VII

На другой день пополудни Джуд Фаули в нерешительности стоял посреди своей спальни на чердаке, поглядывая то на книги, лежащие на столе, то на темное пятно на штукатурке над ними, образовавшееся за последние месяцы от коптившей лампы.

Было воскресенье, прошло уже двадцать четыре часа после его встречи с Арабеллой Донн. Всю прошедшую неделю он думал о том, что посвятит этот день особой цели — перечитает Евангелие по-гречески в новом издании с более четким шрифтом, чем старое, точно следующее грисбаховскому тексту, с поправками, предложенными многочисленными исследователями, и разночтениями на полях. Он гордился этой книгой, полученной им от лондонского издателя, которому отважился сам написать, чего никогда прежде не делал.

Он предвкушал большое удовольствие от сегодняшнего чтения под тихой кровлей бабкиного дома, где он ночевал теперь лишь дважды в неделю. Но вчера произошло нечто новое в мирном и гладком течении его жизни — произошел какой-то перелом, и он чувствовал себя словно змея, которая сбросила свою зимнюю кожу и еще не может оценить яркость и чувствительность новой.

Не пойдет он к ней на свидание, вот и все. Он сел, раскрыл книгу, уперся локтями в стол и, сжав руками виски, начал с самого начала:


Η ΚΑΙΝΗ ΔΙΑΘΗΚΗ.[3]


Разве он обещал зайти за ней? Ну да, обещал! Она будет ждать его дома, бедняжка, и потеряет из-за него весь день. Да что там обещание, просто есть в ней что-то соблазнительное, манящее. Не следует обманывать ее доверие. Ну что ж, что для чтения у него лишь воскресные дни да вечера в будни, может же он позволить себе погулять хотя бы полдня, ведь другие молодые люди вон сколько гуляют. Вряд ли он будет с ней еще встречаться. Об этом даже и думать нечего, если учесть, какие у него планы.

И вот, словно чья-то властная рука, обладающая огромной силой, схватила его и повлекла, не считаясь с настроениями и влияниями, руководившими им прежде. Вопреки его разуму, воле и так называемым возвышенным стремлениям, она потащила его, как разгневанный учитель тащит за шиворот ученика, — прямо в объятия женщины, к которой он не питал никакого уважения и с которой у него не было ничего общего, кроме того, что они жили в одной местности.

Η ΚΑΙΝΗ ΔΙΑΘΗΚΗ был предан забвению и, лишенный выбора, Джуд вскочил и бросился к двери. Предвидя такой оборот дела, он заранее надел свой лучший костюм. Через три минуты он был уже далеко и начал спускаться по тропинке, пересекавшей широкое невспаханное поле, лежащее в котловине между деревней и домом Арабеллы, в одиночестве стоявшем на склоне холма за пределами нагорья.

На ходу он взглянул на часы. Он легко может обернуться за два часа, так что останется еще уйма времени, чтобы почитать после чая.

Миновав несколько чахлых елок и хижину, где тропинка сливалась с большаком, он прибавил шагу и свернул влево, вниз по крутому склону к западу от Бурого Дома. Здесь, у подножья холма, он достиг ручья, пробивавшегося сквозь меловую породу, и, следуя по его течению, добрался до ее дома. С заднего двора доносился запах свинарника и хрюканье виновников этого запаха. Он вошел в палисадник и постучал в дверь набалдашником палки.

Кто-то увидел его в окно, так как мужской голос в доме произнес:

— Арабелла! Смотри-ка, твой ухажер пришел! Беги, дочка.

Джуда передернуло. Меньше всего он думал о том, чтобы ухаживать с серьезными намерениями, что, очевидно, имел в виду говоривший. Он собирался пройтись с ней, быть может, поцеловать ее, но «ухаживать» хладнокровно, расчётливо претило его взглядам. Ему открыли, и он вошел в дом как раз в ту минуту, когда Арабелла, разодетая для прогулки, спускалась с лестницы…

— Присядьте, пожалуйста, мистер… как вас там зовут, — сказал ее отец, энергичный мужчина с черными баками, тем же деловым тоном, какой Джуд услышал еще на улице.

— Уйдем сразу, ты как? — шепнула она Джуду.

— Хорошо, — ответил он. — Мы прогуляемся до Бурого Дома и обратно, это всего полчаса.

