Девушка, которая, якобы, не умела любить

ГЛАВА 21

Так, так… Вот это новость! Вот это да! Ах, ты гадость такая, моя ненаглядная зазноба! Ну, ты и дрянь! Ты что, успела побывать во всех Мирах и во всевозможных спальнях в них и даже в прилегающих окрестностях на сеновалах и в стогах?! Сука!!! Да что же это такое творится на белом свете!? А Госпожа Альба!? Значит, с Пикассо и Веронезе, и со многими она, моя почти любимая женщина, спала!? О, какое крайнее и полное падение нравов! Какой ужас и кошмар!

Я был до такой степени потрясён, возмущён, опозорен и поражён, что мгновенно протрезвел и почувствовал себя до крайней степени жалким, убогим, обманутым, никчёмным и ничтожным, и рука моя автоматически потянулась к пистолету. Но я вспомнил, что его обойма пуста и решил повременить. Я открыл очередную бутылку и осушил её наполовину прямо из горлышка. Да, чувствую, что вот-вот взорвусь так, что всем Мирам мало не покажется!

— Зря ты так, милая… — скривился Антикв, тоже решительно отпил коньяка и очень укоризненно посмотрел на жену.

— Что? Я не милая тебе!

— Ты для меня вечно милая, любимая и желанная. Самая прекрасная женщина на свете!

— Ну, ну…

— Зачем же так травмировать человека!? — усмехнулся Антикв. — Ты же знаешь, как он трепетно относится к Милли, и как она, ещё более трепетно, относится к нему.

— А мне наплевать на их чувства!

— Так Милли, оказывается, трепетно относится ко мне?! — поразился я, допил бутылку коньяка, и чуть не прослезился.

— Да, все об этом знают! — нервно произнесла Альба. — Какая умопомрачительно тайная и удивительная, и сакральная история, какая неслыханная, обвораживающая и поражающая всех новость!

— Дорогая, тихо! Успокойся! Именно на этом человеке сейчас держатся все Миры и полностью зависят от него!

— Плевать! Негодяи, придурки и подонки вы все!

— Кто подонки конкретно?!

— А я-то причём тут? — сурово нахмурился я.

— Такой же мудак, как и все! Подлецы! Сволочи!

— Что, это относится только к твоему мужу и ко мне, или ко всему человечеству одновременно и в целом? Или, в частности, к каким-то неизвестным нам мужчинам? — поинтересовался я.

— Да, к обоим и ко всем! И все вы алкаши и гады! Все на этом свете и в иных Мирах! И неблагодарные вы уроды и упыри!

— Милая, ну, насчёт упырей ты, вроде бы, погорячилась. Нельзя так, — поморщился Антикв. — Я не забыл твоих признаний о Пикассо, Гойе и Веронезе, сука!

— Гады и сволочи! И ты, мерзавец, и твой приятель, — оба пропойцы, идиоты и дураки! Нет, нет! Полные придурки! — стала бесноваться женщина.

— Да, подчас наши мелкие грехи превращаются во что-то более крупное, — философски высказался я чуть не получил в лоб довольно сильно выпущенный ручкой Альбы, фужер.

— Ну, почему же ты никак не успокоишься!? — заорал Антикв. — Моё терпение подходит к концу!

— А как же мне успокоиться?!

— Милая моя!

— Ты знаешь, кто тебе мила!

— Ну, виноват я. Да, полностью признаю и бесконечно осознаю свою вину, чёрт возьми! — вспыхнул Антикв. — Но сколько можно напоминать, злиться и негодовать!? В конце концов, ты же трахалась со всеми, кому не лень!

— До бесконечности! — завизжала Альба. — Но это было тысячи веков назад! А ты ходил на случку с Милли совсем недавно! И это при живой, и, якобы, любимой жене!? Ненавижу!

— Всё! Я смертельно устал!

— Сволочь, гад!

— Да, согласен! И ещё я мерзавец, импотент и подлец!

— Ты трижды мерзавец!

— Да, да! Согласен! — пригорюнился Антикв. — Мне что, следует повеситься, вскрыть вены, застрелиться из ружья двенадцатого калибра или из револьвера сорок пятого калибра под названием «Магнум»!? Или утопиться, или выброситься с тридцатого этажа?!

