Джек и Джилл

Глава XIII Тайна Джека

— Что с тобой? Голова разболелась? — спросила Джилл однажды в марте у Джека.

Он сидел, крепко обхватив обеими руками голову. Джилл хорошо знала, что такую позу Джек принимал, когда его донимала мигрень, либо когда в его жизни возникали серьезные трудности и ему нужно было решить, каким образом с ними справиться.

— С головой все в порядке, но мне нужны деньги, и я совершенно не понимаю, где их заработать, — откликнулся он, ероша пальцами волосы и хмуро взирая на огонь в камине.

— А сколько именно тебе надо? — потянулась к карману Джилл. Там у нее лежал кошелек, в котором, как она сама полагала, скопилось целое богатство из тех денег, что ей подарили на Рождество.

— Два доллара семьдесят пять центов, — уточнил Джек. — Только брать у тебя взаймы я не стану, спасибо.

— Для чего же они тебе понадобились? — задала новый вопрос девочка.

— Извини, не могу тебе сказать.

— Но ты ведь всегда мне все говоришь.

— А сейчас не могу. Не волнуйся. Что-нибудь придумаю.

— Но разве мама не может тебе помочь?

— Не хочу с этим к ней обращаться.

— Почему? Ей тоже нельзя знать?

— Никому нельзя.

— Ну и ну! Джек, у тебя какие-то неприятности? — С каждым уклончивым ответом Джека недоумение Джилл все увеличивалось, а взгляд девочки разгорался от любопытства.

— Нет, но, возможно, будут, если мне не удастся что-то придумать в самом ближайшем будущем.

— Но чем же я могу помочь тебе, если деньги у меня ты брать отказываешься да к тому же не говоришь, какие у тебя трудности? — с обиженным видом произнесла Джилл.

— Ты очень мне поможешь, если вместо кучи вопросов придумаешь способ, как заработать нужную сумму. У меня есть золотой доллар, — при этих словах Джек потеребил висевшую у него на цепочке карманных часов монету, — но этого недостаточно.

— Ой, значит, ты его собрался продать? — с сожалением посмотрела на изящную золотую монетку Джилл.

— Да, собрался, — резко кивнул в ответ Джек. — Мужчина обязан нести ответственность за свои долги.

— Какой ужас! Должно быть, с тобой приключилось что-то действительно очень серьезное, — выдохнула с волнением Джилл и погрузилась в сосредоточенное молчание, мысленно перебирая способы, к которым Джек прибегал прежде, чтобы добыть денег.

Миссис Мино поощряла трудолюбие сыновей, и когда они принимались за какую-нибудь домашнюю работу, то могли быть уверены: в той или иной форме мама ее непременно оплатит.

— Может, напилишь дров? — пятью минутами позже, снова заговорив, предложила Джилл.

— Все перепилено, — с трагическим видом махнул рукой Джек.

— Дорожки от снега расчистишь? — не унималась Джилл.

— Снег почти сошел, — покачал головой Джек.

— Ну, можешь граблями пройтись по лужайке.

— Сезон не тот, — хмуро бросил он.

— Тогда составь каталог книг.

— Этим уже занимается Фрэнк.

— Сделай копии писем для своей мамы.

— Это займет чересчур много времени, а деньги мне позарез нужны к пятнице.

— Ну, тогда просто не знаю, — пожала плечами Джилл. — Для одного слишком рано, для другого слишком поздно. И денег взаймы брать не хочешь.

— Только не у тебя, — снова категорически отказался Джек. — И ни у кого другого. Я дал себе слово на сей раз справиться самому и так и сделаю, — не допускающим возражений тоном добавил он.

— А нельзя ли что-то придумать с печатным станком? — осенило вдруг Джилл. — Изготовишь для меня, например, визитные карточки, я покажу их другим девочкам, и они наверняка тоже захотят себе такие же.

— Ну ты, Джилл, голова! Это именно то, что нужно! Как же я, тупая моя башка, сам до этого не додумался? Сейчас по-быстрому налажу станок, и за дело.

