Джеймс Хэрриот. Биография

Глава 19

Хорошо, что после болезни Альф стал крепче духом. В последующие годы на него навалилось много проблем финансового свойства. Пахотные земли постепенно вытесняли зеленые поля, фермеры, разводившие крупный скот, стали образованнее, и многие сами лечили своих животных. Альф воспринимал это как неизбежное последствие прогресса в сельском хозяйстве, но поскольку работа с мелкими животными все еще считалась второстепенной, денежные потоки практики немного оскудели.

Дел по-прежнему было много, и он получал доход, достойный его профессионального уровня, но забот у него было достаточно.

Одним из факторов стресса была необходимость присматривать за молодыми помощниками. Дональд и Альф всегда с удовольствием нанимали выпускников ветеринарных колледжей. Они делились свежей информацией с двумя партнерами, а те, в свою очередь, предоставляли молодым людям бесценный практический опыт, накопленный за долгие годы.

Одних знаний недостаточно для работы в практике: желание учиться и изрядная порция здравого смысла — вот главные качества успешного ветеринара. Большинство молодых выпускников быстро приспосабливались к новой жизни, но некоторым это давалось нелегко.

На Киркгейт, 23 всегда царила атмосфера добродушного юмора, что создавало благоприятные условия для молодых ветеринаров, только начинающих свой трудовой путь. У партнеров был список «правил», которые они внушали каждому помощнику. Хотя правила были составлены с иронией, каждое содержало долю здравого смысла.

Помню, в начале 1960-х я, будучи студентом, объезжал с Дональдом фермы, и он излагал мне свои «Золотые правила». Его голос до сих пор звучит у меня в ушах, как будто он сидит рядом со мной.

«Всегда оказывай помощь! Неважно, что фермер звонит среди ночи и вызывает тебя к животному, которое болеет уже шесть недель. Ты обязан оказать помощь!» Самого Дональда, разумеется, редко об этом просили.

«Веди себя учтиво! Если просишь ведро теплой воды, говори „пожалуйста“. Не говори свысока с йоркширским фермером. Как все люди, они ценят хорошие манеры».

«Сгущай краски! Если ты скажешь, что животное поправится, у тебя возникнут проблемы, если оно умрет!» Дональд Синклер был виртуозом в этом деле.

«Обязательно что-нибудь делай! Никогда не уезжай с фермы, не назначив какого-нибудь лечения! Сделай укол витаминов… все, что угодно!»

«Веди себя уверенно и всему давай названия. Никогда не говори, что не знаешь, в чем дело!» Сегодня это, возможно, покажется смешным, но у правила была определенная логика — особенно в те годы, когда работали со старыми клиентами. «Больше не присылайте ко мне этого новичка! Он не мог сказать, что с моей коровой!» — Альф с Дональдом не раз слышали подобные крики.

Свои наставления Дональд завершил последним правилом, которое он явно выучил на собственном горьком опыте: «Всегда ставь машину поближе к выезду с фермы!»

Однажды он давал советы помощнику, которому предстояла незавидная задача — оценивать лошадей на выставке. Это одно из самых неблагодарных занятий ветеринара: если двадцать участников претендуют на один приз, у тебя есть все шансы заиметь девятнадцать врагов. Дональд дал помощнику разумный совет.

— Держись уверенно! — сказал он. — Веди себя дружелюбно, но твердо. Тщательно осматривай каждое животное и никому не позволяй влиять на твое решение. И не выключай двигатель в машине!

Дональд всегда настаивал (и был совершенно прав) на профессиональном подходе к клиенту. Он подчеркивал, что ветеринар обязан выглядеть опрятно, несмотря на грубую и грязную работу. Особенно он сердился, если кто-то из его работников приходил без галстука.

Помню, в один очень жаркий день я вошел в клинику в рубашке с расстегнутым воротом.

— Где твой галстук, Джим? — рявкнул он.

— Извините, Дональд, — ответил я, — я оставил его в машине.

— Я хочу, чтобы ты надел галстук! — заявил Дональд. Он направился к выходу, но внезапно остановился и показал на меня пальцем. — Ты позоришь нашу профессию!

