Девушка, которая, якобы, не умела любить

ГЛАВА 38

Мы с Проклом сидели в кафе, не торопясь цедили пиво, заедая его весьма неплохим вяленным лещом, и периодически бросали задумчивые и томные взгляды на невыносимо синее небо за окном.

— Знаете, а я вдруг сейчас вспомнил один очень интересный и умный анекдот, еврейский, кстати, — усмехнулся Прокл.

— Ну, евреям в уме не откажешь. Не всем, конечно.

— Это касается любой нации.

— Согласен.

— Что-то вы сегодня со всем легко соглашаетесь.

— День такой. Ночь, знаете ли, выдалась тяжёлая. Меня очень сильно тревожит состояние медведя. Как бы не помер, бедолага. Тайга без присмотра останется, однако.

— Денег сколько мы потратили?

— Мы? — усмехнулся я.

— Да, именно мы!

— Много. Но вы не беспокойтесь. Что нам, миллионерам…

— Даже так?

— Именно так! Кстати, мне недавно вдруг позвонила та юная цыганочка, которая вам приглянулась. Интересовалась она именно вами, а не мною!

— Ничего себе! — всерьёз разволновался Прокл и сделал глубокий глоток из кружки. — Ну, что это за гадость?! Ненавижу эту жёлтую жижу! Хочу водки! Деньги у меня есть.

— Да причём тут деньги? — возмутился я. — Вы забыли, что я — миллионер?! Долларовый!

— Ах, да…

— Может быть, сделаем перерыв?

— Никаких перерывов! Экстаз в душе не терпит их! Маленький перерыв, и он покинет её навеки!

— О, как гениально, однако, сказано! — изумился я. — Ну, что же… Опять махнём в нирвану?

— Нырнём в неё без страха и упрёка!

— Нырнуть легко, а вот вынырнуть подчас сложнее.

— Боже, какая глубокая мысль! — восхитился Прокл.

— Вы, вообще-то, кто такой на самом деле, товарищ мой негаданный, случайный и неожиданный? — спросил я вдруг вязко, тяжело и мрачно посмотрел на Прокла.

— В каком смысле? — якобы удивлённо и взволнованно вскрикнул мой собеседник.

— Смысл бывает только один, он конкретен, и нам обоим в данный момент понятен.

— Официант!

— Да, господа?! Чего изволите?!

— Водки нам по двести грамм и два солёных огурца!

— Извините, но огурцов у нас нет.

— Как!? Не может быть! Требую жалобную книгу!

— Ну, чего ты изгаляешься? — мрачно усмехнулся я. — Ну, вытащи из воздуха эти самые два огурца! Ведь всё очень просто. Лично я сегодня ни с кем и ни по какому поводу скандалить не намерен.

— Даже так? Даже с Милли?!

— Особенно с нею. Надоело всё. Устал я. Покоя хочу. И ясности…

— Сочувствую. Понимаю…

— Да, вот так…

— Ну, ничего, ничего! — бодро сказал Прокл. — Как всегда, прорвёмся!

— Кто прорвётся, а кто нет… — снова тяжело усмехнулся я. — И, всё-таки, кто ты такой есть?

— Да что ты ко мне привязался!? — Прокл отвёл свой взор в сторону. — Успокойся. Всё нормально! Всё будет хорошо!

— Да не будет! И всё очень отвратительно!

— Это у тебя похмельный синдром.

— Возможно.

— Не возможно, а точно.

— Внимательно слушаю еврейский анекдот.

— Что?

— Ну, ты обещал его рассказать.

— Ах, да…

— И так?

— Как-то пришёл к Раввину один старый Еврей и попросил у него совета. «Правильно ли я поступлю, если обращусь к Господу Богу нашему с одной просьбой?». Раввин спросил: «И какова будет эта просьба?». Ответил Еврей: «Дело в том, что мой сын вдруг решил принять христианство, пошёл в церковь и совершил над ним священник обряд крещения!». Ответил возмущённо Раввин: «Ну, зачем тебе обращаться к Господу с такой просьбой и лишний раз тревожить его!? У него точно такая же проблема, как и у тебя!».

Я сначала не понял, а потом захохотал так, что задрожали кружки на столе. Прокл мне вторил. После смеха, вытирая слёзы на глазах, товарищ мой вдруг протрезвел, собрался, а, вернее, подобрался, и, ясно и прямо глядя мне в глаза, спросил:

— Как ты меня вычислил?

— Энергия… Её никуда не денешь и не спрячешь. Она кипит и внутри тебя, и внутри меня.

