— Маркус, mon vieux![13] Comment ça va?[14]
Маркус неспешно повернулся. Кэтрин решила, что появившийся мужчина имел довольно безобидный вид: невысокий и полный, в сером маскарадном костюме домино.
— Почему ты не надел маску, мой друг? — воскликнул он. — Полюбуйся на меня! Этот цвет называется «дымка интриги». Умно, n’est ce pas?[15] Я введу новую моду.
— Несомненно, — согласился Маркус.
— Полно, я не для того несся, рискуя жизнью, через весь зал, чтобы поговорить с тобой, Маркус, ты же знаешь. Прежде всего представь меня этому прелестному созданию рядом с тобой.
Кэтрин оцепенела от его фамильярного тона и оценивающего взгляда маленьких выпуклых глаз, которые смотрели на нее так, словно раздевали.
— Представления излишни, — отрезал Маркус. — Это просьба леди.
— Эх, очень жаль! Впрочем, ты всегда был везунчиком. И все же, если я решу с ней заговорить, мне ведь нужно как-то к ней обращаться. Ее имя, mon ami![16] Открой мне хотя бы это, коль уж тебе досталось все остальное.
Кэтрин подавила охвативший ее приступ ярости. Неужели от нее ждут, что она будет молча стоять и терпеть подобные оскорбления?!
Маркус не пошевелился, лишь сдвинул брови.
Секунду поразмыслив, Кэтрин решила, что его поведение было более правильным. Он вряд ли смог бы подобающе ответить на возмутительные манеры тучного мужчины, не привлекая лишнего внимания. Этот человек с голодным блеском в маленьких глазах явно хотел спровоцировать их на громкую ссору. Странно, что он считал, будто ему позволено так себя вести и не получить по заслугам — разве только он тоже был замешан в этом отвратительном пари и знал, что Маркус не может вступить в публичный спор, не запятнав репутацию дамы. Возможно, коротышка был не так уж и безобиден.
— Меня зовут… Селеста, — внезапно представилась Кэтрин.
— Селестия, конечно, — пробормотал мужчина, схватил ее руку и поднес к своим губам. — Подлинная звезда на небесах — и белокожа, вне всяких сомнений, самая белокожая звезда, озарявшая этот танцевальный зал. Лично я, Антуан Робич, многое бы отдал, чтобы узнать вашу родословную, ma chérie[17]. Такая прекрасная форма головы, такая стройная — само изящество.
— Простите нас, — отрезал Маркус. — Селеста желает бокал шампанского.
— Certainement[18]. Шампанское сносное, намного лучше, чем подавали сегодня в другой части города. — Воспользовавшись возможностью при прощании еще раз прикоснуться к ее пальцам, он наклонился к Кэтрин. — Serviteur[19], мадемуазель.
Не успели они сделать и полдюжины шагов, как мужчина вновь окликнул их:
— Эй, Маркус, ты знал, что Раф вернулся в город?
Маркус остановился и замер как вкопанный, а в его карих глазах блеснули зеленые огоньки.
— Нет, не знал, — резко ответил он.
— Не надо так волноваться, — произнес Антуан Робич, и от выпитого вина его голос зазвучал громче, в нем слышались веселые и одновременно злобные нотки. — Говорят, сегодня днем он спрашивал о тебе на бирже. Поговаривают, что он тяжело переживает смерть бедняжки Лулу. Я буду приглядывать за ним, mon ami!
Маркус не удостоил его ответом. Он начал пробираться сквозь толпу, увлекая за собой Кэтрин.
Возле столика с огромной серебряной чашей, наполненной шампанским, столпилось много народу, поэтому они вынуждены были остановиться. Два официанта в белых пиджаках разливали искрящееся вино по широким бокалам так быстро, как только могли, но хрустальные ножки поднимались, не успев опуститься.
— Что это было? — спросила Кэтрин, совладав с дыханием.
— Ничего, — ответил Маркус, не глядя ей в глаза.
Кэтрин задумчиво склонила голову.
— Не могу сказать, что мне понравился этот человек. Сложилось впечатление, что он пытался тебя предостеречь — или, скорее, запугать.
