Девушка с зелеными глазами

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Я долго смотрела на телефон, злясь сама на себя, потому что, читая сообщение Мерлина, я ощутила легкую дрожь в теле, как раньше. Но дрожала я скорее от негодования — меня возмущало, что он зовет меня на встречу, будто между нами есть еще какие-то отношения. Мой ответ был более чем прохладным.

Если бы проводились соревнования по напористости и назойливости, Мерлин получил бы высшие оценки. В конце концов я согласилась, поскольку любопытство взяло верх. Мы не оставались наедине после эпизода с картиной, и я представить себе не могла, о чем нам говорить. Хорошо еще, что я успела утром помыть голову и попыталась соорудить из своей одежды что-то более-менее изящное вместо полного гранжа. Я долго стояла на железнодорожном переезде, и поэтому опоздала самым светским образом. Войдя в кафе, я оглянулась вокруг, и на нашем обычном месте у окна увидела Мерлина. Где-то глубоко внутри себя я ощутила резкую боль. Казалось, будто прошлая целая жизнь с момента, как мы вместе сидели здесь в последний раз. Тогда люди смотрели на нас, потому что мы только стали встречаться и излучали энергию, а теперь кафе было переполнено, и никто и краем глаза не скользнул по нам. Я примостилась на место напротив, понимая, что какая-то часть меня все еще живет здесь.

— Кэти, ты отлично выглядишь.

— Спасибо.

Я ткнула пальцем в его ноутбук, стоявший раскрытым на столе.

— Домашнее задание?

— Да нет, просто всякая чушь по веб-дизайну.

Я чувствовала, что веду себя более чем скованно, будто у меня за спиной под пиджаком застряла забытая вешалка.

— Как там Женевьева?

— У нее все еще опухшие миндалины.

Изобразила сочувствующее лицо.

— Надеюсь, к Рождеству она уже поправится.

Я внимательно наблюдала за Мерлином, но не замечала никакой ответной реакции. Если Женевьева действительно собиралась уезжать, то он ничего об этом не знал. Но почему тогда она сказала Нэт, а ему нет?

Он осушил остатки кофе в чашке.

— Я закажу себе еще, ладно? И тебе тоже?

Я держалась дружелюбно, но жестко.

— Мерлин? Мы можем вести здесь светские разговоры всю ночь и разориться на кофе. Зачем ты меня позвал?

Он нерешительно кивнул и стал разглядывать свои руки.

— Кэти, я бы хотел положить конец недоразумениям между нами, с нашей последней встречи мы так и не внесли ясность в ситуацию…

Я старалась, чтобы мой голос звучал как можно более равнодушно и сдержанно.

— В этом нет необходимости. Мы можем остаться друзьями и без этих сложностей.

— Дело не только в нас, — сказал он. — А что с окружающими? Все не будет так, как раньше, если мы с тобой не поговорим обо всем в открытую.

Он был прав. Нэт, Ханна и я провели с Мерлином, Адамом и их другом Харви отличное лето, и такого не повторится, если мы не будем двигаться дальше после того, как перестали быть парой.

— Ладно, — глухо сказала я. — Начинай первым.

— Я хотел объяснить тебе кое-что… насчет картины.

— Нечего тут объяснять, — ответила я, чувствуя, как внутри опять разрастается боль, несмотря на мои самые добрые намерения.

Он закрыл глаза.

— Я не могу забыть, каким было выражение твоего лица, когда я показал тебе картину. Это было просто ужасно.

Я провела языком по зубам, будто на них налипло что-то гадкое.

— Мерлин, и как ты считаешь, почему я была так недовольна?

— Мне кажется, я совершил некоторую ошибку, когда рисовал твои… глаза, — пробормотал он.

— И не только глаза, — отрывисто сказала я, чувствуя, как моя злость начала выходить из-под контроля. — Меня вообще было не так уж много на этой картине.

— Ты все равно была на ней, — уперся он.

Жалкие остатки, бледная тень, горько подумала я. Мне ничего не оставалось, кроме как возразить.

— Я думаю, ты и сам знаешь, чьи очертания изображены на этом холсте.

Он не смотрел мне в глаза.

— Ты имеешь в виду Женевьеву?

Мой голос прозвучал неестественно и официально.

— Да, Мерлин, именно ее я и имею в виду.

Мерлин поскреб подбородок, и я поняла, что он с трудом подбирает слова.

— Это был твой портрет, Кэти, клянусь. Твой и только твой.

— Но увидела я не его.

— Я и пытаюсь тебе сказать это… Он не был портретом Женевьевы. Во всяком случае, изначально точно не был.

Я поняла, что повторяю слова Женевьевы, словно возвращая их Мерлину.

— Он не мог измениться в последний момент.

— Вот именно это и произошло, — угрюмо выдавил он. — Я выписывал детали тут и там, вплоть до дня, когда показал его тебе, и…

— Получается, он не был закончен недели назад? — перебила я.

— Нет, я никогда не тороплюсь. — Он развел руками. — Основа картины проступает постепенно и иногда начинает жить собственной жизнью.

«В нашем случае так и произошло», — мрачно подумала я, но продолжала молчать, думая, стоит ли ему верить, и злилась из-за того, что мне очень хотелось поверить ему.

