Консуэло жила с Сэмом, но это были странные отношения, она была скорее его домработницей и матерью одновременно. Я имею в виду, что она убиралась, готовила еду и стирала. Но при этом постоянно пилила его, разражаясь длинной тирадой испанских слов, на которые он всегда отвечал одинаково, тоже по-испански: «Ну конечно!». Поначалу я думал, что они женаты, но нет, у нее была своя маленькая спальня в задней части дома, целую стену которой покрывали изображения святых, иконы; там же висело распятие и образ Девы Марии.
Сначала, когда меня нашли, они целый день провели со мной дома, но в следующие четыре дня каждое утро погружали в грузовичок носилки, медикаменты и воду в бутылях и уезжали.
Консуэло готовила обед и показывала его мне перед уходом со словами: «Вот я поесть тут тебе приготовила. — Потом прибавляла: — Отдыхай и пей воды побольше». И изображала, будто пьет из бутылки.
Тогда я отвечал;: «Обязательно».
Сэм начинал смеяться, и она тут же снова обрушивалась на него.
Я пил «муча» воды в первый день. И спал. Спать было очень легко. Я совершенно лишился сил, а мысли о чем-либо — вообще-то только о папе и маме — совершенно изматывали. То слезы, то сон, а иногда и то, и другое.
На второй день я пошел один гулять. Дом был старый, из необожженного кирпича, он стоял посреди пустыни вместе с облупившейся постройкой для скота и лошадей, которых там давно не держали.
Относительно одомашненными животными на всей территории были только несколько диких кошек.
— Они все плодятся, а койоты постоянно сокращают их популяцию, — рассказывал мне Сэм. — Мой отец продал большую часть земли в пятидесятые, когда перестал быть фермером и вступил в сельскохозяйственный кооператив в городе, но земля принадлежала семье еще со времен договора Гваделупе Идальго. Сложность заключалась в том, что мои предки женились на иностранках, и таким образом передача земли в собственность застопорилась. Хотя по-настоящему-то вся эта хрень никому и не нужна.
Еще он сообщил мне, что на расстоянии мили отсюда живут соседи, но ближе — никого.
— Вода тут паршивая. У меня-то есть источник, но везде по округе приходится бурить футов шестьсот вниз, пока доберешься до воды.
Большую часть времени я проводил у бетонного колодца, где бил источник. Вода переливалась через маленькую выемку на краю и сбегала в водосток — кажется, это называется арройо. Еле заметный ручеек почти сразу исчезал в песке, но образовавшийся влажный клочок земли стал оазисом зелени. Высокие тополя затеняли колодец почти весь день, и если я сидел там неподвижно, вполне мог рассчитывать, что увижу птиц, зайцев и оленей. Однажды Сэм показал мне очень интересный след на мокром песке со словами:
— Толсторог. Очень редко встречается.
На третий день я прыгнул в Бильбоа-парк, в южную его часть, рядом с аэрокосмическим музеем, прошел по мосту, чтобы попасть в центр и библиотеку В городе было прохладнее — рядом океан и все такое, — но мне все равно приходилось часто делать передышку.
И вот там, перед библиотекой, из пластикового окошка автомата с едой, на меня посмотрело мое собственное лицо, словно кто-то засунул меня в эту железную коробку.
Ведутся поиски мальчика, исчезнувшего после убийства, которое, как полагают, было совершено из-за наркотиков.
Убийство из-за наркотиков? Я сунул руку в карман, чтобы достать мелочь и купить газету; но внезапно мне показалось, будто все прохожие на улице смотрят на меня в упор. Тогда я развернулся и вошел в библиотеку, направился к мужскому туалету и заперся в кабинке.
Убийство из-за наркотиков? Это была полнейшая чушь.
Через полчаса я выглянул из-за двери туалета, но толпы полицейских, которую опасался увидеть, не было и в помине. Никто пока что мной не заинтересовался, и я прошел к стеллажу с газетными подшивками, взял «Юнион трибьюн» и взял стул, засунутый кем-то в дальний угол. Они опубликовали мою фотографию с маминого стола, сделанную в зоопарке тремя месяцами ранее.