Джек с сияющим видом нырнул в стенной шкаф, мигом извлек оттуда маленький ротапринт [75] и принялся тщательно очищать его от пыли и смазывать с таким заботливым видом, словно усматривал в нем настоящего избавителя от всех своих трудностей.

— Дай мне шрифты, — сказала Джилл. — Тогда, пока ты готовишь станок, я наберу свое имя, и ты сможешь печатать визитки, как только ротапринт заработает. Помнишь, как у нас с тобой здорово получились программки для театра? Если у нас и сейчас выйдет не хуже, большинство девчонок захотят визитные карточки, да и миссис Мино не откажется от этикеток для банок с вареньем, — продолжала Джилл, уже сноровисто раскладывая литеры в кассы, в то время как воспрянувший духом Джек, насвистывая веселую мелодию, сперва облачился в огромный фартук, а затем принялся наносить на валик станка чернила.

Очень скоро Джилл стала счастливой обладательницей дюжины визитных карточек и заплатила за них Джеку шесть центов, объявив, что теперь все по-честному: она ведь не взаймы ему дает деньги, а оплачивает выполненную работу. Затем они изготовили для миссис Мино четыре образца этикеток. Взглянув на них, та немедленно заказала отпечатать для нее все четыре, по дюжине каждого вида, из расчета шесть центов за дюжину, и, главное, Джеку не пришлось объяснять маме, откуда у ее сына явилась столь настойчивая потребность в деньгах.

Вполне ему доверяя, она никогда не спрашивала Джека и о том, как тот тратит свои полдоллара, которые неизменно получал от нее каждый месяц. Сейчас эти деньги очень пригодились бы Джеку, но он, увы, успел расстаться с ними в первую же неделю марта. Двадцать пять центов стоил билет на концерт, десять пошли на уплату штрафа в библиотеку за невозвращенную вовремя книжку, десять — на заточку карманного ножика, а остальные — на конфеты. Джек был большим сластеной и, наверное, покупал бы кондитерских изделий гораздо больше, если бы они не договорились с миссис Мино, что он не станет тратить на сей неполезный для здоровья соблазн больше пяти центов в месяц.

Может быть, именно из-за того, что миссис Мино не приставала к Джеку и Фрэнку с расспросами, сколько и на что потрачено, они сами приучились записывать это в подаренных ею блокнотиках, которые охотно демонстрировали на исходе каждого месяца. Процесс этот сильно ее забавлял, ибо многие приобретения сыновей представлялись матери совершенно нелепыми, о чем она, впрочем, деликатно умалчивала, уважая их выбор.

Весь этот вечер прошел для Джека и Джилл в напряженном труде. Не успели они еще закончить работу над этикетками для миссис Мино, как домой возвратился Фрэнк и со свойственной ему широтой заказал розовые визитные карточки для Аннет. Джек стремглав понесся в магазин приобретать бумагу нужного цвета и дополнительные расходные материалы.

— Ты не знаешь, из-за чего он так завелся? — попыталась в его отсутствие выяснить у Фрэнка Джилл, набирая литеры для нового имени.

— Ну, вероятно, у него есть причина, — рассеянно ответил ей тот, ибо, поддерживая разговор, одновременно пытался читать. — Джек иногда очень странно себя ведет. Но полагаю, с ним ничего серьезного не стряслось. Иначе я был бы уже в курсе. Наверное, просто по доброте душевной пообещал что-то кому-нибудь, а теперь ему стыдно не выполнить обещание. С ним такое не раз случалось. Мой тебе совет: оставь его просто в покое. Скоро все само выяснится.