— Кэти. Я видел перед собой почти законченный портрет, а потом в моей студии ты выглядела такой пораженной и растерянной, а затем ушла. А до меня так медленно дошло почему.

Я вежливо улыбнулась и несколько раз моргнула.

— Может, твою кисть вело твое подсознание? Втайне ты хотел быть с Женевьевой…

Он покачал головой:

— Не хотел, и рисовал я совсем не ее. Я бы так хотел, чтобы ты поверила мне.

— Мерлин, почему это тебе так важно?

— Правда всегда важна, — с жаром ответил он, и я побоялась смотреть ему в лицо, потому что его голос звучал так искренне. Он потупился и жалобно сказал: — Ты и Женевьева — неразрешимые загадки. Только мне показалось, что я смог приблизиться, как понял, что ты будто в миллионах световых лет от меня.

Я на секунду прикрыла глаза, потому что раньше сама так думала о Мерлине.

— Теперь ты с Женевьевой, — вернулась я на землю. — Она не такая уж и загадка.

Он в отчаянии покачал головой:

— Она всегда была рядом, Кэти, а ты где-то… слишком далеко.

Я посмотрела ему прямо в глаза:

— Но теперь это больше не имеет значения.

Внезапно я поняла, что это чистая правда, и вряд ли мы когда-нибудь будем значить друг для друга так же много, как раньше. Для меня это оказалось не просто встречей с Мерлином, а прощанием с частичкой самой себя.

— Ну что, Кэти… теперь все в порядке?

— Конечно же.

Он встряхнул головой, будто пытаясь пробудиться ото сна.

— Женевьева просила, чтобы я показал тебе дизайнерский конкурс в Интернете. Главный приз — недельная стажировка в одном из знаменитых модных домов.

Я попыталась не выглядеть слишком неблагодарной.

— Все подробности будут известны в колледже. Мисс Клегг вывесит все на доску объявлений.

— Женевьева сказала, что это что-то очень особенное и никто ничего не знает. — Он развернул ноутбук ко мне. — Она сделала закладку в «Избранном», называется «только для Кэти».

Я втянула щеки, взбешенная наглостью Женевьевы, кликнула на файл и стала ждать, пока страница загрузится.

— Соединение барахлит? — улыбнулся он, когда я замерла, не в состоянии поверить собственным глазам. Подо мной будто разверзлась дыра в полу, и я проваливалась в черную бездну. Я смотрела, пока хватало сил, снова и снова перечитывая текст, в надежде, что, может быть, неправильно поняла, а затем вскочила на ноги.

— Мерлин, мне пора, кое-что случилось.

— Все в порядке?

— Да, мне просто срочно нужно домой. Увидимся… наверное.

— Это произойдет раньше, чем ты думаешь, — пошутил он, но я была слишком расстроена, чтобы отвечать.

Мне кажется, я побила все существующие рекорды по бегу на длинные дистанции и одновременному набору эсэмэс. Я не сбавляла темпа, пока вдалеке не увидела указатель на свою улицу. Сердце скакало, как заведенное, и в боку ныло. Я привалилась к стене недалеко от дома, измотанная страхом и неожиданной нагрузкой.

Машина Люка стояла около дома, и я успокоилась, потому что мне нужно было срочно рассказать ему, что показала мне Женевьева. К двери подошла его мама, мой голос звучал пронзительно от одышки.

— Здравствуйте, миссис Кэссиди. Люк дома?

— Извини, Кэти. Они с Лаурой уехали в город праздновать.

Я была полна отчаяния.

— Сегодня ее день рождения?

Лицо миссис Кэссиди посветлело.

— Нет, их годовщина. Целых три года.

— Ух ты, потрясающе.

— Наверное, поэтому он выключил телефон. — Она подмигнула. — Вероятно, они не хотят, чтобы их отвлекали.

Я была просто раздавлена.

— Нет, конечно… не хотят. Я даже и не посмела бы.

— Это было что-нибудь важное, Кэти? — прокричала она мне вслед.

— Нет, ничего особенного. Я… пересекусь с ним завтра.

Мне ничего не оставалось, кроме как ждать до утра. Рядом не было никого, кто был бы способен трезво растолковать свежие события. Я ненавидела себя за то, что без Люка я становлюсь такой беспомощной, и пыталась выкинуть его из головы, но безуспешно. Я лежала без сна, прислушиваясь к воющему ветру за окном, который проникал через прохудившиеся рамы и покачивал шторы. Я медленно достала нашу с Люком фотографию из ящика и поднесла ее к лампе. С каждым разом эта фотография поражала меня все больше и больше. Я аккуратно положила ее назад, сама не зная, зачем вообще ее сохранила.

Я чувствую жар во сне. Я снова в старом доме, но на этот раз не могу пройти дальше крыльца и вынуждена смотреть, как Женевьева бросает горящую спичку и пламя расходится во все стороны, трещит, и лестница разлетается в щепки, как гнилушка. Женевьева проходит через огонь невредимой, и я понимаю, что она парит в полуметре над землей. Единственный способ спастись — это пойти вместе с ней. Я не хочу, но у меня нет выбора. Она протягивает руку, я шагаю к ней, и наши тела сливаются в одно. Ее мысли становятся моими. Она ведет меня на городскую площадь к виселице с пустой петлей, зловеще выступающей на фоне ночного неба, освещенного заревом пожара.