Вечером, около восьми часов, в нашу дверь позвонили. Я правил спину на диване. Открыла мать. Оказалось, что пришёл Мишкин отец. Он занёс все необходимые мне радиодетали, кусок омеднённого текстолита и стеклянную литровую ёмкость с жидкостью.
— Хотел посмотреть, где ты собрался травить плату и в чём? — сказал Мишкин отец.
— В аквариуме, Василий Михайлович.
— А перекись водорода у тебя есть?
— Есть!
— Так может ты без кислоты обойдёшься? Перекись с лимонной кислотой и с простой солью смешаешь, и всё. Ну чуть медленнее процесс пойдёт. Куда тебе торопиться? Зато опасности почти никакой.
— Это что он травить собрался? — спросила мать.
— Плату для радиокружка. Задание дали.
— Уже?! Только в кружок записался и уже травить что-то? С соляной кислотой и себя можно отравить, правда Василий Михайлович?
— Правда, Анастасия Александровна.
— А у тебя пневмония была!
— Вот тебе, кстати, противогаз. Я в таком аккумуляторы обслуживаю на подработке.
Василий Михайлович достал из-за спины сумку с противогазом ПШ[10].
— Вот, спасибо! — с искренним энтузиазмом поблагодарил я. — Согласен, с лимонкой, тоже можно. С солянкой побыстрее, пишут, но торопиться мне, действительно некуда.
— Ну и хорошо, с облегчением вздохнул Мишкин отец. — А то я, что-то взволновался. Солянка, как ты её называешь, порой так вскипит, что только глаза и береги. Ты, Женя, компоновочную схему покажи. Интересно мне. Так же я придумал, или нет?
Я показал, Мишкин отец вздохнул.
— Чуть-чуть по-другому. Ну, ладно. Спокойной ночи.
— Лимонка, так лимонка, — думал я, засыпая и корёжась от боли в теле. — Хорошо, завтра с утра нарисую схему, протравлю и спаяю прибор, а играть на чём? Тестить на чём? Об этом я как-то не подумал.
Назавтра всё прошло, как по маслу. Прибор был готов к двум часам дня. Я протестил его на радиоточке. Звук был сумасшедшим! Потом я оттренировался на Динамо, а вечером принёс схему к Мишке домой.
— Что, всё? — спросил, не скрывая удивления, Мишкин отец, разглядывая плату с радиодеталями. — Раз, два и готово? Спаял?!
— Что тут ваять-то?
— Я спросил «спаял», а не «сваял». Хотя, тоже подходит. Монументальная работа. Очень аккуратно. И я бы лучше не, э-э-э, спаял. Чистенько. И текстолит не попортил. Молодец и спасибо. Оправдал, как говорится: «высокое доверие, понимаешь». Проверял?
— На радиоточке.
— Ну и как?
— Фузит! Хорошо фузит! Но ему бы нормальный источник звука, типа писка. Жаль нет у вас частотного генератора и осциллографа.
— Ты, Женя меня удивляешь. Мишка, вон, даже от телевизора не оторвался, когдаты пришёл, а ты жалеешь, что у тебя осциллографа нет.
— Кому что, — философски заметил я. — но меня знаете почему интересует эта штуковина? Потому, что я хочу её продать и принести деньги матери. Никакой лирики или творчества. Ничего личного, только бизнес, как говорят американцы.
Василий Михайлович посмотрел на меня уважительно и понимающе покивал головой. Мне показалось, что в его глазах блеснули слёзы. Пряча глаза, он достал какую-то плату с деталями, батарейкой и переменным резистором, подключил её к моему «фузу», а фуз к динамику. В фузе тоже, кстати, была девятивольтовая батарейка «Крона».
Василий Михайлович включил свой агрегат и из динамика «резануло» так, что из зала выскочили с выпученными глазами Мишка с его матерью.
— Вася! — вскричала она. — Что это такое! Девять часов ночи.
На лице Василия Михайловича расплывалась улыбка.
— Вот это звук! — покачал головой из стороны в сторону он. — Мёртвого поднимет. Похоже на гитарный звук?
Я, честно говоря, тоже слегка прифигел.
— Похоже. Что это у вас?
Мужчина пожал плечами.
— Дверной звонок сделал. Он как кот мяучит, но мерзко так, что сняли мы его.