Альф выучил эти «правила», веселые уроки ветеринарного «искусства», в первые годы своей карьеры, но одно искусство он освоил после выздоровления от болезни — искусство расслабляться.

Он всегда считал обед самым важным приемом пищи за день, и как бы много ни работал, всегда находил время пообедать. Во время этого перерыва он и научился искусству «короткого сна». Когда я работал и жил с родителями в конце 1960-х и начале 1970-х, я видел, как он после обеда садился в кресло, закрывал глаза и мгновенно проваливался в глубокий сон, который длился не больше десяти минут. Он уверял меня, что потом чувствует себя посвежевшим и готовым к работе, добавляя, что некоторые великие люди — к примеру, Уинстон Черчилль — тоже имели обыкновение восстанавливать силы с помощью короткого сна в середине дня.

Самое главное — в то время он был в ладу с самим собой. Понимая, что всего несколько лет назад он пережил тяжелейшую депрессию, которая едва его не уничтожила, отец теперь все видел в перспективе. Его работа в практике, безусловно, была нелегкой, но теперь он больше, чем когда-либо, мог благодарить судьбу.

Многие годы собаки были его неизменными спутниками, без которых жизнь казалась ему пустой и скучной, поэтому после преждевременной смерти его бигля Дины в 1963 году он поспешил найти ей замену. Услышав, что у Джона Бамби, фермера из Топклиффа, есть щенки джек-рассел-терьера, он тут же взял Рози и поехал на ферму. Один из щенков подбежал к Рози и стал с неистовой страстью облизывать ее лицо. Несколько минут спустя они уехали с фермы с крошечным черно-белым сгустком энергии, скакавшим по машине. Его назвали Гектор.

Гектор будет первой собакой, появлявшейся на многих фотографиях Джеймса Хэрриота в первые годы его литературной славы. Он стал важной частью жизни Альфа и повсюду сопровождал его. Пес получал огромное удовольствие от жизни; он всех любил, и все любили его. Когда Альф приезжал на ферму в открытой машине, первое, что видел фермер, была, как правило, остроносая мордочка Гектора. Этот пес требовал к себе внимания и обычно получал его. «Доброе утро, мистер Уайт! Привет, Гектор! Славный песик!» — так обычно их приветствовал фермер, отбиваясь от дружелюбного носа, тыкавшегося ему в лицо.

В поездке Гектор ничего не упускал из вида. Он с интересом смотрел по сторонам, сидя в своей любимой позе — передние лапы на руке Альфа, лежащей на рычаге переключения передач. Ни одна собака в мире не переключала скорости так часто, как Гектор!

Он был самым шумным из всех четвероногих друзей Альфа. До женитьбы я жил с родителями и часто ехал на работу следом за машиной отца. Я видел очертания его головы, а рядом — силуэт его маленького спутника, упиравшегося лапами на переключатель скоростей и ритмично разевавшего пасть. Он всю дорогу лаял в левое ухо отца, и, должно быть, в машине стоял оглушительный шум, но Гектору было дозволено все.

Гектор обладал неистощимым запасом энергии. На фермах его часто выпускали из машины, и большие местные псы, чувствуя его открытый и дружелюбный нрав, с удовольствием с ним играли. Но их сумасшедшая беготня длилась недолго. Я не раз наблюдал, как какой-нибудь огромный пес, тяжело дыша, без сил лежит на земле, а маленькая черно-белая торпеда безжалостно наскакивает на него. Вежливый рык или подрагивающая верхняя губа служили сигналом для Гектора, что игра окончена.

Фермерские собаки любили провожать машины, выезжавшие с хозяйского двора, и к этой игре они относились очень серьезно. Эти погони были светлыми моментами, оживлявшими их дни. Мы с отцом часто видели, как они крадутся между хозяйственными постройками, наблюдая за нами и дожидаясь своего звездного часа, и когда этот час наступал, они развивали бешеную активность. На некоторых фермах наш отъезд вызывал настоящий хаос. Как только мы заводили мотор, изо всех щелей вылезали поджарые лохматые создания и бежали за нами по сельской дороге с выражением напряженной сосредоточенности на мордах. Это покушение на его территорию сводило Гектора с ума, и он отчаянно метался в машине, с остервенением лая на бегущих собак.

