Дженнифер и Ники

10

Московый был богом танца, и зрители, и критики сходились во мнении, что он самый замечательный танцор, покинувший родную Россию с тех пор, как Барышников совершил свой знаменитый побег за «железный занавес» прямо со сцены Кировского балета.

Дженнифер дважды видела его выступления в Нью-Йорке и еще много раз по телевизору. Ей казалось, что он летает по сцене, подобно волшебному Питеру Пену.

Что больше всего привлекало Дженнифер в ее профессии то, что фотографу разрешалось заниматься любыми проектами, какие только его привлекали, встречаться со своими кумирами, с теми, о ком она грезила много лет, как о Юрии Московом.

Он снимал номер в отеле Сен-Этьен на Пятой Авеню. Она нагрузила машину аппаратурой, необходимой для съемки, и шофер направился по 79 стрит через парк. Время приближалось к Рождеству. Везде лежал глубокий снег. На фоне стального зимнего неба деревья казались черными и голыми.

Дженнифер не терпелось встретиться с Юрием Московым, и в этом было не только служебное рвение. Она была его страстной поклонницей, она грезила о нем. Часто, глядя на его танец, она думала, что никто другой не сможет сфотографировать его так, как она. Многие люди поют под душем, Дженнифер часто начинала день с танца под музыку «Лебединого озера».

Два боя помогли Дженнифер затащить ее аппаратуру к номеру-люкс под самой крышей, где ровно в полдень она должна была встретиться с Юрием. Получив щедрые чаевые, они удалились, оставив Дженнифер, окруженную многочисленными сумками, перед дверью.

Прежде, чем постучать, она взглянула на свои часы «Rolex» и отметила, что опоздала на пять минут. Она старалась быть пунктуальной.

Зная, что Юрий ценит в женщинах именно женственность, Дженнифер надела сегодня свой шелковый костюм-тройку. В жакете, широкой юбке с золотым поясом и белом топе она чувствовала себя несколько неуклюже. Ощущение избытка одежды компенсировалось разве лишь тем, что, надев кружевные чулки и пояс, она «забыла» трусики. Встречаясь с кумиром, она придерживалась правила: «Будь наготове. Кто знает, что будет».

Она постучала еще раз и стала ждать. Она услышала шаги, и дверь внезапно распахнулась. Дженнифер зарделась, точно школьница.

Юрий Московой стоял перед ней в черной шелковой пижаме. Одной рукой он поскреб во всклокоченных, падающих на лоб волосах, а другой почесал промежность. Она заметила, как в ширинке пижамы пульсировала головка его пениса, и в смущении отвернулась. Его лицо выглядело заспанным, глаза были припухшими ото сна. Он нахмурился и искоса посмотрел на нее, обнажая крепкие белые зубы.

— Кто вы? — сонно пробормотал он, яростно протирая глаза. Его широкое славянское лицо стало похоже на кошачью морду.

— Сейчас двенадцать часов, полдень. Ну, теперь вспомнили?

— Нет. Я каждый день встаю в двенадцать, — проворчал он и снова почесал в промежности. Этот жест был ей неприятен, ибо она вновь могла кое-что заметить.

— Дженнифер Сорел, — представилась она.

— Динь-дон, динь-дон, — пробасил он, — минутку, минутку. Сейчас я вспомню.

Он оглядел ее с ног до головы и, видимо, остался доволен. Он поднял брови, когда взгляд его упал ей на грудь, теперь он проснулся, его глаза ожили, это было ясно как день.

— А вы красивы. Аж дух захватывает. Теперь я вспомнил. Вы фотограф. Щелк, щелк. Ну проходите. Давайте я вам помогу. Но прежде, прежде…

Он смачно поцеловал ее пальцы.

— Боже, как же я мог забыть? — сокрушался он, качая головой.

Он взял две сумки и пошел впереди нее по длинному коридору, увешанному балетными снимками в дорогих оправах, изображающих его гастроли по всему миру. Дженнифер, изумленная, следовала за ним, чувствуя себя настолько беспомощной, что из простого чувства самозащиты остановилась, поставила вещи на пол и достала свой «Никон». Настроив фотоаппарат, она засняла Юрия Москового в тот момент, когда он ставил сумки посреди комнаты.

