Дикое желание любви

Глава 13

— Маркус!

Радостный крик разнесся по бесшумному лесу. Соланж пришпорила лошадь и галопом поскакала навстречу мужчине, стоявшему в тени покосившегося дуба. Она спрыгнула с седла прямо в руки бывшего поклонника Кэтрин.

Сама же Кэтрин с суровым выражением лица остановила свою лошадь возле коня Соланж. Могла бы и догадаться, корила она себя. Ей следовало сообразить, что неожиданное приглашение Соланж проехаться утром верхом не могло быть безобидным. Как было глупо с ее стороны думать, что отношение девушки могло измениться или что она может считать ее подругой. Желая доказать Рафаэлю, что не всегда ссорится с его сестрой, Кэтрин оказалась одураченной. Осталось только выяснить, кому принадлежала идея заманить ее сюда.

Маркус остановился возле нее, когда она начала слезать с лошади. Он помог ей спуститься, взял ее руку и крепко поцеловал.

— Ты все-таки пришла, — пробормотал он.

— Как видишь, — ответила она, не в силах скрыть ледяных ноток в голосе.

— Как великодушно с твоей стороны вынести общество Соланж, — продолжал он, в точности копируя ее тон, что заставило Кэтрин поднять на него озадаченный взгляд.

— Рада, что ты так считаешь, — сказала она в ответ. — Однако чтобы внести ясность, скажу: я понятия не имела, что мы собираемся встретиться здесь с тобой.

Маркус посмотрел на пожавшую плечами Соланж, губы которой упрямо изогнулись.

— Иначе она бы не приехала.

— Нет? — спросил Маркус, переведя взгляд на лицо Кэтрин, но делая вид, что говорит с Соланж. — Учитывая слухи о том, как тяжело работает наш Раф, я думал, что к этому времени любая женщина заскучает до смерти.

— Я не любая женщина, — многозначительно заметила Кэтрин. — Я его жена.

— Да, правда.

Тон Маркуса был таким холодным, что Соланж перевела взгляд с него на Кэтрин, а потом сказала:

— Не нужно вести себя так надменно, Кэтрин. Ты здесь в качестве моей дуэньи. Маркус чрезвычайно беспокоится о моем добром имени. Он отказался встречаться со мной, если ты не составишь мне компанию.

— Неужели? — засомневалась Кэтрин. — Странно, но я не помню, чтобы соглашалась на это.

— Ну же, Кэтрин. Не усложняй. Ты ведь знаешь, что из-за этого на твоем милом личике появляются вовсе не симпатичные морщинки, к тому же у меня нет желания быть третейским судьей в вашем споре с Соланж. Ты все еще винишь меня за то, что произошло в Новом Орлеане? Это бы меня весьма огорчило. Я не планировал ничего постыдного. Твоя мама дала мне понять, что брак между нами возможен. Моим единственным желанием было ускорить свадьбу. Разве это так ужасно? — Он выдержал паузу. — Ну да. Возможно, так и было — для тебя. Мой метод оказался… неудачным, но я уже тысячу раз пожалел о том, к чему это привело нас обоих.

— Маркус… — недоуменно позвала Соланж.

Он сразу же отошел от Кэтрин.

— Не нужно ревновать, любимая. Кэтрин и я знаем друг друга всю жизнь. Неудивительно, что нам есть о чем поговорить. Должен сказать, я бы предпочел, чтобы она всегда была твоей компаньонкой. Мне кажется, мадам Ти было бы неудобно ехать верхом. Кстати, это напомнило мне… — Он поднял поводья лошади Кэтрин и протянул их девушке. — Будь другом, найди зеленый участок для ваших скакунов, пусть отдохнут. Затем мы втроем немного прогуляемся по лесу.

На лице Соланж проявилось нежелание поддаваться на его слащавые уговоры, но у нее не хватило силы воли возразить. Она резко выхватила поводья из его руки и отошла поодаль на небольшую покрытую травой поляну, куда сквозь деревья пробивался солнечный свет. Там она привязала лошадей к молодому деревцу, рядом с конем Маркуса.

Как только она отошла достаточно далеко, чтобы не слышать их, Маркус повернулся к Кэтрин.

— Прости за это ухищрение, дорогая, но я должен был тебя увидеть, а Наварро вряд ли с радостью встретил бы меня в Альгамбре.

— То есть ты хочешь сказать, что у тебя нет серьезных намерений в отношении Соланж? Мне кажется, это низко, Маркус! Это причинит ей боль.