Эта сумасшедшая игра была небезопасной для собак. Они бросались на машину, пытаясь укусить колеса, и иногда получали серьезные травмы. Остудить пыл нападавших можно было только одним способом — направить на них струю воды. Эту работу выполнял я. Я набирал воду в большой шприц и, когда они подбирались слишком близко, выстреливал прямо в пыхтящие морды.

Действовало безотказно. Получив холодной струей по носу, пес резко останавливался и с обиженным видом трусил обратно на ферму. Временами я чувствовал себя виноватым, особенно когда собака трясла головой и смотрела на меня с укором, словно бы говоря: «Зачем ты так? Мы же просто хотели немного повеселиться!»

Я часто с улыбкой вспоминаю те дни, когда «служил охранником» у отца. Сельские собаки разыгрывали сцену, а Гектор обеспечивал звуковое сопровождение.

Гектор был в целом крепким, здоровым животным — и в округе пользовался популярностью как пес-производитель, — но в пять или шесть лет он полностью ослеп. У него была ксерофтальмия, медленное, постепенное высыхание конъюнктивы, приводящее к возникновению черных пятен на роговице. Сейчас эту болезнь можно вылечить, но тогда, не зная причин заболевания, мы могли лишь попытаться облегчить его страдания и беспомощно смотрели, как окно Гектора в окружающий мир становится все темнее. Несмотря на боль и подступающую слепоту, наш маленький друг был полон энергии, с любопытством выглядывая из окна машины и оглашая округу заливистым лаем.

Гектор, бесспорно, был самой любимой собакой Альфа. За прошедшие годы много писали о благотворном влиянии домашних питомцев, приводили множество примеров их положительного воздействия на здоровье своих хозяев. Ни одно животное не оказывало более живительного эффекта на своего хозяина, чем Гектор, чья неистощимая и заразительная жажда жизни послужила для Альфреда Уайта прекрасной терапией в последние годы его болезни.

Понимая, что ему повезло выбраться из болезни относительно без последствий, Альф решил снова жить на полную катушку. Он всегда считал, что в жизни существует не только работа, и вновь стал проявлять интерес к окружающему миру. В начале 1960-х он решил путешествовать.

В 1961-м и 1962 году Альфред Уайт побывал в России и Турции в качестве сопровождающего ветеринара от министерства сельского хозяйства, ответственного за доставку свиней, овец и рогатого скота. В этих поездках он вел дневник, и некоторые записи вставил потом в книгу «Всех их создал Бог». Россия произвела на него такое впечатление, что он стал учить русский язык; турецким языком он решил не заниматься. После отдыха на Майорке на вилле Эдди Стрейтона Альф и Джоан еще дважды ездили на остров: в 1965 году они на машине пересекли Францию и Испанию, и в то время Альф тоже вел дневник. В 1965 году он учил испанский в тирской вечерней школе.

Чувствуя себя гораздо лучше физически, он снова начал много играть в теннис — даже выступал за сборную команду Тирска в возрасте сорока шести лет, когда они с Рози играли в парном турнире. Вдобавок зимой он стал кататься на лыжах. Альф по-прежнему много гулял, копался в саду, читал книги и смотрел футбол, — от этих увлечений он никогда не отказывался, так что теперь его жизнь снова стала насыщенной и разнообразной.

К нему вернулся былой энтузиазм. Альф знал, что у него хороший, крепкий брак, он сам и его близкие здоровы, и благодаря этому он стал смотреть на жизнь с большим оптимизмом. Он с воодушевлением окунулся в работу, и от недавней изнурительной болезни остались лишь воспоминания.

Альф не только находил время для обучения помощников, он и мне оказывал громадную помощь. Летом 1965 года он договорился с Эдди Стрейтоном и отправил меня к нему в Стаффордшир на стажировку. Я провел там два чудесных месяца. За это время я многому научился у Эдди, который был первоклассным ветеринаром. Когда Эдди ненадолго уехал на Майорку, я продолжал работать с помощью, если требовалось, его коллег из соседних районов — и моего отца.