Чувства Джека действительно часто опережали его разум, и Фрэнк постоянно над ним подтрунивал из-за этого, хотя в глубине души восхищался благородством своего младшего брата и его готовностью предложить помощь всем, кто в ней нуждается. Вот только на сей раз Фрэнк ошибся в своих прогнозах. Джек не раскрыл ему своей тайны, зато упорно, как бобер, продолжал работать над новыми заказами, которых вскоре оказалось хоть отбавляй. Джилл все правильно рассчитала. Стоило девочкам увидеть ее визитные карточки, как каждая тут же пожелала завести себе такие же. Ведь давно известно: если у вашей подруги появилось что-нибудь новое, будь то лента для волос, необычный карандашик или новый сорт жевательной резинки — вам непременно захочется, чтобы у вас появилось нечто в этом же роде. Кончилось тем, что бедняга Джек был вынужден все свое свободное время проводить у печатного станка, отказываясь даже от самых заманчивых предложений друзей. Подобной жажде выплатить долг мог бы позавидовать сам президент Франклин, который, как известно, славился в этом плане большой щепетильностью.

Джилл радовалась возможности отплатить Джеку хоть чем-нибудь за то, что ради нее он так долго после зимних каникул оставался дома, и от души помогала в его трудах.

— Ой, прямо не знаю, как бы я без тебя справился! Спасибо тебе большое, — с благодарность проговорил Джек, когда последний заказ был выполнен, а в ящике для шрифтов скопилась горка из пяти- и десятицентовых монеток и даже нескольких четвертаков.

— Я с удовольствием поработала, Джек. Но мне было бы гораздо приятнее, если бы ты сказал, с какой целью мы так упорно трудились, — ответила Джилл, понадеявшись, что уж теперь-то ее друг не удержится и поделится с ней своей тайной.

— Я бы с радостью, но я не могу. Понимаешь, я обещал молчать.

— Значит, не скажешь?

— Нет, — как скала, стоял на своем наш герой.

— Ну, в таком случае мне придется самой это выяснить, — заявила она. — Я-то ведь никому не давала обещаний.

— Едва ли тебе это удастся.

— Удастся непременно, не сомневайся.

— Ты, конечно, дотошная, но… Это слишком серьезная тайна. Никто не выдаст ее.

— Да ты сам первый и выдашь. Как всегда раньше…

— Раньше, но не теперь. Иначе это будет подлость с моей стороны.

— Погоди — и увидишь: я из тебя что угодно вытяну, стоит мне захотеть, — с горделивой усмешкой проговорила Джилл.

Она не преувеличивала. Джеку и впрямь было трудно скрывать от нее что-либо. Вот и сейчас он взмолился:

— Пожалуйста, не пытайся. Не надо. Если ты меня вынудишь рассказать, то я поступлю очень плохо. Я ведь знаю: ты не хочешь, чтобы меня считали бесчестным.

Видя, как Джек расстроился, Джилл дала обещание, что больше не станет выведывать у него его тайну, хотя мысленно сохранила за собой право при случае разузнать о ней поподробнее от кого-нибудь еще. Только Джек об этом не знал и, совершенно уверенный, что на его секрет больше никто не посягает, отправился в пятницу в школу с позвякивающими в кармане двумя долларами семьюдесятью пятью центами и дорогим его сердцу золотым долларом на часовой цепочке, которым он вынужден был пожертвовать ради полной выплаты долга. Учился в тот день Джек из рук вон плохо, а на уроки второй половины дня и вовсе опоздал; когда же занятия завершились, он облачился в резиновые сапоги и отправился, по его словам, «на прогулку», и это — несмотря на слякоть и лужи, образовавшиеся на дорогах из-за весенней оттепели.

О нем долго не было ни слуху ни духу. Домой он возвратился только после пятичасового чая — заляпанный грязью, усталый, заметно прихрамывающий на еще не совсем окрепшую ногу. Выглядел Джек предельно измотанным, однако на лице его при этом читалось также спокойствие и умиротворение, словно ему наконец удалось избавиться от тяжелого груза.

Фрэнк сидел за столом, поглощенный чтением книги, и на приход брата почти не отреагировал, зато Джилл сгорала от любопытства, до того ей не терпелось узнать, где Джек пропадал, пока она изнывала в неведении.