Услышав щелчок, он обернулся:

— What are you doing? — закричал он с сильным русским акцентом.

Она была так поражена, что начала заикаться:

— Я… я думала, может быть, кадр скрытой камерой. Чтобы вработаться, — неуверенно добавила она.

— Никаких скрытых камер, — от возмущения он перешел на русский. Несмотря на растерянность, Дженнифер владела собой. Ей уже не раз приходилось иметь дело с эксцентричными звездами, но такое она видела впервые.

— Не кричите на меня, — проговорила она тихо, но настойчиво. — Извините, если я напугала вас.

Он помотал головой, как бы приходя в себя. Его густые брови выгнулись дугой, мясистый нос нервно подрагивал. Потом он осклабился:

— Извините, мисс Сорел. У нас камера — это оружие. Скрытую съемку ведут спецслужбы. Я действовал инстинктивно.

— Я здесь, чтобы сделать фотографии для вашей книги о том, как вы сбежали из России. Я Дженнифер Сорел.

— Вы уже говорили.

— Кажется, не помешает вам это напомнить.

Он выдохнул с облегчением:

— Вы сильная женщина.

— Я такая, какой приходится быть. И это мне нравится.

— Вам нравится снимать русских грубиянов, только что пробудившихся от сладких грез о царизме и ведущих себя с вами по-хамски?

— Вы — Юрий Московой, — напомнила она ему, как секунду назад напоминала себе.

— Это значит, что вы готовы терпеть мой дурной нрав?

Его нижняя губа отвисла, он бросился на неубранную кровать под канделябром. Растянувшись на кровати, он скрестил ноги и нахально смотрел на нее. «Русский Мик Джаггер», — подумала она.

Она осторожно взглянула на него. Он улыбался, растянувшись на простынях. Нет, это не улыбка, решила она; вовсе не улыбка, это сладострастная ухмылка.

— Вы не готовы к съемке. Может быть, мне прийти попозже, когда вы позавтракаете?

Он вскочил и принялся расхаживать по комнате в своей пижаме. Смелый взгляд Дженнифер остановился на круглом гладком бугорке его задницы и на другом бугорке поменьше, обозначившемся спереди. И все же она не могла не думать об Алэне. Она слишком долго пробыла с ним.

— Я не знаю, что делать с женщинами наподобие вас. Я согласен, мои американские поклонницы приходят ко мне, но я не знаю, что делать. Иногда мне кажется, что мой танец для них ничего не значит. Они хотят большего, чем может дать мужчина. Entrechat их не впечатляют, они рассматривают их как прелюдию. Не могли бы вы объяснить, чего хотят американские женщины.

— Я не могу, мистер Московой.

— Юрий. Для женщин такой потрясающей красоты я просто Юрий.

— Не просите меня объяснить поведение американок, Юрий. Это заняло бы слишком много времени.

— Но вы могли бы?

Она кивнула и улыбнулась.

Конечно, она могла бы, причем весьма доходчиво ехидная ухмылка говорила, что он понял это.

Он принял позу, раскинув руки, и обнажил зубы в широкой улыбке. Она направила «Никон» в его сторону и вежливо отщелкала дюжину кадров.

— Это не то, чего я хочу, — сказала она наконец.

— Чего же вы хотите?

— Реальности, а не этих избитых поз.

— Я измотан, я устал, а вы хотите, чтобы я был изобретателен.

Ему нужна встряска, вот что, решила Дженнифер.

Она обвила его шею руками и прижалась к его груди своей полной грудью. Он обнял ее за узкую талию и плотнее притянул к себе.

— Вы отлично себя чувствуете, — сказала она. — Ваше сердце точно кролик в грудной клетке. Ваша одежда заводит того, кто танцует, сама по себе, даже без секса.

Он задрал ей сзади юбку и положил руку на голую задницу, тиская в руках ягодицы и прижимая ее к своему возбужденному члену. Его большой рот слился с ней в поцелуе, а язык скользнул ей между зубами.

— Я хочу вас прямо сейчас, — пробормотал он. Он был требовательно-решителен, и Дженнифер почувствовала, что многолетняя страсть одерживает над ней победу. Но одежда…

— Подождите, — выдохнула она, точно извиняясь, — дайте мне снять костюм.

