Самое высшее наслаждение — сделать то, чего, по мнению других, вы сделать не сможете.
Очнулся я в своей квартире на любимом диване. Было очень тихо, спокойно, как всегда пасторально и очень уютно. Невыносимо уютно! Я с облегчением и глубоко вздохнул, встал, прошёл в кухню, открыл холодильник. Пустота, полная стерильность. Какие уж здесь крабы, лобстеры, лангусты или креветки под белым или красным соусом. Какое уж здесь пиво или водка. Какой уж здесь океан, или, хотя бы, захудалое и мелкое Азовское море?! Кстати, оно от меня сравнительно не далеко!
Да, однако, Анастасия была хороша. Что-то я несколько погорячился. Что-то я сильно переборщил и явно сделал не то и не так. Жаль, очень жаль. Никто до сей поры так мастерски не делал мне минет и всё остальное. Печально и грустно, и некому руку подать в минуты душевной невзгоды. Да… Увы, увы… Надеюсь, что нанятые мною доблестные бойцы сохранят Анастасию в здравии и обеспечат ей покой и благополучие. Всё-таки, сколько у них пулемётов и гранатомётов. Полная сумку денег покоится в шкафу в спальне. Но какая, однако, сука, эта хохлушка!
— Саша, давай поговорим, — Милли плавно возникла из ниоткуда и присела на краешек моего, уже ставшего легендарным, дивана.
— Давай, — устало произнёс я.
— Ты знаешь, каждый человек в этой жизни должен рано или поздно определиться и сделать выбор.
— Я не человек!
— Ну, хорошо… Ты не человек. И я не человек. Но разреши впредь называть тебя именно так, — человеком.
— Хорошо…
— Ну, что ты всё мечешься, страдаешь, беснуешься и не находишь приюта ни в душе, ни в чём более?!
— А что существует помимо души? — удивился я.
— Многое!
— Мой приют здесь и сейчас, на этом диване!
— Ты жестоко обманываешь себя! Ты позволяешь лгать себе и поганить жизнь мне и ещё многим красивым, умным, достойным и любящим тебя женщинам! — вздохнула Милли.
— Вот как?
— Да, так!
— Ты знаешь, моя дорогая…
— Отныне я не твоя дорогая!
— Хорошо, хорошо… Остынь, успокойся, моя милая.
— Я не твоя милая! Я тебя бросаю на веки и бесповоротно! Всё, хватит! Моё терпение истощилось! Мне на всё наплевать с самой высокой и заброшенной колокольни, на которой уже тысячу лет нет ни одного самого захудалого колокола!
— Любовь моя!
— Сгинь, сволочь! — Милли растворилась в воздухе.
Раздался звонок в дверь. Я нервно и беспечно открыл её и получил довольно мощный удар в лицо. Кровь хлынула из сломанного носа. Я тяжело упал и захрипел.
— Получай, сволочь! — истерично заорала Стелла, жёстко пнула меня в бок острым сапожком, развернулась и ушла.
Да, служба в полиции, видимо, самым положительным образом влияет на физическое состояние женщин. Я попытался вползти в квартиру, с трудом преодолел порог, и в это самое время на лестничной площадке появилась Рита.
— Ах, ты, подонок, негодяй, идиот! — закричала женщина и ударила меня по голове полупустой бутылкой, кажется, из-под шампанского, а может быть из-под какого-то вина.
Я почти мгновенно погрузился во тьму. Слава Богу! Так мне, мудаку и конченному идиоту, и надо! Все мы заслуживаем того, чего нам стоит заслуживать. Не более и не менее.
Очнулся я ночью. Башка возмущённо гудела и страшно болела. Я лежал в луже блевотины и бессмысленно смотрел в белый и, подёрнутый лёгкой паутиной, потолок лестничной площадки. Тускло горела лампочка, сокрытая в запылённом плафоне, который был так же почти безнадёжно покрыт толстым слоем паутины.
— Почему не уберут паутину? — громко спросил я неизвестно у кого.
— Паутина, — это продолжение и порождение пустоты, — раздался слегка насмешливый и лёгкий голос.
— Согласен, — поморщился я, попытался приподняться, но у меня это с первой попытки не получилось. — Вы кто?
— Я ваша соседка.
— Странно… Никогда вас ещё не видел. О, сколько достойных дам обреталось здесь в последнее время!
