Джио + Джой и три французские курицы

ГЛАВА 4

ДЖОВАННИ

Джой медленно моргает — наверное, она меня не помнит.

Совершенно забыв о своей обычной плавной и кокетливой манере поведения, я шокировано выпаливаю первое, что приходит на ум:

— Я, кокетливый брат. А ты, Джей Лав?

Она прижимает ладони к щекам, как бы прячась, затем разводит указательный и средний пальцы, глядя на меня.

— Ты помнишь наши поп-стар имена?

Это мне надо спрятаться в пещере. Почему я вдруг стал неандертальцем? Прихожу в себя со смешком.

— Как я мог забыть, как вы двое заставляли нас смотреть на ваши танцы и песни? Как тебя звали, Фрэнки? А, точно. Стремная Сестра.

Словно генерал, возглавляющий нападение, она наступает на меня. О-о-о. Моя сестра переходит в режим атаки. Какой бы прекрасный период жизни она ни переживала в данный момент, гормоны у нее бьют ключом. На самом деле это типичное поведение Фрэнки Коста. Она яростно преданная и оберегающая.

Они придумывали танцы под популярные песни и заставляли нас смотреть их еще до того, как появились танцевальные сценки в социальных сетях. С шестью братьями у моей назойливой младшей сестры и ее свиты была своя аудитория.

По мере того как всплывают воспоминания, я вспоминаю, что Джой всегда носила солнцезащитные очки в форме сердца и исполняла песни и танцевала рядом с Фрэнки с уверенностью поп-звезды. В остальном она была тихой подругой. Не помнил ее имени, но, мне казалось, оно начиналось на «Дж», как и мое. Эта девчонка была помешана на мальчиках — однажды я застал ее шпионившей за мной в моей комнате.

Однако Джой не была и не является назойливой. Скорее, симпатичной. Стоя в нескольких шагах от Нико, который складывает коробки, я любуюсь ее плавными изгибами.

Фрэнки прищуривается на меня, как будто чувствует мои мысли. По общему признанию, у меня репутация очаровашки. Кокетки мирового класса. Мне бы хотелось не обращать на это внимания, но сейчас я не в своей тарелке, о чем свидетельствуют странные внутренние переживания и катастрофические перемены, когда я увидел новую девушку, а затем узнал, что она Джой Гловер.

То, как я прошел путь от востребованного фотографа, путешествующего по всему миру, до продавца пиццы в новой кофейне моей семьи, возможно, объясняется тем, что:

Я официально устал от женщин в большинстве крупных европейских городов.

В Монако у меня больше штрафов за превышение скорости, чем я могу сосчитать. К сожалению, я свободно владею только английским и итальянским языками.

Поддерживать свою репутацию в мире знаменитостей очень утомительно.

Поначалу мне не хотелось расставаться с быстротечной жизнью. Но если быть честным с самим собой, то уже какое-то время я чувствовал себя не в своей тарелке. С тех пор как моя фотография была расклеена по всем крупным городам, ко мне стало приковано гораздо больше внимания. Оказывается, я предпочитаю быть за объективом. Охваченный неуверенностью, втайне рад тому, что Томми настоял на том, чтобы я приехал в Хоук-Ридж-Холлоу. Это дало мне столь необходимую передышку от назойливого внимания.

Но я еще не готов признать это, потому что кто я такой, если не высокий, темноволосый красавчик-фотограф, за которым по всему миру бегают женщины?

Звонок входящего сообщения на моем телефоне прерывает чувство вины, обрушившееся на меня. Я проверяю сообщение от контактного лица в одной из компаний, работающих с люксовыми брендами, для которых я снимаю в Лондоне. И не отвечаю.

Обращаясь к Джой, Фрэнки говорит:

— Ты должна кое-что знать о моем брате Джио. Он ходячий, говорящий флирт. Это ничего не значит. — Чуть громче, вероятно, чтобы я наверняка услышал, она добавляет: — И я не потерплю, чтобы он флиртовал с моим любимым взрослым человеком женского пола — это Эмонд Джой, если тебе интересно. Джио — серийный любовник. Он — живое, дышащее клише плейбоя. Он не любит обязательств и не способен влюбиться. Ты предупреждена.

