Странно было вернуться в колледж в понедельник утром, будто выйти из заточения. Я нервничала, встретив Ханну, но она была спокойна насчет всего случившегося и рассказала, что убедила маму, будто все произошло по ошибке: Кэти Риверз никогда бы не стала делать что-то настолько рискованное. Мы с Мерлином при первой же возможности отошли в сторону, и он полностью взял вину на себя, признав, что перепутал адреса, когда заполнял заявку на своем компьютере. Я даже не стала пытаться с ним спорить и доказывать, насколько это маловероятно.
Теперь нам придется быть очень осторожными, чтобы нас не увидели вместе — я думала, что за нами могут следить, чтобы потом опять повернуть все против меня. Мы целовались украдкой при каждой возможности и нашли небольшой коридор в задней части колледжа, где можно было спрятаться. Окна оттуда выходили на железную дорогу и помойку, в воздухе стоял запах мусора, нас обдувал ветер и в ушах эхом отдавался скрежет поездов. Я стала украдкой следить за Женевьевой так же, как она следила за мной. Странно, но это приносило мне удовлетворение, будто я впитала часть ее хищной, мстительной личности. Я считала каждый день и ожидала выходных, и мне было чего ждать: в субботу срок моего заключения истекал, и я могла свободно видеться с Мерлином, к тому же нам с Люком надо было кое-что сделать.
Мы собирались вернуться в пригород Йорка, в дом священника, куда Женевьеву отправили жить после пожара. Что бы она ни скрывала, мы собиралась обнаружить ее секрет и выставить ее тем, кем она и была — злостной лгуньей. В конце концов мне пришлось неохотно признать, что она, скорее всего, не перестанет преследовать меня. Мне придется остановить ее самой. Мы выехали в субботу еще до семи утра.
— Ну, как твой чародей? — лукаво спросил Люк, направляя машину в крутой поворот так, что меня прижало к двери.
— Он… ну… в порядке.
— И его не смущает, что ты проводишь со мной целый день?
— Конечно же нет, — твердо ответила я. — Мы увидимся сегодня вечером. Нам пришлось быть врозь всю неделю… Но зато я хотя бы вовремя закончила курсовую работу. И мисс Клегг сказала, что она была на порядок лучше предыдущей.
— Это замечательно, Кэт.
— Так что… из меня даже вышел какой-то толк, пока я была в заключении.
Люк ничего не ответил. После того как он узнал о пресловутой поездке в кемпинг, между нами появилось какое-то напряжение, и это приводило меня в замешательство, ведь я всегда думала, что могу рассказывать ему все.
— Ты чем-то недоволен?
Он стал рассеянно тыкать кнопки CD-плеера, но я положила его руку обратно на руль.
— Давай уже, выкладывай.
— Нет. Просто я не хочу, чтобы тебе причинили боль, вот и все.
— Мерлин меня не обидит.
Люк все равно продолжал сидеть с угрюмым видом, и мне пришлось надавить на него.
— Есть еще что-то, да?
— Нет… ладно… вроде того. Мне казалось, я так хорошо тебя знаю, Кэт.
Мне было так больно от его неожиданного осуждения, что я осталась сидеть молча, абсолютно раздавленная. Затем я постепенно начала злиться и решила защитить себя. Мой голос прозвучал холодно и ровно.
— Ты знал меня, Люк. Но я уже выросла.
Он закивал.
— Ты права, это совсем не мое дело.
— Нет, — уже более мягко поправила я. — Это твое дело, потому что ты мой друг и если бы не твоя поддержка, я бы уже давно сошла с ума.
После моих слов Люк немного оживился и словно посветлел. Он вытянул руку, чтобы я дала ему «пять».
— За дружбу, Кэт.
— За дружбу, — ответила я.
Но он все же не мог не оставить за собой последнее слово.
— Только не позволяй первому встречному парню разбить тебе сердце.
Я закрыла глаза и сконцентрировалась на движении машины, вспоминая Женевьеву и вечернее платье, а также причину, по которой мы сейчас были в пути. Как только она заметила шок на лице продавщицы, то тут же сняла платье со словами, что оно «ужасно». Я уткнулась в книгу со схемами для вязания и невинно подняла взгляд, будто собираясь спросить, в чем проблема. Женевьева с лицом мрачнее тучи желала поскорее убраться из магазина. Она едва сказала мне пару слов, и на автобусной остановке мы распрощались.
Это было необходимое мне доказательство, которое указывало на прошлое Женевьевы. Она думала, что сможет слепить себя заново и уничтожить все, но на ней самой осталось нестираемое свидетельство того, что пламя все же не пожалело ее.