— Не позволяй этой гадине испортить тебе настроение.
— Не позволю, конечно, — мягко согласилась она, после чего спросила: — И кто же такой Раф?
— Пират.
От одного этого резкого слова насмешливое любопытство Кэтрин мгновенно испарилось, уступив место неподдельному интересу.
— Какие же дела могут быть у тебя с пиратом?
На лице Маркуса заиграла жестокая улыбка.
— Он жаждет проткнуть меня шпагой.
— А он смог бы? — после секундной паузы спросила Кэтрин.
— Он думает, что смог бы. — Маркус резко повернулся и извлек два наполненных бокала прямо перед протянутыми руками. Отдав один из них Кэтрин, он посмотрел куда-то поверх ее головы, и, хотя он пытался выглядеть безразличным, ей показалось, будто он кого-то ищет в толпе. Ей почудилось или его кожа стала на тон светлее? Когда он поднес бокал к губам, Кэтрин заметила, что костяшки пальцев, державшие ножку, были белыми.
— Значит, этот пират так прекрасно владеет шпагой? — спросила она.
— Он был лучшим в Новом Орлеане. Два года назад три его собственных раба устроили покушение на его отца. Раф выследил их на болоте и убил. В то время среди рабов было неспокойно, происходили волнения, но тем не менее мало кто считал, что он должен был совершать самосуд, несмотря ни на что. Губернатор Клейборн был недоволен им и велел уехать из города, пока все не утихнет.
— И он только сейчас вернулся?
Маркус кивнул.
— Его видели в Париже, а спустя год он исчез из поля зрения. Примерно в то же время этот хитрый негодяй из залива, Лафит[20], заполучил нового верного помощника, которого некоторые знали исключительно как Капитана.
Понимая, куда ведет его рассказ, Кэтрин прокомментировала:
— Чистая случайность, конечно же.
— Мало кто забудет лицо Рафаэля Наварро.
Нет, ей не послышались нотки горечи в его голосе.
— Наварро? Это известная семья.
— О, конечно. Рафаэль может посоревноваться в благородстве с лучшими из нас, когда ему это выгодно. А семья, о которой ты говоришь, и стала той самой причиной, по которой он вернулся в город.
— Они хлопотали за него?
— Пожалуй, я не стал бы это утверждать. Сомневаюсь, что кто-то настолько его любит, — нехотя произнес Маркус. — Но у него действительно есть сестра, которой он помогает; к тому же на плантации будут собирать урожай в его отсутствие — достаточно причин для возвращения.
— Плантация? Мне ничего об этом не известно.
— Правда? Она называется Альгамбра.
Кэтрин вдруг внимательно посмотрела на Маркуса — и сразу все поняла. Дом Фицджеральдов, поместье, которое Маркус проиграл в карты. Альгамбра стала собственностью этого человека, Рафаэля Наварро. Маркус вообще не отличался особенным великодушием, поэтому вполне понятно, почему он не желал обмениваться любезностями с человеком, который так много у него отнял. Однако это не объясняло его настороженности. В чем причина такой обеспокоенности? Неужели встреча с ним грозит Маркусу опасностью? И если да, то имеет ли к этому отношение смерть «бедняжки Лулу»?
Кэтрин протянула руку и прикоснулась к рукаву Маркуса. Но прежде чем успела задать вопрос, он взял ее за руку и решительно повел через толпу к оконному проему в дальнем конце зала.
— Дорогая Кэтрин, — говорил он, пока они шли, — я должен побеседовать с Антуаном по важному делу. Ты постоишь здесь, подальше от посторонних глаз, и насладишься шампанским, пока я не вернусь. Здесь ты в безопасности. Только не заговаривай ни с кем до моего возвращения, притворись стеснительной или боязливой. Уверен, тебе это удастся, если постараешься.
— Маркус, постой… — запротестовала она, но он ушел, оставив ее одну в нише между толстым оконным стеклом и портьерой из золотого сатина. Она раздраженно вскрикнула, наблюдая, как он пробирается сквозь толпу, пока тот не скрылся из виду за танцующими парами.