Уф. Мне говорили, что я очарователен, свободолюбив и кокетлив. Если бы у меня была своя личная страничка с отзывами в интернете, она включала бы все эти термины и пять звезд, но я не пытаюсь разбивать сердца.

Особенно не сейчас, потому что я чувствую себя подростком, который мгновенно влюбился.

Что-то в обвинениях Фрэнки заставляет меня хотеть доказать, что она не права в том, что мой флирт ничего не значит… и что я не способен влюбиться.

Возможно, я просто не встретил ту самую женщину…

Телефон Джой пищит, она проверяет его и спешит на улицу. Меня пробирает холодок, как будто девушка забирает с собой все тепло из помещения. Я смотрю, как она передает пожилой женщине ключи от машины, а потом возвращается, розовощекая от холода. Облегчение согревает меня.

Кто-то хлопает меня по затылку, и я вздрагиваю, представляя, что это Фрэнки.

— Хватит пялится в пространство, — говорит Томми.

— Он пялится не в пространство, — бормочет наша сестра, как будто уже раскусила меня.

Томми смотрит через столовую в сторону двери на Джой, которая вытряхивает снег со своих ботинок.

— Томми, помнишь мою подругу Джой? — говорит Фрэнки. — Хотя, наверное, нет. К тому времени ты уже съехал. Я наняла ее в помощь Джио за прилавком.

Небрежно одетая в джинсовую куртку поверх клетчатой фланелевой рубашки, леггинсы и рождественские носки, которые напоминают мне тапочки, которые носит Глория, Джой потирает руки. У меня перехватывает дыхание, как будто я вижу ее в первый раз заново.

Затем мой телефон подает звуковой сигнал, вырывая меня из этого момента. На этот раз от одной из француженок, которых я старался избегать. Европейские женщины либо любят меня, либо ненавидят. Середины нет, тем более что я входил и выходил из их жизни в одно мгновение. Оглядываясь назад, можно сказать, что Фрэнки и Нико не совсем ошиблись, считая меня кокеткой мирового класса… который, возможно, немного одинок.

Томми показывает на меня.

— Если он хочет работать здесь, то не может встречаться. Та сцена с тремя француженками была…

Я с досадой вскидываю руки.

— Это была не моя вина. В любом случае, я уже работаю здесь, и с чего это я не должен с кем-то встречаться?

Нико прикладывает ладони ко рту и объявляет:

— Внимание всем, для справки: Джованни Коста не женат.

— Это не помогает, — говорит Фрэнки.

Нико хихикает.

— Но это правда, мистер Одиночка ищет любовь.

Не обращая внимания на младшего брата, я снова поворачиваюсь к старшему и спрашиваю:

— Почему у тебя фартук перекручен?

Нико бормочет что-то о том, что Мерили куда-то запропастилась.

Прежде чем он успевает ответить, дети Фрэнки и Расти, Чарли и Стелла, подбегают к Джой.

— Тетя Эмонд Джой-Джой.

Она приветствует их, а затем Расти передает ей Рафаэля, которого она обнимает, заставляя того хихикать.

Мы вчетвером начинаем шепотом обсуждать мой статус свиданий, когда Бруно спускается из офиса наверху.

— Тебе лучше быть осторожным, Санта наблюдает за тобой, Джио, — поет он на мотив песни «Санта Клаус приезжает в город»⁸.

Дети смеются.

В комнату входит Глория, его помощница, в алой блузке, жемчуге, черно-белых узких брюках, на ногах — вязаные вручную тапочки с маленькими колокольчиками, которые звенят при каждом ее шаге. Эта обувь очень контрастирует с ее профессиональным внешним видом.

— Мне нравятся твои тапочки! — восклицает Джой, снимая напряжение между нами, братьями и сестрами.