— Вы пока не смотрите на меня. Я очень сильно смущаюсь и переживаю. Давайте поговорим с закрытыми глазами. Увы, помочь я вам ничем не смогу, но машину Скорой Помощи я уже вызвала.
— А почему мне нельзя на вас смотреть?
— Дело в том, что я инвалид с детства. Масса проблем. Передвигаюсь только на коляске. Если вы посмотрите на меня, то ужаснётесь. А я не хочу вызывать у вас ужас, потому что надеюсь на скорое чудо исцеления и обновления. А чудо всё не приходит и не приходит.
— Как это не приходит?! — возмутился я. — Оно уже настало и пришло!
— Ой!
— Да вставайте же вы со своего чёртово кресла, да разомните ноги, да улыбнитесь этому вечному и страстно бушующему миру, и погрузитесь в него с головой! Ну, смелее!
— Вы кто!?
— Боже, как меня задолбал этот вопрос, произносимый всеми женщинами, которых я знаю!
— Не вставайте, не открывайте глаза! Я не готова к встрече с вами! Завтра или после завтра мы встретимся, а ещё лучше через неделю! Мне следует привести себя в порядок и быть достойной чести встретиться с вами, с моим неожиданным спасителем!
— О, Господи! Как тебя зовут?
— Мария.
— Боже, какое красивое и древнее имя! Обожаю его!
— Спасибо.
— Чем ты занимаешься, Мария?
— Я же говорила вам, что я инвалид с детства. Была… Боже, как я вам благодарна! Всё-таки чудеса бывают и случаются на этой суетной и вечной земле!
— Земля наша отнюдь не суетна и не вечна, Маша! Но чудеса бывают на ней и на многих других землях, и во многих других Мирах!
— Ах!? Что!?
— Да я так… Размышления вслух.
— Понятно. Разрешите Вас покинуть? Я слышу, как поднимается лифт. Это, видимо, врачи Скорой Помощи. Странная ситуация, однако…
— А в чём её странность?
— Во всём. И мне непонятна её абсолютная невероятность!
— Ну, врачи едут. Лифт, слава Богу, работает. Я лежу и жду их. В чём, всё-таки, невероятность?!
— В том, что Вы лежите и ждёте их, хотя, как я подозреваю, они должны ждать Вас, так как Вы совершенно не нуждаетесь в их помощи, а они очень сильно нуждаются в Вашей помощи!
— Вообще-то, я великий врачеватель. Способен лечить дистанционно. Сейчас я успешно продемонстрировал свои способности.
— Ну, ну…
— Не верите?
— Верю, верю! Вставайте же. Вы посмотрите на себя со стороны!
— Бывает… — неопределённо ответил я. — И на старуху бывает проруха. Подчас я хочу чувствовать себя самым обычным и простым человеком. Не встану я! Мне так удобнее! Простоты и обыденности я жажду!
— Да, я согласна. Вся суть в простоте.
— А когда же я удостоюсь чести увидеть вас, Мария?
— Через неделю. Нет, лучше через две, три! Я сама Вам позвоню в дверь или постучу в неё, и войду, дабы выразить Вам благодарность за дарованное мне чудо исцеления! А до этого я приведу себя в порядок! Пожалуйста, не открывайте глаза!
— А что, вы страшная, толстая или худая? У вас отсутствуют конечности? Неужели вы стары и не ощущаете оргазма?!
— Боже мой! Ну что такое Вы несёте!
— Бывает… Сотрясение головного мозга, очевидно. Как вы считаете, Мария. Если я сотворил чудо и вернул вас к нормальной жизни, то мне это воздастся и зачтётся?
— Конечно!
— Ну, и хорошо, ну и славно, — улыбнулся я и окончательно и бесповоротно потерял сознание.
Очнулся я очень резко и неожиданно, и мгновенно полная ясность воцарилась в моей истерзанной душе, или в голове. Собственно, душа, вроде бы, там и находится.
— Привет, — сказала довольно симпатичная, улыбающаяся и миниатюрная женщина примерно лет двадцати пяти или тридцать от роду, сидящая в кресле около моей кровати.
— Привет, — улыбнулся я. — Ты кто?
— Та самая Мария.
— Ну, и как же ты себя чувствуешь, Мария?
— Прекрасно, превосходно! Спасибо Вам за оказанные милость и честь! — улыбнулась Мария.