— Понятно. В определённый момент я всё-таки утратил над собой контроль, — досадливо поморщился Прокл. — Оркестр, цыгане, скрипка работы Николо Амати и апрель. Луна… Рассвет…

— Да…

— Но меня можно понять и оправдать. Медведь, Моцарт, Вивальди и три литра коньяка и втрое больше «Шампанского»… А дамы? А горячий рот той, которая затащила меня в туалет?! Расслабился, потерял голову.

— Ну, я тебя, конечно, понимаю, — скорбно пробормотал я. — А почему ты всё-таки вовремя не мобилизовал свои внутренние ресурсы, как я? Ишь, ты, расслабился он!

— Ты знаешь, надоело их мобилизовывать! — грустно произнёс Прокл. — Могу я получить истинное удовольствие и наслаждение, в конце концов!? Могу я расслабиться, гульнуть по настоящему, по полной программе!? О, как хороша была Кармен! О, как играл скрипач! О, какая была ночь! Какой был кайф! Я её и его запомню на века! О, апрель! О, удивительная скрипка работы Николо Амати! О, «Маленькая ночная серенада»! А как проникновенно исполнялся какой-то, не помню какой, концерт Моцарта!? А медведь!?

— Да что же тебе сдался этот несчастный медведь?! — совершенно трезво и сурово спросил я. — Ладно, всё, что было ранее, прошло и сгинуло в небытие. Вернёмся к настоящему. Всё-таки, ты кто такой? Зачем влез в мою жизнь?

— Кто я такой? — Прокл криво ухмыльнулся.

— Ну, и?

— Я, вообще-то… Дьявол.

— Кто, кто?

— Он самый, — тяжело вздохнул бывший Прокл.

— Кто, кто!?

— Я — Дьявол. Тот самый Люцифер. И Сатана, и Мефистофель, и Чёрт. Имён моих не счесть.

— Как такое возможно?! Ничего не понимаю! Вообще то я в тебя никогда по настоящему не верил!

— А почему ты так удивлён? А в Бога ты веришь?

— С недавних пор да.

— Есть Бог, и есть Дьявол. Есть весы, на чаши которых беззаботно кидает маленькие камешки несмышленый ребёнок. И эти самые камешки определяют ход истории, ломают судьбы, восстанавливают их снова, даруют надежду и любовь, ведут в безысходность и в беспросветность, а потом открывают новые горизонты, за которыми ещё будут всё новые горизонты! Всё повторится вновь и вновь! Но мрачная и усталая тьма всегда караулит нас у порога. Стоит зазеваться, и она хищно поглотит человека или не человека, жадно чавкая и издавая мерзкие звуки! И приходит время собирать камни тому, кто повзрослел и обрёл мудрость…

— Заумно, однако. И кто же тот ребёнок, который кидает камешки, а потом, повзрослев, собирает их?

— Он есть тот, кто стоит над Богом, а значит, и надо мною…

— Как можно стоять над Богом? — удивился я.

— Можно и нужно, — усмехнулся Дьявол. — Везде и всегда, и над всеми нужны контроль и надзор.

— Что-то говоришь ты не то. Какой контроль?! — изумился и возмутился я. — Как можно контролировать Бога?! Бред! И встаёт передо мною один закономерный вопрос.

— Какой?

— А кто контролирует того, кто контролирует Бога?

— Никто. Это первая и последняя инстанция.

— Понятно…

Нам принесли водку. Мы молча разлили её в свои пивные кружки, выпили, не чокаясь, помолчали.

— Ты знаешь, я могу за секунду превратить это кафе в пепел, но почему-то не хочется, — угрюмо и устало произнёс Дьявол. — Как-то в последнее время совершенно не тянет меня на всякие злодейства. Как-то перестал я испытывать кайф от боли, отчаяния, безнадёжности и страданий несчастных людей. Ты знаешь, я даже успешно погасил несколько конфликтов в Латинской Америке и пресёк наступление ужасной эпидемии в Африке. Как ты думаешь, мне это зачтётся?

— О чём ты?! — почти разрыдался я. — Кто и что тебе зачтёт!? Абсурд какой-то! Полный бред!

— Тот самый босоногий, конопатый и наивный ребёнок с камешками, но уже повзрослевший, мне всё и зачтёт, — грустно улыбнулся Сатана. — Очень сильно надеюсь.

