Джио + Джой и три французские курицы

ГЛАВА 3

ДЖОВАННИ

Я помог нескольким посетительницам, предложив им попробовать лучшую пиццу в меню — Томми назвал ее «Джио». Как и мне, им очень понравится пицца с местной острой колбасой, запеченным красным перцем, свежей моцареллой и рукколой. Также уговариваю их взять один из пирогов Мерили на десерт. Они приглашают меня присоединиться к ним.

Что я могу сказать? Я неотразим.

Опустив голову, Нико возвращается с рождественского рынка, как будто для одного дня ему уже достаточно людей. Что касается меня, то я общительный человек и боюсь оставаться в одиночестве.

— Хорошая новость — мы распродали все образцы, — говорит он.

— А плохая? — Я вытираю руки о фартук.

— Несколько женщин попросили твой номер телефона, — ворчит он.

— И это плохая новость, потому что?..

Прежде чем он успевает ответить, из кухни доносятся то нарастающие, то затихающие женские голоса, сопровождаемые смехом. Мы с Нико, оба холостяка, навостряем уши, как суслики, но вместо того чтобы обнаружить опасность, мы прислушиваемся к дамам.

— Поработай за стойкой немного. У меня перерыв на пироги. — Я направляюсь к двойным распашным дверям.

Брат качает головой.

— Фрэнки — твоя сестра, а Мерили занята. На днях я видел ее и Томми… — Он обрывает себя, как будто сказал слишком много.

— Да, да. Томазо ее застолбил. Я в курсе, брат. Но ты ошибаешься, если думаешь, что они там только вдвоем.

Словно внезапно осознав, что его оценка была неверной, и на кухне есть еще кто-то, кто не наша сестра или Мерили, а потенциальный кандидат для свиданий, он бросается к двойным распашным дверям. Я опережаю его, блокируя вход. Мы изо всех сил пытаемся оттолкнуть друг друга с дороги.

Пятеро из шести братьев Коста приехали в город холостяками — Пауло ведет себя скрытно. Однако что-то в воздухе здесь, в Хоук-Ридж-Холлоу, быстро меняет наш статус.

Томми положил глаз на Мерили. У Бруно и его помощницы любовь-ненависть, а Лука, предположительно, застрял в снегу с таинственной брюнеткой. Я знаю все это, потому что мы с Фрэнки часто болтаем. На прошлой неделе она начала рассказывать мне все это, пока моя племянница не прервала ее, требуя картошку, чтобы она могла нарисовать картину для Санты. Хэштег «Родительская жизнь».

— Смотри, тебя кто-то ждет, Нико. — Я киваю подбородком в сторону прилавка и шевелю бровями, намекая, что это симпатичная девушка.

Он оглядывается через плечо и тут же сникает.

— Миссис Козак. Опять. Ура. — В последнем слове не хватает энтузиазма.

Воспользовавшись случаем, я оттесняю Нико с дороги и встаю перед двойными распашными дверями на кухню.

В братской волчьей стае Нико стоит на пару рангов ниже меня. Из старших — Томми, Бруно, который, слава богу, перестал настаивать на том, чтобы мы называли его Брайан, Лука, потом я, затем Пауло и Нико. Он — младший брат, но Фрэнки — самая младшая, настоящий ребенок в семье. Впрочем, у нее уже есть свои дети, и четвертый на подходе.

Изображая непринужденность, я захожу на кухню под предлогом того, что мне нужно взять что-нибудь из встроенного холодильника.

Если взять, например, нас с Нико, то у нас совершенно противоположные подходы к женщинам. Если мне говорят, что я обладаю определенным обаянием, то он очень застенчив. Если посмотреть на таблицу его личной жизни, то там сплошные минусы. Он не сделал ни одного выстрела. Не набрал ни одного очка. Печальное положение дел.

Что касается меня, ну, я хожу на свидания. Для тех, кто обратил внимание, моя личная жизнь — это взрыв. Идеальный результат по всем пунктам. Можете спросить у моих поклонниц.