Люк вывел меня из задумчивости.
— Может, нам вначале лучше позвонить в дом священника? Его номер должен быть в справочнике.
— Нам не стоит заранее всех настораживать, — зевнула я. — Сложно угадывать чувства и мысли людей, когда вы не находитесь лицом к лицу.
— Не слишком обольщайся, — предупредил Люк. — Священник мог переехать, или уже умереть, или еще что-нибудь…
— Он будет на месте, — пробормотала я. — Эта дама из Нижнего Крокстона сказала бы нам, если бы он уехал.
— Он может быть в отпуске, или в уединении, или что там священники делают.
— Нет, он будет присматривать за своей паствой, — засмеялась я.
— Он не обязан с нами разговаривать, а мы не можем солгать…
— Божьему человеку, — закончила я. — И почему это он не станет с нами говорить?
Люк стал нервно постукивать по рулю костяшками пальцев.
— Вообще-то, Кэт, люди не всегда делают то, чего тебе от них хочется. Он может подумать, что это слишком личная тема.
— Его работа — помогать людям, — раздраженно возразила я. — Грейс она или Женевьева, она все же его родственница. Он не имеет права позволять ей мучить других людей… преследовать и пугать их, пытаться сломать их жизнь, или отобрать ее, или что она там собирается сделать…
— Согласен, — успокоил он и тут же хитро подмигнул и добавил: — Ну что, ты больше не веришь в то, что она обладает сверхъестественной силой?
— Наверное, нет, — пробормотала я.
— Видишь ли, Кэти, — наставительно начал он, — все эти фокус-покусы не что иное, как порождение легковерной натуры. Когда ты в них не веришь, они и не приносят вреда.
Я вскрикнула и закрыла лицо руками, когда что-то ударилось о лобовое стекло. Краем глаза я заметила, что Люк яростно выкручивает руль, чтобы удержать машину, и нас мотает по всей дороге. Ему удалось остановиться, и от сильного толчка нас обоих отбросило назад. Я инстинктивно обхватила голову руками и услышала, как Люк сказал потрясенным голосом:
— Кэти, это просто птица, если не хочешь, не смотри.
Это было извращением, но как только он договорил, я просто должна была посмотреть и прямо перед собой увидела распростертое на стекле тельце ворона. Он смотрел на меня своими мертвыми глазами.
— Повезло, что мы были не на скоростной автостраде, — с притворной веселостью сказал Люк. — И что он влетел в нас с твоей стороны, иначе мы бы оказались в кювете.
Я чувствовала себя так, будто меня отжали в стиральной машинке и вывесили посушиться. Я старалась не смотреть, как Люк стирает кровь со стекла и убирает перья и искореженное тельце в целлофановый пакет. Он сел назад в машину и включил дворники, чтобы смыть остатки.
— Возможно, его подстрелил фермер, — добавил он, беззаботно насвистывая, а я сделала несколько глубоких вдохов, борясь с дурнотой. Я открыла окно, стараясь не думать о крылатых вестниках судьбы, которые пытались остановить нас на пути к церкви. Мы с Люком не сказали друг другу ни слова, пока не доехали до прихода Св. Иоанна.
Я ожидала увидеть маленькую старомодную церквушку с витражными окнами и навесом над воротами, но она оказалась простой и современной, скорее, зал для церемоний, чем церковь. Снаружи было припарковано множество машин, а на доске объявлений висела реклама благотворительной распродажи в помощь местной организации.
— По крайней мере, мы можем зайти вместе со всеми и не выглядеть подозрительно, — сказал Люк, вылезая из машины и потягиваясь. Его волос, похоже, касалась расческа, и штаны-милитари были не такими уж измятыми. Я улучила минутку и незаметно посмотрела на него с нежностью. Интересно, почему он с такой готовностью может потратить целый день на то, чтобы помочь мне. — Пойдем поглядим, может, получится сделать удачную покупку, — поторопил он, — и заодно провести детективное расследование.
Мне всегда нравились подобные распродажи, потому что на них можно купить старые вещи, которые я обычно перешивала или раскраивала и шила что-то новое, но в этот раз я будто оказалась на родине Британского Женского Института.[4] Здесь были только твидовые юбки, клетчатые брюки и кофты-шотландки с шарфами в тон. На столах были расставлены банки с джемом, повидлом, маринованным луком и свеклой, а также гигантские кремовые бисквиты и фруктовые торты. Кроме того, имелась подборка растений, ужасных китайских статуэток и мрачных на вид книжек. Я радовалась, что надела свои обычные слегка расклешенные джинсы вместо других, которые сидят на бедрах и так и норовят съехать вниз и продемонстрировать резинку моих трусов.