— Одежда? — воскликнул он и, схватив ворот ее белого шелкового костюма, резко рванул его вниз, обнажая грудь. Он спустил пижамные штаны, перешагнул через них, открыв ее взору великолепно возбужденный член, и направился к ней, взвешивая на обоих ладонях крупные яички, точно преподнося ей подарок.

Он сгреб ее в объятия и отнес в другой конец комнаты, на неубранную огромную кровать, где она лежала теперь на спине в одном кружевном поясе и чулках, с разгоряченной грудью, ожидая когда великий танцор совершит свой грандиозный прыжок, вонзая свой отточенный инструмент в ее тело. Все было так, как представлялось ей в мечтах. Ошеломляющая, романтическая страсть и легкий холодок страха при мысли о том, что, ослепленный желанием, он готов ее почти изнасиловать.

Жаждущий взгляд устремленных на нее глаз усиливал возбуждение. Она раздвинула ноги, чтобы он мог видеть, что и она истекает соком от нетерпения.

— Давайте же, Юрий. Теперь дело только за вами.

Она закрыла глаза, ожидая, когда мускулистое тело навалится на нее, предвкушая его тяжесть, тепло, запах страсти.

Обидные слова поразили ее, заставляя открыть глаза.

— Вы потаскушка. Соблазнительница…

Сначала она не поняла его. Возможно, из-за акцента. О чем он говорил? Он распял ее голую на кровати, когда они были всего десять минут знакомы, и он же, кажется, упрекает ее. Она потянулась к нему, но он отстранился. Ее поразило то, что он встал и принялся расхаживать по персидскому ковру перед кроватью.

— Нет! — яростно воскликнул он, теребя пальцами свою шевелюру так, точно там гнездился сам дьявол.

— В чем дело, Юрий? Пожалуйста, давайте займемся любовью, — позвала она, но он, казалось, не слышал. Он остановился в ногах кровати и глазел на нее. Она глядела на его сильные ноги танцовщика и тяжелую плоть гениталий, когда он заговорил. Его голос чуть охрип от волнения, а член был наполовину возбужден.

— Нет, я сохраню все, каждую каплю энергии для танца. Жаль, что у вас осталось обо мне превратное мнение.

— Не выдумывайте, Юрий.

Что за черт! Она встретилась с ним взглядом, читая у него в глазах желание, страх, томление, нерешительность и еще какую-то непостижимую глубину.

Она вздохнула с сожалением и села на кровати.

— Жаль, что я не люблю сигареты, сказала она. — Сейчас было бы самое время.

— Я сейчас оденусь как следует, и тогда, может быть, мы будет вести себя более культурно по отношению друг к другу. Я буду позировать, а вы снимете кадры, которые войдут в историю танцевального искусства.

— Я не понимаю. Вы только зря сбили меня с толку.

— Не вам задавать мне вопросы, мисс Сорел, — сказал он холодно, стоя в другом конце комнаты перед дубовым гардеробом. Он распахнул дверцу и достал белую холщовую рубашку и мятые джинсы. Он говорил, пока одевался, и густая прядь каштановых волос спадала на белый лоб.

— Мне стыдно за то, как я встретил вас. По натуре я не склонен нападать на прекрасных незнакомок. Америка предоставляет столько соблазнов, что мне хочется получить все и сразу. Я становлюсь подобен ребенку, потому что все так доступно… Эти сочные тела американок, точно плоды на деревьях, мне очень жаль…

Дженнифер сидела на кровати, надевая лифчик. Ее глаза горели.

— Не жалейте о том, что вы набросились на меня, а жалейте о том, что не довели начатое до конца. Вы могли бы воплотить одну мою фантазию, которую я лелеяла полдюжины лет. Чего вы не понимаете в американских женщинах, по крайней мере в этой американской женщине, так это того, что они сами способны выбирать. Когда вы коснулись меня, вы сделали это с моего благосклонного согласия. Вы не знаете, какая у вас власть над женщинами, Юрий?

Было видно, что ее слова удивили его.

— Спасибо, что вы это сказали. Ваше достоинство лишь подчеркивает мою неотесанность, — проговорил он с усилием.

— Вы не понимаете меня, Юрий. Я не считаю, что вы вели себя грубо, по крайней мере передо мной вам не за что извиняться, разве только за то, что не завершили начатого.