Когда подхожу к женщинам, то первым делом я считываю энергию в комнате. Они разговаривают по душам? Хихикают, болтают? Отлично знаю, когда нужно вести себя спокойно, а когда прыгнуть в омут с головой. Я достаточно часто выводил Фрэнки из себя, чтобы усвоить этот урок.

Девушки продолжают смеяться, так что можно предположить, что мое присутствие приветствуется. Я неторопливо подхожу с коробкой тертого сыра под мышкой, поставленной таким образом, чтобы мышцы были видны. Моя улыбка легкая, светлая, с намеком на флирт.

Оглядываю их троих, собравшихся вокруг рабочего стола из нержавеющей стали.

Фрэнки: очень беременная.

Мерили: вьющиеся волосы и фартук, покрытый мукой.

Новая девушка: объемные русые волосы распущенные волнами, она с грустью смотрит на пирог или тарт, лежащий на прилавке между ними.

— Эй, оставили для меня кусочек? — мягко спрашиваю я.

— Там ревень, — предупреждает Мерили, имея в виду, что на прошлой неделе я подумал, что она положила сельдерей в клубничный пирог.

— А что не так с ревенем? — спрашивает Фрэнки.

— Немного терпкий⁴. — Мои губы подергиваются от смеха над шуткой отца.

Мерили швыряет в меня кухонным полотенцем.

— Это начинка из вишни и ревеня. Без глютена, — говорит она новенькой.

Вторым моим шагом было присоединиться к их смеху, пусть и за свой счет.

Подталкиваю новенькую плечом.

— Видишь, с чем мне приходится здесь мириться?

Новенькая хихикает. В ответ она слегка кивает, прежде чем слегка толкнуть меня своим плечом. Это хороший знак, потому что мой третий шаг — это физический контакт. Просто небольшое прикосновение, чтобы оценить химию.

Есть контакт. Действительно, реакция благоприятная.

— И с чем тебе приходится мириться? — Мерили фыркает.

А теперь четвертый и последний шаг.

— Хорошо, ладно, я попробую укусить. Если вы так настаиваете. — Я беру вилку новенькой и отделяю кусочек начинки с ее тарелки.

Если девушка выхватит ее обратно и проткнет меня зубцами, я отступлю и буду зализывать раны. Если снова захихикает или притворится злой, значит, миссия выполнена.

Я делаю вид, что смакую пирог:

— М-м-м. На самом деле, это очень вкусно. Ты должна попробовать. — Я накалываю на вилку еще один кусочек, подношу к губам новенькой, держа ладонь внизу, под ней, чтобы девушка видела, что я не собираюсь разыгрывать ее и размазывать начинку ей по лицу — это будет в день нашей свадьбы, ха-ха.

Лицо новой девушки краснеет, когда вилка оказывается перед ее ртом. Ее взгляд несется к Фрэнки, затем к пирогу, словно не зная, стоит ли его брать. Возможно, я однажды и подшутил над Фрэнки, заменив ее спагетти пластилином, но это было давным-давно.

— Давай, ты не пожалеешь, — уговариваю я.

Я ловлю взгляд новенькой, ожидая увидеть в нем обычный кокетливый интерес. Но вместо этого вижу в ее нефритово-зеленых глазах невинность и честность, от которых у меня перехватывает дыхание. Комната слегка накреняется, словно планета сбилась с курса.

Полные губы новой девушки смыкаются вокруг вилки, и, опустив глаза, она кивает.

— О, это вкусно. Очень, очень хорошо.

Звук ее голоса напоминает мне о том, где я нахожусь и что делаю — типичный тест, позволяющий определить, подходит ли женщина для свиданий. Окружающая обстановка выправляется, и я делаю дрожащий вдох. Уголок губ подрагивает в полуулыбке.

— Ты новый пекарь? — Прежде чем она успевает ответить, я говорю: — Потому что ты лакомый кусочек.

Ее щеки еще больше краснеют.

Фа-ла-ла-ла.