— А-а-а… Да-да… Помню-помню. Было у вас, что-то похожее на квакание лягушки.
— Ага-ага, — он заулыбался. — Его можно регулировать вот этим резистором. Хоть квакание, хоть мяукание. А тут… Пикируюший бомбардировщик.
— А оригинальный звук включите, пожалуйста.
Оригинальным звуком являлся мерзкий писк, похожий на звук третьей струны, снятый плохим звукоснимателем.
— Понятно. В общем-то работает. Надо паять корпус. Поможете?
— Какой вопрос? Конечно. Прямо на работе и спаяю. Я же сварщиком сейчас работаю на ТЭЦ. Там аргоном и сварю из медных пластин.
— Не-не… Надо обязательно согнуть четыре лепестка и сварить тогда уж медным электродом для сварки меди. Мы не будем эту машинку красить, а шлифанём, полирнём и лаком покроем. Основание тоже медным будет. На четырёх винтах. Под винты внутри трубки приварить надо и нарезать в них резьбу. Я вам рисунокпринёс.
Василий Михайлович посмотрел рисунок с подробным эскизом, нарисованный вполне сносно. Рука твердела и линии получались более-менее ровные.
— У тебя хорошая рука. Рисуешь?
— Да, какой, хорошая? — возмутился я. — Прямую линию с трудом…
— Не-не… Я вижу. Сам в молодости увлекался рисованием и масляной живописью.
— Масло — это серьёзно. Покажете работы? — проявил я внимание к интересам будущего «бизнес партнёра».
— Давно это было, — махнул он рукой. — Кое какие картины дома в деревне остались. Сейчас только карандашом… Иногда.
— Понятно. Вот тут, — ткнул я пальцем в рисунок и перевода беседу в деловую плоскость, — штекерные пальчиковые разъёмы типа «мама» должны стоять. Они в телефонах старых использовались и на наших военных рациях. Не знаю, где взять.
— Чак, что ли? — спросил Михалыч. — Так есть у меня парочка. Демонтировали мы как-то старый коммутатор в порту. Вот и завалялись. Сейчас.
Василий Михайлович вышел на балкон и поковырялся в древнем холодильнике «Саратов», используемом им, судя по всему, как шкаф.
— Вот, — показал он две пары «чаков», воткнутые в родные гнёзда. — Оно?
— Оно, — радостно выдохнул я.
С чаками всегда были проблемы.
— А там, где вы их брали, больше нет?
— Телефонистом в порту Семёныч. Никто его не выгонит, как бы не хотели. Только он знает, что куда идёт и с чем соединяется. Телефония девица с причудами. Можно и до Берлина дозвониться за бесплатно, если знать как. Семёныч знает, так как имеет там родственников. У него в кладовой есть всё, что когда-то стояло в порту. Там такие закрома…
Мишкин отец покачал головой.
— Он нам нужен, Василий Михайлович. Берём в долю?
— Нам? — удивился «будущий бизнес партнёр». — В долю? Мы, что, банда?
Он снисходительно улыбнулся уголками губ.
— Мы — партнёры по бизнесу.
— О, как! И какой же бизнес мы станем, э-э-э, развивать.
— Начитанный дядька, — подумал я. — А всего лишь простой сварщик. Или радист? Ну, точно, высшего образования у него нет. А рассуждает, как… Здраво рассуждает. Вот они лучшие кадры СССР! Золотой фонд на котором страна продержится до двадцатых годов третьего тысячелетия! Средний класс! Какой, нахрен, средний класс? Элита!
— Примочки. Кроме этой, будем и другие звукоимитаторы делать. Музыкантам нравится со звуком экспериментировать. Каждый ищет своё звучание инструмента. Сейчас это тренд в зарубежной эстраде. А наши им подражают, значит спрос ожидается сумасшедшим.
— Тренд? Это что такое? Я английский знаю чуть-чуть — радист ведь — но такого не помню.
— Тренд — направление развития.
— В журнале вычитал? Заграничном?
— Угу.
— Брат перевёл?
— Сам чуть-чуть. Со словарём. Интересно было, что там написано, вот иперевёл. Брат поправил.
Василий Михайлович, покрутил головой и философски заметил.
— Охота пуще неволи.
Потом посмотрел на меня и с сомнением продожил:
— Бизнес — дело серьёзное. Надо вкладывать средства: финансы, труд. Муторно это и затратно. Тренд трендом, но надолго тебя хватит? Твоего задора и интереса? Молодость ветрена, а я уже не молод.