— Так. Мне до сумасшествия остался всего один шаг! Нет! Пол шага! Двадцать сантиметров! — я залпом выпил водку и не стал закусывать, ибо достойной закуски не было, а создавать её искусственно почему-то совершенно не хотелось.

— Попробуй вот эту капустку с клюквой, — сочувственно и грустно произнёс Люцифер. — Очень не плоха.

— Да, замечательная! Согласен. Слушай, а я сейчас действительно пью водку из этой кружки и закусываю её квашенной капустой с клюквой? Как это действо видится со стороны искушённого наблюдателя из потустороннего мира?

— Как? — усмехнулся Чёрт. — А вот так и видится.

— Лукавишь, лукавый!

— Конечно, лукавлю…

— И, всё-таки, как?

— Как, как… Энергия! Материя! Крутится и вертится вечный круговорот. Очень скучно! И сидит он у меня в несуществующих печёнке, почках, лёгких, а кроме этого в желудке и в толстой и крайне прямой кишке!

— Фу!

— Да, именно в ней!

— Фу!

— Дело в том, что всё когда-нибудь заканчивается. Увы… Даже любовь проходит, — мрачно произнёс Сатана и страшно загрустил после очередного и довольно глубокого глотка водки.

— Слушай, дружище! Да не расстраивайся ты так! Юная цыганочка вдохнёт в тебя священные чувства любви и страсти! И покувыркаетесь вы в горячей постели! И проснётесь поутру абсолютно счастливыми и освобождёнными от всех житейских невзгод! И будете безумно любить друг друга до сто тысячного утра! И плюнь ты на всякие там энергии. Вот ты, вот соблазнительная девушка, вот солёный огурец и стакан водки! А все эти энергии — полная ерунда!

— Ты уверен?

— Да, абсолютно! У нас с тобой всё впереди! Прорвёмся! Ну, соберись с силами! Ты же, вроде, сам Дьявол!?

— Вроде бы, вроде бы…

— Слушай, давай сегодня страшно напьёмся и ринемся с головой в пожар полного экстаза! — воскликнул я.

— Не получится, — скорбно произнёс Чёрт.

— Почему?

— Мы с Богом заключили одно соглашение.

— Ничего себе! И в чём оно заключается?

— Он заключается в том, что пришло время сразиться силам Добра и Зла, — мрачно ответил Дьявол.

— А кто определил это время? И что за силы такие? И стоит ли сражаться? — насторожился я.

— Стоит!

— Почему, зачем?

— Дело в том, что завершается очередной цикл. Полная луна не проходит бесследно. Энергия нуждается в стабилизации и в обновлении. Одни истины должны опровергнуть другие. Чёрное и белое в их смешении преобразуют этот и тысячи других Миров!

— Цикл чего? Причём тут полная луна? Ничего не понял!

— Не твоего ума дело! Пока…

— Как не моего ума?! Ничего не пойму! Какие силы Зла и Добра!? И всё-таки, что за циклы?!

— Водки нам ведро! — воскликнул Чёрт.

— Извините, не понял? — спросил мгновенно подскочивший официант.

— В этом кабаке есть какое-нибудь свободное и чистое ведро? — устремил на него свой мрачный взор Сатана.

— Конечно!

— Налейте в этот сосуд водку до краёв и принесите нам!

— Но!!!

— За воспрепятствование моим желаниям положено или четвертование, или сожжение на костре, или водружение на кол! Выбирайте! — рыкнул Чёрт и грохнул кулаком по столу.

— Сей минут, Господин!

— Ну, зачем так грубо и категорично? — поморщился я.

— Повеселюсь и поиздеваюсь на посошок!

— Что!? Как и почему?! Какой посошок!? — забеспокоился я.

— Пришёл день гнева и чистого листа!

— Понял… Хотя, как всегда, ничего не понял.

— Ты знаешь, а я влюбился, — печально произнёс бывший Прокл, зачерпывая кружку из-под пива из быстро принесённого ведра.

— В кого? — обречённо спросил я. — Как любит говорить Милли, число сумасшедших в наших рядах полнится!

— Именно в Милли я и влюблён!

— Что!?

— Увы…

— Ничего себе!!!

— Готов понести самое суровое наказание!

— Бред, бред, бред!!! Я уже ничего не понимаю! Я страшно и невыносимо огорчён, разочарован, разозлён! Я весь на нервах! И как же мне соревноваться с самим Дьяволом!?

— Увы, я глубоко несчастлив, — вздохнул Сатана, зачерпнул очередную кружку из ведра и расплакался.

— Да, что же это такое происходит!? — возмутился я и так же зачерпнул кружку. — Соберись с силами, сосредоточься!