— Не за что, — проворчал я, пошевелился слегка и поморщился. — За милость и честь не стоит благодарить, потому что они даруются от лёгкого сердца, которому безразличны благодарности, ибо оно, это сердце живёт и дышит тем добром, которое оно же и сотворило.
— Да, Вы правы, — легко и светло улыбнулась Мария.
— И как долго я нахожусь в этом месте?
— Неделю. Частная клиника. Я всё оплатила.
— Я вам возмещу затраты.
— Ради Бога! Вы не представляете, какие у меня затраты были, пока я тяжело болела!
— Хочу омаров или лобстеров! Больших, огромных, в меру солёных и пахнущих укропом. И ещё хочу под них парочку жирных рыбцов, и три литра свежего бочкового пива, и стакан ледяной водки немедленно! И томатного сока! И специй в него, и перца!
— Ну что Вы такое говорите?! В Вашем-то состоянии!?
— Плевать мне на моё состояние! Достань из холодильника всё, что я только что заказал!
— Ну, я не знаю… О, Боже! — изумилась и испугалась Мария, открывая дверцу холодильника. — Откуда всё это?!
— Оттуда! — сухо произнёс я и задал женщине прямой вопрос. — Ты девственница?
— Увы, да… У меня никогда не было мужчины.
— Никаких «увы»! — возмутился я. — Сейчас мы исправим сей печальный недостаток! Ты готова?!
— Конечно же, готова! Я горю и трепещу!
— Так иди же ко мне на грудь, моя малютка!
— Банально, пошло, смешно, но, тем не менее, я готова оказаться на Вашей груди!
— О, как меня гнетут все эти бинты!
— Сейчас мы их сбросим!
— О, моя радость!
— О, мой шалун!
— Ну, иди же ко мне, моя нимфа!
— Иду, иду, мой спаситель!
Я стал, лихорадочно трепеща, и чуть не теряя сознания, раздевать Марию, у которой, оказывается, была довольно неплохая грудь, и в это самое ответственное время в мозгу у меня раздался щелчок, и скорбный голос Серпента произнёс:
— «Величайший Господин! У нас серьёзные проблемы!».
— Да что же это такое! — завопил я, чувствуя, что мой крайне эрогированный член катастрофически теряет свою былую силу. — Сколько можно надо мною издеваться?!
— Что случилось?! — воскликнула Мария, будучи на половине пути к этому самому члену, уже опавшему и немощному, как бывает таковым смелый, упругий и, вроде бы, решительный росток в скорбную пору внезапных ночных заморозков.
— Не волнуйся, милая. Сейчас со всем и со всеми разберёмся, — я выскочил в ванную комнату и гаркнул:
— «Ну, что такое исключительное, невероятное и экстраординарное произошло в этот раз?!».
— «Величайший Господин!», — панически заорал Серпент. — «Все Энергетические Сгустки Четырёх Миров пропали!».
— «Как это пропали?!», — возмутился я. — «Куда пропали, почему пропали?! Кто велел, допустил и кто позволил?!».
— «Ну, я, вообще-то, хотел получить ответы на эти вопросы у Вас!», — робко произнёс Серпент.
— «Да, что же такое происходит?! Почему я!? Как вы все меня забодали! Нет, так больше жить невозможно! Находясь в таком постоянном напряжении, я очень скоро сойду с ума!».
— «Величайший Господин! Время идёт на часы и минуты! Всем нам грозит скорая и неминуемая гибель!».
— «А я?».
— «Что Вы?!».
— «Ну, мой Сгусток, вроде бы, в полном порядке?».
— «Ваш, да!».
— «Ну, и слава Богу», — расслабился я, достал из воздуха стакан с коньяком и лихо, и решительно выпил его, дабы умерить умственное и душевное волнение и напряжение, а потом вернулся в комнату и страстно поцеловал Марию так, что она задрожала и стала снова опускаться к моему вялому, но подающему надежды на скорое оживление, члену.
— Милый! Я страстно желаю тебя! — закричала женщина и поглотила член своим горячим ртом.
Я задёргался, застонал и вдруг потерял сознание. Ну, есть же мера у всех вещей!? И силы наши отнюдь не безграничны и не истощимы, и подчас, покидают они всех, и даже тех, кто иногда даже стоит рядом с самим Богом или с Богами!