Глава 25

В этот день всё, что хотел, купить не удалось. Тётя Валя Банных пообещала принести радиодетали завтра, если их доставят с Радиоприбора, поставки с которого задерживались. Так сказала заведующая, при этом со значением глядя на Андрея, беззастенчиво лопающего какие-то конфеты. На что тот даже не отреагировал.

Оставив необходимую сумму денег, а это ни много ни мало, а составило триста семьдесят рубликов, мы с барабанщиком наконец-то решились покинуть кабинет заведующей и направились к двери, когда заведующая спросила:

— А ты, и в правду, можешь починить японскую технику?

— Если детали есть, что её чинить? Она такая же, как наша. Детали нужны.

— Ну, не скажи, не скажи… Не всякую наш мастер может починить. Вот, например, это всё, — она показала на коробки, — неликвид.

От предвкушения чего-то грандиозного, моё сердце провалилось куда-то вниз, и защекотало меня где-то в яичках, как бывает в парке, когда доска больших качелей падает с высоты.

— Всю такую технику — которую мы не смогли восстановить — надо отправлять обратно в Москву, а это затраты на перевозку и удар по выполнению плана. С нас всё равно спросят, как за целую аппаратуру, хотя мы и отчитываемся, и комиссии её принимают и из Москвы отправляют и получают аппаратуру из Японии взамен. Но нам она не поступает… И на следующий год количество поставки сокращается на количество списанной аппаратуры.

— Странно. Разве Японцы поставляют некондиционную технику? Это же удар по престижу…

— Ах, я тебя умоляю… Приучили мы косоглазых, что хватаем всё и не конфликтуем. Нам объяснили, что юридические и политические издержки дороже. И не все торговые фирмы хотят сотрудничать с СССР.

— А тут ещё санкции за Афганистан намечаются. — подумал я. — С семьдесят девятого года и, фактически, до начала перестройки. А там переворот и вообще полная жопа.

— Так, как же ремонтировать, если деталей нет?

— Детали есть! — махнула рукой заведующая и почему-то посмотрела на Банных. Та вслед за этим покраснела и отвела глаза.

— Мы в рамках прямых поставок можем запросить нужные нам детали у Японцев. И валюта на это выделяется. Не всегда, правда, её можно выбить… Но у нас и аргументов нет для «выбивания». Очень небольшой процент восстановленной техники у нас в последнее время. Вот мы и не заказываем. Вообще, за сервис у нас твоя тётя Валя отвечает. Она лучше может рассказать.

Тётя Валя снова покраснела.

— Это не важно, — махнул я рукой.

Я быстро-быстро пытался сообразить, что с этой помощи торговой сети мог бы себе поиметь, кроме «геморроя» и траты такого драгоценного для меня времени? Но слово «могу» уже выскочило, и если начать «отрабатывать назад», то значит вызвать недовольство и заведующей, и ответственной за сервис «тёти Вали».

— А что я буду иметь? — спросил я, очень серьёзно глядя на заведующую, и добавил, сразу пресекая «инсинуации». — Конфеты не предлагать.

Заведующая широко улыбнулась и обратилась к «товарке».

— Умный мальчик. Такой точно сможет нам помочь, если знает реальную цену такой работы.

Потом она серьёзно посмотрела на меня.

— Мы можем, комиссионно, назначать цену со снижением до пятидесяти процентов от первоначальной.

Я чуть дрогнул щекой, высказывая неудовлетворение. Мне не нужна была японская радиотехника, кроме, может быть, проигрывателя пластинок. Ну и самих пластинок, которые, в принципе можно купить на рынке за деньги. Как, в общем-то и проигрыватель. Значит мне нужны деньги? Но деньги у меня и так появились. Не так много, как требовалось, но всё-таки… И так, что же мне нужно от торгашей? Всё правильно — связи. Но это самое последнее, что в этом мире можно просить отдать.

— У вас есть мастерская? — спросил я.