Арабелла в этом неряшливом окружении выглядела почти красавицей, и он был рад, что пришел, а все опасения, донимавшие его, улетучились.

Сперва они взобрались на вершину высокого мелового холма. Джуд время от времени подавал ей руку, чтобы помочь при подъеме. Потом свернули влево; вдоль гребня на римскую дорогу и шли по ней до пересечения с проезжей возле вышеупомянутого Бурого Дома, то есть до того места, где когда-то он так страстно желал увидеть Кристминстер. Но сейчас он об этом позабыл. Он болтал с Арабеллой о разных пустяках с гораздо большим воодушевлением, чем если бы ему пришлось обсуждать философские проблемы с преподавателями его еще так недавно обожаемого университета, и миновал то место, где когда-то стоял, коленопреклоненный, перед Дианой и Фебом, даже не вспомнив, что такие личности вообще существуют в мифологии или что солнце может быть чем-либо иным, кроме светильника, пригодного лишь для того, чтобы озарять лицо Арабеллы. Ноги словно сами несли его, и Джуд, начинающий ученый, будущий доктор богословия, профессор, епископ и прочая, и прочая, был польщен и счастлив тем, что эта деревенская красотка соизволила выйти с ним на прогулку в своем праздничном наряде.

Они дошли до амбара под названием Бурый Дом, откуда Джуд собирался повернуть назад. Они обозревали открывшиеся на север просторы, как вдруг их внимание привлек густой столб дыма, поднявшийся рядом с маленьким городком; который находился внизу на расстоянии мили или двух от них.

— Пожар! — сказала Арабелла. — Сбегаем поглядим? Ну, пожалуйста! Это недалеко!

Под наплывом нежности Джуд был просто не в силах возражать и даже обрадовался этой просьбе, так как она служила ему оправданием, чтобы побыть с Арабеллой подольше. Они почти бегом спустились с холма и, лишь пройдя с милю по равнине, поняли, что пожар гораздо дальше, чем им показалось.

Но, уже начав свой путь, они поспешили дальше и только к пяти часам оказались на месте происшествия в шести милях от Мэригрин и в трех от дома Арабеллы. Пожар потушили еще до них, они бегло осмотрели печальные останки и пошли обратно. Путь их лежал через Элфредстон.

Арабелла сказала, что не прочь выпить чаю, и они зашли в дешевый трактир. Так как они заказали чай, а не пиво, ждать предстояло долго. Служанка с удивлением узнала Джуда и зашепталась с хозяйкой в глубине комнаты, — дескать, это тот самый студент, «который всех чурался», а теперь вдруг вот до чего докатился: водит компанию с Арабеллой. Последняя угадала, о чем речь, и, встретив серьезный и нежный взгляд своего поклонника, засмеялась вульгарным торжествующим смехом легкомысленной женщины, которая знает, что выигрывает игру.

Они сидели и рассматривали комнату: картину на стене, изображавшую Самсона и Далилу, круглые пятна от пивных кружек на столике, плевательницы с опилками под ногами. Все это производило на Джуда то удручающее впечатление, какое может произвести пивная в воскресный вечер, когда в окно заглядывают косые лучи заходящего солнца, заказа долго не подают и злосчастный путник чувствует, что другого прибежища у него нет.

Начинало смеркаться. Они решили, что ждать чая больше не стоит.

— Но что же делать? — спросил Джуд. — До твоего дома еще три мили.

— Пожалуй, можно выпить пива, — предложила Арабелла.

— Пива? Верно. Мне и в голову не пришло. Только чудно все-таки в воскресный вечер идти в трактир ради пива.

— Но мы не ради этого шли сюда.

— Нет, конечно.

Джуду вдруг захотелось прочь из этой чуждой ему атмосферы; однако он заказал пива, каковое тут же и было подано.

Арабелла попробовала его.

— Фу! — сказала она.

Затем попробовал Джуд.

— А что в нем особенного? — спросил он. — Правда, я мало что смыслю в пиве. Я люблю его, только оно мешает, когда читаешь, кофе, по-моему, лучше. Ну, а это пиво, как пиво, мне кажется.

— Подмешанное, я его в рот не возьму! — И, к большому удивлению Джуда, она назвала три или четыре составных части, которые она распробовала в напитке, не считая солода и хмеля.