— Какое уж тут сосредоточение, если я безумно влюблён!? — отчаянно зарыдал Мефистофель. — Но не любим!

— А почему ты влюблён? — тупо спросил я.

— Как это почему?! Разве я не способен влюбляться и любить!? — возмутился мой собеседник.…

— Да, печальная и странная ситуация.

— Я влюблён в самую прекрасную женщину на свете! В самую совершенную, идеальную, тонкую, чувственную, филигранно-отточенную, в самую великолепную и неподражаемую! О, горе мне! О, горе!

— Почему горе? — по-прежнему тупо спросил я.

— Мне нельзя любить женщину, сотворённую Богом!

— Почему?

— Потому что я Дьявол!

— Ну и что?! — заорал я. — Видишь ли, — он Дьявол! Да, ужасен, грозен и могуч! Да, при виде твоём все писаются, блюют и срут от непереносимого и невыносимого страха! Но ведь всем понятно, что ты лишь частица Бога, который в противовес самому себе родил нечто, что могло бы ему возражать и быть противопоставлено! Всегда и везде нужен оппонент! Мыслитель не может существовать без другого мыслителя, почти равного себе по силе духа и ума! Объективный и беспристрастный анализ обстановки никому ещё не помешал! Без разнообразия мнений не существует истины! И я, и Милли, и миллиарды других существ во множестве Миров доказывают этот вечный и непреложный постулат! Успокойся!

— Это ты меня успокаиваешь?!

— Да, именно я! Чувствую я, что ты глубоко несчастен и нуждаешься в поддержке именно сейчас и в сию минуту.

— Спасибо, сын мой…

— Что!?

— Ты, — сын мой…

— Что?!

— Ты сын мой, я тебя люблю и всегда поддерживал в трудные минуты.

— Что!?

— Да хватит, наконец, «чтокать»!

— Что!? — тупо и чисто механически опять воскликнул я.

— Я понимаю, что ты потрясён, но соберись с силами. Дело в том, что…

— Что?!

— Снова это «что»… — легко рассмеялся Чёрт. — Ты готов, наконец, поговорить нормально?!

— Полностью готов! — отрапортовал я, зачерпнув кружку водки из, как оказалось, весьма ограниченной ёмкости.

— Да, любая жидкость имеет прискорбное и крайне печальное свойство очень скоро заканчиваться, — чисто философски произнёс Сатана.

— Согласен. Что ж, без кудесников никуда и никак! — с намёком произнёс я.

— Всегда нужны чудеса, — засмеялся Мефистофель и водрузил на стол очередное ведро с водкой.

— Осилим?

— Конечно осилим! За Милли! — вдруг произнёс он тост и стал совершенно трезвым и абсолютно серьёзным.

— За Милли! — воскликнул я и тоже стал таким же трезвым и серьёзным. — И что далее?

— А что далее… — горько усмехнулся Люцифер. — Тебе предстоит тяжкое испытание.

— Какое?

— Господь выставит против тебя армию дочерей своих. Ты должен их победить, или погибнуть. И качнутся тогда стрелки на весах добра и зла в ту, или иную сторону. Цикличность присутствует везде и всегда.

— А что, у Бога есть дочери?

— Ну, ты же есть у меня?!

— Да, вроде бы, — неуверенно произнёс я.

— Не «вроде бы», а есть. Так и у Господа нашего есть дети.

— Ну, я понимаю, когда о Иисусе Христе говорят — «Сын Божий».

— Никогда его не было на самом деле. Ну, вернее, был, но никогда он не являлся сыном Бога, — поморщился Дьявол.

— А кто сын Его?

— У Отца нашего есть только дочери. Так, увы, сложилось. Мои сёстры были до поры до времени непорочны и идеальны. Но, появился ты…

— Кто они, сёстры твои?! — опечалился я, заранее зная простой ответ на вроде бы сложный вопрос.

— Стелла, Рита, Мария и Анастасия…

— Чувствовал я какой-то подвох! Знал я, что не так всё просто и случайно происходит со мною! А оказалось всё элементарно!

— Ничего себе, — элементарно!

— И что мне делать дальше!? Ведь я люблю всех этих женщин!

— Нельзя любить всех одновременно!

— А кто это сказал и установил?!

— Не знаю. То ли Бог, то ли Дьявол…

— Ну, что ты такое несёшь!?

— Да… Согласен. Я вконец запутался.

— Ну, и что будем делать дальше?

— А дальше тебе предстоит бой.