— Как говорится, в любви и на войне все средства хороши.

— И что это значит для тебя? — жестко спросила она.

Он засмеялся.

— Ты подозреваешь, что я планирую месть? Это, chérie, скорее относится к милейшему Рафу. Я ответственно заявляю: единственное, чего я хочу, — это ты. И неважно, хороши или плохи мои средства.

Последовала пауза, словно Маркус оценивал ее реакцию.

— Ты польщена? — наконец спросил он.

Посмотрев ему прямо в глаза, Кэтрин ответила:

— Не особо.

— А стоило бы. Не каждая женщина вызывает такие переживания.

— Переживания за мою судьбу, не так ли?

— Ты могла стать моей, если бы уехала со мной, — сказал он, и его карие глаза вдруг стали серьезными. — Если бы ты это сделала, то осталась бы без гроша, знаешь ли. Сейчас, когда ты замужем, твою судьбу решает муж. Только смерть может изменить это… или ты.

— Мне такое и в голову не приходило. Что ж, я действительно польщена, — медленно произнесла Кэтрин. — Но должна предупредить: Рафаэль меня не отпустит. Он сам это сказал. Ты уверен, что по-прежнему не имеешь видов на Соланж?

— Проверяешь мою преданность? — прошептал он, наклонившись ближе, и его каштановые волосы блеснули на солнце. — Не волнуйся. Я придумал, что если смогу убедить прекрасную Соланж бежать со мной, то Раф в конце концов смирится с моим присутствием ради ее счастья. Затем, в качестве зятя, я смог бы жить с вами под одной крышей.

— Не самая весомая причина, чтобы жениться на другой, — возразила Кэтрин, не веря своим ушам.

— Я готов пойти и на худшие испытания ради такой перспективы. Конечно, все это еще нужно тщательно обдумать, — подытожил он, встал с совсем не обнадеживающей улыбкой и, вытянув вперед руки, пошел навстречу Соланж.

Действительно нужно. Соланж непринужденно болтала с Маркусом, ее лицо было расслаблено, даже почти красиво, она так и сияла от его комплиментов. Кэтрин тихо шла позади них, а в ее мозгу лихорадочно метались мысли. У нее засосало под ложечкой от осознания, как сильно она недооценила Маркуса, пойдя на поводу у Рафаэля. Сейчас это уже не имело значения, но все равно ей было неприятно. Неужели он до сих пор к ней неравнодушен? Его способ выражения своей преданности привел ее в замешательство, но это был действенный способ. Конечно, он не стал бы утруждаться, обрабатывая Соланж, если бы ему было все равно.

Маркус был привлекательным мужчиной, более мягким и симпатичным, чем Рафаэль. Он мог поддержать легкую беседу, умел засы´пать комплиментами сразу двух женщин, которых вел под руку. Грусть и обожание, таящееся в глубине его глаз, когда он повернулся к ней, действовало как бальзам на раненую душу. И все же она не могла заставить себя ему доверять.

Когда они наконец стали прощаться, она задумчиво улыбнулась и не ответила на его крепкое рукопожатие.

Всю дорогу домой Соланж молчала. Она нахмурила густые брови и смотрела только перед собой. Кэтрин тоже не была расположена к беседе. Прошло почти три недели с тех пор, как последний раз шел сильный ливень, хотя легкий тропический дождь моросил чуть ли не каждый вечер. Черная грязь лесной тропы местами была скользкой, поэтому нужно было внимательно следить, куда ступает лошадь. Впрочем, и земля подсыхала, и река начала понемногу входить в берега, но густые серые дождевые тучи по-прежнему медленно ползли возле линии горизонта, периодически закрывая солнце. Все окутала душная влажная жара, из-за которой ничего не хотелось делать. Дорожный вельветовый плащ защитного цвета казался Кэтрин ужасно тяжелым. Он был пошит для размеренных прогулок по набережной и вокруг Плацдарма в разгар зимнего сезона, а не для этой поездки через лес по утренней жаре.

Она сняла свою шляпу с пером и переложила ее в левую руку, ослабив поводья.

Взглянув на едущую рядом девушку, Кэтрин почувствовала укол совести. Соланж была так юна и, несмотря на порой возмутительное поведение, так уязвима для мужчин вроде Маркуса. Будучи всего на год старше, Кэтрин чувствовала себя опытнее на целую вечность.

— Соланж? — нерешительно обратилась она.

Девушка покосилась на нее, но не ответила.

