Дженнифер и Ники

8

В открытые окна спальни повеяло соленым бризом с юга, со стороны Венесуэллы. Дженнифер проснулась от послеобеденного сна, все еще ощущая пряный запах полудня и воображая, что он доносится с дельты реки Ориконо, которая была совсем недалеко.

Она чувствовала себя отдохнувшей. Пока она спала, прошел дождь, но теперь опять светило солнце, и ничто, кроме капелек влаги на листьях высоких пальм, не напоминало о непогоде. Где-то в зеленых зарослях за домом птичка вновь и вновь повторяла свою песенку: «Говорил ли? Говорил ли?» Она надела через голову белую кружевную сорочку, расправила ее на своей упругой груди и вышла на веранду. В воздухе порхали птицы, добывая нектар из сотен пышных экзотических цветов, названия которых она не знала, эти цветы были столь сочными и пестрыми, столь полными жизни, что казалось, принадлежали кисти Джорджа О’Кифе.

Буйство пейзажа будило в ней чувства: перед глазами представала картина, полная цветов и света, уши ласкало пение птиц и шум моря, ноздри трепетали, вдыхая густой, напоенный ароматами воздух.

Их вилла стояла на пологом зеленом холме, возвышающемся над белым песком побережья и изумрудной гладью Карибского моря. Лазурное небо было безбрежно и почти безоблачно, точно в нем отражался спокойный простор океана. День клонился к вечеру, и солнце медленно скатывалось в море.

Она прошла по кафельному полу веранды к невысокому каменному парапету, чтобы оттуда полюбоваться на пляж и вечно движущуюся белую полоску прибоя, но на самом деле пейзаж не привлекал ее внимания она думала о снимках Ники, которые сделала сегодня утром.

Ее мечта сбылась: Джон Гамильтон нашел им идеальное место для съемки, водопад с многочисленными пещерами. С кошками оказалось сложнее: хозяева животных молодого льва, двух гепардов и леопарда то и дело норовили вмешаться со своими советами, и все же ей удалось сделать несколько эффектных снимков. Естественно, она оказалась права, предполагая, что соседство с кошачьими выгодно подчеркнет красоту Ники. Делая снимки, она была уверена, что зритель сможет почувствовать дикую красоту этих кадров, а может быть, даже увидит тайну Ники, как ее видит она.

К несчастью, одна из кошек, толстая Сиамеза, одна из самых безобидных, поцарапала плечо Ники, так что выступило несколько капель крови. Алэн был тут как тут, чтобы поцелуями вытереть кровь. Эта его преувеличенная забота о сестре начинала надоедать Дженнифер, омрачая ее отношение с ними.

Джон Гамильтон предложил пригласить хозяев животных на вечеринку на берегу моря: на острове любое событие могло стать поводом для вечеринки.

Ей нужно было подумать о том, что надеть, но прежде чем вернуться в спальню, она бросила еще один взгляд на берег и заметила знакомую фигуру.

Женщина танцевала у кромки прибоя. На ней был изящный бюстгальтер, облегающий пышную грудь, длинная белая прозрачная юбка на бедрах открывала чуть округлый живот. Это была Шерон, из местных, каждый день танцевавшая на одном и том же месте. Ники говорила, что Шерон пытается соблазнить Джона Гамильтона.

Дженнифер наблюдала за попытками Шерон понравиться Джону Гамильтону со все возрастающим сочувствием. Джон по несколько раз в день входил и выходил из дому, но оставался все тем же гордецом, предпочитающим проводить большую часть времени с семьей в Порт-оф-Спейн, как он и собирался делать.

Она подошла к телескопу, установленному, чтобы наблюдать за проходящими лодками и редко показывающимися китами. Она настроила его так, чтобы ясно видеть танцующую. Шерон танцевала точно волшебный дух острова.

Она была красива и необыкновенно соблазнительна, Джон Гамильтон должен иметь ледяное сердце, чтобы рано или поздно не покориться. Ее движения были подобно движениям самого океана. Смуглая грудь с трудом помещалась в бюстгальтере. Ее изящные руки были подняты над головой, обнажая мягкие черные волосы под мышками, такие же темные, как локоны, рассыпанные по ее плечам. Ее улыбка была загадочно-соблазнительна.