Я звонил в Тирск каждый день, спрашивая, как лечить понос у свиней, кашель у лошадей и хромоту у коров. Я спрашивал совета по поводу отела, консультировался с ним относительно того, как помочь телятам с воспалением легких, и каждый раз получал неоценимую помощь. Отцу хватало собственной работы, и, вероятно, его утомляла необходимость давать советы молодому зеленому студенту, находившемуся за двести пятьдесят километров, — но он ни разу не отказал мне, а я внимал каждому его слову.

Однажды мне предстояло внутривенно ввести лекарство корове. Если бы я что-то сделал неправильно, последствия могли быть очень серьезными, поэтому я очень волновался. В очередной раз я позвонил отцу и спросил у него совета:

— Папа, меня вызвали к корове с послеродовым маститом.

— Она не встает? — спросил он.

— Нет. Думаю, я должен сделать ей внутривенную инъекцию?

— Разумеется! — ответил он.

— В какую вену? Молочную или яремную?

Наступила небольшая пауза.

— Яремная вена — более чистый участок для работы.

— А в какую проще сделать инъекцию? — спросил я.

— Даже Гектор смог бы найти молочную вену, — последовал мгновенный ответ.

В 1966 году я получил диплом ветеринара и уже официально работал у Эдди Стрейтона. В октябре того же года я позвонил родителям из Стаффордшира. Приближалась их серебряная свадьба, и я хотел выяснить, как они планируют отметить эту годовщину. Я считал, что у родителей вполне удовлетворительное финансовое положение, и предвкушал встречу с семьей и друзьями на приеме в их честь. Однако меня ждал сюрприз.

— Вряд ли мы куда-нибудь пойдем, — ответил отец. — Сейчас довольно дорого ходить по ресторанам!

Мне это показалось странным. Двадцать пять лет семейной жизни — крупная дата, заслуживающая праздника, но мистер и миссис Альфред Уайт не собирались устраивать ужин при свечах.

Ответ был прост: Альф оказался на мели. Он встретился со своим бухгалтером, полагая, что у него есть 820 фунтов на счете, но получил жестокий удар. Ему сообщили, что он должен 800 фунтов налоговому управлению, соответственно, у него осталось всего 20 фунтов.

В день, когда отец получил это отрезвляющее известие, он отправился смотреть матч «Лидс Юнайтед» на стадион «Элланд-Роуд», куда его пригласили два молодых человека, жившие напротив клиники в Тирске. Потом Альф часто рассказывал о своих тогдашних чувствах. «Я был там, но матча не видел. Все словно расплывалось в тумане. Я думал: „Боже мой! Я горбатился в этой практике больше двадцати пяти лет, и что я имею? Жалкую двадцатку!“».

Трудно поверить, что Альфред Уайт, профессионал с прекрасной репутацией в округе, не смог наскрести денег на празднование серебряной свадьбы. Но на то были веские причины, и сказалось влияние многих факторов.

Большую часть своей профессиональной жизни Альф прилично зарабатывал, но не настолько, чтобы стать богатым человеком. Когда я выбрал профессию ветеринара, он сказал мне: «У тебя будет достойная жизнь сельского ветеринара, но состояние ты не сделаешь», — и оказался прав.

В отличие от большинства современных ветеринаров, Альф почти всю жизнь занимался сельской практикой. Долгие поездки в машине, хоть и доставляли ему много радости, приносили весьма ограниченный доход. Сегодня основная часть прибылей нашей практики поступает от лечения домашних питомцев и лошадей, но в 1960-х Альф все еще зависел от сельскохозяйственных животных.

Накладные расходы были очень высоки. Нужно было платить жалованье и обслуживать машины. Покупка дорогих лекарств и предоставление жилья помощникам тоже добавляли расходов, а неподалеку всегда маячил призрак сборщика налогов. Многие крупные современные практики приносят стабильный доход, и владельцы нанимают опытных управляющих, а тогда Альф и Дональд Синклер, как и большинство их коллег, сами управляли практикой.