— С кем?

— С ними, с дочками Бога.

— Ты издеваешься?

— Да нет, говорю, как есть.

— А почему этот самый решающий бой не произойдёт между вами, — тобой и Господом Богом, между двумя старыми идиотами и маразматиками?

— Ну, во-первых, не кощунствуй.

— Извини. Ты же понимаешь, что я весь на нервах!

— Понимаю, потому прощаю.

— А, во-вторых?

— Что, во-вторых?

— Ты сказал, что во-первых. Если есть во-первых, то обязательно должно быть во-вторых.

— Ну, ты и пройдоха! — рассмеялся Чёрт.

— Весь в тебя!

— Да уж… Бой между Господом, отцом всего сущего, и мною, частицей его, не может состояться по той простой причине, что я ведь сын его. Ты мог бы убить сына своего, даже порочного и жестокого?

— Не знаю. Всё зависит от обстоятельств и конкретного момента… — задумчиво молвил я.

— Возможно, ты прав.

— Так, всё же, кроме дочерей у Бога есть, оказывается, и сын, то есть ты? — усмехнулся я и залпом выпил кружку водки. — А я кто!? Получается, что внук Господа?!

— Нет…

— Ничего не понял и окончательно запутался.

— Так чего ты требуешь от меня, от частицы Бога, чей промысел недоступен моему скудному уму?!

— Интересно, а Дьявол может сойти с ума?

— Ещё как может!

— Абсурд! Бред! Нонсенс! Галиматья!

— Согласен…

— А если ты всё-таки убьёшь Отца своего? — грустно поинтересовался я. — Ну, вдруг, случайно?

— Это невозможно.

— А, всё-таки? А вдруг?

— Я его никогда и ни при каких условиях не убью. Честь, благодарность и совесть мне дороже всего!

— И это говорит Сатана!?

— Да. Вот я такой.

— Хорошо… Я, вообще-то, устал. Вернёмся к теме битвы. И каким образом и как я буду противостоять дочерям Бога?

— Как, как… С мечом в руке и всем четырём одновременно.

— Ещё один вопрос.

— Внимательно слушаю.

— Но зачем эти дамы сближались со мною, гуляли и отдыхали, пили водку и коньяк, вступали в половую связь? И делали они это вполне искренне, и любили меня, и испытывали истинный экстаз и не менее истинный оргазм? Зачем они так искусно притворялись, зная, кто я есть, и кто есть они?

— Ничего они не знали. Знания, дотоле скрытые от них, они обрели только сегодня.

— О, как всё сложно и запутанно! — вздохнул я.

— А как ты хотел?

— Ничего я не хотел! И сейчас ничего не хочу, кроме покоя и любви! О, Боже! Чёрт его знает, что со мною происходит!

— И Бог знает и Чёрт знает! — расхохотался мой собеседник.

— Последний вопрос. Кто такие Милли, Серпент, Альба и все остальные Господа? Зачем существуют они и Энергетические Сгустки? В чём смысл всего этого?

— Если я отвечу тебе в полной мере, то ты всё равно мало что поймёшь. Если говорить вкратце, то существуют Сгустки и Господа для того, чтобы поддерживалось Всемирное Равновесие.

— Понятно. Так, хорошо… Я готов к битве. Где они, девочки мои любимые и ненаглядные, красотки шаловливые?

— А вот они перед тобою, — Стелла, Рита, Анастасия и Мария.

— И всё-таки я ничего не понимаю! Я думаю, что меня разыгрывают! Я являюсь объектом каких-то глупых мистических опытов и экспериментов!? Я что, вижу нереальные и дикие сны!? Я что, сошёл с ума?! Я нахожусь под каким-то гигантским микроскопом и при этом загипнотизирован?!?! Я что, и где, и как!? Я не могу так более!!! — заорал я.

— Держись, крепись, наш самый главный Герой-Любовник! — хищно улыбнулась Настя.

— О, как же страстно ты ласкал мою грудь! — ухмыльнулась Рита.

— О, как безудержно и истово ты исполнял свой мужской долг в одном сокровенном месте между моих ног! — рассмеялась Стелла.

— Милый! Мне было очень хорошо с тобой, поверь, — светло и чисто улыбнулась Мария.

— Вот в этом, последнем и искреннем ответе вижу я особую силу духа, глубину чувств, и готов не уронить свою честь! — воскликнул я и выдернул меч из воздуха. — Честь — превыше всего! И на небесах и под ними!