— Нет, — покрутила она головой, — своей мастерской у нас нет. У нас договоры с несколькими мастерскими. Ну, ещё мастер один… Тёти Валин знакомый. Он по договору подряда с нами работает.

Валентина снова покраснела…

— А он на дому работает? — спросил я.

— Да, мы отвозим ему на нашей машине.

— Я так понимаю, что ваш Акай ему починить не удалось?

— Не удалось. Он приезжал, но…

Заведующая фыркнула и «тётя Валя» в очередной раз залилась краской.

— Понятно, — мысленно хмыкнул я и вспомнил басню про стрекозу. — До того ль, голубчик было…

— Сейчас я буду очень занят. До нового года мне нужно «сваять» несколько музыкальных приставок к инструментам…

— Ой! И нам до нового года надо план выполнить.

Заведующая прижала сомкнутые в «умоляю» кисти рук перед внушительной грудью. Я скользнул взглядом по её бюсту, и это снова не скрылось от глаз Валентины, у которой снова дрогнули в удивлении брови.

Я посмотрел на осовевшего от чая и конфет Андрюху.

— Так, везёте сейчас нас домой и вот эти усилители.

Я ткнул пальцем на Акаи, которые знал неплохо. Посмотрю, а завтра скажу тёте Вале, когда она мне оставшиеся детали привезёт.

— Позвони, когда будет готово, мы приедем заберём. Только смотри, — она погрозила мне пальцем, — не напортачь. Хотя… Куда уж больше?

Тётя Валя потупила карие очи.

— Телефона у меня нет.

Заведующая сощурила глаза.

— Это будет первое, что я смогу для тебя сделать, если у нас сложатся отношения. У вас же дом телефонизирован? — спросила она Валентину.

— Телефонизирован, — вздохнула и ответила Валентина.

Я равнодушно пожал плечами.

— Да, мне и звонить-то некому.

— Телефон появится, сразу найдётся, кому позвонить, — рассмеялась заведующая. — Меня, кстати, Ирина Георгиевна, зовут.

— Очень приятно. Так мы едем?

— Проводи молодых людей через рабочий выход, — указала заведующая Валентине, — и скажи водителю адрес и чтоб занёс ящики. А то он такой… Пальцем не пошевелит… Румын, одним словом. Сядьте и ждите в машине. Никуда не ходите по двору, а то придавит чем-нибудь.

— Я постою, покурю, и проконтролирую вывоз…

— Ну да, ну да…

Заведующая уже озаботилась чем-то другим и потянулась к телефону.

— А ты с тёткой сможешь связаться по домашнему телефону? — спросил я Андрея, выходя на улицу.

— Конечно. Она всегда на работе за своим столом сидит. Только звонит очень часто. Порой не пробьёшься.

— Не пробьёшься, не будет тебя подарка на новый год. Какого подарка?

— Микрофонов для твоей «кухни», усилителя и пары колонок.

— Да ты гонишь! Подарка, это навсегда?

— Да ты не одной национальности с вашим клавишником? Выкупишь — будут твоими, пока не продашь…

— Слушай, а ты, говорят, и «примочки» лепишь.

— Лепят горбатого, Андрей. Я «ваяю».

— Как скульптор, что ли? — усмехнулся Андрей.

— Практически.

— Так, это, скульпторы же тоже ведь лепят, — барабанщик, хитро улыбаясь, напрашивался на отповедь. — Какая разница?

— Товарищ не понимает, — произнёс я, вздыхая и обращаясь к водителю.

Тот удивлённо посмотрел на меня, продолжая газовать на снегу. «Буханка», под «жвак»[26] гружённая импортной некондиционной техникой, шёл по снегу ходко.

— Вот я тебе не сваяю, а слеплю, и увидишь, какая получится разница!

Водитель хмыкнул и снова надавил на газ, выводя машину из очередного сугроба.

— Ха-ха! Понятно-понятно… Мне бы, э-э-э, «флэнджер».

Я удивился.

— На барабаны? И что же ты собрался «флэнджерить»? Один свой сольник? Понимаю, если бы у тебя полная кухня была, тогда «сбивка» по всем барабанам хорошо бы слушалась, а так… нет резона.