Ни тот, ни другой не могли похвастаться деловой хваткой, да и заниматься бумажной работой в конце долгого трудного дня было, наверное, очень утомительно.

Альф никогда не дружил с цифрами, Дональд тоже не был выдающимся математиком. Только в 1976 году, когда я стал партнером на зарплате, я получил некоторое представление об их жарких схватках с бухгалтером Бобом Рикаби. Альфу Боб очень нравился, но он всегда боялся его ежегодного визита, тема которого из года в год оставалась неизменной.

Альф с Дональдом сидели за старым деревянным столом в приемной и слушали финансовый отчет. У Дональда были проблемы с пищеварением, которые обычно обострялись во время визитов Боба. Он сидел, согнувшись и крепко держась руками за живот, — на каждое плохое известие от бухгалтера он отвечал тихим постаныванием.

Альф занимал другую позицию. Он сидел прямо, уставившись в окно на старый сад, с застывшим лицом и отстраненным взглядом и, словно во сне, говорил «да-а-а» в ответ на вопросы бухгалтера.

Я хорошо помню, как впервые оказался за этим столом. Я сидел рядом с Дональдом, у которого из кармана торчал хвост огромной трески. Отец остекленевшими глазами смотрел на Боба. Тот, подробно объяснив, откуда взялись все цифры, спросил, понял ли он его.

— Нет, — ответил отец.

Бухгалтер подходил к делу очень основательно, для него было крайне важно, чтобы его клиенты вникли в свое финансовое положение. Глубоко вздохнув, он снял очки, протер их салфеткой и начал медленно объяснять все снова.

— Послушай, Альф, — сказал он, водрузив очки на нос и терпеливо глядя на отца, — позволь, я объясню тебе самым простым способом. Скажем, ты идешь к мяснику и покупаешь два фунта колбасы… пока понятно?

— Да.

— Хорошо, — продолжал Боб. — Колбаса стоит пять шиллингов за фунт, следовательно, ты заплатил мяснику десять шиллингов. Так?

— Да.

— Отлично! Так вот, твоя колбаса на самом деле стоит больше десяти шиллингов, верно?

— Почему?

— Потому что ты заплатил за нее из налогооблагаемого дохода. — Отец молча уставился в окно. Боб внимательно посмотрел на него и двинулся дальше. — Ты уже заплатил налог на те деньги, которые отдал мяснику. Ты видишь аналогию с темой, которую мы обсуждаем?

— Нет.

Боб снова глубоко вздохнул.

— Что ж, давай посмотрим на это с другой стороны, Альф. Мясник просит меньше десяти шиллингов…

В этот момент отец очнулся.

— Все в порядке, Боб! Послушай, мы тебе доверяем! Просто делай свое дело! Ты меня хоть режь, но я никогда не пойму эту арифметику.

Боб посмотрел на ничего не выражающие лица и после недолгого колебания перешел к следующему вопросу. Вопрос был неприятный.

— Очень хорошо. Так, посмотрим, ах да. Боюсь, ты, Дональд, задолжал практике четыреста фунтов.

Дональд издал глухой стон и качнулся вперед.

— За что? — вполне осмысленно поинтересовался он.

— Ты превысил кредит!

Дональд резко выпрямился.

— Черт тебя дери, Боб! — заорал он. — Ты всегда приносишь нам плохие новости! Почему бы тебе не сказать нам что-нибудь хорошее для разнообразия?

Боб даже бровью не повел.

— Если ты посмотришь на прибыли, Дональд, то поймешь, что есть и хорошие новости…

— Только не для меня! — перебил его Дональд, крепче прижимая руку к животу.

По выражению его лица я видел, что его пищеварительная система пришла в волнение.

Боб продолжал объяснять, что дела в практике «идут неплохо», но расходы надо покрывать, и сборщик налогов ждет своей доли.

— Неплохо, говоришь? — взорвался Дональд. — По-моему, мы на грани банкротства. Мы оплачиваем громадные счета, а поступлений нет. Мы идем ко дну! Что ты думаешь, Альфред? Тебе не кажется, что мы вылетели в трубу?