— От брата Мэри есть новый заказ на карточки, — начала она исподволь, с огромным трудом удерживаясь от прямого вопроса. — Он хочет, чтобы ты сделал их для его невесты. Вот ее имя, — с этими словами Джилл протянула Джеку листок с заказом от Гарри Гранта, который осенью собирался жениться.

— Придется ему подождать до следующей недели. Я очень устал, а на наш старый добрый станок и вовсе смотреть не могу, — откликнулся Джек, ложась на ковер с таким видом, будто у него болело все тело.

— Похоже, ты не меньше десяти миль отмахал. — Джилл попыталась выяснить если не тайну, то хотя бы маршрут его длительного похода.

— Да нет, не больше пяти. Для меня это ерунда, только нога пока что еще немного подводит. — Он поморщился, потер больное колено, а затем, широко зевнув, переместился поближе к камину, возле которого, подложив руки под голову, вытянулся во весь рост, чтобы погреться у огня.

«Бедняга, он страшно устал, — с сочувствием посмотрела на него Джилл. — Не стану больше донимать его разговорами». И она принялась тихонько петь, как делала обычно, когда Птичью комнату начинали окутывать сумерки. На последнем куплете к нежному ее голосу примешалось похрапывание Джека. Утомленный неделей работы и прогулкой, которая оказалась для него тяжелее, чем он сам мог предположить, мальчик крепко заснул. Джилл снова вернулась к прерванному вязанию, но по-прежнему, изредка бросая задумчивый взгляд на спящего своего друга, не переставала думать о его тайне.

Через какое-то время Джек повернулся со спины на бок и что-то тихо пробормотал, как с ним иногда случалось во сне после напряженного дня. Сначала прозвучало несколько невнятных фраз, а затем мальчик вдруг четко произнес:

— Джилл!

Девочка отложила вязанье и стала прислушиваться к тому, что он говорил во сне. Ей удалось разобрать всего несколько слов, но и их оказалось достаточно, чтобы она с победоносным видом прошептала себе еле слышно:

— Уверена: он говорит о тайне. Сейчас я все узнаю. Ни капельки не сомневалась, что смогу в результате все выяснить.

— Тяжелые сапоги… — бормотал тем временем спящий Джек. — Старина, все в порядке… Джерри ушел… Эти чернила совсем загустели…

Джилл даже дышать перестала, ожидая, что он заведет речь о главном. Но в этот миг вдруг громко хлопнула входная дверь. Разбуженный резким звуком, Джек сел на ковре.

— Кажется, я заснул, — принялся он тереть руками глаза.

— Мог бы поспать и еще немного, — разочарованно проговорила Джилл. Тайна опять от нее ускользнула, и, что обидно, именно тогда, когда она подобралась к ней почти вплотную.

— Ну уж нет, — усмехнулся Джек. — Пол сейчас — слишком жесткое ложе для моих усталых костей. Отправлюсь-ка я лучше в кровать и как следует отдохну. Всю эту неделю я трудился как вол, зато на следующей — от души развлекусь.

И, совершенно не представляя себе, насколько тяжело ему на самом деле придется дальше, он со спокойной душой насладился купанием в теплой ванне, а затем лег в постель, где его почти тут же объял столь глубокий и безмятежный сон, какой одаряет нас лишь в моменты, когда наша совесть чиста.

Мистер Актон поднял колокольчик, чтобы его звоном возвестить конец учебного дня, но рука его вдруг застыла в воздухе.

— Прежде чем вы уйдете, я должен сказать вам еще кое-что, — с очень серьезным видом произнес он.

Шум и суматоха, которые поднялись было в классе, почувствовавшем близость свободы, вдруг разом стихли. Мальчики и девочки замерли, словно мыши, напуганные появлением кошки, а сердца тех, кто хоть в малейшей степени осознавал за собой какую-либо вину, учащенно забились.