— Молодость изобретательна. А меня, я уже сказал, творчество не интересует. Меня интересуют деньги.
Василий Михайлович вздохнул.
— Кого они не интересуют? Удивительно, что ты озадачился зарабатыванием денег, а не твой старший брат. Тебе точно столько де лет, как и моему Мишке?
— Я шестьдесят первого года рождения и учусь с ним в одном классе.
— Это понятно…
Он почесал затылок.
— В конце концов, что я теряю. Обещал помочь — помогу, а там видно будет. Эту штуку ещё ведь продать надо суметь. Главное в бизнесе, знаешь что?
— Что?
— Умение продать. Я вот продать что-то точно не сумею.
— Ни фига себе! — подумал я и спросил: — Почему?
— Стыдно этим заниматься. Телевизоры иногда кому-нибудь чиню, а деньги взять стыдно, — признался он.
— Ничего, мне не стыдно и я знаю, как продать. Мне кажется, что знаю, — поправил себя я, увидев недоверчиво-снисходительную улыбку.
— Ну… Пробуй. Ты же не украл это, — он показал на прибор, а сделал. А сделанное своим трудом, всё-таки, не зазорно продать.
— Сделаем, — поправил я его. — Не кажи гоп, покуда не перескочил. От вас сейчас зависит внешний облик нашего товара. Обёртка, так сказать.
— Да-а-а… Сказать, что я удивлён нашей беседой — не сказать ничего. Попробуем сделать обёртку привлекательной. Но медь всё-таки надо красить. На горячую. Есть на Фарфоровом заводе краска — то ли глазурь то ли эмаль — Можно ею попробовать.
— Глазурь, скорее всего. Эмалью фарфор не покрывают, вроде.
_ И тем и тем покрывают. К нам в баню ходят мужики с Фарфорового завода. Он разговаривали. А я слушал. Интересно мне про краски слушать. А любопытство не порок, говорят. Так вот они именно про эмаль жаропрочную говорили. Да и другие краски у них могут подойти для твоего, э-э-э, нашего изделия. Есть — под любой металл. Да не простой, а с перламутром. Представь, если такой прибор покрыть золотой перламутровой краской. На сцене смотрелось бы красиво.
— А ведь она ещё и прочная, — задумчиво произнёс я. — Но дорогая, наверное?
Я удручённо покачал головой из стороны в сторону. Василий Михайлович скривился.
— У них столько на брак списывается. Не видишь, сколько они на нашу свалку вывозят? Так это ещё она закрыта. Основной брак они на Горностаевский полигон везут. Им списать пару килограмм — раз плюнуть, а нам много и не надо. Договориться?
— Так может они его нам и обожгут?
— Сам обожгу. Делов-то… кирпичи огнеупорные есть, трубу подведу. Горелку поставил и нагнал нужную температуру. А по цвету раскалённого металла я тебе градусы скажу с погрешностью в десятку. Хотя у котловиков можно прибор скомуниздить. Э-э-э, извиняюсь, позаимствовать. Мы чужое не присваиваем, а если и берём, то с отдачей.
Я пожал плечами и развёл руки. Дескать, что тут ещё можно добавить?
Готовый «Фуз» я увидел через два дня. Регуляторы имели чёрные эбонитовые головки. Сама коробка, окрашенная в бордово-красный цвет, переливалась перламутром.
— Охренеть, — только и смог выговорить я.
Василий Михайлович и сам сиял от удовольствия.
— Спасибо, Евгений. Я получил от этой работы истиное наслаждение.
— Думаю, когда вы получите за неё достойные деньги, вам станет вдвойне приятнее.
Мишкин отец хмыкнул. Он зашёл к нам домой вечером в понедельник. Ради «бизнеса» ему пришлось выйти на работу в воскресенье. Сегодня в понедельник он собрал «машинку» и даже, говорит, опробовал с помощью той же радиоточки.
— А я гитару со звукоснимателем раздобыл, — сообщил я.