— С трёхсотого!

— Почему именно с него?

— Чтобы летел ты очень долго и крайне печально думал о своём безумном поступке и обо мне!

— Милая…

— Какая я тебе милая!? Милли тебе мила, мерзавец! — заорала Госпожа Альба и исчезла.

— Да, у женщины очень серьёзная психологическая травма, — задумчиво произнёс я, медленно отпивая коньяк из очередной бутылки.

— Да, что есть, то есть. Конечно, я отнюдь не ангел. Идиот!

— Какая красивая, однако, у вас жена, — пробормотал я, чтобы хоть как-то поддержать моего новоявленного приятеля. — Очаровательная и обворожительная женщина. Какие выразительные глаза. А ножки?! А грудь?! Повезло вам.

— Эх…

— Странно! Очень странно… — задумчиво произнёс я. — Почему не наблюдаю гармонии в отношениях? Где счастье? Какого чёрта вам сдалась Милли, эта развратная и порочная сука? При такой-то прелестной женщине подле вас!? Вы что, полный придурок?

— Да, он самый! — зло дёрнулся мой собеседник. — Какое уж тут счастье!? Одно несчастье! Сам, конечно, виноват… Но Альба не менее порочна и развратна, чем Милли. Довожу эти сведения до Вас, дабы не было никаких иллюзий в отношении двух этих шлюх!

— Перебор!

— Согласен!

— И всё-таки? Ситуация предельно понятна, но конфликт как-то можно погасить и исчерпать. Всё в наших руках в этой жизни. Я вам помогу. Побеседуем с вашей женой вместе. Спокойно и обстоятельно. На трезвые головы. И всё будет в порядке!

— О, как просто!

— Ну…

— Эх, дёрнул же меня чёрт, — тоскливо и безнадёжно произнёс Великий Господин Третьего Мира. — Моя жена молода и красива. Я её люблю и она меня любит. Надо же было связаться с этой Милли!? Какое-то затмение разума неожиданно нашло и полностью меня поглотило. До сих пор не могу разобраться в ситуации. Я нахожусь в невыносимом отчаянии! Чёртова Милли! Откуда она взялась!? Сука!

— Ну, ну…

— Извините!

— Ну, я вас очень хорошо понимаю… — печально сказал я. — Но, всё-таки, Милли, — это Милли! Совершенное и самое прекрасное существо на свете. Можно сказать, — Богородица!

— Не перебарщивайте!

— Да, согласен. Погорячился. Но кто знает, как выглядела Богородица на самом деле?

— Боже, ну что вы такое несёте!? Богородицы не существовало и не существует! — поморщился мой собеседник.

— Вот как? Вы уверены?!

— Именно так.

— Ладно, согласен. Несу полный бред.

— Слушайте, я, вообще-то, явился к Вам с особой миссией.

— Ну, я об этом уже слышал неоднократно. Спасение Миров, и так далее и тому подобное. Не хочу я никого спасать! И самое главное, — я не знаю, как это делать в натуре!

— Я Вам напомню.

— Мы что, встречались в прежней жизни?

— Прежних жизней не существует. Жизнь одна! Но я попытаюсь Вас принудить всё вспомнить и осознать. Да, именно принудить! Я не боюсь этого, якобы, кощунственного слова!

— Каким это образом вы собираетесь меня к чему-либо принудить? — возмутился я. — С моими-то недавно открывшимися способностями и возможностями!? Да я вас, как цыплёнка или воробья, расстреляю вот из этого пистолета, или с лёгкостью посажу на меч, как на кол!

— Очень образно сказано, Величайший Господин!

— То-то! — приложился я к бутылке.

— Но ведь жизнь всё-таки одна!?

— Вопрос спорный. И к чему это вы? Ладно, вернёмся к основной теме. Мне безумно интересен ваш план по принуждению меня к чему-либо.

— Я буду действовать самым простым способом!

— Ну, очень интересно!

— Милли…

— Что? Как?

— Только она одна вызывает у Вас сверхмощные, яростные и непередаваемые эмоции, и вслед за этим влечёт самые грандиозные, неведомые дотоле и удивительные последствия. Только эта женщина способна заставить Вас стать тем, кто Вы есть на самом деле.

— А кто я есть на самом деле?