Полиция продолжает вести поиски пропавшего Гриффина О’Коннера девяти лет (см. фото), родители которого были найдены мертвыми в своем доме в Техасе ночью в четверг. Тесты ДНК показали, что кровь, обнаруженная на месте преступления, предположительно принадлежит мальчику, и было также высказано предположение, что он мертв, однако никаких следов ребенка, живого или мертвого, с тех пор как его видели на занятиях карате в четверг вечером, найдено не было. Людей, владеющих информацией, просим связаться с полицией или специалистами по борьбе с преступностью по телефону (888)580-TIPS.
Большое количество кокаина, найденное на месте преступления, привело полицию к заключению, что Роберт и Ханна О’Коннер, подданные Великобритании, были замешаны в контрабанде и продаже наркотиков, и что нападение было совершено либо конкурирующей группировкой наркоторговцев, либо стало результатом неудачной сделки.
Полный бред. Маме не нравилось даже когда папа выпивал больше одной пинты пива в пабе, потому что у нее в семье были алкоголики. С какой стати полиция так решила? Ну да, они нашли кокаин. Но прежде кокаина ведь не было, разве не так?
В какой-то момент я поддался сомнению, момент, в который мир мог бы перевернуться, но тут же потряс головой. Если у нас дома оказался кокаин, значит, кто-то его принес, и не важно, что такое много раз показывали по телевизору, все-таки я сомневаюсь, что это дело рук полицейских. Значит, убийцы. Но почему?
Потому что никому нет дела до того, что случается с наркоторговцами.
Потому что не будет шумихи и попыток выяснить, кто совершил злодеяние, раз жертвы сами были преступниками. И полиция станет искать в другом направлении — среди местных наркодельцов, а вовсе не людей, которые преследовали нас еще с тех пор, как мы жили в Англии.
Я положил газету на место, прошел между двумя стеллажами и прыгнул в мое укрытие между оградой и лестницей начальной школы, недалеко от дома. Не хотелось идти прямо туда. Существовала опасность, что они все еще наблюдают за домом. Если им нужен я, они могут и подождать, пока я появлюсь. Тогда меня убьют.
Буду мертвым.
Как мама. Как отец.
Я не понимал причины. Я ничего им не сделал, и был уверен, что мама с папой тоже ничего не делали. Но совершенно ясно, что я был им нужен мертвым.
Я подошел к дому, и почти в тот же момент рядом со мной остановилась женщина с коляской и затараторила:
— А ты случайно не тот британский мальчик, родителей которого…
— Нет, мэ-эм. — Единственный американский акцент, который я могу достаточно убедительно воспроизвести, это южный. — Да я просто похож на него! Сегодня вы уже вторая, кто мне это говорит.
— Ах вот как!
Я на всякий случай улыбнулся и пошел дальше, но едва завернув за угол, услышал, как она взволнованно говорит с кем-то по мобильному. К черту все. Я срезал путь через аллею, и когда высокая ограда закрыла меня, прыгнул.
Снова Пустырь. Либо я уже натренировался, либо расшвырял всю сухую грязь в предыдущий заход, на сей раз ничто вокруг меня в воздух не взметнулось. Пятна крови почти стерлись, но теперь по темной земле ползали муравьи. Это зрелище опять напомнило мне следы крови на ковре. Я пнул ногой гравий и песок с муравьями.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться и прыгнуть обратно в жилище Сэма, рядом с ручьем. Я ополоснул лицо водой, посидел в тени, а потом вошел в дом и достал оставленный мне Консуэло ланч — тамали со свининой. Запах пищи разбудил во мне аппетит, и внезапно страшно захотелось чипсов тортилья с острым соусом сальса. Хрустящих, соленых чипсов и средней остроты соус — более острую еду я не выносил.
А почему бы нет?
Я прыгнул обратно в здание начальной школы. В восточном крыле стоял автомат с едой, я направился туда и накупил себе чипсов, соус и несколько бутылок «Гаторейда», а затем прыгнул назад. Сначала начал укладывать запасные бутылки в холодильник — там было полно места — но потом вспомнил о Сэме и Консуэло, которые могли их там увидеть, и запихнул бутылки под кровать. Чипсы и сальса оказались хороши на вкус, весьма хороши, и я ел и ел, пока не опустел пакет, и тут я почувствовал тяжесть, словно объелся.
Пустой пакет спрятал на самом дне мусорного ведра, но тюбик с соусом был использован лишь наполовину, поэтому я сунул его в холодильник, между пикулями и майонезом.