Наша битва воль заканчивается напоминанием о необходимости вести себя наилучшим образом — в конце концов, это бизнес.

— Я что-то проголодалась, — говорит Фрэнки. — Мне нужен один из этих рогаликов. Может быть, два. С другой стороны я не могу есть так много, как раньше, теперь, когда ребенок такой большой. И так все время. Хочу есть, но не имею возможности впихнуть сюда больше. — Она похлопывает себя по животу. — Хочу спать, но не могу устроиться поудобнее, поэтому просто смотрю юридические драмы. В любом случае, я выношу приговор. Джой будет работать здесь. Джио будет вести себя хорошо. Все получится. — Она стучит воображаемым молоточком.

Томми кивает.

— Хорошо. Джой может присматривать за Джио. Проследи, чтобы он вел себя хорошо.

Я присмотрю за ней, но по другим причинам. На мой телефон приходит еще одно сообщение. Опять от женщины, с которой я встречался.

Томми отключает мой телефон.

— Никаких свиданий. Понял?

— Без проблем.

За исключением женщины с русыми волосами, болтающей с детьми Фрэнки и Расти.

Что-то успокаивается внутри меня. Как будто заново переродился. Звучит так, будто я — придурок, но в школе меня признали самым вероятным человеком, который никогда не остепенится. Не могу сказать, что я не пытался. Фрэнки сказала бы, что у меня проблемы с девушками. А я бы сказал, что не нашел ту единственную… если только не смотрю на нее прямо сейчас.

Но она лучшая подруга Фрэнки. Я не могу этого сделать. Конец истории.

Вероятно, мне следует подписать контракт, обязывающий меня к этому.

Только вот ее зеленые глаза заставили мой мир перевернуться около десяти минут назад. Я до сих пор не уверен, что пришел в себя.

Словно прочитав мои мысли, Томми бросает на меня строгий взгляд — старший из братьев Коста с каждым разом все больше и больше становится похож на папу. Фрэнки, как бы синхронно, бросает на меня предостерегающий взгляд, словно зная о вспышке, охватившей меня при новой встрече с Джой.

Однако, да будет вам известно, что я не хочу заводить отношения, потому что они никогда не были для меня долговечными. Когда же я усвою урок? Лучше держать отношения с женщинами на поверхности. Легкомысленными. Когда я пытался пойти дальше, ничего не получалось.

Вот только есть женщина с ярко-красными губами, от которой я с трудом отвожу взгляд.

По словам моих брата и сестры, свидания под запретом. Но что, если мы будем делать все, кроме свиданий? Или вообще отказаться от официальной части. Уверен, что смогу найти обходной путь — заимствуя один из деловых терминов моего брата Бруно.

История моих отношений обширна. Мой послужной список по вовлеченности вызывает беспокойство. Настолько, что пару лет назад Фрэнки даже грозилась устроить интервенцию.

Но теперь есть Джой. Моя жизнь, не говоря уже о моем мире, никогда не будет прежней.

Бруно и Глория возвращаются в офис. Фрэнки и Расти уходят с детьми. Томми и Нико отправляются на кухню, оставляя нас с Джой одних в столовой.

Пространство между мной и Джой широкое, но что будет, если я его сокращу? Думаю, мы это выясним.

— Как это будет работать? — спрашиваю я, прежде чем осознаю, как это, наверное, звучит.

Для меня: мне будет трудно устоять перед ней, особенно в тесном помещении за прилавком.

Для нее: Джио — сопляк, который дуется из-за правила старшего брата не ходить на свидания и сваливает все на нее.

Прочистив горло, я говорю:

— Я имел в виду, что ты не можешь есть глютен.

— Мне просто придется держать рот на замке, чтобы не ням-ням-ням. — Джой улыбается и имитирует, что проглатывает кусок пиццы, а затем становится такой же красной, как мамин соус маринара.

Мой взгляд переходит на ее губы, тоже красные.

Девушка замирает и кусает нижнюю, ее щеки горят.

— Извини. Это было отвратительно. — Она морщится.