— Как вы, наверное, помните, прошлой зимой мы решили всерьез воспрепятствовать посещению некоторыми учениками городского бара. С этой целью было введено правило, запрещающее учащимся выходить в город во время большого перерыва, — продолжал мистер Актон.

Великолепный учитель и добропорядочный человек, он чувствовал личную ответственность за судьбу своих подопечных и, помогая родителям, старался по мере сил оградить эти юные души от соблазнов. Маленький провинциальный городок, правда, не изобиловал ими, но кое-какие в нем все же имелись, и самым опасным из них считался магазин с весьма привлекательной вывеской, в котором торговали кондитерскими изделиями, бейсбольными мячами, канцелярскими принадлежностями и иллюстрированными изданиями, газетами и журналами, а в его задней части можно было выпить пива или чего-нибудь покрепче и сыграть в бильярд. Некоторых мальчиков это место прямо-таки манило, и, до того как появился запрет на его посещение, они постоянно сюда наведывались, считая, что таким образом приобщаются к взрослой жизни, ведь здесь они могли купить себе сигареты и весьма сомнительные с точки зрения вкуса и нравственности журналы. В основном ребята болтались в магазине, но иногда открывали и обитую зеленым сукном дверь, ведущую в бар и бильярдный зал, чтобы, по их словам, «просто так, посмотреть».

— Все помнят об этом запрете? — обвел внимательным взглядом класс мистер Актон.

По классу пронесся невнятный бубнеж.

— Вам известно, что данный запрет несколько раз нарушался, и я предупреждал вас, что следующий нарушитель будет наказан публично, и сейчас с большим сожалением вынужден сообщить, что это время настало.

Речь, как ни странно, идет о том, кому я до сих пор полностью доверял. Мне очень горестно прибегать к столь неприятной мере, и если я так поступаю, то только потому, что, надеюсь, это наказание послужит уроком для всех остальных.

Мистер Актон умолк. Ребята стали с недоумением переглядываться друг с другом. Мистер Актон прибегал к наказанию очень редко, и если такое случалось, то всегда по серьезной причине. Вскоре внимание всех сфокусировалось на Джо. Он сидел раскрасневшийся, низко опустив голову, словно боялся с кем-нибудь встретиться взглядом.

— Это он, — прошептал Гас на ухо Фрэнку. — Ну, ему сейчас будет!

— Прошу нарушившего запрет подойти к моему столу, — снова заговорил мистер Актон, который во время короткой паузы, похоже, собирался с духом, чтобы исполнить задуманное.

Даже неожиданно влетевшая в класс шаровая молния куда меньше поразила бы всех присутствующих, чем то, что они увидели: к учительскому столу шел… Джек Мино. Проходя мимо парты, за которой сидел понурый Джо, он смерил его гневным взглядом, отчего тот еще сильнее скукожился.

— Ну, Мино, давай покончим с этим побыстрее, — начал мистер Актон, когда Джек остановился подле него. — Поверь: я сейчас испытываю удовольствия не больше, чем ты. Почти уверен, что произошло некое досадное недоразумение. Как мне сказали, в пятницу ты ходил в магазин с баром. Это правда?

— Да, сэр, — гордо вздернул голову Джек, всем своим видом показывая, что не страшится правды.

— Тебе потребовалось там что-то купить? — с явной надеждой, что все не так страшно, осведомился учитель.

— Нет, сэр, — отверг его предположение Джек.

— С кем-нибудь встретиться? — задал новый вопрос мистер Актон. — С Джерри Шенноном?

Ответа не последовало. Лишь кулаки Джека крепко сжались, и он снова кинул яростный взгляд на Джо, отчего лицо последнего вспыхнуло, словно его опалило жарким пламенем.

— Именно это мне и сказали, — покачал головой мистер Актон. — А также — что вместе с ним ты вошел в бар. Так все и было? — В голосе учителя столь явно прозвучало сомнение в том, что это может быть правдой, что Джеку стоило большого труда ответить:

— Да, сэр.