— Ты считаешь разумным встречаться с Маркусом вот так?

Та пожала плечами.

— Может и нет, но какое это имеет значение?

— Все зависит от того, чего ты хочешь. Если любишь, если хочешь выйти за него замуж, тогда, как мне кажется, подобные действия не принесут ничего хорошего.

— Почему? — спросила Соланж, делая вид, что ей это безразлично.

— Женщина незащищена в таких тайных отношениях. Если мужчина не желает встречаться с опекуном девушки, он запросто может продолжать легкий флирт, который ни к чему не обязывает.

— Ты предлагаешь мне пригласить Маркуса в Альгамбру, чтобы мой брат мог спросить о его намерениях? Очень забавно. Раф, скорее всего, вызовет его на дуэль, чего ты и добиваешься.

— Правда? — спросила Кэтрин. — Может, тебя это удивит, но Маркус с Рафаэлем были врагами задолго до того, как в их жизни появилась я.

Соланж резко повернула голову и посмотрела Кэтрин в лицо.

— Почему им быть врагами?

— Об этом тебе следует спросить у Рафаэля, когда будешь говорить с ним о Маркусе.

— Если хочешь знать, я не собираюсь делать ничего подобного.

— Потому что он может найти способ прекратить ваши встречи?

— Ты и так знаешь, что он это сделает! — со злостью воскликнула Соланж. — Раф никогда не позволит ему ухаживать за мной, и не только потому, что у него недостаточно средств.

Кэтрин вздохнула.

— Ты же знаешь, что Рафаэль одобрит подходящего человека. Благосостояние — это не самое главное.

— Мне все равно! Я хочу получить именно Маркуса — и он у меня будет! И я продолжу встречаться с ним, что бы Раф ни сказал, что бы ты ни сказала!

— Продолжишь? Насколько я поняла, Маркус не станет с тобой встречаться, если я не буду твоей компаньонкой. А что, если я откажусь ездить?

— Ты не посмеешь, — сквозь зубы произнесла Соланж. — Если осмелишься, я пойду к Рафу и скажу, что ты ежедневно на этой неделе встречалась с Маркусом на болоте. Как думаешь, моя дорогая невестушка, поверит ли он тебе, когда ты станешь все отрицать?

Внимательно посмотрев в суровые черные глаза Соланж, Кэтрин шепнула:

— Нам придется проверить это, правда?

Несмотря на браваду, Кэтрин не чувствовала такой уверенности. Угроза Соланж была пустяковой, ведь она не собиралась специально подвергать опасности их встречи с Маркусом, но кто мог сказать наверняка, что взбредет ей в голову? Конечно, чтобы полностью исключить угрозу, Кэтрин нужно было всего лишь пойти к Рафаэлю и честно рассказать ему, что видела Маркуса и его сестру в лесу и подозревает, будто его давний враг хочет соблазнить Соланж. Но поможет ли это? Когда она подумала о длящейся до сих пор вражде между этими мужчинами, то в памяти невольно всплыл образ возвышающегося над ней Рафаэля в спальне на Рампарт-стрит, его глаза пылали яростью, когда он обвинил ее, что вместе с Фицджеральдом она хотела заманить его в ловушку. Он знал, что Маркус признавался ей в любви. Насколько правдоподобно будет звучать утверждение, что он так быстро переключил свое внимание на Соланж? Или это наведет Рафаэля на мысль о еще одном заговоре? Она уже не раз испытывала характер мужа и не была уверена, хочет ли рисковать снова.

Когда Соланж и Кэтрин подъезжали к каменной ограде перед домом, в галерее со стульев поднялись двое мужчин и спустились по ступенькам, чтобы встретить их. Одним был Рафаэль, затем на солнце вышел другой, и Кэтрин узнала его по белокурым волосам.

— Джилс! — воскликнула она, и в ее голосе прозвучала радость. — Как чудесно снова тебя видеть! Ты взял с собой Фанни?

Пока она говорила, тоненькая фигурка его сестры появилась из затененного дверного проема.

— Ты же не думала, что я позволю ему приехать без меня? — отозвалась Фанни.

Рафаэль подошел, чтобы помочь сестре слезть с лошади. Девушка пробурчала приветствие и побежала по лестнице наверх. Там ее взяла под крылышко мадам Тиби, ожидающая, как злой призрак, в темном конце галереи.