— Ищи священника, — напомнил Люк, улыбаясь и кивая каким-то дамам, сидящим на скамьях.
Его вынудили купить фруктовый хлеб и абрикосовый джем для мамы, а я отвлеклась на какое-то хлипкое растение, которому почти не требовалась ухода. Похоже, Люк был здесь единственным мужчиной моложе шестидесяти и поспешил на помощь, когда один из столов рухнул. Вскоре его попросили принести несколько коробок с книгами и установить лотерейный столик. Я стояла неподалеку, потягивая отвратительный кофе из пластикового стаканчика, и слушала жалобы одной пожилой леди на ее бурсит.
Мужчину в пасторском воротнике и темном костюме невозможно было не заметить. Как только он вошел, все тут же устремились к нему, чтобы поздороваться. Я пыталась позвать Люка, но его закрыли от меня головы с голубоватой химической завивкой. На первый взгляд, священнику было около пятидесяти лет. Это был мужчина с седыми волосами, бородой и очками в золотой оправе, высокий и худощавый. Единственное, чего ему не хватало для полноты образа, это сандалий с открытыми носами, но я вспомнила, что на улице уже холодновато и он, скорее всего, просто отложил их до лета. Люк, который никак не мог затеряться в этой толпе, стоял, как маяк на берегу моря, и священник направился прямиком к нему. Не отвлекаясь от душераздирающей истории про удаление желчного пузыря, я увидела, что они поздоровались за руку, и приготовилась подойти, если Люку понадобится моя помощь.
— Я приехал всего на день, — сказал он, — со своей подругой.
— Нам так важно, чтобы наше общество посещало побольше молодежи. Как жаль, что вы здесь просто наездом.
Люк выдержал эффектную паузу.
— На самом деле, моя подруга жила не так далеко отсюда. Интересно, не помните ли вы ее?
Священник ободряюще улыбнулся.
— Как ее зовут?
Люк на секунду заколебался, но затем откашлялся и уверенно сказал:
— Ее зовут Грейс. Грейс Мортон.
Реакция была просто чудовищной. Священник весь подобрался, его черты ожесточились и стали почти уродливыми. Перемена была такой стремительной, что это действительно пугало, как будто вы видите вашего любимого героя мультфильмов превратившимся во Фредди Крюгера.
— Извините, я не помню никого с таким именем.
Я поежилась от неприятного ощущения и протянула руки, показывая, что ничего не поделать, но Люка было не так легко отпугнуть. Он последовал за быстро уходящей фигурой, а я пыталась не отставать от них.
— Прошу прощения, но я думаю, вы просто обязаны помнить. Было бы сложно забыть члена собственной семьи.
Священник резко развернулся и смерил нас горящим взглядом.
— Она не член моей семьи.
Люк не смог удержаться от торжествующей улыбки.
— Значит, вы все-таки помните. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, это очень важно.
Священник был непоколебим.
— У меня нет никакого желания отвечать на ваши вопросы, и я буду признателен, если вы оставите меня в покое и не побеспокоите ни меня, ни кого-то из моих близких снова.
Мы смотрели, как он возвращается в церковь. Я присела на невысокий парапет поблизости, поигрывая молнией куртки и похлопывая себя по плечам. То ли из-за напряжения, то ли из-за погоды я промерзла до костей.
— Не очень хорошо все вышло.
Люк был заметно зол, но держал себя в руках.
— Какой-то надутый индюк! Ну, я же предупреждал, что нам не удастся уговорить его.
Я вздохнула.
— Мы больше ничего не можем поделать. Но вот что странно. Никто не хочет говорить про Женевьеву-Грейс. Как будто ее никогда и не существовало.
Люк присел рядом и стал постукивать пятками подошв о брусчатку.
— Ты имеешь в виду, что они хотят думать, будто ее никогда не было.
— Похоже, это все? Нам больше некуда двигаться с этим.
Он высунул язык набок и глухо хохотнул.
— И зови себя журналистом после этого. Нет, это только начало.
— Но он только разозлится еще больше.
— Он может. А что насчет других?
— Кого — других?
Люк посмотрел куда-то вперед взглядом, который стал жестким, словно сталь.
— Он сказал «не побеспокоите никого из моих близких», и именно это мы и сделаем. Он не единственный, кто знал Женевьеву, и мы просто дождемся удобного момента.
— И как долго нам придется ждать?
— Столько, сколько понадобится, — решительно заявил Люк.