Шерон расстегнула лифчик и высвободила грудь, позволяя ей свободно двигаться в такт танцу. Теперь она сбросила юбку, поводя плечами и бедрами так призывно, точно хотела соблазнить само море. Язык ее бедер и пальцев красноречиво беседовал с мягким морским воздухом. «Это сама Терпсихора, — подумала Дженнифер, — танцующая на пустынном берегу».

Но берег не был пустынен. Со стороны дома к ней направлялся обнаженный мужчина, мускулистый и широкоплечий, с узкими бедрами, длинными ногами и крутыми сильными ягодицами. Это был Джон Гамильтон, наконец-то решивший забрать свою награду. Он спешил.

Дженнифер поспешила навести телескоп на Шерон и успела поймать на ее лице выражение недоверчивого изумления. Вот это выражение сменилось безудержной радостью, и она уже бежит по пляжу навстречу ему, с распростертыми объятьями и отчаянно прыгающей грудью. Он поймал ее и закружил в воздухе.

Глаза Дженнифер расширились от удивления, когда она увидела возбужденный член Джона Гамильтона. Черный и тонкий, похожий на дубинку, он достигал восьми — девяти дюймов в длину. Шерон направила член в розовую щелочку между ног, его руки обхватили ее ягодицы, ногами она обхватила его за талию, и он ворвался В нее, стоя по колено в мягком, сыпучем песке.

Дженнифер завидовала блаженному выражению лица этой женщины, ее сияющей улыбке победительницы. Она с сожалением подумала о том, что ее настойчивость с Алэном не привела ни к чему. Когда бы они ни занимались любовью, страстная сестрица была рядом. Они ни разу не были одни.

Наблюдая за тем, как Джон Гамильтон занимается сексом с Шерон, она представляла на их месте себя и Алэна, и ее пальцы помимо воли скользнули к заветному бугорку в промежности. Средний палец достиг входа во влагалище и часто-часто задвигался в нем. Она была так поглощена зрелищем и доставляемым себе удовольствием, что не заметила, как Алэн подошел к ней сзади и обнял за талию, его член упирался ей в спину.

— Знаешь, ты очень сексуальна, когда делаешь это. Чувствуешь, как воспламенил меня один твой вид, — он шептал ей на ухо, и его горячее дыхание пробуждало в ней волну страсти.

Она повернулась и обняла его за шею. Его дразняще-львиные черты лица и грива медно-рыжих волос делала его похожим на сатира.

— Я принесу напитки, — объявил он, указывая на два спелых кокоса на соседнем столике.

— Взгляни, Алэн, они так прекрасны, не правда ли? — Она показала на фигуры на пляже, Алэн внимательно посмотрел в телескоп.

— Точно это деревья занимаются любовью. Так естественно.

Они стояли на веранде в лучах заходящего солнца, потягивая через соломинки ром и кокосовое молочко и наблюдая пылкую сцену на пляже. Наблюдаемое, как всегда, возбудило Дженнифер. Когда Алэн обнял ее за талию, она прижалась щекой к его плечу. Его рука медленно скользнула ей на грудь, но никто из них не сводил глаз с побережья. Она приветствовала смелость его руки, спустившейся с груди на живот и вот уже достигшей лобка. Она слегка раздвинула ноги, чтобы позволить ему при помощи сильного указательного пальца доставить ей легкий кайф.

— О-ох, — сорвалось с приоткрытых губ.

Они стояли щекой к щеке и мерно покачивались, лаская друг друга, глядя на маленькие фигурки внизу.

Они не слышали шагов Ники.

— А, привет! Вы тут вдвоем, видно, забыли, что у нас гости. Они уже начинают прибывать, и вот-вот поднимут ропот.

Теперь она увидела, на что смотрели Дженнифер и Алэн, и в ее глазах вспыхнул огонек.

— Возбуждает, — признала она, — понятно, почему вы здесь застряли.

Она оставила их и пошла встречать первых из прибывших гостей.

— Потом… на пляже, — шепнул Алэн Дженнифер, когда они уже направлялись вслед за Ники к смеющейся группке людей.