Я мужественно, смело и легко противостоял атакам сучек. Я весело и игриво уворачивался от ударов их мечей, я крутился и вертелся, филигранно владея своим, отражал атаки, и понимая, что я превосхожу всех их вместе взятых. Я только отбивал их удары. Ничего иного! А почему сучек было всего трое? А потому, что Мария тихо стояла у двери, и внимательно и скорбно наблюдала за схваткой.

— Девочки! Хватит! — устало произнёс я. — Закончим этот глупый и совершенно бессмысленный бой! Ну, зачем нам он нужен?!

— Нет! — дико закричали Стелла, Рита и Анастасия и яростно, и решительно снова бросились на меня.

— Ну, как хотите, — обречённо и тоскливо вздохнул я. — Получайте, сумасшедшие суки! Как вы мне все надоели!

Стеллу я остановил беспощадно-скользящим ударом меча слева. Тело женщины распалось на две части. Риту я остановил таким же беспощадно-скользящим уларом меча справа. Её тело то же немедленно и бесповоротно распалось на две половины. Анастасию я располосовал нетрадиционно, сверху и донизу. А может быть, традиционно?! Расчленять тушу любого существа следует, вроде бы, именно с головы? Или нет?

После всех этих трудов я опечалился, бросил окровавленный меч на пол и подошёл к Марии.

— Солнышко. Я очень устал. Я хочу, наконец, покоя. Я мечтаю принять душ, упасть во всепоглощающую, белоснежную и хрустящую постель, конечно, вместе с тобою, и забыться, и видеть только чистые, ясные и безоблачные сны! Хочу, жажду!!!

— Хочешь ты, или не хочешь… Жаждешь ты или не жаждешь… — холодно усмехнулась Мария и вдруг воткнула мне под сердце длинный, узкий и острый нож. — Прости. Люблю тебя. Но, обстоятельства, порою, выше нас…

— Я тебя понимаю, — прохрипел я и упал в лужу крови, — О, Милли! На тебя одну уповаю! Тебя одну призываю!

— Куда же ты от меня денешься, милый мой, — ласково склонилась надо мною самая любимая женщина и её роскошные волосы цвета подсолнуха защекотали моё лицо.

— Никуда, — я блаженно улыбнулся.

— Ну и хорошо, — Милли строго посмотрела на Дьявола и на Марию. — Всё, время игр и экспериментов закончено. Пора всем отдохнуть. Бай, бай!

— Как скажите, Величайшая Госпожа, — почтительно поклонился Сатана.

— Готова всегда и верно служить Вам, — склонилась в более глубоком поклоне Мария.

— Ты кто? — прохрипел я, глядя в кошачьи и янтарные глаза женщины.

— Я — тот самый ребёнок, который разбрасывает камни, а затем, повзрослев, собирает их. По мере необходимости и в зависимости от обстановки и обстоятельств. А они так непредсказуемы и изменчивы, — легко и весело улыбнулась Милли и горячо поцеловала меня в холодные уста. — Завтра идём венчаться, любимый мой. Я подготовила себе белоснежное свадебное платье, а тебе строгий и элегантный чёрный костюм. Сами Бог и Дьявол будут присутствовать на сим судьбоносном мероприятии. Храм в Кижах ждёт нас. Но всё это свершится завтра. А пока расслабься и отдохни…

— Как?! Вход в Храм вроде бы заказан и Дьяволу, и Сыну его?!

— Ты так ничего и не понял, любимый мой, — улыбнулась Милли светло и чисто. — Наивный ты мой дурачок. Всё в этом Мире и в иных Мирах устроено не так, как тебе и миллиардам людей кажется или представляется. Не существует ни Бога, ни Дьявола в привычном Земном понимании. Нет ни благообразного старичка в белом, сидящего на облаках. Нет ни чудовища с рогами и в чёрном, обитающего в мрачных глубинах земли. Нет ни Рая, ни Ада. И Церковь, — это всего лишь один большой блеф. А храмы существуют всего-навсего только для того, чтобы быть утешением для страждущих, немощных, сирых, обиженных, больных и просящих чего-либо, ищущих спокойствия в своих душах, и жаждущих надежды. Вот и всё! На самом деле мир устроен намного сложнее и совершенно по другому.

— Жаль, жаль…

— Ну, не огорчайся ты так. Верующий, да будет верить, а неверующий, может быть, поверит. И хорошо, что храмы существуют. И хорошо, что вход в них открыт всегда и для всех, ибо никого нельзя лишать сочувствия, понимания, возможности раскаяться и получить прощение.