Между нами воцаряется молчание, что редкость, когда находишься рядом с Коста — нам всегда есть что сказать. Кроме, может быть, Луки. Он сильный и молчаливый мужчина.

Прочищая горло, я собираю свои мысли, поскольку они грозят разлететься по углам комнаты.

— Для начала я покажу тебе все вокруг. — Пора заняться делом.

— Это было бы замечательно. Спасибо. Не возражаешь, если я буду делать заметки? — Ее голос дрожит, как будто она нервничает.

Это восхитительно.

Я передаю ей блокнот и ручку. Пальцы соприкасаются, и я мысленно окатываю себя ведром холодной воды, как бы призывая очнуться и увидеть, кто передо мной. Но смотрю на нее… и мне трудно отвести взгляд.

Прочистив горло, я говорю:

— Добро пожаловать в магазин «Пиццы и пирогов Хоук-Ридж-Холлоу». Томми и Мерили пока не придумали лучшего названия. — Я делаю размашистый жест рукой. — Они наложили вето на «Территория Джио», но думаю, что «Пицца моего сердца» может подойти.

Уголок ее губ приподнимается в застенчивой улыбке.

— А как же пирог?

— «Кусочек моего сердца»? Это покрывает обе основы.

Она морщит нос.

— Звучит как неудачная хирургическая операция.

Что такого в этой женщине, что сделало меня косноязычным, или, скорее, я несу всякую ерунду, которая приходит на ум, типа шуток отца?

— О, придумал. «Кусочек, ломтик, детка», — напеваю я на мотив попсовой песенки.

— Я ожидала, что ты захочешь назвать её «Важная шишка⁹». Но давай продолжим мозговой штурм. — Она опускает взгляд на свои руки, как бы смущаясь.

Я хихикаю, надеясь, что ей станет легче.

— Находясь среди всего этого разнообразия, я становлюсь странным. — И уж точно не веду себя так, как обычно.

Я не могу сказать, легкая улыбка на лице Джой — это потому, что она смеется надо мной или вместе со мной. Пришло время отвлечь внимание от себя, возможно, впервые в моей взрослой жизни.

Слегка касаясь ладонью ее поясницы, я говорю:

— Вот здесь у нас столовая, там мусорные контейнеры. Пока только прилавочное обслуживание. И никаких изысканных блюд. Но если захочется вкусно поесть, на курорте есть несколько вариантов. — Мой телефон пищит, но я не обращаю на него внимания.

Джой возится с блокнотом для заказов и ручкой.

Продолжаю:

— Это секция самообслуживания с салфетками, соломинками и приправами. Мы принимаем заказы справа, а оплату — слева. Это кажется нелогичным, но поскольку некоторые позиции меню, такие как закуски и салаты, поступают с кухни, так проще. Мы можем пройти за кассу, и я покажу, где происходит волшебство.

Она хмурится, и ее взгляд падает на прилавок, на холодильник, на автомат с газировкой — куда угодно, только не на меня. Дело в том, что я привык к тому, что женщины смотрят… и смотрят… и смотрят.

— У нас есть дровяная печь. Всегда пользуйся огнезащитными перчатками, Джей Лав.

Ее щеки становятся еще румянее, и она продолжает возиться с ручкой и бумагой в руке.

Толкнув ее плечом, я говорю:

— Прошу прощения, что сразу не вспомнил тебя.

— Ничего страшного, Его Величество Сексуальность. — Девушка шокировано ахает.

Я хихикаю и морщу нос.

— Что это было?

Взгляд Джой устремляется к двери, и она сглатывает.

— О, это было твое имя поп-звезды, которое мы с Фрэнки придумали. Ну, знаешь, если ты присоединишься к группе.

— Джей Лав и Его Величество Сексуальность. Хорошо звучит.

Она отворачивает лицо, словно желая спрятаться.

Трудно не заметить плавный силуэт ее шеи, ее изгибы и то, как она выглядит в леггинсах, обтягивающие ее аппетитные ножки.

Меня тянет к ней, как членов семьи Коста к маминым фрикаделькам и маринаре.