Я не решаюсь посмотреть на Фрэнки, потому что, скорее всего, у нее из ушей идет пар. И наполовину ожидаю, что Мерили вмажет мне пирогом в лицо. Вместо этого я неторопливо выхожу из кухни, крепко сжимая ящик, чтобы подразнить новенькую своими бицепсами.

Как будто я передал право Нико вступить в матч, он бросается к двойным распашным дверям и заглядывает в круглое стеклянное окно.

Не успевает он пройти внутрь, как я кричу:

— Чур моя.

Нико замирает, словно в замешательстве, и произносит что-то, чего я не могу разобрать. Покрывало? Перчатка? Любовь?⁵ Не теряя ни секунды, он врывается в двери.

Несмотря на то, что у меня большая семья и я редко бываю один, иногда мне бывает одиноко. Как будто лечу один в темноте, и мне негде приземлиться. Я объездил весь мир и запечатлел все это на камеру, но так и не нашел того, что искал — способа раскрасить пустоту, почувствовать связь.

Как будто я всю жизнь стремился заполнить эту пустоту… или найти кого-то, кто присоединился бы ко мне в этом путешествии. Хоук-Ридж-Холлоу — маленький городок, поэтому не думаю, что здесь много местных вариантов. К нам приезжает много туристок, которые проявляют интерес, но не то чтобы я искал этого. Но их краткий визит напоминает мне, что я все еще в игре, а не какой-то богом забытый разносчик пиццы. Мне не хочется длительных отношений. По крайней мере, это то, что я говорю себе, потому что для этого мне пришлось бы остаться здесь.

Женщина примерно моего возраста, одетая в зимнюю белую куртку с бледно-розовой меховой отделкой, практически вваливается в дверь, когда видит меня. Вот наглядный пример.

— Похоже, снежный кролик нашел дорогу сюда из домика, — кричу я скорее Нико, чем кому-либо еще.

— Привет, я пришла за большой пиццей пепперони. — Ее ресницы трепещут.

— Имя? Номер? — спрашиваю я.

— Мэдисон. И у меня не спрашивали мой номер, но я возьму твой. — Она наклоняется ко мне.

Надеюсь, мой младший брат обратит на нее внимание.

— Ну, ты знаешь, где меня найти и… — Я уже собираюсь представить ее Нико, но она перебивает.

— В таком случае… — Она сдвигает в сторону лежащий на стойке блокнот с заказом, размашистым почерком записывает свой номер, расплачивается и уходит, слегка подпрыгивая на ходу.

Я машу ей рукой, когда она уходит.

Нико отталкивает меня в сторону, вырывает страницу из блокнота, комкает ее и выбрасывает в мусорное ведро.

— Вполне уместный заказ на большую пепперони, раз уж ты одинок⁶. — Он смеется над своей шуткой.

— Эй, я приберег это для тебя. — Я складываю руки на груди. — И я не одинок.

Он вздергивает подбородок, прищуриваясь, как будто видит меня насквозь, как старый фотографический негатив.

— Как я могу быть одинок, если ты постоянно рядом? И Томми хочет, чтобы мы впредь спрашивали номера телефонов при приеме заказов.

Мы еще пару раз препираемся по-братски, прежде чем отправляю его складывать коробки.

Сейчас середина дня, и мы находимся между обедом и ужином. Болтовня в столовой негромкая. В звуковой системе играет мягкая интерлюдия к рождественской песне.

Из кухни я слышу, как моя сестра говорит:

— Эмонд Джой, прости, что так получилось. Он флиртует со всеми подряд. Но подумай, может быть, в Хоук-Ридж-Холлоу ты найдешь кого-то особенного.

Если только Нико не приобрел какие-то навыки за последние двадцать четыре часа, ведь мой младший брат не умеет флиртовать, так что она, должно быть, имела в виду меня.

— Я не флиртую со всеми подряд, — бормочу я.

— А как же Мэдисон? — спрашивает Нико, который тоже подслушивает.