Гитару мне выдали в музыкальной школе, когда я продемонстрировал им свои навыки. Многого эти мои пальцы не умели, но простые аккорды без «баре» зажимали. А ведь есть аккорды, извлекаемые из гитары при зажатии одной или двух струн. Вот я и сыграл преподавателю «Дом восходящего солнца», когда он спросил меня, что я умею. Повторным перебором сыграл. Корявенько сыграл, но ещё и спел по-английски. Вроде получилось неплохо. Голос у Женьки был сипловатый и ноты держал плохо, но при некоторой компрессии гортани песню я вытянул даже в самых высоких местах.
Потом я показал основную тему песни «Отель Калифорния», выдав её за собственное сочинение, и преподаватель, что называется «поплыл». Рассыпаясь дифирамбами он прогнал меня по нотной грамоте. Тут я не поддался желанию получить сразу красный диплом об окончании музыкальной школы, «сознался», что «нот не знаю совсем».
— Вы меня не выгоните? — «сюродствовал» я, потупив бесстыжие глаза.
— Мы тебя научим, — радостно возопил преподаватель.
Он был молод и амбициозен, а тут ему в руки попался не ограненный алмаз. И он его собирался огранить и отшлифовать и потом выставлять на всеобщее обозрение.
— Где ты учился играть? — наконец спросил преподаватель.
— У старших ребят во дворе гитара есть. Они учили.
— А у тебя дома есть гитара?
— Нету. Но мама обещала купить. Если у меня пятёрки будут.
— Ну, это как учитьсябудешь… Могу тебе пока, чтобы ты учил ноты и играл гаммы, дать гитару из нашего фонда. Пошли, выберем.
В фондах я выбрал большую японскую «Арию» с металлическими струнами.
— Это не классическая гитара. Тебе нужна другая, с пластиковыми струнами.
— Я лучше на эту пластик поставлю. У этой хоть гриф не поведёт. У нас на Тихой туманы частые от моря. Да ипривык я к такой.
— Твоё дело, — пожал плечами, преподаватель. — Привык, так привык.
— А можно я ещё звукосниматель возьму, — попросил я, показав на желаемое.
— Возьми. И этим пользоваться умеешь?
— Показывали.
— А я гитару со звукоснимателем раздобыл, — сообщил я.
— Включай тогда, — настороженно произнёс Василий Михайлович.
Я принёс на кухню гитару и радиоприёмник «ВЭФ» куда я уже выводил гитару. Подключив приборы друг к другу, я тронул струны «Арии». Брынькнуло чистым аккордом «Соль-мажор». Потом я нажал на кнопку включения «фуза» и осторожно провёл по струнам. Зарычало так сладко, что я чуть не разрыдался. Машинка работала. Я зажал двумя пальцами баре на третьем ладу и первую струну на пятом. Провёл ногтем по струнам сверху вниз. «Фуз» запел. Сдвинул пальцы на два лада вниз, ещё провёл. Ещё ниже.
— Ух ты! — восхитился Мишкин отец. — Поёт!
— Поёт, — согласился я. — Нормально поёт. По приборам резисторами можно было бы подогнать параметры сигнала, но и так сойдёт. Тем более тут во Владивостоке…
Василий Михайлович смотрел на меня с удивлением.
— Ты так рассуждаешь, словно знаешь музыкальную жизнь нашего города от и до. Как это?
Я улыбнулся.
— Скажу по секрету, к Сашке друзья ходят — музыканты. Вот они и говорили на эту тему. Примочки гитарные обсуждали. Хотели сделать и продавать, но не знали, как и из чего корпус сваять.
— А ты, значит, знал? — усмехнулся Василий Михайлович.
— Я же хожу к вам в гости. Увидел радиодетали, поговорил с Мишкой, решил поговорить с вами. Вот и результат.
Я показал на «машинку».
— Когда продавать пойдём?
— Вы тоже со мной решились пойти?
— Ну, как тебя пустят в ресторан одного?
— Я не в ресторан пойду, а на танцы в субботу. А по субботам вы работаете.
— А почему не завтра?
— Мне его погонять надо, чтобы выбрать оптимальный звук для этой гитары. Чтобы произвести нужное впечатление.
— Ну, хорошо. Сообщишь о результате. Мне самому интересно стало, — Василий Михайлович извиняюще улыбнулся.
— Обязательно. Скорее всего, я в тот же день зайду.
Но в «тот же день», то есть в субботу, зайти не получилось.
Кстати про воскресный поход на барахолку, и сказать особо нечего. Как у Македонского: пришёл, показал футболки и продал.