Джилс протянул руки к Кэтрин. Высвободив ноги из стремян, она позволила ему помочь ей спуститься. Пальцы Джилса на секунду соединились, обвив ее тонкую талию в узком жакете, так отличавшемся от привычных платьев с завышенной талией. Кэтрин не смогла сдержать улыбку при виде удивленного и в то же время радостного выражения его лица. Затем она поднялась по ступенькам, чтобы горячо и восторженно поприветствовать Фанни, как сестру, с которой они давно не виделись.

— Что ты с собой сделала? Ты превратилась в тростинку.

— Ну ладно, Фанни, — засмеялась Кэтрин. — Потом ты будешь говорить, что я совсем измождена.

— Я никогда не скажу ничего дурного или несоответствующего действительности! — воскликнула Фанни.

— А я думала, ты гордишься своей искренностью.

— Я стараюсь никогда не обижать друзей, — сказала Фанни, и ее улыбка на миг исчезла, а потом появилась вновь, уже более яркая. — Но я приехала пригласить всех вас на вечеринку. Великий пост закончился, Пасха тоже прошла. В Праздник весны второго мая шел дождь, и скоро уже середина лета…

— Через месяц, даже больше, — напомнил ей Джилс, когда мужчины присоединились к ним в галерее.

— Это совсем недолго, учитывая, сколько всего нужно сделать. Сейчас самое подходящее время повеселиться. Позже будет слишком жарко танцевать, слишком жарко делать все что угодно, кроме как покрываться испариной под москитными сетками. К тому же давно пора представить Кэтрин соседям. Вы оба не можете вечно жить в уединении, как это вам ни приятно. Вам полагается выйти в свет и удовлетворить любопытство народа, удивляющегося, как вы уживаетесь вместе.

— Фанни, придержи язык, — не терпящим возражений тоном обратился к ней брат. — Ты смущаешь Кэтрин.

— Я? — удивилась Фанни, и в ее серых глазах появилось раскаяние. — Прости меня.

— Здесь нечего прощать, — заверила ее Кэтрин. Беспокойство Джилса было ей более неприятно, чем откровенное выражение мнения общества, высказанное Фанни.

— Значит, вы приедете на мою вечеринку?

— Конечно, если Рафаэль…

Фанни сразу же повернулась к смуглому неулыбчивому человеку, который, казалось, очнулся и вспомнил об их присутствии.

— Конечно, мы будем рады, — сказал он.

Кэтрин, уловив нотки сарказма в его голосе, бросила на мужа быстрый взгляд, но его лицо ничего не выражало.

Фанни прикоснулась к ее руке.

— Раф рассказал нам о твоих нововведениях, призванных улучшить быт прислуги. Ты должна мне все показать.

— С радостью, — сказала Кэтрин, последний раз взглянув на мужа, — если только ты не против пройтись к хижинам.

Особой гордостью Кэтрин были детские ясли, которые восстановили по ее приказу. С окон убрали доски и поставили новые ставни. Свежая побелка делала интерьер светлее, на полу разложили коврики, чтобы малышам было безопасно ползать по шершавому полу. Самодельные детские кроватки плотник прибил друг к другу, а из оставшихся кусков дерева сделал игрушки. Москитной сетки на все кроватки не хватало, поэтому ее закрепили только на окнах. Теперь работницы могли спокойно оставлять своих детей: за ними присматривали две старушки.

Следующее новшество, которое задумала Кэтрин, — полноценная больница. В большой группе людей — около двухсот человек вместе с детьми — так или иначе происходят несчастные случаи и заболевания. Большинство могли лечиться в своих в хижинах, это правда, но порой случалось, что требовался карантин или профессиональный уход, который не могла обеспечить семья. Для больницы Кэтрин нужно было здание не меньшее, чем ясли, но стоящее в стороне от других хижин. Когда работы на плантациях закончатся, Рафаэль, наверное, сможет выделить мужчин для строительства. А пока она отвела для этих целей карцер — единственное сооружение, которое не использовалось.

Фанни не пропустила ни единой детали в придуманных Кэтрин нововведениях, откровенно комментируя все увиденное, включая загоны для бродящих повсюду свиней и новые уборные, которые теперь имелись позади каждой хижины.

Кэтрин осознавала, что ее усилия были направлены на то, чтобы смягчить жесткое, как она считала, и бескомпромиссное поведение Рафаэля. Она часто удивлялась, почему он не возражает. Напротив, он предоставил ей полную свободу действий — лишь нельзя было отвлекать людей от работы на плантации; похоже, это была форма безмолвного одобрения. Она часто хотела спросить его совета, но ей не хватало мужества. Днем каждый из них был поглощен своим делами, а ночи они хотя и проводили вдвоем, но им было не до бесед. Они вели поединки без оружия, которые ни один из них не мог выиграть, бескровные дуэли под москитной сеткой, битвы двух соперников, вооруженных гордостью.