Меня охватывает тревожное чувство. Схватив тряпку и распылитель, я протираю стойку с газировкой, чтобы Томми не кричал на меня, когда вернется. Фрэнки сделала грандиозное, огульное обобщение. Конечно, у меня есть приемы, чтобы понять, заинтересована ли женщина, но я не флиртую со всеми подряд.

Это просто смешно.

— Я не флиртую с миссис Козак, — обращаюсь я к Нико.

— А как насчет того, что ты спросил ее, есть ли мистер Козак?

— Я просто поддерживал разговор.

— Ты сказал то же самое той девушке, которая пришла со своим девичником.

— Не уверен, был ли это девичник или…

Он насмехается.

— Как будто ты когда-нибудь женишься.

Я оттираю стойкое липкое пятно с боковой стороны машины.

— Меня это возмущает.

— Просто говорю правду. — И Нико замолкает, вероятно, понимая, что ударил ниже пояса и зашел слишком далеко.

Из всех нас, Коста, я не слыву глубоким мыслителем — это относится к любому из них, кроме меня. Однако обвинение в том, что я флиртую со всеми подряд, прилипает ко мне, как брызги газировки к автомату. Пытаюсь найти контраргумент, пример в свою защиту, но тут в мои мысли вплетается другой голос.

— Ты никогда не говорила о пиццерии. Или о пироговой. — Это новая девушка с ее легким нью-йоркским акцентом.

В памяти всплывает момент, когда я держал вилку для нее и думал о том, чтобы запихнуть ей в рот кусок свадебного торта. Да, я определенно флиртовал с ней, но это подействовало на меня иначе, чем обычная вспышка дофамина, которая приходит и уходит так же быстро, как и остальные женщины в моей жизни.

— Можешь объяснить? Почему ты не рассказала мне об этом? Это же очень важно, — говорит она, обращаясь, скорее всего, к моей сестре.

— Это все пролактиновый мозг. Я могу вести хозяйство, не высыпаясь, держать всех одетыми, сытыми и в безопасности. Совмещаю встречи, мероприятия, хотя очень беременна, но такие мелочи, как новый семейный бизнес, вылетают у меня из головы. Поди разберись, — объясняет Фрэнки.

Они обе смеются. У Фрэнки — низкий и хриплый. Смех новой девушки похож на звяканье колокольчиков, ясный, чистый и свободный.

Мое сердце устремляется к горлу. Не буду воздавать должное Нико, но был ли он прав? Одинок ли я? Я определенно скучаю по тому, что мои братья называют моей яркой жизнью, по путешествиям по всему миру в качестве профессионального фотографа. Это была нескончаемая карусель вкусной еды, вечеринок, женщин и поздних вечеров с музыкой и танцами в экзотических местах. А под всем этим — глубокая пропасть одиночества и неуверенности в себе. Я не уверен, кто я такой вне объектива, кто я без своей репутации. Кем стану, если оставлю все это позади и остепенюсь. Но никто не знает этих секретов.

Двойные распашные двери открываются, и сначала появляется живот Фрэнки. Девушки продолжают свой разговор, как будто меня здесь нет.

В моих работах, как правило, центральное место занимал объект фотосъемки, но я все равно присутствовал, даже если был за кадром — меня хвалили, обожали, уделяли внимание, а не дразнили.

Неужели я становлюсь неважным?

Я люблю свою сестру и ее яркую индивидуальность, но привык к другому типу женщин, где внешность доминирует, а слова второстепенны. Женщины, которых я фотографировал, а иногда и встречался, представительницы этого мира другого типа, прихорашивающиеся и выставляющие себя напоказ, часто заискивающие передо мной и льстящие мне. Не поймите меня неправильно, я не возражаю против внимания, но также не думаю, что ценность женщины определяется только внешностью. Если бы так считал, Фрэнки избила бы меня и заперла в своем подвале, пока я не пришел бы в себя.

Однако я не могу лгать и утверждать, что в последнее десятилетие построения своей карьеры, я не получал острых ощущений от славы, внимания и почти постоянного поглаживания моего эго.