Меня преследовало желание совершить еще один набег на квартиру, попытаться проникнуть туда, не привлекая к себе внимания, но после длительной ходьбы и сытной еды я чувствовал себя уставшим и хотел спать. Я понимал, что еще очень слаб, как мне казалось, от потери крови. Представил себе прыжок прямо в мою комнату, но вовремя вспомнил шаги на лестнице. Может, там установлены «жучки»? Может, они наблюдают?
Я сел на кровать. Подушка притягивала, и я свалился на нее. Заснул почти мгновенно, едва моя щека коснулась наволочки.
Сэм пришел домой с газетой «Сан Диего ньюз дейли» и протянул ее мне.
— Газету я взял на заправке, в «Стоп-н-Гоу», — сказал он.
Там было опубликована та же фотография.
Мальчика, пропавшего после убийства родителей, считают погибшим.
История немного отличалась, но строилась практически на тех же фактах, включая пассаж про наркотики и обвинение родителей в преступлениях. Я сжимал зубы, читая.
— Знаете, чушь все это, про наркотики. Ну, только не в нашем доме, нет, никогда! У мамы был дядя, алкоголик, он и умер от этого. Мы не были богаты, мама не работала, потому что занималась моим обучением на дому, а отец не мог найти нормальную работу, потому что на его специальность в первую очередь нанимают американцев. Чтобы платить аренду, приходилось экономить каждый грош папиной зарплаты. Торгуй они наркотиками, думаете, мы бы так жили?
Он склонил голову набок.
— Я знаю только то, что прочитал, и то, что ты мне рассказал. А ты рассказал немного. А то, что ты говорил, было несколько… как там тебя зовут на самом деле?
Мои уши запылали, и я отвернулся в сторону.
— Простите. В газете все верно. Дело в том, что они спросили именно меня, когда подошли к двери. Назвали мое имя. Я… — Тут я взглянул на стену и зажмурился. — Они охотились не за мамой и не за отцом. Они искали меня.
Никогда не прыгай там, где тебя могут увидеть, и никогда не прыгай рядом с домом. Я сделал и то, и другое, и теперь папа и мама мертвы.
— Надо же. Убить хотели тебя? — Он поднял брови. — Ты видел что-то такое, что тебе видеть не следовало? Или тут замешаны деньги? Тебе должны что-то завещать? — Он подтащил деревянный стул, стоявший у стены, поставил его спинкой вперед, и широко расставив ноги, уселся на него, сложив руки на спинке.
Он указал на газету.
— Это ведь не просто маньяк, который охотится за маленькими детьми, верно? В газете говорится, что соседи видели, как несколько нападавших покидали дом, значит, там было больше одного злоумышленника, не так ли?
Я кивнул, не решаясь заговорить.
— Они подошли к двери, спрашивая тебя? Не маму и не папу?
— Разве я не сказал только что? Это не из-за наследства, нет. И они пришли за мной не потому, что я что-то где-то увидел.
— Почему же тогда? Здесь не Судан. Детей не убивают просто так, без причины. Даже у маньяков она есть.
— Это за то, что я сделал. — Эти слова сами выскочили у меня изо рта. На минуту сердце бешено заколотилось, но я глубоко вдохнул и продолжил: — Это за то, что я умею делать.
В этот момент Консуэло, возившаяся с обедом на кухне, зашла в гостиную, демонстрируя пустой пакет с парой фасолин пинто на самом дне.
— Сэм! Нам нужно купить фасоль. Окей?
Он глянул через плечо и буркнул:
— Окей. Завтра куплю, ладно?
— Только пораньше, прямо с утра!
— Хорошо, первым делом. — Он передернул плечами и повернулся ко мне. — Что ты имеешь в виду? Ты убил их собаку или что? Написал в бассейн? И собираешься сделать это снова?
Это против правил. Он никогда не поверит, если я не продемонстрирую свое умение. Но теперь это никого не заденет, поверит он мне или нет. И это были правила родителей, а они мертвы.
— Помните, на заправке, когда вы спросили, откуда я это взял? — Я указал на штаны и футболку.
Его глаза сузились.
— Да. Я думал, ты припрятал их возле заправки раньше.
Я покачал головой и встал.
— Консуэло нужна фасоль.
— Да-да. Я куплю утром.
И тогда я прыгнул в Сейфвэй в Сан-Диего, где до этого приобрел чипсы и соус. Купил двадцатифунтовую упаковку фасоли и оплатил в кассе автомата.