Женщины выглядели очень соблазнительно в своих коротких цветастых платьицах, с яркими лентами в черных прямых волосах, спадающих им на плечи. У них были высокие груди и застенчивые улыбки, а их кавалеры были худые, мускулистые и черные от загара. Она носили узкие пестрые брюки и улыбались ослепительнобелозубыми улыбками. Их возбужденная речь представляла смесь местных вариантов английского и французского.

Дженнифер помахала им рукой и поспешила обратно в спальню, предоставляя Алэну и Ники встречать гостей — ей нужно было одеться. Она причесывалась обнаженная перед зеркалом. «Сегодня, — думала она, — будет моя ночь». В животе сделалось тесно от желания, казалось, внутренности готовы вывалиться наружу. Розовые соски потемнели и налились кровью.

Она снова вышла на веранду, вместо лифчика на ней была белая хлопчатая лента, а золотистозагорелые ляжки плотно облегали узкие белые шорты. Был уже почти вечер, все собрались на пляже. Волнующая музыка настойчиво звала присоединиться.

Она босиком спустилась по усыпанной песком дорожке и подошла к группке веселых гостей, играющих на железных барабанах и танцующих вокруг ревущего костра.

Ники и Алэна не было видно, но красивый молодой человек с бутылкой рома в руках предложил ей выпить и когда она согласилась, проворно забрался на кокосовое дерево, чтобы своим острым, как бритва, мачете срезать подходящую ветку. Он налил в один из плодов слишком много рому и с поклоном протянул ей.

— Меня зову Генри, — проговорил он приятным голосом, доставая из кармана сигарету с марихуаной, размером напоминающую сигару. — Куришь? — Его голос был теплым, как крепкий виски.

Она кивнула, закурила сигарету и сделала несколько затяжек.

— Мм, вкусно. Местная?

— Травка? Нет, с Ямайки. Ганья. Видите ли, Джон Гамильтон — человек путешествующий. Он разъезжает по всему миру с господином Алэном и госпожой Ники.

— Я помню тебя, Генри. Это ты привел Сиамезу, которая поцарапала Ники, когда мы фотографировались на водопадах.

— Я очень сожалею, что так вышло.

Дженнифер потягивала напиток из своего кокоса, чувствуя, как ром разливается по ее жилам. Ганья расслабила ее. Солнце нарочито медленно сползало в море за спиной Генри, оплывая пурпурно-оранжевым ореолом. В теплом вечернем воздухе растворялись ароматы экзотических цветов. Ритмичная музыка железных барабанов едва доносилась сюда с берега, заглушаемая шумом прибоя. Вечер был полон романтики, на небе вставала полная луна, и Дженнифер хотелось забыть обо всем и стать совершенно свободной. Нет, она понимала, что и так непозволительно расслабилась. Прошел уже месяц с тех пор, как она была в Тринидаде и Тобаго, а работа по-прежнему стояла на месте. Праздность Ники и Алэна была столь соблазнительна, что Дженнифер начинала опасаться, что если она тотчас же не уедет обратно в Нью-Йорк, то останется здесь на всю жизнь.

Почему бы и нет? Какая-то часть ее души была готова слиться с неспешным течением жизни на острове.

— Твой белый наряд притягивает лунный свет, — заметил Генри.

— А ты тень. Мы хорошо подходим друг другу: лунный свет и тень.

Он улыбнулся в ответ на ее любезность, и она подошла поближе к нему. Она ожидала увидеть кого угодно, только не Ники.

Сестра Алэна шла по направлению к ним, на ней был черный купальник, едва прикрывающий ее полную грудь. Края купальника слегка отгибались, обнажая темные заостренные соски.

— Вечер добрый, Генри, — промурлыкала она. Я вижу, ты встретил нашу Дженнифер.

— Я хотел повидать тебя. И извиниться за тот случай с кошкой…

Ники повела маленьким загорелым плечиком, на котором остался едва заметный след царапины:

— Тогда поцелуй мое плечико, чтобы оно быстрей зажило.

Генри послушно склонился над ее плечом и провел по царапине длинным розовым языком.

— Тебя искал Алэн, — сказала Ники, обхватив руками шею Генри.

