой, — отличный завод и что план там перевыполняют. И, чтобы дед не суетился, мама сама всё сделает, тоже каждый день слышит…

— Игорь, Лёша, обедать! — позвала мама.

Придя из школы, Лёшка, разумеется, пообедал, но отсутствием аппетита он не страдал и почти всегда ещё вместе с родителями заправлялся.

— Руки вымыл? — спросила мама, когда Лёшка показался в дверях кухни.

Вот! Непременно надо сказать про руки.

— Вы — ограниченные люди! — выпалил Лёшка. — Мысли у вас от сих до сих.

Отец уже сидел за столом, без пиджака, ворот рубашки расстёгнут, крупное лицо розовое после мытья. Он с удивлением посмотрел на младшего сына.

— А ты, брат, нахал! Даже не ожидал, признаться!

Мама всплеснула руками и засмеялась:

— Ограниченные люди? Ничего себе! Это за что же такая немилость?

Возившийся у буфета дед прямо подскочил:

— Это у нас чего такое, ась? Выдери его, Николай, и вся недолга!

Дал бы дед выдрать своего любимца, как бы не так! Лёшка это понимал. Однако переминался в дверях с пылающими ушами.

— А как это — ограниченные? — спросил отец. — Я не понял.

— Ну, просто… — промямлил Лёшка. — Всегда говорите про самое… обыкновенное… Я же слышал…

— Про что же, например? — Голос у отца был подчёркнуто спокойный.

— Про ботинки… про шапку, что её надо купить. И вот — руки вымой!

— А вот ты и расскажи нам что-нибудь такое особенное! — взвился дед.

Лёшка в замешательстве переступил с ноги на ногу, поднял голову и встретился с негодующим взглядом брата. Игорь стоял за его спиной.

— Дай пройти… — Он плечом отодвинул Лёшку. — Встал, как столб. — Процедил сквозь зубы: — Остолоп! — и прошёл к столу.

— Садись, Лёшка, — примирительно сказала мама. — Двоечек-то ты не нахватал?

«Я-то не нахватал», — подумал Лёшка и, чтобы мама не обратилась с тем же вопросом к Игорю, воскликнул капризно:

— Видишь, опять то же самое! Всегда про отметки спрашиваешь.

— Не получил ли ты орден, — сказал отец, — мы спросить пока, к сожалению, не имеем оснований.

Усаживаясь за стол, Лёшка пробубнил:

— Да у нас и отметок сейчас почти не выставляют. Потому что Галина Ивановна больна, а эта новая училка отметками как-то не увлекается.

— Экая вам удача! — усмехнулась мама.

Но отец нахмурился:

— Это ещё что за «училка»? Говори о преподавателях подобающе!

— Я ещё с тобой потолкую! — грозно шевеля бровями, пообещал дед.

Ну, дедушки-то своего Лёшка ничуть не опасался. Обед прошёл в молчании.

Лёшка решил, что все неприятности позади. Но рано он успокоился.

Обычно после обеда папа отдыхал часочек в спальне. Полежит с газетой в руках, а то и подремлет. Но на этот раз только мама начала убирать со стола, как отец сказал:

— В субботу я не успел проверить да подписать. Живо на стол дневники!

Лёшка испуганно посмотрел на Игоря. Тот как раз, сказав спасибо, поднялся со стула. Теперь он снова сел, откашлялся и сказал вызывающе:

— Папа, у меня по физике двойка!

— Во-от оно что! — протянул отец, и ноздри у него раздулись.

Мама поставила груду грязных тарелок обратно на стол.

— Николай, успокойся! — И сокрушённо: — Как же это ты, Игорёк? Ведь это вторая двойка, а давно ли год начался…

Отец стукнул кулаком по столу и загремел:

— Неважно, вторая или первая! А то важно, что обленился он, как… как последний тунеядец! Так широко мыслить стал, что все кругом ограниченными заделались. Думаешь, я не понимаю, откуда Лёшкины глупые рассужденьица пошли? Был бы ты ещё какой-то тупица неспособный! А то ведь можешь учиться! Репетитора, что ли, тебе нанимать?

— Не надо мне репетитора, — пробормотал Игорь.

— А чего тебе надо? Чего? — От отцовского зычного голоса в буфете позвякивала посуда. — Уж восьмилетку-то я тебя заставлю кончить! А потом в пэтэу при нашем заводе пойдёшь! Там из тебя сделают человека!

— Он геологом хочет путешествовать, — вырвалось у Лёшки, сильно жалевшего брата. — Или в юнги на корабль…

Отец побагровел.

— Это кто ещё там пищит? Совсем распустились… А всё ты! — вдруг обрушился он на маму. — Всё им разрешаешь! Ах, миленькие мои, хорошенькие сыночки! А эти сыночки уже на голову тебе готовы усесться!

Мама обиженно глянула на отца, надулась, губы дрогнули… Неужели заплачет? Ужас какой!

— Николай! — негромко окликнул дед. И в кухне вдруг стало тихо. — Оно, конечно, — так же негромко, но отчётливо, заговорил дед, — тебе, Николаша, обидно. Ты — человек знатный, премированный, портрет твой, лучшего шлифовщика портрет, с Доски почёта не сходит. А сын у тебя, родная кровь, это самое — двойки подряд хватает. Но — этак вот… при детях… гм!

Отец опустил голову, тронул маму за плечо:

— Прости, Даша!

— Ничего, ничего, — быстро сказала мама.

— Не сразу оно всё делается, — продолжал дед. — И по-разному происходит. — Он поднялся со стула. — Пошли, Лёшка. У тебя там, по-моему, чего-то не дописано.

Идя за дедом по коридору, Лёшка им гордился. Такой маленький, сухонький, немного даже на сморчка похожий со своей бородёнкой! А сказал слово — и вспыльчивый папа, хоть и в сильном был гневе, замолчал, как мальчишка перед учителем. И не слышно, чтобы Игоря дальше ругал. Да вон Игорь уже вышел из кухни, в комнату идёт, отпустил его папа.

— Дед, — сказал Лёшка, когда они уселись на дедов диван и даже дверь прикрыли. — А всё-таки что у нас с Игорем? Плохо ему чего-то живётся.

— Ничего, внучек, — сказал дед. — Обойдётся. Возраст у Игоря такой… смутный. Ну, и лень его одолела, это ваш батя верно сказал. Н-да… Больно уж бабушка его баловала, с пелёнок всё с ним да с ним. Души в нём не чаяла. И уж ты Игорька не тронь, слова ему поперёк не скажи! А жалеть-то… тоже надо до предела…