Через четыре минуты после моего исчезновения из гостиной я появился перед Сэмом снова. Стул, на котором он только что сидел, валялся на полу Сэм стоял в углу, наливая что-то из бутылки в стакан, но ветер закрутился по комнате при моем появлении, и его рука дернулась, разливая жидкость.
— О, черт!
Я протянул пакет.
— Фасоль.
Он с минуту таращился на меня, потом громко отпил прямо из бутылки.
Я отнес пакет на кухню и положил на стол.
Консуэло сначала удивилась, а потом обрадовалась.
— Вот и отлично! — Она выстрелила фразой по-испански по направлению к гостиной, и голос Сэма, более хриплый, чем обычно, ответил:
— Да. Я знаю.
Я вернулся обратно и сел на диван.
Через мгновение Сэм отставил бутылку и принес стакан. Он поднял стул и сел на него на сей раз как положено, только немного съежившись.
— Что это было? — спросил он тихо, все еще охрипшим голосом. В его дыхании слышался запах виски, напоминая о скотче, который отец пил раз в неделю.
— Я отправился в Сейфвэй в Сан-Диего, купил фасоль и вернулся.
— Про фасоль я все понял. Так ты точно купил?
— У экспресс-кассы не было очереди.
— Да, я догадался. Единственное, что мне непонятно, — так это момент с попаданием в Сан-Диего.
Я кивнул.
— Это как раз то, что я умею. Я прыгнул. Телепортировался. Как хотите, так и называйте.
— Так вот как ты добыл одежду?
Я кивнул.
— Да, я вернулся к себе в квартиру и взял собственные сбережения и паспорт. — Мой голос на секунду прервался, а потом я проговорил: — Там все еще эти силуэты и кровь. Услышал, как кто-то стал подниматься по лестнице и прыгнул обратно.
— Дыши глубоко, малыш. Помедленнее.
Я кивнул и попытался так и сделать, пока сердце не перестало стучать как бешеное.
Подождав немного, он спросил:
— Как давно ты это умеешь?
— Первый раз у меня это получилось, когда мне было пять, еще в Оксфорде. При всех. На глазах у людей, у свидетелей. С тех пор мы все время переезжали.
— Переезжали? Почему?
— Папа с мамой говорили, что к ним стали приходить люди, задавать вопросы. А потом еще этот случай на улице, с машиной. Я думал, беспечный водитель. Короче, я отскочил к почтовому ящику, он проехал мимо, но не остановился. Я подумал, что ничего страшного не случилось. Но мама-то видела все сверху. Я слышал, как она сказала папе, что машина ждала, пока я буду переходить улицу.
Он поцокал языком.
— Ты можешь попасть куда угодно?
— Куда угодно, где я уже был раньше, в место, которое хорошо помню.
Он проглотил остатки виски.
— Я понимаю, почему ты им нужен. Весьма удобно. Но почему им непременно нужно тебя убить? Если бы я умел то, что ты — или нет, будь я таким типом, как они… Я бы захотел тебя поймать и использовать в своих целях.
— Папа тоже так говорил. Мы читали книжку Стивена Кинга о девочке, которую похитило правительство.
— «Воспламеняющая взглядом». Книгу не читал, но видел фильм.
— Да, с Дрю Бэрримор. Мы брали его напрокат, когда прочитали книгу.
— Но почему тогда не что-то вроде этого? Почему им нужно обязательно тебя убить?
Мое сердце снова заколотилось и стало трудно дышать. Сэм еще не успел ничего сказать, я сам понял, что нужно сделать несколько долгих глубоких вдохов. Горе было одним из оглушающих чувств, но внезапно я осознал и другое.
Страх.
Они собирались меня убить. Они преследовали нас более пяти лет, пока не нашли и не попытались это сделать. Они сделали так, что мне захотелось спрятаться под кроватью. Свернуться в комочек и зарыться в грязь.
Я дышал. Вопрос Сэма повис в воздухе, низвергаясь вниз, словно падающий стакан с молоком. Ты не успеваешь вовремя его подхватить, остается только смотреть, как он падает, и видеть расплывающееся пятно белой жидкости и осколки стекла.
— Я не знаю, почему они хотят меня убить.
Позже, после ужина, я сказал Сэму, что собираюсь наведаться к себе домой.
— Зачем?