Повернувшись спиной к залу, она выглянула в окно и сделала глоток золотистого напитка, не обращая внимания ни на любопытные взгляды прохаживавшихся мимо нее людей, ни на парочки, искавшие уединения в ее укромном уголке. Кэтрин почувствовала усталость и вдруг очень захотела покинуть это странное место развлечений. Что она здесь делала? Почему была так безрассудна, что позволила убедить себя прийти на этот маскарад? Безвкусный тюрбан сдавливал ей виски, из-за чего начинала болеть голова. Вместо того чтобы взбодрить, шампанское, казалось, вгоняло ее в сон. Она с отвращением поставила бокал на низкий подоконник.
Почувствовав за спиной движение, Кэтрин резко обернулась и вскрикнула:
— Маркус, забери меня!..
Одной рукой придерживая портьеры, стоявший в проеме мужчина изогнул губы в усмешке.
— Я был бы в восторге, если бы мог исполнить вашу просьбу, мадемуазель.
Щеки Кэтрин густо покраснели, она отступила назад и спиной почувствовала холод оконного стекла. Стоявший перед ней мужчина был одет во все темное, траурное. На его рубашке под черным фраком из дорогой ткани блестели гвоздики из черного янтаря. Его жилет был из серебристо-серой парчи, а темно-серые панталоны над черными начищенными полуботинками стягивали ремешки. Что-то высокомерное было в развороте его плеч, когда он преградил ей путь, и хотя улыбка, озарявшая его бронзовое от загара лицо, могла ввести в заблуждение, в мрачной глубине его глаз не было ее отражения. Он очень терпеливо ждал ее реакции, не обращая внимания ни на что вокруг.
Кэтрин начала бить дрожь; она чувствовала, что постепенно теряет самообладание под этим спокойным задумчивым взглядом.
— Я… я думала, это кое-кто другой, — сказала она.
— Весьма сожалею, что я не он, но, возможно, в его отсутствие мне удастся уговорить вас пойти вместе со мной на courante[21], которую сейчас играют?
— Вы очень любезны, месье. Но я не могу. — И хотя вовсе необязательно было пускаться в объяснения, она поняла, что пытается найти причину. — Мы… Мне вас не представили.
— Это легко исправить. Если позволите поговорить с вашей дуэньей, уверен, она не станет возражать.
Кэтрин опустила ресницы, радуясь, что маска помогает скрыть выражение ее лица, и повернулась к нему спиной.
— У меня нет дуэньи, месье. Пожалуйста, оставьте меня.
Она чувствовала за спиной странное молчание этого человека, словно в ее ответе было что-то неприятное для него.
— В таком случае у вас есть покровитель, — произнес он, и это было больше утверждение, чем вопрос. — С вашего позволения замечу, что с его стороны было крайне неразумно оставлять вас одну.
— Мой… Он вернется с минуты на минуту, — заверила она, не двинувшись с места.
— Правда? — задумчиво спросил человек в черном. — Тогда мне будет приятно сообщить ему о его небрежности.
— Вы ведь шутите? — повернув к нему лицо, спросила она, и по ее телу пробежала волна тревоги, стоило ей представить стычку двоих мужчин и вызванное этим внимание.
— Кажется, кто-то должен научить его манерам. Уверяю вас, мадемуазель, ничто не доставит мне большего удовольствия.
Она колебалась, сильнее кутаясь в свою шаль.
— Он… жесток и отлично владеет шпагой, месье. — Она понятия не имела, было ли так на самом деле, но Маркус носил с собой шпагу, свой colichemarde[22], с такой же уверенностью, как и любой другой мужчина из ее окружения.
— Правда? Я тоже несколько знаком с этим оружием, — прокомментировал он, положив пальцы на эфес шпаги.
Что-то — может быть, его ледяной тон — привлекло внимание Кэтрин. Она пристально оглядела его, сощурив глаза, в частности медный оттенок его кожи, загоревшей на солнце. У джентльменов не могло быть такого цвета кожи. Кто же он тогда? Человек, владеющий шпагой, человек, недавно вернувшийся с моря? В ее голове вдруг промелькнула ужасная догадка. Может, это был Наварро?