Джой резко оборачивается и чуть не врезается в меня, настолько я близко. Пульс учащается. Я поднимаю руки вверх в знак капитуляции.

— Я как раз собиралась… — Девушка замолкает, и ее брови сходятся вместе, как будто она понимает, что я ее разглядываю.

Я небрежно прислоняюсь к стойке.

— Ты что-то говорила?

Она моргает несколько раз, как будто ее разум отключился, но ее зеленые глаза не отрываются от моих.

Часть меня не хочет, чтобы она отводила взгляд.

— Я собиралась… э-э… — Ее взгляд мечется по сторонам, словно она пытается вспомнить. — Фартуки?

Я не уверен, что Джой собиралась сделать или сказать, но точно не это. Мне кажется, она немного стесняется меня, и должен признать, что это заводит. Обычно женщины начинают действовать решительно. Но не эта, и мне это нравится.

Показываю Джой на кладовую возле ванной.

— Раньше это был кабинет, но Томми и Мерили решили, что здесь лучше хранить такие принадлежности, как фартуки. У нас есть несколько разных фасонов, так что выбирай.

Мы вдвоем едва помещаемся внутри и находимся так близко, что я не могу не вдыхать ее сладкий и мятный аромат, аромат леденцов. Чувствуя необычайную теплоту, показываю ей ящик с фартуками, полотенцами для посуды и другими предметами. Она медленно моргает, то переводя взгляд на меня, то отводя его, словно девушка боится смотреть на меня слишком долго.

— Я возьму один из этих. — Джой достает фартук, но шнурок цепляется за металлическую направляющую ящика.

В маленьком пространстве наши руки соприкасаются, и мы несколько раз натыкаемся друг на друга, пока не распутываем его. Учащение моего пульса превращается в почти постоянную дрожь внутри меня.

Джой как будто задерживает дыхание. А может быть, это я. Мы оба? Возможно, в этой комнате не осталось воздуха.

Неуверенно, как подросток, впервые влюбившийся в девушку, я показываю ей, где можно найти различные принадлежности для пополнения запасов, включая салфетки и соломинки.

— А стаканчики? — Ее голос дрожит.

Когда она поворачивает голову на несколько градусов, чтобы посмотреть мне в лицо, я оказываюсь в нескольких сантиметрах от ее рта.

Она тяжело сглатывает.

Я опускаю взгляд к ее губам.

Время могло бы сейчас остановиться, мог бы наступить конец света, а я бы с радостью остался в этой кладовке с Джой.

Ее взгляд затуманивается, как будто мы во сне. Ее рот слегка приоткрывается.

Затем кто-то начинает спускаться по лестнице вниз, крича о задержке важного заказа. Это Бруно, он ищет Томми.

Все еще как в тумане, я смутно припоминаю ее вопрос. Жестикулируя над головой, я говорю:

— Стаканчики… — Но от топота длинные прозрачные пластиковые рукава стаканчиков качаются. Прежде чем успеваю остановить лавину, они падают нам на головы. Я поднимаю руки, чтобы защитить нас, когда они проносятся над головой Джой, и это движение еще больше сближает нас. Наши губы соприкасаются.

Да, время действительно остановилось. Мир, каким я его знаю, закончился.

Мой рот задерживается на ее губах на долгое мгновение. Ее губы остаются прижатыми к моим. Есть легкое осознание, пульсация, как будто мы оба не уверены, продолжать ли нам или отстраниться друг от друга.

Невозможно отрицать искру, которая зажглась между нами, тепло и химию. Я чувствую себя подростком, который пробрался в кладовую со своей первой возлюбленной.

— Дыши. — Мой шепот прерывистый.

— Ты напоминаешь себе или мне? — спрашивает Джой.

— Обоим.

Снова нахожу ее губы своими, но это скорее нежный шепот поцелуя, чем поцелуй страсти.

Кто-то снова топает по лестнице. Словно выведенная из транса, Джой издает хныканье, переходящее в шокированный вскрик, и отскакивает назад, проплывая сквозь рукава пенопластовых стаканчиков, которые рухнули на нас.