Класс потрясенно замер. Джерри Шеннон принадлежал к числу тех отпетых хулиганов, которых все ребята старались избегать: любое общение с ним в Хармони-Виллидж считалось чем-то позорным.

— Ты играл?

— Нет, сэр. Я не умею.

— Пил пиво?

— Сэр, я член Общества воздержания! — воскликнул Джек с решительностью преданного бойца той армии, под чьими знаменами сражаются вместе за общее дело и стар и млад.

— Уверен, что ты не делал этого, — с облегчением выдохнул мистер Актон. — Но по какой же причине ты там оказался, мой мальчик?

Вопрос прозвучал столь ласково и участливо, что Джек, на мгновение забывшись, выпалил:

— Я пришел возвратить ему деньги, сэр.

— И сколько же?

— Два доллара семьдесят пять центов, сэр, — покраснев, как спелая вишня, и внутренне укоряя себя, что не смог сохранить секрет, вынужден был признаться Джек.

— Не многовато ли, если учесть, какого пошиба личности ты задолжал эту сумму? — с тревогой взглянул на него мистер Актон. — Что за причина побудила тебя к этому?

Джек уже было открыл рот, чтобы ответить, но вдруг осекся, так и не произнеся ни слова. Он стоял перед классом, крепко сжав губы, из чего можно было понять, сколь трудно ему дается молчание.

— Кто-то, помимо Джерри, в курсе?

— Только еще один человек.

— Ясно. — И мистер Актон глянул на Джо так, словно хотел ему сказать: «Лучше бы ты ничего не говорил мне об этом».

От Джека не укрылся взгляд учителя. Лицо мальчика на миг озарила загадочная улыбка. Ведь, говоря о «еще одном человеке», он имел в виду вовсе не Джо, которого в тот день мистер Актон послал за канцелярскими принадлежностями в магазин, где совершенно случайно он и столкнулся с Джеком.

— Объясни-ка, пожалуйста, все по порядку. Сдается мне, что дело обстоит не столь скверно, как кажется. А я не хочу наказывать тебя понапрасну.

— Но я заслужил наказание, — принялся возражать Джек. — Запрет-то нарушен, — уточнил он, словно даже суровая кара была для него предпочтительнее длительного и дотошного допроса.

— Неужели у тебя совсем нет для нас объяснений? — мягким голосом задал очередной вопрос учитель в надежде выяснить еще какие-нибудь смягчающие вину мальчика подробности. — Признайся хотя бы, что тебе стыдно и очень жаль.

— Сэр, я действительно ничего не могу объяснить вам. И мне не жаль и не стыдно. Доведись мне снова столкнуться с такой же проблемой, я бы все сделал точно так же! — нетерпеливо выкрикнул Джек.

Это отчаянное заявление было встречено хоровым стоном мальчиков.

— Может, лучше продолжим наш разговор завтра? — попытался выйти из сложившегося тупика мистер Актон. — Вдруг ты все же надумаешь дать разумное объяснение своему поступку. И учти: в следующую пятницу вам будут выданы табели успеваемости, — прибег он к последнему средству.

И оно возымело действие. Покраснев, Джек поджал губы, чтобы никто не заметил, как они у него дрожат. Надо же было ему угодить в такую историю перед самой выдачей табелей! Но уж как вышло, так вышло. Теперь поздно отступать. Кровь отлила у него от лица, Джек вновь поднял глаза на учителя.

— Я понимаю, как это выглядит, но, поверьте, на самом деле мне нечего стыдиться, сэр, — начал он едва слышно, но в гробовой тишине класса каждое его слово звучало очень отчетливо. — Дело действительно обстоит не столь скверно, как кажется. Да, я нарушил запрет, но у меня не было иной возможности отдать Джерри деньги, ведь он собирался уехать из города. Я обещал с ним расплатиться, и я это сделал.

Мистер Актон верил каждому слову Джека и теперь очень жалел, что не догадался обсудить с ним эту историю с глазу на глаз. Но, как и мальчик, который сейчас стоял перед ним, он привык держать собственное слово.