— Ну, во-первых, моя одежда вся пропахла потом. Я хочу взять свои вещи.
— А ты не думаешь, что они могут ждать тебя?
— Конечно думаю! — Мой голос опять прозвучал резко, и я снова закрыл рот и сосредоточился на дыхании. Подумал, нет ли у меня астмы или чего-нибудь подобного. Через минуту смог наконец продолжить: — Я не собираюсь прямо туда. Сначала прыгну куда-нибудь по соседству и оценю ситуацию.
— Дружок, одежду ведь можно и купить.
Я достал кошелек и вытряхнул его содержимое на чайный столик. Там было 36 долларов и немного мелочи, пятнадцать франков, семь фунтов, 8 шиллингов, четыре пенни.
— Этого надолго не хватит, правда же?
К тому же сегодня у меня день рождения. Мне исполнилось десять лет. У меня должно получиться забрать свои вещи.
— Я, правда, думаю, что тебе не стоит…
Окончания я не услышал, поскольку уже шел к квартире из моего укрытия за школьной оградой. Я чувствовал себя немного виноватым. Надеюсь, я оставил после себя в гостиной не слишком большой беспорядок. Сэм ведь просто хотел помочь мне, а что я для него сделал? Разве что фасоли купил.
Квартира раньше была просто складом над гаражом маленького домика на Тексас-стрит, теперь дом сдавался как отдельная жилплощадь с подъездом и двором, разделенным забором. Вдоль забора протянулась узкая тропинка к дому, но на улице стояла полицейская машина, почти там же, где и в прошлый раз. В тени ее салона сидел полицейский и что-то читал.
Я пошел в обход по аллее, держась теневой стороны, ближе к дому, избегая задних дворов с собаками. К счастью, собак вообще не было видно, а единственный пес, который остался снаружи, — большой лабрадор по имени Лаки, живущий в доме напротив нашего, меня, естественно, знал. В углу их ограды была лазейка, и я просунул в нее руку, чтобы почесать голову Лаки. Он не очень внушительно гавкнул «Вуф!», но тут же снова подставил мне голову. Почесав его еще пару секунд, я вдруг услышал шарканье подошв по гравию.
Забор Лаки отбрасывал густую тень, скрывавшую меня, да и разросшийся шиповник на углу аллеи у нашего двора помогал спрятаться от посторонних глаз. Скрючившись и выглядывая из-за куста на уровне коленей, я увидел освещенные сзади силуэты трех людей, шедших вниз по аллее. Один из них нес на плече сумку — и все они шли странно, аккуратно поднимая каждую стопу над землей, а затем вставая вначале на пятку.
Я втянул голову в плечи, боясь, что они меня заметят. Было слышно, как один сказал: «Что это там?».
Тут Лаки разразился громким лаем, прямо над моей головой. Я чуть было не вылетел на аллею, но сообразил, что он среагировал на голос.
Хозяин Лаки, мистер Мейхью, вышел на заднее крыльцо.
— Лаки! А ну иди сюда, чего разбрехался! — Лаки, поджав хвост, потащился к ступенькам. — Что ты там услышал? — спросил он спокойно. Впустив собаку в дом, он постоял немного на крыльце, прислушиваясь. Интересно, подумал я, лаял ли Лаки в ту ночь, когда убили папу и маму?
Через минуту дверь снова скрипнула, и силуэт мистера Мейхью высветился у двери, когда он входил обратно на кухню. Я немного подался вперед, глядя сквозь ветви шиповника. Трое мужчин прижались к двери гаража после того, как Лаки залаял, но как только мистер Мейхью зашел в дом, пошли дальше, причем довольно быстро.
Лестница от нашей квартиры вела на улицу, и на уровне земли ее можно было видеть из патрульной машины, припаркованной напротив. Вместо того чтобы направиться к лестнице, тот человек, что нес сумку, отодвинул ее в сторону и встал между двумя другими. Они оба опустились на одно колено, ухватили первого за щиколотки, быстро поднялись и подбросили.
Тот ухватился за перила сверху и опустил одну ногу на пол, издав еле слышный шорох, затем перемахнул через перила и опустился на корточки перед дверью. Мужчины снизу подбросили ему сумку, но тот, наверху, чуть было не упустил ее, лишь в последний момент уцепившись за ремень. Один их тех, кто остался внизу, довольно громко прошептал:
— Осторожней, козел!