— Величайший Господин, который ещё не до конца осознал свои возможности и способности!

— Слышал сию точку зрения неоднократно. Рад. Польщён! Трепещу и горд. Но не совсем всё понимаю!

— Скоро поймёте, — грустно улыбнулся мой собеседник. — Вы, тот, кто скоро будет править всеми Мирами и плевать на тех, кто рядом с ним!

— И каковы же возможности, которые дарует мне мой странный, принципиально новый и неожиданный статус? — развеселился я. — Что мне полагается и позволено в данной ситуации? А что нет?

— Вам будет позволено всё, Величайший Господин! Но есть великое чувство меры, которое сдерживает лишние стремления и предотвращает скоропалительные, а потому очень опасные эмоции, действия, желания, неожиданные и несвоевременные знания, мысли и выводы из них, — усмехнулся Антикв.

— И каковы они, эти эмоции, чувства и сокровенные знания, а тем более, выводы? — набычился я.

— Месть, зависть, ненависть, тщеславие, высокомерие, ложное величие, сумасбродство, тупость и глупость в постижении и в осознании очень простых и вечных истин, — сухо произнёс мой собеседник. — Всё, как всегда… Всё, как всегда и везде.

— Вот как?

— Да… Будьте справедливы. Это самое главное. Не рубите с плеча. Не даруйте милость тем, кто этого не достоин. Даруйте её всегда павшим и падшим, ибо они после погибели застынут в ужасе от своих грехов и вздрогнут от того, что они сотворили и натворили! И раскаются! И очищения их душ очистят и Вашу душу!

— Вы, однако, отнюдь, не дурак!? — задумчиво посмотрел я на своего нежданного и негаданного собутыльника. — Извините… Но, очень странно. Ранее я не думал, что вы такой.

— Ну, для того, чтобы Вам обо мне следовало что-либо подумать, необходимо было бы определённое время для знакомства.

— Ну, да! — рассмеялся я. — Но, всё-таки… И почему же ваша прекрасная и обворожительная жена считает вас дураком?

— Эта женщина считает меня дураком потому, что она сама полная дура! — горько и тоскливо усмехнулся Антикв. — Да, она считает меня дураком, а, вернее, полным кретином или придурком. Но, как может дура рассуждать об уме нормального человека, который наличие этого ума тщательно скрывает от всех!?

— Блестяще сказано! Действительно, — как?!

— Секрет не раскрою! — рассмеялся Антикв.

— Вы знаете, — задумчиво произнёс я. — В конце, кажется, восемнадцатого века Парижская Академия Наук приняла решение о том, что метеориты с неба падать не могут.

— Почему? — улыбнулся Антикв.

— А потому, что камней на небе нет и быть не может! — расхохотался я. — Эх! Из века в век всё одно и тоже!

— Да… Это Вы к чему?

— К тому, что людская глупость не имеет границ.

— Ну, здесь Вы не совсем правы. Я не о глупости вообще, а о глупости академиков, — усмехнулся Антикв. — Всё-таки эти ребята очень многого не знали о строении Вселенной. Их глупость явилась последствием этого, и отнюдь не свидетельствовала об отсутствии ума.

— Согласен. А вообще, ничего нет страшнее на свете бабской глупости, ибо в этой области уж точно не наблюдается ума! Присутствуют только какие-то ложные амбиции, ненужные метания, психопатии, бесконечные переживания, истерические эмоции, нервозность и глупость, прикрытые толстым одеялом мечтаний, тщеславия и смешных иллюзий! Но что интересно. В женщинах сосредоточено намного больше хитрости, расчётливости и продуманности, чем в мужчинах! Парадокс! Ведь все эти качества предполагают обязательное наличие ума!

— «Как, однако, точно подмечено! Брависсимо!», — раздался очередной щелчок в моём мозгу.

— «Исчезни, сука!».

— «Да, мой Величайший Господин!», — ответила Милли и исчезла.

— Дело в том, что ум бывает самым разным и разнообразным. У кого-то он лежит в обыденной, бытовой, повседневной, практической сфере, у кого-то в сфере творчества, у кого-то в сфере бизнеса, у кого-то в научной сфере, — задумчиво произнёс Антикв. — Очень редко ум бывает универсальным.