Он нервно пощупал рыбу в кармане.

Отец продолжал смотреть в окно, но по его лицу пробежала мгновенная судорога. Несколько минут мы сидели молча, героически пытаясь вникнуть в факты и цифры.

— Сколько я могу получить, Боб? — неожиданно вскрикнул Дональд. — Сколько стоит моя доля?

Я чувствовал, что ограниченный запас терпения моего старшего партнера на исходе.

— Ну, после вычета этих четырехсот фунтов… посмотрим…

— Неважно! Сколько?

Бухгалтер подсчитывал цифры, а Дональд тем временем раскачивался взад и вперед на стуле. Получив ответ, он быстро вскочил.

— Мне пора идти! Одри ждет эту рыбу. Рад был повидаться, Боб. Передавай привет Гвен! Пока!

Наше финансовое заседание закончилось.

Хотя ни Альф, ни Дональд не были знатоками в области данных и цифр, практика приносила прибыль, но существовало много неблагоприятных факторов, и не последним из них была проблема безнадежных долгов. Требовалось особое искусство, чтобы получить деньги с большинства старых йоркширских фермеров. За некоторыми клиентами долги тянулись годами.

Помню, как-то за обедом рассказывал отцу об утренних визитах.

— Сегодня познакомился с двумя отличными парнями. Они такие веселые и беззаботные!

— Как их зовут? — спросил он.

Я сказал. Он криво усмехнулся.

— Знаешь, почему они так радуются жизни? Они регулярно пользуются нашими услугами, а платят крайне редко. У них бессрочный кредит в нашей практике, причем без всяких процентов.

Альф любил свою работу, но ему никогда не нравилась ее деловая сторона — рассылка счетов и напоминаний должникам. Многие современные ветеринары с удовольствием управляют собственными предприятиями, но он не получал от этого никакой радости.

— Почему я не могу просто ездить по округе и делать работу, которую люблю? А в конце недели получать свою зарплату? — часто сетовал он. — Мне не нужно много, — лишь бы я мог и дальше наслаждаться жизнью. Я хочу чувствовать уверенность в завтрашнем дне, а больше мне ничего не надо, — все остальное у меня уже есть.

Безусловно, в большинстве случаях фермерам действительно было сложно оплачивать счета, и хотя многие клиенты вносили плату вовремя, просроченные долги, несомненно, наносили практике серьезный ущерб.

Не одни фермеры затягивали с оплатой счетов. Значительная часть клиентов с мелкими животными выходили из кабинета, не рассчитавшись с ветеринаром. Многие вообще ничего не платили, и можно только догадываться, сколько стоила бы фирма Синклера и Уайта, если бы все платили по счетам.

Ни Дональд, ни Альф не были жесткими бизнесменами. Им не только трудно было потребовать денег, они еще и часто работали по сниженным ценам. Пенсионерам и всем, кто оказался в бедственном положении, предоставлялось дешевое, а иногда бесплатное лечение. Когда хозяин молочной фермы в Азенби неподалеку от Тирска умер, оставив хозяйство на вдову и двоих маленьких детей, сына и дочь, Альф целый год не брал с них денег за ветеринарные услуги. Такой «робингудский» подход (кстати, так поступали многие коллеги Альфа и Дональда), безусловно, заслуживал восхищения, но существенно снижал прибыли практики.

Легко понять, почему старые фермеры столь неохотно отдавали свои деньги: каждый пенни они заработали непосильным трудом. Но нет худа без добра, и много лет спустя Альф в лице Джеймса Хэрриота написал не одну хорошую историю о нежелании йоркширцев «расставаться со своими медяками».

Еще одна статья расходов, наносившая серьезный удар по бюджету практики, — это автомобили. Помощникам выделяли машины, и почему-то все взяли себе за правило носиться на максимальной скорости. Эти несчастные развалюхи гоняли по сельским дорогам, часто улетали в канавы, кувыркались по полям и возвращались без масляного поддона, который вырывало с корнем на неровных проселках в холмах. Другими словами, содержание машин обходилось очень дорого.