— Ты можешь здесь работать, — говорит Фрэнки новенькой, отвлекая меня от размышлений.

— Жестокая ирония заключается в том, что я не могу есть пиццу, — отвечает она.

— Корочка. Ты не можешь есть корку пиццы. Это жестоко. — Фрэнки вздыхает. — Но, может быть, это будет похоже на экспозиционную терапию. Чем больше находишься рядом с этим, тем лучше переносишь.

— Не уверена, что так работает чувствительность к глютену или даже аллергия.

— Я знаю, что ты слишком квалифицирована для этой должности, но можешь работать здесь, пока ищешь работу. Будешь помогать моим братьям, и это займет тебя, чтобы не сидеть дома с мамой.

— Кстати, о моей маме: ее ударило молнией или что? Ее мозг подменили на мозг Сьюзи-Счастливой-Домохозяйки? Проводит ли Джун Кливер курс под названием «Жизнь в деревенском стиле 101»?

Фрэнки поджимает губы, словно пытаясь не рассмеяться.

— Это настоящая трансформация. Но видишь? Все возможно. Может быть, тебе даже понравится здесь работать.

— Дело не в этом. Я не против работы в пиццерии, Фрэнки. Буду рада помочь и ценю твою щедрость. Просто… — Она сглатывает.

Я чувствую, как ее взгляд скользит по комнате, пока не останавливается на мне, а затем быстро уходит в сторону.

Меня пробирает дрожь, но как я могу мерзнуть, когда работает печь для пиццы?

Новая девушка говорит:

— На толстовке моей мамы написано: «Сказочное Рождество». Я бы ожидала этого от себя, но не от моей Донны-Угрюмой-Карьеристки.

На этот раз моя сестра действительно смеется, и новенькая присоединяется к ней. Этот звук пробуждает что-то внутри меня и расширяется вместе с улыбкой. Чтобы сохранить свою репутацию, я стираю ее вместе с остатками газировки с автомата.

— Пожалуйста? Мне рожать в любой момент, и лишние руки будут очень кстати во время праздников. — Фрэнки держит запястья новенькой так, будто собирается взять ее в заложницы.

У меня возникает странное желание защитить ее от крабоподобных клешней моей сестры, но, похоже, они знают друг друга. Фрэнки недолго проучилась в колледже, после чего перешла в кулинарную школу, так что, возможно, именно там они и познакомились. Когда вас шесть братьев и сестра, трудно уследить за всеми их друзьями. Черт возьми, я даже не могу вспомнить имя последней женщины, с которой встречался.

Девушка вздыхает, улыбаясь.

— Хорошо, Фрэнки. Я сделаю это. Но действуют условия. Я подала заявки на работу в архитектурные бюро по всей стране. И останусь здесь только до Рождества, а потом уеду, так что тебе придется искать кого-то другого.

Моя сестра визжит и подпрыгивает, хватаясь за живот, а затем сообщает:

— Ребенок тоже очень рад. Спасибо, спасибо. И подумай, может быть, ты найдешь здесь кого-то особенного и останешься.

Она натянуто улыбается.

— Новый год. Новая квартира. Новая я.

Новая девушка.

Может быть, я и приятный, кокетливый, яркий брат, но никогда не упускаю возможности восхититься жизнью, растущей в животе моей сестры — моей новой племянницей.

Фрэнки прижимает руку новенькой к своему животу, чтобы та почувствовала движение. Ее зеленые глаза становятся все шире, а выражение лица смягчается и светлеет, словно она понимает всю серьезность происходящего чуда.

Движимый инстинктом и обожанием, я не могу удержаться и делаю шаг ближе к моей новой племяннице и новой девушке.

Я осматриваю ее с ног до головы, мой разум мгновенно цепенеет, а затем разогревается вспышкой допамина или какого-то другого нейрохимического вещества, которое загорается во мне, как рождественская елка, заставляя меня чувствовать себя раскрасневшимся и кокетливым.