— Эта вечеринка, — задала вопрос Кэтрин, когда они пошли обратно в дом, — будет многолюдная?

— Я еще не решила окончательно, но предполагаю, что к этому идет. В таком отрезанном от цивилизации сообществе, как наше, будет проявлением невежливости не пригласить кого-то, кто, возможно, хотел бы прийти. Я постоянно удивляюсь тому, какие расстояния готовы люди преодолевать ради развлечений. Джилс говорит, что по реке сейчас уже можно передвигаться и вверх, и вниз по течению. Я ожидаю семью Трепаньер; они живут на пятнадцать миль ниже нас и наверняка прибудут в своем новом экипаже, чтобы похвастаться перед нами. Я слышала, он очень красивый, с голубой обоймой и серебряной отделкой.

— Вы с Джилсом сегодня приехали в экипаже?

— Да, конечно. У Джилса есть фаэтон — предмет его особой гордости. Уверена, ты будешь поражена, когда я скажу, что он разрешил мне недолго подержать вожжи, когда мы ехали через болото, хотя, скорее всего, он это сделал, чтобы иметь возможность крепче держать пистолет, заметив наших беглецов.

— Беглецов?

— Раф тебе не сказал? Пока мы были в городе, несколько наших и ваших рабов сбежали на болото. Мы узнали об этом в день приезда. Джилс послал за Рафом, но было решено, что преследовать их уже слишком поздно. Мужчины назначили награду за их возвращение и теперь наблюдают. Если те попытаются организовать банду, придется что-то делать. Пока все тихо, и мы можем лишь надеяться, что они разбрелись кто куда.

— Вот почему Рафаэль сказал нам не ездить верхом по дороге вдоль болота!

— Сказал, не объяснив? — Фанни закатила глаза. — Как это на него похоже.

Не желая обсуждать мужа, Кэтрин просто согласилась и продолжила:

— Я не знала, что ты умеешь водить.

Фанни энергично кивнула.

— Это одно из нескольких преимуществ старой девы. Помогает смириться с тем, что мне пора — как здесь говорят? — «забросить корсет на крышку шкафа». От незамужней женщины люди не ждут чрезмерной осмотрительности. Если бы еще они перестали ждать, что мы будем носить эти невероятно безвкусные шляпки старых дев…

— Ерунда. Ты еще не в том возрасте, чтобы так рассуждать.

— В том, уверяю. И я вполне довольна тем, что слежу за домом моего брата, — энергично продолжила она. — Единственное, что может это изменить, — решение Джилса жениться, но это вряд ли произойдет. Ни ему, ни мне не посчастливилось найти любовь.

Пока они шли по внутреннему двору и поднимались по винтовой лестнице, Кэтрин так и подмывало спросить девушку, что значит ее последняя фраза, но она сдержалась. Возможно, это вынудило бы болтушку Фанни дать более откровенный ответ, который привел бы в замешательство их обеих. И это оказалось мудрым решением, как позднее поняла Кэтрин. На лице Фанни явственно читалось облегчение, и едва они вошли в дом, как она принялась бурно нахваливать произошедшие благодаря Кэтрин перемены и рассказывать о ходе своей весенней уборки. Лишь приближение мадам Тиби заставило ее прерваться.

— Простите, мадам Наварро. Кук спрашивает, останутся ли на обед мадемуазель и месье Бартон.

— Вы же останетесь, правда? — спросила Кэтрин, затем, не дожидаясь ответа, повернулась: — Передайте Кук, что они непременно останутся, и распорядитесь, чтобы Оливер приготовил два дополнительных места за столом.

Когда мадам Тиби ушла (ее шаги были едва слышны благодаря тапочкам, которые она любила надевать в доме), Фанни повернулась к Кэтрин.

— И как ты ладишь с загадочной мадам Тиби?

— Она хорошо относится к Соланж, — сказала Кэтрин.

— Признаюсь, у меня бы все холодело внутри, если бы она, крадучись, бродила по моему дому. Кажется, она из тех, кто подслушивает под дверью.

— В твоих словах есть доля правды. — Кэтрин грустно улыбнулась. — Я не раз натыкалась на нее. Скажи мне, ты когда-нибудь слышала, что она занимается вуду?