Как-то в начале 1960-х я приехал домой на каникулы и сидел вместе с отцом в его кабинете, как вдруг на улице раздался безумный рев, а следом — пронзительный визг. Я подбежал к окну, но ничего не увидел.

— Господи, что это за шум? — спросил я.

Судя по всему, на отца это не произвело никакого впечатления.

— Да это Рон поехал по утренним вызовам, — ответил он, подошел к окну и с тоской выглянул на улицу. — Сейчас он уже подъезжает к первой ферме!

Отец явно махнул на это рукой.

Рон Ривз, очень способный и популярный среди клиентов помощник, установил новый рекорд в практике. Он умудрился всего через 5000 километров пробега отполировать до блеска абсолютно новые покрышки.

Через несколько лет Альф купил подержанную машину, серый «Рено-16». Раньше, всякий раз меняя машину, он покупал новую, но возникли другие приоритеты, к примеру, пенсионное обеспечение, и ему пришлось пустить свои финансовые средства на другие нужды. Одно его утешало: ему больше не придется выслушивать колкости от фермеров.

Временами отец чувствовал себя очень неловко. Стоило ему появиться в новой машине, как со всех сторон сыпались замечания вроде: «Ничего себе! Вы только посмотрите! Опять новая машина! Похоже, работа ветеринара — прибыльное дело!» Люди просто добродушно подшучивали над ним, но он каждый раз съеживался от смущения. «Теперь-то я в безопасности», — думал Альф, въезжая во двор фермы на своем подержанном автомобиле. Из дома выскочила жена фермера, настроенная весьма агрессивно. Ему не повезло: он приехал с визитом к одной из самых противных фермерских жен в районе.

— Вот это да! Вся округа говорит о ваших счетах! — заверещала она. — Вы только посмотрите! У него опять новая машина! И все это на деньги бедных фермеров!

Ответ у отца уже был наготове.

— Вообще-то, это всего лишь подержанная машина. Сейчас я не могу себе позволить новую.

Она минуту разглядывала «Рено» и снова перешла в наступление.

— Да? Значит, это просто много шума из ничего, а?

Отец не ответил. Он знал, когда следует признать себя побежденным.

Несмотря ни на что, в начале 1960-х дела отца шли неплохо, — он даже не мог претендовать на получение гранта от муниципалитета на мое образование. Однако к концу десятилетия финансовое положение практики стало постепенно ухудшаться.

Число животноводческих ферм в округе сокращалось, и работы по туберкулинизации — хотя она по-прежнему составляла основную статью доходов практики, — становилось все меньше. В начале 1970-х правительство запустит новую программу по уничтожению бруцеллеза, что принесет доходы сельским практикам, но до этого пока было далеко. К тому же еще не пробил час ветеринарии мелких животных.

Вдобавок ко всему в соседней деревушке Маунби открылась новая ветеринарная практика. Альфу и Дональду пришлось нелегко, — некоторые клиенты ушли от них и стали пользоваться услугами нового ветеринара. То время стало для них периодом открытий. Среди клиентов, перешедших к другому ветеринару, оказались люди, которых Альф считал своими друзьями; и наоборот — те, кого он знал не столь близко, сохранили верность Синклеру и Уайту. Альф всегда с благодарностью вспоминал этих клиентов. Их конкурент продержался недолго и свернул дела в 1968-м, но некоторые клиенты были навсегда потеряны для практики.

При внимательном изучении счетов практики за 1960-е годы вырисовывается интересная картина. В конце десятилетия Альф заработал 4685 фунтов — на 1000 меньше, чем в 1960-м. В те годы, при невысоком уровне инфляции, легко было забыть о том, что деньги постепенно обесцениваются, и незаметно растущие расходы неуклонно сокращают прибыли практики. Именно тогда Альф и Дональд поняли, что их тарифы — хотя некоторые клиенты считали их непомерно высокими, — не растут вместе с расходами.