Она прижимает руку ко рту.

— Этого не было. Это была случайность, клянусь, — тихо говорит она.

— Упс, — выдыхаю я, не зная, как расценивать ее реакцию.

— Упс, — повторяет она и быстро мотает головой, словно пытаясь избавиться от какой-то мысли. — Ты под запретом. Этого не было.

В груди тяжелеет, словно на нее давит настоящий груз снега, а не легкий пенопласт.

Мы вываливаемся из кладовки, щеки красные, глаза дикие. Мне хочется смеяться. Джой выглядит так, будто хочет заплакать… или спрятаться.

— Прости меня. Я не хотела… — Она размахивает руками. — Как я уже и сказала, это была случайность. Очевидно. Не беспокойся.

— Точно. Случайность, — выдыхаю я. Потеряв свою обычную развязность, я медленно отступаю назад, прежде чем сделать что-то, о чем могу пожалеть.

Мы молчим несколько долгих мгновений, пока пополняем запасы. Затем я показываю ей, как чистить кофемашину, и приношу каждому по содовой.

— Похоже, ты быстро учишься.

Она зажимает нижнюю губу между зубами. И конечно же, все, о чем я могу думать, это о том, какими мягкими и в то же время неистовыми они были под моими всего несколько мгновений назад.

Как будто мы только что не целовались, она говорит:

— Фрэнки, наверное, не помнит этого, но я работала в «Вива Пицца» одним летом в старших классах. — Она держит соломинку для газировки между губами.

Ее губы! Черт, наверное, мне стоит принять холодный душ. Облиться полностью. Обретаю голос, но он немного дрожит, как будто мне снова тринадцать лет и я разговариваю со своей первой возлюбленной.

— Да ладно! Ты там работала? У них была лучшая пицца с артишоками, азиаго, козьим сыром и пармезаном.

— Я никогда в жизни не ела артишоки, пока не испортила заказ. Мой босс был таким грубияном. Я не хотел нарываться на неприятности, поэтому съела её. О чем ни разу не пожалела.

Поворачиваюсь и просматриваю меню.

— Так, посмотрим. В «Пауло» есть артишоки. Возможно, тебе понравится. Или вот «Джио». Скажи, что ты любишь пикантные колбаски. — Я задеваю ее локоть своим.

Она отодвигается на несколько сантиметров и избегает смотреть на меня.

— Никогда не пробовала.

— Ты многое упускаешь.

Глядя на меня сквозь ресницы, она спрашивает:

— Серьезно?

Не могу понять, говорим ли мы о все еще пицце или уже о чем-то другом…

Обычно в такой момент я бы сказал что-нибудь нежное и кокетливое, но слова застревают у меня в горле, поэтому бормочу что-то глупое о соломинках, прежде чем показать Джой остальную часть ресторана, пообещав, что завтра проведу для нее экспресс-курс по пирогам Мерили, так как вечерний ажиотаж приближается… как и буря чувств, с которыми я не знаю, что делать.

Следующие несколько часов проходят как в тумане: мы с Джой работаем за прилавком. Нико бегает между кухней, столовой и посудомоечной машиной. Мама работает за кассовым аппаратом. Папа, как обычно, наблюдает и складывает коробки. В какой-то момент кто-то переключает радио на рождественскую станцию, в общем вечер пролетает незаметно.

Трудно сосредоточиться, когда Джой заставляет мою голову кружиться, из-за вопросов, которые, кажется, плавают в ее прекрасных глазах и из-за маленьких намеков на ее истинную личность, которые она показывает, когда общается с кем-то, кроме меня.

Как будто Фрэнки загрязнила ее сознание рассказами о моих романах, настроив девушку против меня, или, может быть, она просто стесняется.

Когда, наконец, ажиотаж стихает, я показываю Джой заключительную часть работы. Отрываю упаковку пластиковых крышек от стаканчиков. Щеки девушки розовеют, ее взгляд перебегает с моего лица на руки.