— Есть у меня дома ещё барабаны: и тамы, и другие, вторая бочка есть. Я в школу только минимум принёс. Что там играть-то? Они ведь не могут играть. Да и ты даёшь только: дзык-дзык-дзык…

— Понятно, — кивнул головой я. — Согласен, что с теми клавишами путного не сыграешь. Потому и даю «дзык-дзык-дзык»… Но, я буду иметь ввиду… Только ты «тамы» хоть принеси. Тогда и тебе машинку поставим.

На самом деле я уже задумывался, как вообще обойтись без акустических барабанов и барабанщика. Собрать ритм машину можно было бы и на аналоговой базе, но где было взять ударные инструменты, чтобы записать «сэмплы». Теперь я знал, где и знал, как.

— Сделаю я тебе не только «флэнджер», но и такую примочку, чтобы ты мог модулировать звук своих инструментов, как вздумается, но мне нужно будет снять с них звук. Сделаем?

— Да не вопрос. Только мне мать не даёт дома стучать.

— Да мне-то надо, по разу ударить в каждую. — Сколько у тебя инструментов?

— Двойной, вообще-то комплект всего. Даже малых барабанов два.

— Ха⁉ — удивился я. — А «сольник» тебе второй зачем?

— Так получилось. И отец привёз и дядька. Они оба в Дальневосточном пароходстве работают. За границу ходят.

— Понятно. Продавать будешь?

— Буду. Уже продаю, да не покупает никто. Говорят — дорого. А мне дядьке надо деньги отдать, ну и себе чуть-чуть…

— Понятно. Значит, слушай сюда… Если хочешь себе скоро «приблуду» о которой я сказал заиметь, придётся перетащить один комплект установки мне. Тем более, чтобы барабанную партию расписывать, надо стучать в живую. И перетащить надо прямо сейчас.

Барабанщик недоверчиво посмотрел на меня.

— Что-то «терзают меня смутные сомнения», — сказал он фразой из вышедшего в этом году «Ивана Васильевича…». И когда же ты мне сделаешь такую установку?

— Утром деньги — вечером стулья, и не тебе, а нам. Всё, что я делаю, это на благо нам всем. Но оно остаётся моим, Андрей, заруби себе это на носу. Ферштейн?

— Ферштейн! — вздохнул Андрей. — И всё-таки, когда?

— Платы у меня заготовлены. Паяльником работаю я быстро. Детали будут, сваяю за день. На настройку день уйдёт. Для этого и инструменты нужны, — соврал я.

— Перетащим прямо сегодня в школу, а вечером к тебе.

Он посидел подумал.

— А может на этой машине перевезём? — спросил он меня, с надеждой глядя на затылок водителя.

Тот даже не отреагировал.

— Мысль интересная. Давай сначала выгрузим, а потом спросим товарища водителя, сколько он попросит денег за то, чтобы от одного дома, перевезти к другому комплект барабанов. Я бы, например, мог предложить целый рубль.

Водитель не отреагировал.

Почти молча доехали до моего дома. Каждый думал о своём. Андрюха хотел выскочить на «Энерготехникуме», но я приостановил его взглядом и сказал:

— Если что на обратном пути выскочишь. Вдруг внизу помочь надо будет. Ты вон какой здоровенный. Не всё водителю надрываться!

Андрюха-барабанщик и вправду был рукастый и высокого роста. Учился он, как оказалось, в десятом классе, был старше всех, но вёл себя скромно. После окончания школы поступать собрался в институт искусств на отделение ударных инструментов.

Мы доехали до моего дома, все вместе выгрузили машину, перенеся коробки ко мне домой и тут водитель просто сказал: «Три рубля и я помогаю погрузить и выгрузить». Я сказал: «Годится», и мы за час перевезли ударную установку ко мне домой. Фу-у-у-х! Да-а-а!