Генри облизал губы и бросил извиняющийся взгляд на Дженнифер: может быть, потом…

Она поняла.

Она обвела глазами берег в поисках Алэна. Спускались сумерки, и гости постепенно сбрасывали с себя одежду. Какой-то мужчина гнался за женщиной, заходя все дальше в воду, наконец поймал ее в объятия, оба стояли по колено в прибрежной пене. Когда, упав, они катались в полосе прибоя, их тела светились фосфорическим блеском.

Она шла по пляжу к костру. Поджариваемый на костре поросенок выглядел очень аппетитно. Женщина по имени Мари, которая помогала ей обшаривать остров в поисках кошек, улыбнулась и предложила ей полную тарелку овощей: маниока, эдое, танниа. Дженнифер присела у огня перекусить.

Трое мужчин, играющих на барабанах, не знали усталости. Их руки неустанно поднимались и опускались, головы были запрокинуты назад в упоении музыкой. Люди танцевали, некоторые совсем забылись, другие брели по берегу, взявшись за руки, или ласкали друг друга, прислонившись спиной к стволу дерева. Ей нравилось видеть в мужчинах нежность, а в женщинах нетерпеливое желание. Возможно, здесь, в Тобаго, сексуальные отношения были так хороши оттого, что мужчины считали себя королями, а своих жен королевами. Они не учились танцевать на дискотеках, их гибкие загорелые тела выражали в танце все, от семейной истории до тайной фантазии, но прежде всего это был флирт. Даже их пальцы излучали сексуальность.

Закончив есть, она облизала пальцы и бросила бумажную тарелку в огонь. Потом она подошла к воде и села на влажный песок, наблюдая за движением волн, кативших свои воды от далеких европейских берегов. Ее охватывало странное мистическое чувство, когда она оказывалась лицом к лицу с вечнодвижущимся великим океаном, его непрестанный гул вселял в нее новую уверенность. Точно из уважения в вечному бытию, из недр которого когда-то возник человек, парочки вокруг нее предавались любовным утехам, и волны, набегая, окатывали их тела теплой водой Карибского моря.

Подле Нее весело каталась по мокрому песку та самая парочка, которую она видела в волнах, и Дженнифер вдруг поймала себя на том, что с завистью смотрит на ее скользкую розовую щелку и его член, твердый и толстый.

Когда вышла луна и осветила тропическое побережье, Дженнифер встала и побежала к темной воде. Она нырнула в мягкую светящуюся глубину и быстро поплыла к далеким скалам у входа в бухту. Чувствуя усталость, она вернулась к берегу и раскинулась на влажном песке, предоставив волнам омывать ее утомленное обнаженное тело — топ и шорты она подарила беспокойным волнам в океане.

Она услышала, как Алэн зовет ее. Он подошел и сел рядом с ней на песок:

— А ведь ты русалка, Дженнифер… О чем ты думаешь?

— Я хотела доплыть до Франции и пообедать в маленьком городке на английском побережье.

— Тебе не стоит далеко заплывать одной, иногда здесь встречаются акулы. — Он положил руку ей на плечо.

— Я каждую ночь хожу купаться, когда вы с Ники идете спать. Здесь лучше думается.

— И о чем ты думаешь?

— Мне пора возвращаться в Нью-Йорк. Пора возвращаться к реальности.

— Работа? — спросил он голосом человека, который никогда не работал.

— Да. Я сделала снимки, которые мне были нужны. Теперь я боюсь, что если не уеду сейчас, то не уеду уже никогда.

— Но что значит работа по сравнению с этим? — Он показал рукой на рай вокруг них. Полная золотая луна, серебряная полоска берега, темная гладь океана.

— Ты хочешь сказать, что я должна забыть все и остаться здесь с вами?

— Почему бы нет? Мы будем путешествовать, мы будем делать все, что только пожелаем.

Она медленно покачала головой:

— Ты не понимаешь, что для меня значит моя работа.

— Когда ты тогда подошла к Ники на улице ты все еще считаешь, что хотела только сделать несколько снимков?

— Что ты имеешь в виду?

— Я думаю, ты хотела чего-то большего. Может быть, ты хотела ощутить жизнь такой, как она есть, непосредственно, не через объектив камеры.