Отвлекаюсь на то, что это может означать, и крышки вылетают из упаковки, как из пушки, и разлетаются повсюду — напоминание о лавине из стаканчиков и случайном поцелуе в кладовке.

Мы оба наклоняемся, чтобы поднять их, и сталкиваемся головами.

Я вскакиваю и тянусь к Джой, нежно прижимая руку к ее спине.

— Прости. Ты в порядке? Эта все моя огромная голова…

Она потирает лоб, а потом смеется.

— У тебя не такая уж огромная голова. Это был просто маленький любовный шлепок.

Я поднимаю брови.

Девушка сжимает губы и смотрит в пол, щеки заливаются краской.

— Ну, знаешь, я ведь Джей Лав.

Я хихикаю.

— Мы вышьем на твоем фартуке твое имя поп-звезды.

Любовь. Это слово застряло у меня в горле.

Я помогаю Джой подняться на ноги, и по какой-то причине меня охватывает радостное возбуждение, когда приходит моя мама пожелать ей спокойной ночи.

— Джой, я так рада была снова тебя видеть.

— Взаимно, миссис Коста.

Мама целует ее в обе щеки.

— Марко, ты ведь помнишь Джой?

Папа кивает.

— Лучшую подругу Фрэнки? Конечно. Она архитектор. — Он говорит с гордостью и начинает что-то рассказывать о здании на Восточной Шестнадцатой улице, но мама прерывает его.

— Мы так рады, что ты здесь, bella¹⁰. — Она поворачивается ко мне. — Джио, почему ни одна из тех девушек, которых ты приводил домой, не могла быть похожа на нашу Джой? Хорошо, что ты не связал себя узами брака с той, которая не хотела детей. Как ее звали? А потом была та, которая не хотела разговаривать с твоими братьями и сестрой.

— Малия? — Папа неодобрительно хмыкает.

Вообще-то Нора, но я не поправляю его.

— О, и давайте не будем забывать о той, которую Фрэнки называла «невестой Вейдера». — Мама с отвращением качает головой. Мария Коста никогда не упускает возможности покритиковать мои неудачные отношения, как будто это исправит все, что со мной не так.

— Мама, — начинаю я, но тут на мой телефон приходит сообщение.

— Мне нужно забрать у тебя эту штуку? Манеры. — Она поворачивается к Джой. — Пожалуйста, присоединяйтесь к нам на Рождество. Мы впервые празднуем Рождество в Хоук-Ридж-Холлоу, и будем рады видеть тебя с мамой.

— Это было бы замечательно, миссис Коста. Позвольте мне поговорить с мамой. Похоже, она бросила меня, чтобы пройтись по магазинам.

Моя мама смеется.

— Джио может отвезти тебя домой, верно?

Я киваю, потому что правильный ответ на все, что говорит моя мама, — «да».

— Спасибо и за приглашение на ужин. Не знаю, упоминала ли об этом Фрэнки, но проблема в том, что мне нельзя есть глютен. Несколько месяцев назад я узнала, что у меня непереносимость. — У Джой дрожат губы, как будто она вот-вот заплачет.

Я бы тоже плакал, если бы не мог есть чесночный хлеб от Марии Косты.

Моя мама качает головой, словно говоря, что привлечет Господа к этому печальному факту, если понадобится.

— Мы найдем выход, — говорит она, взяв Джой за обе руки.

— Спасибо за помощь, — говорю я родителям, с нетерпением ожидая, когда они уйдут, чтобы не смущали меня.

— Конечно, это и значит быть семьей. И я бы хотела, чтобы она росла, — многозначительно говорит мама, когда они, шаркая, выходят на улицу.

Я закрываю за ними дверь и переворачиваю табличку с надписью «Закрыто». Когда оборачиваюсь, Джой сидит за одним из столов, сложив руки и положив на них голову, как будто дремлет на уроке. Когда я подхожу, она рывком поднимается и говорит:

— Я не спала. Я не спала. Это была долгая поездка, вот и все.