Он шумно вздохнул.

— Это правда? — в вопросе слышалось недоумение. — Конечно, вы говорите так лишь для того, чтоб я лишний раз почувствовал себя скотом.

Она вскочила с кровати и обвила его шею руками. Она ласково перебирала его каштановые локоны, глядя ему прямо в глаза. Ей было очень важно то, что она собиралась ему сказать.

— Послушайте, Юрий, я фотограф. Я снимаю людей. Некоторые их них мне нравятся, некоторые нет. Вы попали в число первых. Когда я вижу, как вы танцуете, я мысленно перевоплощаюсь в вас и я хочу секса с вами.

Снова обретая уверенность в себе, он обнял ее и прижал к своей широкой груди.

— Я, право, не знаю, что делать. Пожалуй, лучшее, что я могу дать вам, это кадры, которых не снимал еще ни один фотограф.

— Я хочу только, чтобы вы были естествененны.

— Не будьте глупышкой, — он приложил ей палец к губам, у вас будет то, чего не было никогда у других фотографов.

В Дженнифер заговорил профессиональный интерес. Она огляделась в поисках одежды и заметила обрывки на полу у кровати.

— И что же я надену, — сокрушенно произнесла она.

— Вам холодно? — заботливо осведомился он.

— Я голая, а вы одеты. Да, мне нужна одежда.

— Так… — он задумчиво почесал свой квадратный подбородок.

Он огляделся, потом прищелкнул пальцами. Он шагнул к гардеробу и распахнул его. Мгновение он стоял в нерешительности, затем выдернул горностаевую шубку и бросил ей. Она поймала ее детским движением и утонула в ней.

— Вам очень идет. Женщина, для которой я привез ее, сбежала с моим братом, так что мне очень приятно отдать эту шубку вам.

— Так тепло.

Улыбка осветила его грубое русское лицо. В его глазах светилось счастье.

— Теперь вы должны сделать отличные кадры. Я не могу более стоять на вашем пути к успеху.

Дженнифер с усилием проглотила его слова. Они оставляли неприятное двойственное впечатление, ему не стоило их говорить. Она принялась распаковывать аппаратуру и устанавливать освещение. Работа помогла ее успокоиться.

— Что я должен делать? — спросил он, видя, как она сгибается под тяжестью аппаратуры.

— Пойти побриться. Мне нравится ваша борода, но, я думаю, большинство людей все же предпочтет гладкое лицо у великого танцора.

Он покраснел как мальчик и кивнул. Он пошел в ванную и прикрыл за собой дверь.

— Фу, — Дженнифер глубоко вздохнула. Она была рада получить передышку от неистового вихря по имени Юрий Московой. Теперь у нее было время установить освещение. Она закрепила свой «Никон» на треноге и занялась некоторыми деталями, связанными с выдержкой.

Выйдя из ванной, Юрий выглядел собранным и спокойным. Вид камеры и направленных на него прожекторов, подействовали благотворно. Он непринужденно улыбнулся, а Дженнифер нахмурилась, надеясь, что он не собирается разыгрывать перед ней тот спектакль, который знаменитости репетируют перед зеркалом, а потом демонстрируют всем фотографам.

— Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил он.

— Притворились другим человеком, другим танцором.

Идея ему понравилась. Роль другого человека открывала новые возможности. Он поднял руки над головой и начал танцевать.

— Это обычный народный танец, — объяснил он ей, в то время как его ноги отбивали такт на полированном полу комнаты. — А вот это, например, Руди Нуриев.

Дженнифер видела, как он все больше воодушевляется, изображая стиль Нуриева так точно, что она готова была поверить в волшебное чудо.

— Вы разучили это заранее, — сказала она, щелкая затвором фотоаппарата.

— Мы с Руди друзья. Он такой мастер, что ему легко подражать.

— Прошу вас, снимите одежду и продолжайте.

— Публика будет шокирована.

— Публика оценит красоту вашего тела. — Она играла на его тщеславии.

— Да, пожалуй.

Он разделся и танцевал перед ней, удивительно точно копируя стиль Барышникова и Петра Мартинса. Он превратил уютную гостиничную комнату в сцену.