И раз уж он объявил, что следующий нарушитель запрета понесет наказание, так и должно случиться, невзирая ни на что.

— Значит, так, Джек Мино, — с большой неохотой начал он произносить приговор. — Ты на неделю лишаешься права выходить на перемены. Что же касается твоего табеля, то в нем впервые за все годы твоего обучения не будет высшего балла за поведение. Это все. Надеюсь, остальным понятно: не следует изводить Джека расспросами, пока он сам не примет решения, как справиться со своей проблемой.

И, взяв со стола колокольчик, мистер Актон возвестил его звоном об окончании учебного дня. Школьники потянулись к выходу, оставив Джека в одиночестве собирать свои книги и осушать слезы, которые он усиленно прятал от одноклассников, понурив голову. Ох, сколько же осуждающих взглядов ему досталось от них! Так толпа смотрит на преступников перед казнью. Или на тех, кто с головы до ног покрыл себя несмываемым позором.

Не нашел Джек сочувствия даже у Фрэнка. Старшие братья часто демонстрируют отсутствие снисходительности к просчетам младших. Вот и Фрэнк, в высшей степени правильный юноша, испытал сильнейшее возмущение, когда Джек публично признался, что имел дело с Джерри. Стоило младшему брату выйти из школы, как старший весьма грубо встряхнул его за шиворот, а затем весь путь до дома вел с ним беседу тоном судьи, уверенного, что подсудимый утаивает самую жуткую и позорную сторону своего преступления, и желающего любыми способами вытянуть из него правду.

Прояви Фрэнк чуть больше мягкости и сочувствия, это несколько утешило бы Джека и, вероятно, у него появилось бы желание объяснить свой поступок. Жесткость же старшего брата заставила его лишь еще сильнее замкнуться, так что по возвращении домой Фрэнк знал об этой странной истории не больше, чем мистер Актон.

За чаем братья хранили молчание. Фрэнк был угрюм и мрачен, Джек, наоборот, взвинчен и вызывающе оживлен. Фрэнк то и дело бросал на него хмурые взгляды, которые не могло бы смягчить никакое количество вкусного джема. Джек с азартом хрустел румяными тостами, время от времени совершая стремительные атаки на масло, — через эту порывистость он словно выплескивал скопившиеся эмоции, которые ему приходилось от всех скрывать. Миссис Мино, разумеется, сразу заметила странное поведение сыновей, но от расспросов воздерживалась, полагая, что, если тучу оставить в покое, ее унесет порывом свежего ветра. Так обычно и растворялись конфликты у них в семье, но с этой тучей вышло совсем по-другому. И, убедившись, что на сей раз все гораздо серьезнее, миссис Мино, естественно, захотела узнать, в чем причина такого поведения ее сыновей.

Едва чаепитие завершилось, как Джек с гордым достоинством удалился к себе, а Фрэнк, который до этого делал вид, будто сосредоточенно читает газету, немедленно отшвырнул ее в сторону, вслед за чем выплеснул на миссис Мино всю историю. Та поразилась не меньше, чем он, однако, в отличие от него, в ярость не впала, ибо была уверена, что сыновьям ее хоть и свойственно иногда ошибаться и делать глупости, но на по-настоящему дурные поступки они не способны.

— Поговорю с ним сама, — сказала она Фрэнку, который прямо-таки кипел от возмущения, словно его младший брат ухитрился разом нарушить все священные заповеди. — Уверена, Джек не откажется дать мне хоть какое-то объяснение.

— Ты, мама, часто называешь упрямым меня, но Джек так и вовсе упертый, — продолжал негодовать Фрэнк. — Джо, сплетник поганый, толком вообще ничего не видел. А Джерри уехал из города. Будь он на месте, уж я вытряс бы из него правду. Мам, попробуй заставить Джека рассказать, как было дело. А то он, видите ли, не может, глупый маленький осел! — вновь вскипел Фрэнк. Он на дух не переносил хулиганов, обитавших в Хармони-Виллидж, и никак не мог простить брату, что тот стал водиться с кем-то из них.