Я хмурюсь.

— Ты только сегодня приехала?

Джой рассказывает, как ехала через всю страну с Манхэттена. Как с каждым километром пересчитывала оставшийся путь и, словно обретая второе дыхание, рассказывает обо всех остановках по пути.

— Единственная вещь, которую упускаешь, когда летаешь повсюду, — это свободная дорога и все интересные достопримечательности. Я всегда хотел отправиться в путешествие, — говорю я.

— В ближайшее время я точно не отважусь на это, хотя уже скучаю по дому.

— Да, к жизни в маленьком городке нужно привыкнуть.

— Хорошо, что это временно.

Я медленно киваю, так же не зная, как долго здесь пробуду.

— Я пробуду здесь какое-то время, но тоже скучаю по городу.

Щеки Джой вспыхивают, и она слегка наклоняется ко мне.

— Я видела твою фотографию на Таймс-сквер на днях.

Мои мысли устремляются к выставке «Перед объективом». Как я стал восходящей звездой. Не в печати и не на экране, а благодаря фотовыставке, которая привлекла к себе много внимания. Мое имя известно в определенных кругах, но иногда я боюсь, что все это ускользает от меня. Однако сейчас не тот случай. У меня странное чувство, что мои лучшие работы еще впереди. Я вскакиваю на ноги, ошеломленный новой мыслью.

Джой зевает и снова опускает голову, как будто собирается заснуть.

— Как насчет того, чтобы отвезти тебя домой? — говорю я.

— Кажется, я живу в Карамельном переулке.

— Предоставьте возможность Хоук-Ридж-Холлоу менять названия улиц в зависимости от сезона. Есть еще Щелкунчик-авеню, тупик Рождественского печенья и проезд Красноносого оленя Рудольфа.

Ее улыбка расширяется.

— Я люблю… — Она прочищает горло. — Мне здесь очень нравится. Ты точно не против подвезти меня?

— Нисколько.

Я выключаю свет и запираю заднюю дверь, когда мы выходим. Слегка касаясь пальцами спины Джой, направляю ее к лестнице на погрузочной площадке.

— Осторожно. Она немного шаткая.

Джой покачивается и хватается за перила одновременно с тем, как я сжимаю ее руку.

— Я в порядке. Просто нужно немного поспать. — Ее голова склоняется набок.

— Прямо сейчас? — спрашиваю я. — Давай подождем, пока я не привезу тебя домой.

— Не мяукай. И не сейчас. — Она снова зевает.

— А? — спрашиваю я, сбитый с толку.

— Ты сказал «мяу».

— Я не говорил «мяу».

Джой выпрямляется, как будто странный разговор и холодный ночной воздух разбудили ее.

— Я слышала, как кто-то мяукнул.

Я замираю, и мы оба прислушиваемся.

— Вот опять.

Мы следуем за тихим звуком. Он приводит нас к мусорному контейнеру, и я включаю фонарик на своем телефоне.

Четыре блестящих глаза отражают свет из глубины картонной коробки.

Джой приседает. Я опускаюсь рядом с ней, приветствуя ее мятный аромат леденцов, перекрывающий запахи гнилого мусора. На этот раз мы не ударяемся головами.

В коробке мы находим двух маленьких бело-рыжих котят.

— Как думаешь, они ждут свою маму или кто-то оставил их здесь?

Я качаю головой из стороны в сторону.

— Они в коробке, а на улице мороз. Думаю, мы должны взять их с собой. Завтра попробуем найти их маму. Хотя думаю, что их кто-то выбросил. Снег такой глубокий, что вряд ли они переживут ночь.

Джой смотрит на меня, глаза наполнены слезами.

— Я всегда хотела котенка.

Неожиданная мысль приходит мне в голову.

Я хочу тебя.

Отмахиваюсь от нее, потому что любой, кто меня знает, сказал бы, что я кокетка, и это стандартный рабочий подкат Джованни Косты.

Но я уже не так в этом уверен… и не могу перестать думать о случайном поцелуе.