— Да, я согласен. Вот, часто говорят: «Если ты такой умный, то почему такой бедный?!». Ну, кто был богаче? Леонардо да Винчи или Миланский Герцог! Эйнштейн или Рокфеллер? Томас Манн или кто-либо из семейств Морганов или Дюпонов?

— Да, Вы правы.

— Так, нам следует срочно успокоиться, сосредоточиться и привести сознание в полный порядок, — решительно сказал я. — Но это завтра. Давайте, всё-таки, сегодня напьёмся. Благо, четыре бутылки коньяка у нас в запасе имеются. И икра ещё не закончилась. Даже кабачковая. И всякая оная. И хлеба целый ломоть остался.

— Блестящая идея! — с готовностью поддержал меня Антикв.

— «Боже! Ужас!», — щёлкнуло у нас одновременно в мозгах и мы вздрогнули, потому что почувствовали наличие подле нас двух самих любимых и обожаемых женщин на свете.

— «Милый, ну, успокойся! Не следует так нервничать!», — виновато, скорбно, печально и осторожно произнесла Милли. — «Да, грешна я и порочна. Была… Но, что тут поделать?! Всё в прошлом. Я обновлена и невинна, как дитя. Нам следует строить взаимоотношения далее заново, и вновь, с чистого листа. Прошу тебя, любимый, не напивайся и не впадай в отчаяние, или, не дай Бог, в депрессию!».

— «Какая может быть депрессия!?», — возмутился я. — «Только хандра! И ничего более! Светлая хандра!».

— «Дорогой, не волнуйся ты так!», — робко, осторожно и нежно сказала Госпожа Альба, обращаясь к моему новоиспечённому приятелю. — «Ну, часто я была неправа в поступках и горяча в выражениях. Бывает… Я тоже не без греха, как и ты».

— «Как и я?!», — взвился Антикв. — «Я, вообще-то, изменил тебе всего один раз за тысячу лет! А ты, сука, значит, побыла в постели и у Пабло Пикассо, и у Гойи, и даже у Веронезе!?».

— «Были у меня грехи. Небольшие… Не волнуйся. Эти типы тебе в подмётки не годятся! И, вообще! Все прежние мои грехи и последующие были абсолютно безгрешны», — сухо произнесла Альба.

— «О, как завернула! Ну, какая же ты шлюха и стерва?!».

— «Увы… Хоть ты и конченный мерзавец, и подлец, но я люблю тебя до сих пор. Прости, прощай…».

— «Что это значит, — «грехи последующие были абсолютно безгрешны?!». Это как?! Какие такие последующие?!», — завопил Антикв. — «Бог с ними, с этими маразматиками! Подумаешь, Пабло Пикассо! Веронезе! Мазилы, они и есть мазилы!».

— Ну, я не совсем согласен с вашей точкой зрения по поводу Веронезе, — деликатно кашлянул я в кулак и дабы отвлечь разбушевавшегося Антиква, спросил его. — А какие у вас ощущения рождаются при созерцании картин Эль Греко или, допустим Ренуара, или Сальвадора Дали?

— Заткнитесь! У меня полное смятение чувств в связи с этой порочной и подлой сучкой!

— «Дорогой! Не следует так поступать в отношении Величайшего Господина!».

— Да идите вы все куда подальше!

— Да, очень тяжёлый случай, — печально произнёс я и с удовольствием стал поглощать коньяк. — Очень… Не знаю, кому и как помочь.

— Суки! — страшно возмутился Антикв, а потом вслед за мною нервно припал к бутылке.

— «Ну, всякое в жизни бывает…», — робко произнесла Альба.

— Проститутка!

— «Успокойся, милый».

— Какое уж тут успокоение! — завопил Антикв.

— «Солнышко моё! Ну, ляпнула я что-то сгоряча и непреднамеренно! Ну, неправильно выразилась!».

— «О, как! Солнышко, значит?!», — прозвучал ехидный и насмешливый голос Милли. — «Сгоряча и непреднамеренно?! Теперь тебе преднамеренно и совершенно справедливо воздастся по полной программе! Кстати, из твоего мужа любовник никакой. Так, насмешка над нормальной женщиной. Убогий импотент, дурак и вечно, и непонятно почему и по какому поводу, болезненно комплексующий, маразматик!».

— «Что?!».