— Честно говоря, я частенько задавалась этим вопросом, — ответила Фанни, нахмурив брови над серыми глазами. — Я слышала, как мои слуги говорили, что в Альгамбре есть женщина, которая ворожит, готовит приворотные зелья и другие, куда менее безобидные снадобья. Кроме нее, никто не приходит в голову. Конечно, это странное занятие для женщины ее положения. Не хочу тебя пугать, Кэтрин, но подобные увлечения говорят о ее неуравновешенном характере, а это может быть опасно.

— Опасно чем?

— Кто знает? Но мне говорили, что в культе вуду широко используются яды. На твоем месте я бы ела только то, что едят Соланж и Рафаэль.

С задумчивым видом Кэтрин сказала:

— Она никогда не угрожала мне лично.

— Естественно. Ведь это было бы неосмотрительно, правда? Благодаря миссионерской деятельности на востоке я знакома с магией и колдовством. Мне кажется, эта женщина, почувствовав исходящую от тебя опасность, не станет использовать примитивную магию, но попытается ударить по тебе через кого-то другого, близкого, кто тебе небезразличен.

Кэтрин пристально посмотрела на нее.

— Был один инцидент с Али и Индией. Я так до конца и не поняла, почему мадам Тиби набросились на эту девушку.

Когда Фанни узнала подробности, она задумчиво произнесла:

— Индия. Было что-то… — Потом покачала головой. — Не могу вспомнить. Что-то, связанное с ее родителями.

— Думаю, в ней течет кровь индейцев натчи.

— Может, и в этом дело. Но вопрос о мадам Тиби гораздо важнее. Я настоятельно рекомендую тебе поговорить об этом с Рафом.

— Он не станет слушать.

— Разве? — удивилась Фанни. — Сомневаюсь, что он предпочтет слушать не тебя, Кэтрин, а свою сестру, хоть и горячо любимую.

На лице Кэтрин мелькнула улыбка.

— Ты не понимаешь.

— Возможно. Он все еще ревнует к Маркусу Фицджеральду и тому, что он поблизости?

— Все еще? — непонимающе переспросила Кэтрин.

— Он был вне себя от ярости, когда узнал, что мы можем пересечься во время путешествия по реке. Ты не знала?

Кэтрин молча покачала головой.

— Джилс говорил, что никогда еще не видел его в таком ужасном настроении. Я и сама заметила это после того, как мне сказала Соланж, но подумала, что он, скорее всего, позволит тебе развеять его подозрения. Это неправильно с его стороны, особенно когда Фицджеральд наносит визиты всем в округе, чувствуя себя здесь как дома. — Голос Фанни прозвучал резко. — Видишь ли, он гостит у Трепаньеров. Если на мою вечеринку приглашены они, значит, наверняка он тоже явится. Ты ведь понимаешь, что это будет значить?

На долю секунду у Кэтрин появилось желание рассказать Фанни о встрече с Маркусом и его ухаживаниях за Соланж, но потом она передумала.

— Для меня это ничего не будет значить, — твердо ответила она.

— А для Рафа?

— Ты же прекрасно знаешь, Фанни, что мы поженились по необходимости. Давай не будем делать вид, что это не так. Я не понимаю, почему Рафаэль переживает — разве что, конечно, как ты говоришь, это ревность из-за задетой гордости собственника.

— Почему-то мне не верится, что Раф мог бы жениться, не испытывая по меньшей мере сильного желания, — медленно проговорила Фанни.

— Даже ради чести? — Кэтрин выдавила из себя ироничную улыбку.

— Прости, я не хотела совать нос в чужие дела или смущать тебя. Просто ты и Раф… Вы смотритесь так идеально, так подходите друг другу. Было бы ужасно, если бы вы не были счастливы.

Они не стали развивать эту тему, а предпочли заговорить о другом. Но в глубине души Кэтрин зародился страх. Она уже давно обнаружила поразительную особенность мужа узнавать все, что происходит вокруг. Оказывается, все это время он знал о присутствии Маркуса в этих местах. Если ему известно так много, сколько он еще узнал?

Был уже вечер, когда Джилс и Фанни уехали. Кэтрин стояла в галерее и махала им рукой, пока они не исчезли из виду. Рафаэль ушел к себе в кабинет, а она еще долго сидела на ступеньках лестницы перед домом. Она наблюдала за полетом соек, кардиналов и пересмешников, за бросавшимися вниз дерущимися воробьями, которые устроили брачные игры в листве деревьев, но ее мысли хаотично блуждали. В ее душе поселилось какое-то беспокойство. Она явственно ощущала нервное напряжение, гнетущее ожидание неизвестного.