— Мне надо возвращаться, Алэн. Дело не только в работе. У меня есть сестра-близняшка, своя квартира, своя жизнь.

— Я хотел бы познакомиться с твоей сестрой. Она такая же, как ты?

— Мы похожи, как две капли воды.

— Ваш темперамент так схож?

— Так же, как ваш с Ники.

Он взял ее за руку. Она не противилась. Некоторое время они сидели, глядя в море.

— Ты ведь никогда не сможешь до конца подчиниться? — сказал он после некоторого молчания.

Она поняла, о чем он спрашивает, и пододвинулась ближе, склонив голову на влажное плечо.

— В этом моя беда, — призналась она. — Мне нравится моя карьера. Камера позволяет мне бывать всюду, встречаться с разными людьми. Я всегда хотела быть успешной женщиной, которая годится не только на то, чтоб дарить радость мужчине. И что в итоге? Я здесь, и мое единственное желание — это дарить радость тебе, ну не смешно ли? Она принужденно засмеялась. — И что самое смешное, я не знаю тебя, говорю тебе это, положив руку на сердце.

— Продолжай, — попросил он. — Только давай уйдем отсюда.

Она опиралась на руку Алэна, и они шли, проваливаясь в песок, по направлению к лесу. Они взобрались на пологий холм и оказались в чаще тропического леса. Их окружали тенистые деревья джакаранды со своими шипами, но там, куда указал Алэн, землю покрывала гладкая зеленая травка. Они сели.

— Чудесное место, — сказала Дженнифер.

— Это одно из любимых мест Ники.

— Ох, — в ее голосе явственно слышалось разочарование.

— Что? Оно тебе не нравится? — при лунном свете она могла прочесть на его лице неподдельное удивление. — Ники называет его своим заколдованным местечком.

— Догадываюсь почему. — Она пыталась скрыть свою ревность, но ей это плохо удавалось. Раньше ей никогда не приходилось прятать свои чувства.

— Не ревнуй к Ники, она моя сестра.

— Но она также твоя любовница. Это меняет дело.

— Она относится к тебе, как к сестре.

— Я тоже пока не вспоминаю, что она моя соперница.

— Соперница?

Она кивнула:

— Ты очарован ею, а я люблю, чтобы мужчина принадлежал мне целиком.

— Сейчас я принадлежу только тебе.

Она глубоко вдохнула и задержала дыхание. Она сказала то, что должна была сказать, теперь дело было за ним. Она могла расслабиться и наслаждаться его вниманием, принадлежащим сейчас ей одной.

— Я знаю, — ответила она, — это чудесно.

Он встал на колени, возвышаясь над ней:

— Я хочу заняться любовью.

— Ты можешь забыть о сестре?

— Да.

— Тогда трахни меня. От всего сердца. Дай мне все, что можешь.

— Пока что лучшим был наш первый раз. Твои глаза были закрыты, помнишь?

— А теперь трахни меня с открытыми глазами.

— Я хочу тебя.

— Тогда посмотри на меня.

Она взглянула ему в глаза и прочла там обещающую страсть. Она чувствовала, что он хочет чего-то большего. Но что бы ни было, она готова была дать ему это.

Побежденный желанием, он бросился на нее с удивляющих обоих страстностью, но его натиск лишь обрадовал ее: наконец-то он принадлежал ей. Лежа в темноте, она хотела крепче прижаться к нему, ощутить его кожу своей, почувствовать совсем близко биение его сердца. Ее руки с такой силой обнимали его, точно она надеялась слиться с ним в одно целое.

Его твердая плоть скользнула в нее, точно меч в ножны. Она подняла ноги, облегчая ему путь, упиваясь силой его толчков, слыша сладкое чавканье соединяющейся плоти, ощущая задницей прикосновение его бедер.

Он сопел над ней, тихонько рыча, с удвоенной силой врываясь в ее благодарное тело. Именно его энтузиазм зажег в ее душе искру. В ее промежности бушевала буря, и она прижимала его к себе со всей силой, на какую была способна. Его член бился внутри нее, бешено ударяясь о стенки. Он хотел весь влезть в нее.