Хотя Альф никогда не ладил с цифрами, он был разумным человеком, и здравый смысл помогал ему в годы финансовой неустойчивости. Несмотря на множество факторов, способствовавших снижению прибылей практики, он все равно хорошо зарабатывал: в 1966-м — когда он не смог позволить себе празднование серебряной свадьбы, — он получил приличный доход в размере почти 5000 фунтов. Так почему же тогда у него не было денег?

Ответ прост. Альф много зарабатывал, но вместо того, чтобы копить, — тратил. Он всегда был щедрым человеком и легко расставался с деньгами; это, в сочетании с высокой стоимостью жизни, и стало главным препятствием к накоплению капитала.

Прежде всего, его щедрость распространялась на собственную семью. У нас с сестрой было счастливейшее детство. Мы хорошо питались, несколько раз в год ездили отдыхать и, когда учились в школе, редко пропускали платные экскурсии. Даже если отец и испытывал денежные затруднения, мы никогда об этом не знали.

Его щедрость сказывалась не только на детях. Он постоянно стремился облегчить жизнь Джоан. Хотя в «Роварденнане» было проще поддерживать порядок, чем в старом большом доме на Киркгейт, Альф все равно нанимал помощниц по хозяйству. В 1956 году он купил Джоан «Моррис майнор», первый из череды новых автомобилей.

После 1961 года ему приходилось оплачивать мое обучение в университете, а через четыре года — обучение Рози, но самым ярким примером его щедрости была финансовая поддержка родителей. С первых дней работы у Джока МакДауэлла, когда Альф зарабатывал три фунта в неделю, он посылал им деньги, и даже во время службы в ВВС, получая жалкие три шиллинга в день, он все равно ухитрялся помогать родителям.

Об этом свидетельствуют его письма. В 1940 году он писал из Сандерленда: «Вот 30 шиллингов из моего жалованья. Купи себе десяток „Вудбайнов“, Папаша!» И из Тирска в 1941-м: «Надо же, как трудно экономить деньги! Я трачу немного, а послал вам всего сорок фунтов с тех пор, как приехал сюда. Хотелось бы побольше». В более поздние годы, посылая родителям деньги, он называл их «пенсией». За все это время, должно быть, набралась приличная сумма, — ведь Альф не пропускал почти ни одной недели.

В 1958 году он купил родителям дом в Глазго. Прежний дом они арендовали, и владелец решил продать его, поэтому перед ними встала необходимость найти себе новое жилье. Альф заплатил за него 1000 фунтов — приличная сумма по тем временам. Он сторицей вернул родителям свой долг.

Всю свою жизнь Альф Уайт не получал никакой финансовой помощи. Учитывая его щедрость и чувство ответственности, нетрудно понять, почему в то время он испытывал денежные затруднения, — впрочем, как и большинство его коллег. Естественно, он переживал, узнав, что на его счету всего 20 фунтов, но он не позволил этому портить его жизнь, наполненную смыслом и многообразием интересов.

Однажды, в начале 1960-х, приехав домой на каникулы, я наткнулся на небольшую рукопись в одном из ящиков стола. Это был короткий рассказ о футболе, и назывался он «Левый крайний». Я сел и сразу же прочитал его. Машинописный текст пестрел пометками, сделанными знакомой рукой отца. Я обратился к нему.

— Очень хороший рассказ, — сказал я. — Его написал ты?

— Да, — смущенно ответил он. — Тебе правда понравилось?

— Очень! Почему ты не пошлешь его в издательство или в какой-нибудь журнал?

— Я посылал, — сказал он. — Сразу в несколько.

— И что?

— Похоже, никому это не интересно. — Он задумался и добавил: — Но тебе он понравился? — Казалось, его чрезвычайно волновало мое мнение.

— Да, понравился!

По-видимому, мой ответ его удовлетворил, и он оставил эту тему.

Отец писал уже пару лет, и я решил, что это одно из его новых «увлечений». Правда, у него обнаружились незаурядные способности, и относился он к своему последнему хобби несколько серьезнее, чем к другим. Однако я по-прежнему думал, что — как и со многими другими интересами — его пыл скоро остынет, и он увлечется чем-нибудь еще. Я ошибался.