— Как много ты знаешь! — заметил он добродушно.

Тем не менее она снова взялась за пиво и выпила всю кружку, после чего они двинулись в путь. Было уже темно, и чем дальше они уходили от огней города, тем ближе старались держаться друг к другу, пока их руки не встретились. Она спрашивала себя, почему он не обнимет ее, но он этого не сделал и лишь промолвил:

— Возьми меня под руку.

Уже одно это казалось ему неслыханной дерзостью.

Она подхватила его под руку у самого плеча. Он ощутил тепло ее тела и, переложив палку под мышку, взял ее правую руку в свою.

— Вот теперь мы совсем-совсем вместе, дорогая, правда? — сказал он.

— Да, — отозвалась она, а про себя добавила: «Тюфяк!»

«Вот каким я стал волокитой!» — подумал он.

Так они дошли до подножья нагорья и увидели перед собой проезжую дорогу, — белея во мраке, она уходила вверх. Чтобы попасть отсюда к дому Арабеллы, надо было сначала взобраться по склону, а потом спуститься в долину направо. Сделав всего несколько шагов вверх, они чуть не наткнулись на двух мужчин, бесшумно ступавших по траве.

— Ох, уж эти влюбленные… любая непогода им нипочем… Им да бездомным собакам, — проворчал один из мужчин, исчезая во мраке у подножья холма.

Арабелла хихикнула.

— Мы влюбленные? — спросил Джуд.

— Тебе виднее.

— Ну, а ты-то как думаешь?

Вместо ответа она склонила голову ему на плечо. Джуд понял намек и, обняв ее, притянул к себе и поцеловал.

Они шли теперь не под руку, а обнявшись, как ей и хотелось. В конце концов, какое это имеет значение, раз их никто не видит, говорил себе Джуд. Дойдя до середины длинного подъема, они, словно по уговору, остановились, и он опять поцеловал ее. На вершине он поцеловал ее еще раз.

— Руку можешь не отнимать, если тебе так нравится, — тихо сказала она.

Он послушался, думая о том, какая она доверчивая.

Так не спеша они приближались к ее дому. Свой, дом он покинул в половине четвертого, собираясь снова засесть за Новый завет в половине шестого. Но было уже девять, когда он, обняв Арабеллу последний раз, отпустил ее у порога отцовского дома.

Она попросила его зайти хотя бы на минуту, иначе могут подумать, будто она гуляла одна в такой темноте. Он согласился и вошел следом за ней. Как только дверь отворилась, он увидел, что, кроме ее родителей, в комнате сидят еще несколько соседей. Все приветствовали их так, словно поздравляли, всерьез принимая его за жениха Арабеллы.

Это были чужие ему люди, он смутился и чувствовал себя не в своей тарелке. Он этого не хотел; приятная вечерняя прогулка с Арабеллой — вот все, что он имел в виду. Он не стал задерживаться, лишь сказал несколько слов ее мачехе, простой тихой женщине, неприметной ни лицом, ни характером, и, пожелав всем доброй ночи, с чувством облегчения выбрался на дорогу среди холмов.

Но облегчение он испытывал недолго: вскоре Арабелла вновь завладела его сердцем. Он шел, и ему казалось, будто он стал другим, не тем Джудом, каким был вчера. Что ему теперь книги? Что все его намерения не тратить попусту ни одной минуты, которых он до сих пор так строго придерживался? «Тратить попусту!» Все зависит от взгляда на вещи; сегодня он впервые живет, а не растрачивает жизнь. Любить женщину куда приятней, чем быть ученым, или священником, или даже самим папой!

Когда он вернулся домой, бабка уже легла спать, и на всех вещах, куда бы он ни посмотрел, казалось, лежала печать его небрежения. Он поднялся наверх, не зажигая лампы, и темная комната встретила его грустно и вопрошающе. Раскрытая книга лежала так, как он ее оставил, и заглавные буквы на титуле, освещенные бледным светом звезд, с укоризной смотрели на него, словно незакрытые глаза мертвеца:


Η ΚΑΙΝΗ ΔΙΑΘΗΚΗ


Наутро Джуду пришлась встать рано, чтобы, как всегда, покинуть этот дом на неделю; в корзину поверх инструментов и прочих принадлежностей он бросил непрочитанную книгу, хотя и понимал всю тщетность своего намерения.