— Даже самые умные и прекрасно воспитанные мальчики порой совершают глупости, — сказала миссис Мино. — Не будь так суров к бедняге. Да, он, по всей видимости, и правда попал в переплет, но не думаю, что в такой уж ужасный. К тому же, в чем бы ни заключалась его проделка, он за нее расплатился самостоятельно заработанными деньгами.

С этими словами миссис Мино вышла из комнаты. Разговор с ней подействовал на Фрэнка как ушат ледяной воды. Сам-то он тоже хорош, ему живо вспомнилась его собственная весьма дорогостоящая поездка на паровозе № 11. И к нему, между прочим, мама и Джек отнеслись тогда довольно снисходительно. Охваченный угрызениями совести, он отправился обсудить происшествие с Гасом, оставив Джилл сгорать от лихорадочного любопытства в одиночестве. О том, что случилось сегодня в школе, она узнала от Мэри и Молли, которые забежали к ней на несколько минут сразу же после занятий; Фрэнк же не захотел поговорить с Джилл на эту тему и отделался заявлением, что Джек просто болван.

— Пока что мне известно только одно, — обратилась девочка к белому песику, который сейчас был ее единственным собеседником, — Джек не мог совершить ничего постыдного. И даже если против него ополчится весь мир, я не скажу ему ни одного дурного слова. И расспрашивать ни о чем не стану. Нельзя нападать на людей, когда им и так плохо.

Белый песик, похоже, ее позицию полностью разделял, ибо тут же улегся на тапочки Джека, стоявшие возле камина. Прекрасный образчик преданности своему хозяину, которому принадлежали сердца обоих — девочки и собаки!

Когда Джек пришел навестить Джилл, от его подруги не утаилось: он испытал настоящее утешение, убедившись, что мама верит ему. Но даже ей он не стал ничего рассказывать, хотя правда так и рвалась из него наружу. Он дал обещание молчать и не чувствовал себя вправе нарушить его. Джилл не стала задавать ему вопросов. Всем своим видом она демонстрировала радость, вызванную его возвращением, и желание поиграть с ним в настольные игры, которыми они обычно занимали себя по вечерам. Когда же друзья принялись за игру, Джек, несмотря на то что девочка не проронила ни единого звука, без труда прочел в ее блестящих глазах: «Я тебе доверяю, можешь не сомневаться». Молчаливая эта поддержка была очень важна для Джека, и, вероятно, именно благодаря ей ему удалось набраться достаточно мужества, чтобы вынести очередной учебный день, суровые взгляды мистера Актона, жестокие шутки мальчиков и колкие дразнилки девчонок.

Все выпады он принимал с терпеливым молчанием, но атмосфера всеобщего недоверия угнетала его. Только что Джек был всеобщим любимцем — и вот в одно мгновение превратился в изгоя. И табеля он теперь хорошего не получит. Следовательно, не видать ему в этом месяце горделивого взгляда мамы. Ведь миссис Мино всегда говорила, что его девяносто девять, а то и все сто процентов по поведению радуют ее куда больше, чем высшие баллы по любым другим предметам. Как просияла она, услышав однажды от мистера Актона, что моральное влияние Фрэнка в школе необычайно. Джек, вернувшись в школу после аварии, поставил себе цель не отставать от старшего брата. И наверняка добился бы своего, если бы не попал в такой переплет. Теперь на нем черная метка. Он нарушил строгий запрет. Связался с дурной компанией. За подобное ни сочувствия, ни тем более высшей оценки по поведению ожидать не приходилось.

«И все-таки на самом-то деле я ее заслужил, — мысленно утешал себя Джек, когда ему становилось особенно тяжело. — Пусть никто не верит, но мне не в чем раскаиваться». Он знал: раскрой он им тайну, все тут же убедились бы в его правоте. Но именно этого-то он по-прежнему и не делал.