— «А то!».

— «Сука!».

— «Стерва!».

— «Дрянь!».

— «Шлюха!».

— «Говно!».

— «Вонючая гадость!».

— «Проститутка!».

— «Убогая стерва!».

Милли и Альба выпали из ниоткуда и вдруг стали остервенело избивать друг друга.

— Однако, дамы, — несмело вмешался я.

— А ты, подонок, заткнись! Я сейчас изничтожу эту убогую стерву!

— Но, стервы убогими не бывают, вроде бы… — проблеял я. — Ну, дамы?! Может быть, вы успокоитесь?

— Милая, дорогая моя женщина! — предпринял такую же попытку Антикв. — Успокойся, любовь моя!

— Я тебе не милая! А тем более не дорогая! — завопила Альба. — Я очень одинокая, неприкаянная и несчастная! Я страшно страдаю, рыдаю, не сплю ночами. Никакие снотворные не помогают! Сволочь! Подлец! Мерзавец! Как ты мог трахать эту дуру?! Не понимаю!

— Трахал, но оргазма я не испытывала! Почти! И я отнюдь не дура! — заорала в ответ Милли. — Ах, ты шлюха! Как ты могла изменять этому святому человеку?! Он же, как ребёнок, как младенец, как чистый агнец, наивный и непорочный ангел!?

— Сама ты шлюха! Злобная и бешенная! Какой там младенец?! Ты бы видела, что этот младенец вытворял с одним из твоих бывших любовником!

— Что?! Как!? — изумился я и пристально, и крайне возмущённо посмотрел на Антиква.

— Бывает, — смущённо сказал он и отвёл глаза в сторону.

— Ах, так?! — завопила Милли. — Ну, тогда держись! Я сейчас расскажу твоему мужу крайне печальную историю кое о чём. Связанную с тобой, сука, и с одним нашим знакомым. Такой боец и герой с огромным и трепещущим членом, который очень часто засовывался в тебя!

— О чём они?! — задрожал Антикв.

— Не знаю, — горестно произнёс я. — Не волнуйся. Бабские расклады. Бывает. Не обращай внимания! Сохраняй хладнокровие! Умоляю!

— С кем ты ещё мне изменяла, шлюха? — напрягся и страшно побледнел Антикв, а потом чуть не потерял сознание.

— Да что же это такое творится!? — возмутился я, заботливо и сочувственно поддержал Антиква, и неожиданно для самого себя с лёгкостью перекрыл все связи между моей квартирой и Мирами, дабы сегодняшние ужасные и позорные выяснения отношений не стали вскоре достоянием всеобщей гласности.

— Боже мой! Не может быть! Как она могла?! — возмутился и огорчился мой товарищ по несчастью. — И это — моя самая любимая женщина в мире? Единственная, непорочная, самая великолепная и неповторимая?! С глазами цвета предзакатного моря?!

— Бывает… — скорбно кашлянул я.

— Нет, не бывает!

— Ну, после таких сакральных, хаотичных и неожиданных откровений со стороны наших прелестных дам сам Бог велел нам сегодня напиться! — воскликнул я.

— Полностью согласен! — скорбно произнёс Антикв.

— Да, неужели Пабло Пикассо был импотентом? — задумчиво произнёс я. — Никак не ожидал…

— Я до него ещё доберусь! — рявкнул Антикв.

— И каким образом? — заинтересовался я. — Он же вроде бы давно помер? Или нет?

— Способ найду! Перемещу и смещу к чёртовой матери пространственно-временные границы! Меч свой Вы мне одолжите?!

— Конечно! — горячо заверил я собеседника. — Но перед тем, как поддеть Пабло на мой славный меч, поинтересуйтесь у него, каковы у него были мысли и эмоции перед написанием картины под названием «Девочка на шаре».

— Да что Вы на ней так зациклились?!

— Нравится, и всё! Произвела впечатление ещё в первом классе.

— Почему?

— Суть, отнюдь, не в девочке на этом долбанном шаре! Суть в человеке, который сидит рядом с ним и с ней!

— Боже, как Вы правы!

— А то!?

А потом мы с моим новоявленным дружбаном обнялись и переместились в какое-то иное, но крайне гостеприимное место, где всё началось и понеслось по настоящему и по полной программе!