В ответ она готова была вывернуться наизнанку, напрягая мышцы влагалища, чтобы сделать его таким же уютным для него, каким был бы ее рот. Они катались по земле, точно играющие волны.

Наконец он замедлился и вовсе замер, отдыхая, положив щеку ей на плечо и тяжело дыша. Она обняла его, и что-то дрогнуло в ее душе. Что-то, крепко привязанное, вырвалось на свободу. Она знала, что рискует влюбиться.

— Я хочу твою жопу, — шепнул он ей на ухо. — Я хочу всю тебя.

— Я твоя, Алэн, — прошептала она. — Куда тебе будет угодно.

— Ты ничего не утаишь от меня?

— Только будь нежен. Я не люблю, когда меня грубо трахают.

— Но я только что отымел тебя по полной!

— Это было сильно, но не грубо.

Она почувствовала в себе его растущее наслаждение, вызванное ее покорностью. Он медленно вышел, снимая ее с себя, как плотно облегающую резиновую перчатку. Она разочарованно вскрикнула, почувствовав пустоту внутри, но она знала, чего он хочет. Ее поражало его нетерпение.

— Помоги мне, — просопел он, — я должен войти в тебя сзади.

Она встала на колени в траве, подняв кверху задницу и опираясь на предплечья, на эта поза ей не нравилась. Она предпочитала видеть его лицо и читать наслаждение в его глазах. Она снова легла на спину.

— Помоги мне, — взмолился он вновь.

— Прошло уже много времени, — ответила она, — я хочу тебя, но, думаю, нам нужна смазка.

Ей не нужно было ничего добавлять к сказанному. Он обхватил руками ее ягодицы и нетерпеливо развел их, припадая губами к открывшемуся отверстию. Кончиком языка он проник в плотное колечко ануса, смачивая его слюной до тех пор, пока оно не стало настолько влажным, чтобы он мог просунуть в него свой мизинец.

Дженнифер затрепетала. Несмотря на возбуждение, она чувствовала себя напряженно. Она пыталась расслабить одну за другой все мышцы тела, но тревога не покидала ее. Анальный секс был гораздо более личной формой секса, чем все другие.

Она развела ягодицы руками и подняла ноги. Она почувствовала, как его пульсирующая плоть ворвалась в тело, и вздрогнула, кусая губы. Благодаря хорошей смазке боль была вполне терпимой, но было трудно представить, что эта боль способна перерасти в наслаждение.

Он прокладывал себе путь осторожно и медленно, учитывая нерастянутость ее прямой кишки, плотно сжимавшей его непомерно раздувшийся член.

Теперь он был весь внутри нее, по самый лобок похоронен в недрах ее задницы.

— О-о! Как мне хорошо, Дженнифер. Держись, теперь я начинаю двигаться…

Ей нравилось смотреть на его лицо, пылающее и искаженное страстью, его оскаленные зубы, выпученные глаза, трепещущие ноздри, смотреть, сознавая, что она доставила ему это острое удовольствие.

Его ягодицы задвигались быстрее, он врывался в ее прямую кишку, и боль становилась дискомфортом, а потом напряжением, точно ее внутренности готовы были вывалить наружу. Она тяжело дышала, пораженная его натиском, но прошло совсем немного времени, и она уже задыхалась от радости. Она не знала, как это случилось, но нарастающее наслаждение, поднимаясь из эротического центра, вдруг захватило ее всю. Руками она ласкала его плоскую грудь и твердые соски, скользила между их животами, чтобы пальцем возместить недостаток внимания своему влагалищу. Ее палец двигался ритмично, в такт его члену, и она могла ощутить его твердую плоть через тонкую перегородку.

Они оба совершенно обезумели, крича и визжа, они катились к берегу по волнам блаженства.

— Я кончаю, Дженни. Побудь со мной. Не расслабляйся еще немного!

Она чуть не взвизгнула, чувствуя, как горячая струя обожгла ее изнутри; они двигались друг в друге.

— Я люблю тебя! — прорычал он ей на ухо.

Ответом ему был ее оргазм, такой сильный, что у нее не осталось сил для крика, и она могла лишь прошептать, что тоже его любит.