— Джованни. — Фрэнки переходит от ликования к рычанию.

Ослабив свою волчью ухмылку, я вытираю руки о фартук и протягиваю одну, чтобы пожать руку новенькой.

— Я вижу пиццу, пирог и себя в твоем будущем?

Фрэнки шлепает меня.

Новенькая краснеет, когда наши руки соединяются. Ее рука маленькая, и она влезает в мою, как в варежку. Вспышка внутри бумерангом возвращается назад, прокладывая себе путь внутрь от моих пальцев, и словно Нико окатывает меня холодной водой.

— Джио, ты ведь помнишь мою подругу Джой?

Если женщины, с которыми я встречаюсь, больше похожи на моделей, то Джой можно было бы сыграть главную роль в фильме «Холлмарк» с блестящими натуральными каштановыми волосами, высокими скулами, нефритовыми глазами и рождественско-красными губами. Она фигуристая в нужных местах и стройная. Немного выше Фрэнки, у нее стройная и изящная фигура, овальное лицо с небольшим углом к подбородку и очаровательным носиком.

Не надо меня ненавидеть за анализ. Я — фотограф. Оценивать красоту — это то, чем я занимаюсь.

А подруга Фрэнки, Джой, классически красива.

— Эмонд Джой, — говорит моя сестра, поймав мой взгляд.

— Шоколадный батончик? — Я запинаюсь в словах.

— Нет, Джой-Джой, — говорит она так, словно это о чем-то говорит.

Честно говоря, я почти не обращал внимания на друзей сестры, когда мы были младше, но я сканирую свой банк памяти. Джози, Джульетта, Джун, Жасмин, Джоанна… Нет. Это все женщины, с которыми я встречался.

— Джой Гловер? — говорит Фрэнки, пытаясь повторить попытку.

Мои глаза расширяются, когда я с запозданием понимаю, что имел в виду Нико, когда ранее сказал: «перчатка»⁷.

— Подожди, ты имеешь в виду Джей Лав? — Я удивленно моргаю, не веря, что лучшая подруга моей младшей сестры с брекетами и в очках — та самая сногсшибательная красотка, которая стоит передо мной.

Тепло ползет по моей шее и быстро распространяется по телу так, что у меня все внутри замирает и ошеломляет, как будто я смотрел на вспыхивающие лампочки.

Это новая версия влечения, которую я никогда раньше не испытывал. Оно мгновенное и всеохватывающе. Когда зрение проясняется, я вижу перед собой две дорожки. Одна из них ведет в том же направлении, в котором я двигался уже много лет, а другая — в неизвестность, навстречу этой прекрасной женщине, которая вызывает во мне нечто более сильное, чем дофаминовый шторм или прилив адреналина.

— У тебя больше нет брекетов, — выпаливаю я как идиот.

— Ну да, — говорит сестра. — Это было больше десяти лет назад.

Я никогда не думал о Джой с романтической точки зрения. Она была застенчивой и невинной. Но теперь, когда выросла и брекеты исчезли, мое внимание задерживается на ее губах.

— Их сняли в шестнадцать. — Ее голос дрожит, и она прячет руки за спину.

— К тому времени ты уже покинул гнездо, — напоминает мне Фрэнки.

Прозвище Джей Лав снова эхом отдается в моем сознании. Я разбираю его на части и собираю воспоминания. Никогда в жизни я не испытывал такого волнения и страха.

Ни при свободном восхождении, ни при свободном падении с парашютом, ни при свободной работе.

Но вот это очень похоже на свободу. Как будто я освободился из клетки, о которой и не подозревал. Фрэнки говорит, что я воздвиг стены и правила в отношениях, особенно после первых нескольких неудач. Я защищал себя от любви, хотя именно ее и хотел больше всего на свете.

Цепи, привязывающие меня к моим прошлым ошибкам, исчезают у меня на глазах, заменяясь страстным желанием, которое подтверждает, что Нико был прав. Я был одинок, но не потому, что был один. Скорее, не нашел подходящего человека.