— Ш-ш-ш-ш! — прошипел другой.
— Сам ты ш-ш-ш-ш! Детонаторы издали бы куда больше шума, чем я! — Я узнал этот голос. Это был тот человек с бристольским акцентом.
Он исчез в доме.
Двое внизу отступили в тень двери от гаража.
— А почему бы ему не взорвать что-нибудь еще, например полицейских или хозяина квартиры?
— Дверной сенсор. Люди, которые обычным путем заходят, его не взорвут. Но если этот туда заскочит, сработает датчик передвижения, ведь дверь не будет открываться, понятно? Это задаст ему урок.
Как моим родителям? Я схватил камень — большой такой камень, которым я мог бы нанести хороший удар. Под забором лежали кирпичи, не дававшие Лаки сделать подкоп. Мне удалось вытащить один, это была зазубренная половина кирпича, которую запихнули туда для целостности ряда. Мне хотелось швырнуть в них кирпичом и прыгнуть назад. Или прыгнуть прямо перед ними и вмазать кирпичом в морду?
У меня дрожали руки, и я не знал, что это было, ярость или страх, но понятно, что в таком состоянии попасть в кого-то камнем я бы не смог.
Тот парень сверху вышел наружу, перекинул пустую сумку через перила, перелез сам, опустился на вытянутой руке и прыгнул.
Вот черт!
Я перелетел на середину улицы и подошел к полицейской машине.
— Эй! — прошептал я.
Коп от неожиданности уронил книжку и потянулся рукой к оружию.
— А ты не…
— Да! Но люди, убившие моих родителей, сейчас здесь! — Я ткнул пальцем в груду кирпичей под забором. — За гаражом.
Только они были не за гаражом.
Тут что-то грохнуло, и во все стороны просвистели осколки, а коп вдруг согнулся и завалился на бок, и его голова наполовину высунулась из окна, а из шеи торчала какая-то штуковина с приделанным к ней шнуром. Я же оказался на Пустыре, в вихре грязи и пыли.
О боже, боже, боже мой! Неужели они видели, как я прыгнул? Как очутился возле полицейской машины? Ведь я был на другой стороне, от них далеко. Я небольшого роста, меня не должно было быть видно из-за машины.
У меня в руке все еще была половинка кирпича, а на майке — кровь. Кровь полицейского.
Я прыгнул обратно на аллею и уставился на дорогу. Те трое с оружием наперевес стояли у машины, смотрели в разные стороны, но все сразу повернулись ко мне, едва я появился.
Им известно, когда я прыгаю.
Они бросились обратно к квартире, а я прыгнул снова, но на сей раз вниз по аллее, под окно спальни. Было слышно, как они поднимаются по лестнице, и тут я изо всей силы швырнул камень, прямо в окно своей спальни.
Пламя, вспышка, грохот, летящее стекло. Даже если бы очень постараться, я все равно не смог бы остаться там, и я вернулся на другой конец квартала почти так же скоро, как до этого прыгал в Пустырь.
Обломки все еще сыпались, крыши у дома больше не было, и казалось, что у каждой машины в городе сработала сигнализация. Я осторожно поднялся вверх по дорожке, пока десятки людей, в ужасе тараща глаза, выскакивали из своих домов, чтобы посмотреть, что творится на улице.
Я обошел вокруг и взглянул в начало аллеи, в то место, откуда вышли трое мужчин в первый раз, когда я их заметил. Через минуту появились двое, и они волочили третьего, закинув его руки себе на плечи. Когда они проходили по улице, я увидел кровь на их лицах, — осколки стекла, так я подумал — а один из них даже дымился, в прямом смысле слова — я видел клубы дыма, поднимавшиеся от его плеча.
На дороге появилась машина, резко затормозившая рядом с этой странной группой. Двое запихнули третьего, который не мог идти, на заднее сиденье и сами сели с двух сторон от него, и машина тронулась в моем направлении. Я отошел за дерево и оттуда наблюдал, как она проехала, а через квартал свернула направо. На расстоянии было слышно, как вой сигнализации сменился ревом сирен службы спасения.
Какое-то время я размышлял, не вернуться ли в квартиру, чтобы посмотреть, не осталось ли там чего такого, что я мог бы забрать с собой, но улица уже была наводнена людьми, и многие из них хорошо знали меня в лицо.
Я прыгнул.