Свои любовные похождения он таил чуть ли не от самого себя. Арабелла же, напротив, сделала их достоянием всех друзей и знакомых.

Идя при свете дня той самой дорогой, по какой несколько часов назад он шел под покровом ночи со своей возлюбленной, Джуд спустился к подножию холма, замедлил шаг и остановился. На этом месте он поцеловал ее в первый раз. Солнце только что взошло, и, вполне вероятно, со вчерашнего вечера здесь никто еще не проходил. Джуд поглядел на землю и вздохнул. Присмотревшись получше, он различил на влажной пыли отпечатки ног: тут они стояли обнявшись. Сейчас ее здесь не было, но узоры воображения на холсте действительности так явственно дорисовали вчерашнюю их встречу, что он почувствовал в сердце пустоту, которую ничто не могло заполнить. Тут же неподалеку стояла подстриженная ива, и ему она показалась непохожей на все остальные. Только через шесть дней он увидит Арабеллу снова, как обещал, но даже если бы жить ему оставалось всего одну неделю, самым горячим желанием его было бы поскорее перескочить через эти шесть дней.

Полутора часами позже по этой же дороге проходила со своими подружками Арабелла. Она равнодушно миновала то место, где он ее поцеловал, и памятную иву, не переставая откровенничать с подругами о вчерашнем.

— А что он сказал тебе потом?

— А потом он сказал… — И она почти слово в слово пересказала некоторые из самых нежных его речей.

Случись Джуду быть в это время за изгородью, он очень удивился бы, узнав, сколь немногие из его слов и поступков прошедшего вечера остались в тайне.

— Что и говорить, ты сумела вскружить ему голову! — рассудительно заметила Энни. — Хорошо таким, как ты!

— Голову-то я ему вскружила, это верно! — не сразу отозвалась Арабелла каким-то до странности тихим, хищным голосом, в котором звучали чувственные нотки. — Но одного этого мне мало, пусть возьмет меня, пусть женится! Хочу его, и все тут. Жить не могу без него. Он как раз из таких мужчин, каких я обожаю. Я с ума сойду, если не отдамся ему! Я почувствовала это, как только его увидела!

— Ну, он парень не от мира сего, прямой и честный, ты легко заполучишь его в мужья, только лови по всем правилам…

Арабелла призадумалась.

— Какие такие правила? — спросила она.

— Ну уж тебе-то не знать! — сказала Сара, третья девушка.

— Честное слово, не знаю! Знаю только, дальше обычного ухаживанья и любезничанья он не пойдет!

Сара поглядела на Энни.

— Она не знает!

— Ясное дело, не знает! — сказала Энни.

— А еще в городе жила, — нечего сказать! Ну ладно, и мы можем кое-чему тебя научить, не только ты нас.

— Хорошо. Так какой же, по-вашему, верный способ завладеть мужчиной? Считайте меня дурочкой, только скажите.

— Чтобы сделать его своим мужем?

— Конечно.

— Но это годится только для такого порядочного и серьезного деревенского парня, как он! Боже сохрани, чтоб я стала говорить о солдате, матросе, или торговом агенте из города, или вообще о тех, кто надувает бедных женщин! Ни одной подруге я не пожелаю такого лиха!

— Ах, ну понятное дело, такого, как он!

Подружки Арабеллы переглянулись и дурашливо закатили глаза, лица их расплылись в глупой ухмылке. Зачтем одна из них подошла к Арабелле и, хотя поблизости никого не было, зашептала ей что-то на ухо, между тем как другая с любопытством наблюдала, какое впечатление это произведет на Арабеллу.

— А-а! — протянула та. — Об этом, признаться, я не подумала!.. Ну, а вдруг он окажется непорядочный? Женщине лучше не идти на это!

— Волков бояться — в лес не ходить! Конечно, лучше сначала убедиться, что он порядочный. Ну да что там, с твоим ты ничем не рискуешь. Эх, подвернись мне такой случай! Многие девушки так поступают. Не то, думаешь, выходили бы вообще замуж?

Арабелла задумалась и продолжала идти молча.

— Попробую! — прошептала она, но так, чтобы они ее не слышали.

Загрузка...