Наконец он сказал: «Хватит». Когда он остановился, на его красивом русском лице можно было заметить лишь легкую тень усталости. Он был в отличной форме, несмотря на измождение, и тело его казалось не знающим усталости, почти нечеловеческой машиной, состоящей из сухожилий и мускулов.

— Вы засняла все, что нужно? Я старался искупить свое ужасное поведение.

Она дотронулась до его щеки.

— Да, я знаю. Я должна бы быть счастлива.

— Но?.. Почему вы несчастны?

— Эти снимки все же несовершенны. Я хотела, чтобы вы излили душу передо мной, чтоб вы были абсолютно свободны.

Он замер, не закончив движения, неподвижный, как изображение Кабуки.

— Я танцор, и я свободен.

— Нет, вы связаны тем, что вы делаете. Я хочу сфотографировать вас, а не роль, не перевоплощение. Вас. Понимаете?

— Да, — произнес он не вполне уверенно, дотрагиваясь до ее груди и как бы ища в этом поддержку. Она не противилась его прикосновениям, но он уклонился. Что бы вы хотели от меня?

— Выйдите на улицу. Может быть, там мне удастся сделать настоящую фотографию.

— Настоящую?

— Да, самодостаточную. Дайте я объясню: я пытаюсь сделать фотографию, которая вырвала бы вас из формальной структуры танца, которая вас сковывает. Я хочу, чтобы это было то самое.

— Что же?

— Я пойму, когда увижу. Когда картинка в моей голове совпадет с тем, что я вижу через объектив. Щелкнуть именно в этот момент и вот у меня есть то, чего я ищу.

Юрий шагал по комнате взад и вперед, его лицо покрылось румянцем. Он выглядел неутомимым и возбужденным.

— С вами все в порядке? — спросила она.

— Да, да. Но давайте прогуляемся. Я хочу подышать свежим воздухом. Может быть, на улице вам удастся осуществить задуманное.

— Вам не кажется, что надо одеться?

— Я надену пальто, а внизу мы оба будем голые.

«Должно быть, это такая мода», — подумала Дженнифер, вспоминая обнаженное тело Ники под ее длинной шубой.

Они были одни в гостиничном коридоре. Он взял ее за руку, и Дженнифер опять стала всего лишь поклонницей, мечтающей по пути на очередное выступление в Центре Линкольна о том, что они когда-нибудь станут любовниками.

Двери лифта открылись, и они вошли внутрь. На Юрии были мягкие ботинки и длинное пальто, доходящее до лодыжек. Они молча стояли и смотрели друг на друга, потом глаза Юрия внезапно вспыхнули, он потянулся к ней.

Распахнув пальто, он принялся жадно ласкать ее грудь, потом руки скользнули ниже. Он закинул одну ее ногу себе на пояс, чтобы член, похожий на железный прут, мог легче достичь своей цели. Мощные частые токи заставляли ее дрожать всем телом в припадке сексуального исступления. Он пропарывал ее насквозь, до самых сокровенных глубин желания.

«Динг», — лифт сообщал о скором прибытии в вестибюль.

— У нас есть десять секунд, — прошептал он ей на ухо, — я сейчас кончу в тебя, ты сладкая американская задница, ты похотливая американская сучка…

Опять раздался сигнал.

— О-о-о, — простонал он, глубже вгоняя член в ее тело. Его тело сотрясал мощный оргазм, он дрожал с ног до головы.

— О! Отдай мне все, — шепнула она.

Он отступил на шаг — член с каплями спермы на головке казался лишь немного меньше. Они как раз успели запахнуть полы пальто, когда стальные двери бесшумно открылись, и они ступили в вестибюль гостиницы Сэн Этьен.

На их лицах играл румянец, и они по-прежнему тяжело дышали, когда Юрия увидели две поклонницы. Он нетерпеливо нахмурился, как ребенок, которого отрывают от интересной игры, чтобы сказать родителям «Спокойной ночи», но все же взял шариковую ручку и поставил свой автограф на пакетах для покупок, которые протягивали ему фанаты. Две дамы с завистью оглядели Дженнифер. В ухмылке Юрия блеснуло что-то волчье.

По выражению его лица она поняла, что именно теперь может сделать тот самый кадр. Он облизал губы, точно собираясь ее съесть.

— Давай поднимемся, Дженнифер, — предложил он.