Я стоял среди коробок, барабанов и тарелок и даже не раздумывал, с чего начать. Я смотрел на коробку в надписью «Akai — GX-400 D» и просто тяжело дышал. Устал маленько… Потом я сел на деревянный стул с «эргономической» гнутой спинкой и продолжил дышать.

«Акай — ЖэИкс- четыреста Дэ» имелся у меня в домашней коллекции. Слегка переделанный, он меня вполне удовлетворял и радовал глаз. Я поменял стоявшие германиевые транзисторы на другие, перемотал катушку трансформатора на линейном выходе и бархатистый «нажимчик на низах», как говорил мой друг, исчез. Сейчас просто не было транзисторов лучше германиевых, а у них имелся небольшой конфликт с токами и к ним нужно ещё кое-что добавить. Да-а-а… Акай в это время «косячил», как и промышленность в СССР. Почему? Вопрос. Да-а-а…

Но, по моему мнению, этот Акаи был лучшим из Японских в начале семидесятых.

Заводская фирменная лента на коробке была вскрыта, но коробка была заклеена тоже акаевским скотчем.

— Ни хрена себе? Это у них такие требования к отправке брака назад? — подумал я и безжалостно резанул ленту ножом. Лента лопнула со звуком разрезаемого спелого арбуза, и мне моментально захотелось лета. Надоела мне зима. Там, в моём будущем можно было на недельку смотаться в Турцию, или Тайланд. А здесь приходилось ждать конца долгой зимы и ещё более долгого «начала лета». Я вспомнил морось семидесятых годов и вздрогнул. Фу, гадость. Да-а-а…

Бобинник был красив, но не работал от слова «совсем». Я вздохнул, взялся за отвёртку, а через двадцать минут понял, что «умерла, так умерла». Аппарат был скорее мёртв, чем жив. Потыкав в платы щупами тестера и посмотрев на кривые осциллографа, — подаренного Семёнычем, сравнив мнение специалистов диагностов со своим, я пришёл к неутешительному выводу, кто высокая комиссия, скорее всего, права. Пришёл к такому выводу, вздохнул и завинтил винтики взад. Однако в коробку аппарат ставить не стал.

Время до начала репетиции ещё оставалось, и я решил что-нибудь сваять. Я уже взялся за нагревшийся паяльник, когда затрезвонил дверной звонок.

— В суп тебя! — машинально пробормотал я, откладывая паяльник, не уточняя, кого именно в суп: звонок или того, кто так настойчиво трезвонил.

Это оказался Мишка, который с порога, с трудом переводя дыхание, спросил, развязывая замёрзшие шнурки ботинок:

— Ты, что себе аппаратуру фирменную купил?

— С чего ты взял? — спросил я грустно.

— Как с чего. Банан видел, как тебе коробки заносили.

— Не, Мишка, это не аппаратура, а хлам. Поломанное всё. Попросили попробовать починить. Тётя Валя, соседка твоя в радиотоварах работает. Вот она и попросила. Я к ним сегодня за деталями ездил вот и напихали.

Мишка, наконец-то справился со шнурками и сбросив обувь зашлёпал сырыми, наполовину сползшими со ступней, носками по полу.

— Ух ты, — упёрся он взглядом на стоящий на полу бобинник. — Это?! И не работает. Не верю. Это же «маде ин джапен».

— Сам ты «маде ин». Не веришь, можешь включить. Вон розетка.

Мишка сунул вилку в розетку, пощёлкал кнопками. Его лицо выражало «трагедию всего еврейского народа», как любила выражаться моя знакомая еврейка и я теперь видел, как это может выглядеть воочию.

— И это всё, — Мишка показал на стоящие у стены коробки. — Не работает?

На его лице проявился ужас.

— Да, Мишка, — кивнул я.

— Но ведь это же «фирма»! — возопил он.

— Ну и что. Они такие же как и мы, Мишка. У них тоже полно распи*дяев. Правда, надо признаться, что к серьёзной работе их допускают не везде.

— Значит, э-э-э, «Акаи» — распи*дяи? — спросил он в рифму и засмеялся.

— Получается так…

Загрузка...