Когда за ее спиной послышалось шарканье ног, она испуганно обернулась.

— Ради бога простите, мадам. Я не хотела вас напугать.

Такой низкий голос и любезный тон был несвойственен мадам Тиби. Кэтрин пристально посмотрела на женщину, пытаясь в тусклом свете галереи разглядеть выражение ее лица.

— Вам что-нибудь нужно?

Женщина закусила губу и сделала шаг вперед.

— Это касается мадемуазель Соланж. Могу я поговорить с вами о ней?

— Разумеется, — сказала Кэтрин, не сумев, однако, придать своему голосу ни капли участия.

— Вы ездили верхом с ней сегодня утром?

Кэтрин не стала отрицать.

— А вы… А она встречалась с кем-нибудь? С мужчиной?

Голос женщины звучал неуверенно, словно она сомневалась в мудрости своего поступка. Кэтрин прищурилась и кивнула.

Рябое лицо стало суровым, костлявые плечи расправились.

— Вот и отлично. Раз уж вам все известно.

Сказав это, она резко развернулась и быстро ушла.

Чем был вызван этот непонятный разговор? Чувством долга? Вряд ли. Страхом? Ревностью? Это уже более похоже на правду. Та же эгоистичная ревность, которая заставляла ее забивать голову Соланж небылицами, из-за которых у девушки появилось отвращение к браку. Чего хотела от нее эта женщина? Чтобы она побежала к Рафаэлю и все рассказала, таким образом вызвав на себя огонь ярости Соланж, избавив от этой участи мадам Тиби? Соланж уже пресекла эту возможность. Что ей оставалось? Рафаэль поверит ей или своей сестре?

Их отношения сложно было назвать доверительными. Когда она узнала, что он отдает приказы наказывать рабов плетьми, это привнесло в их общение еще больше напряженности. Не то чтобы они стали предельно искренни друг с другом, но все же ее чувства к нему претерпели изменения. Ее чувства? Но какие? Он ее не волновал, она его тоже. Они решили так с самого начала. Однако невозможно жить с человеком, делить с ним постель и не прийти к какому-то компромиссу. Она разочаровалась в нем, он уронил себя в ее глазах, утратил ее уважение — вот в чем дело. Он оказался менее человечным, чем она думала.

Кэтрин по-прежнему сидела на ступеньках, задумавшись и подперев рукой подбородок. Солнце спряталось за деревьями, сменившись пурпурно-золотыми сумерками, которые быстро превращались в серый полумрак. Наступал вечер, квакали лягушки, и откуда-то издалека доносился унылый отчаянный крик козодоя. В воздухе ощущался запах костра, смешанный с сильным ароматом растущей в лесу желтой жимолости и сыростью реки. Становилось прохладно. Не желая заходить в дом, Кэтрин неподвижно сидела, пока укус комара не отвлек ее от мыслей, вынудив укрыться за дверью.

Индия ждала ее в конце галереи. Девушка ничего не сказала, только присела в неловком реверансе и открыла дверь спальни, чтобы Кэтрин могла войти. Переступив через порог, она вопросительно посмотрела на Индию, удивляясь, почему та топчется в коридоре, а не ожидает ее в комнате, где можно сесть. Ответ не заставил себя долго ждать: на кровати, положив руку за голову, во весь рост вытянулся Рафаэль.

Он бросил на Кэтрин игривый взгляд, когда она вошла в сопровождении служанки, и не шелохнулся, явно давая понять, что уходить не собирается. После секундного колебания Кэтрин дала знак Индии приступить к переодеванию для ужина.

Служанка послушалась, но ее пальцы дрожали, и она долго возилась с мелкими пуговицами на спинке.

Странно было видеть Рафаэля в спальне. Он редко возвращался с полей до того, как она была готова к ужину. На секунду это напомнило ей тот вечер, когда он наблюдал, как Деде одевала ее в театр. Отбросив это воспоминание, она спросила:

— Ты будешь переодеваться?

— Сначала я хотел с тобой поговорить, — отозвался он.

— Сейчас?

— Если это удобно, — сухо произнес он.

Сняв платье, Кэтрин кивнула служанке. Индия подняла его, перекинула через руку и медленно вышла из комнаты.

— Я не нравлюсь этой девушке, правда? — сказал Рафаэль, внимательно вглядываясь в лицо Кэтрин.

— Индии? Почему?

— Я тебя спрашиваю.

— Я… Мне кажется, она просто стесняется тебя и потому немножко нервничает.

— Ты действительно так считаешь? — явно не веря ей, спросил он.

Кэтрин тоже чувствовала в поведении девушки скрытую враждебность, но первым порывом было встать на ее защиту.

— Не знаю, какая еще может быть причина, — ответила она, глядя прямо на него.

Он поднял глаза на балдахин над головой.

— Что ж, если ты довольна, то я тоже. — После секундной паузы он продолжил: — Я начинаю понимать, почему Али так заботился о том, чтобы эта девушка стала твоей служанкой.

Пытаясь развязать ленты на сорочке, Кэтрин не смотрела в его сторону.

— Неужели?

— Очевидно, его нужно поздравить.

— О да. Это становится… слишком очевидно. Думаю, ей пора носить более широкие платья. Нынешняя мода позволяет долго скрывать деликатное положение, но со временем потребуются другие меры.

— Ты знала, что она в положении, когда принимала ее?

— Али предупредил меня, да.

— Правда?

У Рафаэля был такой странный тон, что она отвела глаза от упрямого узла и взглянула на него.

— Прости, — сказал он, — но ты так очаровательно краснеешь и заикаешься, когда говоришь со мной об этом. Я с трудом представляю этот разговор с Али. Эта девушка… Ты все равно взяла ее, зная, что она будет непригодна через два или, в лучшем случае, три месяца. Почему?

Кэтрин внимательно посмотрела на него, и в ее глазах мелькнул дерзкий огонек.

— Я говорила тебе почему.

— Ах да. Ты считаешь, что защитила ее от Соланж и мадам Тиби.

У него было странное настроение; Кэтрин решила не обращать на это внимания.

— Если я решу прилично одеть ее, — сказала она, продолжая начатую ранее мысль, — мне понадобится приобрести ткань, а пока я буду этим заниматься, другие слуги, работающие в поле и на улице, будут одеты в тряпки, лохмотья и шкуры животных. Они рассказали мне, что не получали новой одежды с тех пор, как два года назад уехали Фицджеральды.

— Это не так. В прошлом году я лично распоряжался насчет одежды.

— Очевидно, они ее не получили. Как думаешь, мне могут доставить ткани судном?

— Следующим же, — с каменным лицом ответил он. — Сообщи, что и в каком количестве нужно, и я обо всем позабочусь. А ты уверена, что у тебя будет время шить? Не хочу видеть тебя переутомленной. Фанни права, ты похудела.

В его тоне сквозил упрек или ей показалось? Заметил ли он, что она нарочно ищет, чем занять свои руки, чтобы отвлечься от неприятных мыслей? Усталость притупляла чувства. Она помогала не думать о ласкавших ее нежных руках и чувственном отклике на них ее тела, отклике, который в виду обстоятельств казался ей унизительным.

Кэтрин тщетно дергала ленты, и ее голос из-за этого стал резким.

— Конечно, у меня будет время. Я не планирую все шить сама, ты же понимаешь. Есть несколько женщин в хижинах, которые более или менее умеют это делать.

Рафаэль не торопясь поднялся с кровати и подошел к ней.

— Тебе не нужно показывать мне свои коготки, La Lionne. Я не собираюсь ссориться с тобой. По крайней мере, — поправил себя он, — без повода.

Кэтрин подняла на него широко раскрытые золотисто-карие глаза.

— Как ты меня назвал?

— Львица. Так люди зовут тебя за спиной: из-за золотых волос и мужества. Ты также завоевала восхищение Али, а женщине это непросто, учитывая его арабское сердце. Ты знала об этом?

Накрыв ее руки своими, он остановил ее напрасные попытки развязать узел. Одним рывком он разорвал ленты, освободив Кэтрин от шелковой сорочки. Невозможно было неправильно истолковать целенаправленное движение его рук, скользнувших под шелк и привлекших к себе ее обнаженное тело.

— Ты… ты хотел поговорить со мной, — напомнила ему Кэтрин, пытаясь отвлечь его внимание.

Его руки напряглись, затем вновь расслабились.

— Странно. Мне больше не хочется… говорить.

— Индии придется ждать, — выдохнула она.

— Пусть подождет, — пробормотал он, прижимаясь лицом к ее волосам.