— Месье… — начала она, понятия не имея, что говорить.
Она инстинктивно чувствовала, что будет лучше, если Маркус и этот человек не встретятся, но она не находила способа это предотвратить. В таком случае, не будет ли лучше, если они встретятся у всех на виду? Учитывая их темпераменты, это окажется вполне благоразумным решением и заставит ссору — если эта ссора была — подождать более подходящего момента.
— Да, мадемуазель?
Кэтрин призывно улыбнулась под маской.
— Музыка еще играет — вы позволите даме изменить свое решение?
— Безусловно, — согласился он так быстро, что она сразу же усомнилась в обдуманности своего поступка. Положив ладонь в его протянутую руку, она вдруг подумала, что он умышленно вынудил ее так поступить.
В любом случае они так и не дошли до паркета. Не успев сделать и полдюжины шагов, она услышала, как Маркус зовет ее по имени, которое она придумала.
— Селеста, дорогая, я не собирался заставлять тебя ждать так долго, — говорил он, приближаясь.
Затем его взгляд упал на человека, стоявшего позади нее, и Маркус споткнулся. Его улыбка исчезла, а лицо стало неподвижным, как маска, в то время, как он делал несколько последних шагов, отделявших их друг от друга.
Повисла неловкая пауза, после чего мужчина в черном заговорил притворно мягким голосом:
— Итак, мы снова встретились, Маркус? Ты не поприветствуешь меня через столько месяцев?
— Да, конечно. — Маркус склонил голову. — Надеюсь, у тебя все хорошо, Рафаэль?
Значит, она оказалась права. Мужчина, стоявший рядом с ней, был Наварро. Высвободив руку, Кэтрин подошла ближе к Маркусу.
— Ты не отвезешь меня домой? — тихонько попросила она.
Маркус шепотом согласился, и они уже направились к выходу, но тут Рафаэль Наварро произнес:
— Не так быстро, мой друг. Я обещал леди поговорить с тобой о твоих манерах.
— Моих манерах? — непонимающе повторил Маркус.
В уголках рта мужчины в черном притаилась лукавая улыбка.
— Они оставляют желать лучшего, — тихо произнес он.
Маркус побледнел, но старался сохранять самообладание.
— Сожалею, — ответил он. — Возможно, мы сможем обсудить мои ошибки в другой раз. Сейчас я должен выполнить просьбу дамы.
Наварро искоса бросил на Кэтрин злобный взгляд своих черных глаз.
— Жестоко, — сказал он таким веселым тоном, что она вынуждена была прикусить нижнюю губу, чтобы не улыбнуться, однако в этой ее веселости проступали признаки истерики.
Но когда он повернулся к Маркусу, в словах Рафаэля Наварро зазвучала сталь, что привлекло внимание нескольких стоявших рядом пар.
— Я возражаю. Мы с этой леди едва успели познакомиться.
Маркус быстро оглядел любопытные лица вокруг. Наблюдавшая за ним Кэтрин почувствовала острую жалость. Он был поставлен перед сложным выбором: защищать ее, Кэтрин, честь перед обществом и собственную — перед Наварро. Он не мог позволить, чтобы уничижительно отзывались о его доблести. К тому же за неуважительное отношение к даме, находящейся под его протекцией, следовало мстить столь же быстро, если не быстрее, как за неуважение к ближайшему родственнику. Проигрыш в споре принес бы ему презрение знакомых, но впутать ее в аферу и запятнать ее честь на квартеронском балу было сродни настоящей катастрофе. Маркусу требовалось время, чтобы все обдумать. Кэтрин, в свою очередь, отчаянно пыталась сообразить, каким образом предотвратить приближающееся столкновение, но не могла ничего поделать против холодной неприязни, исходившей от этого человека, Наварро.
Мелодия куранты продолжала играть, но вокруг них все больше шептались: «Что случилось? Кто? Что здесь происходит?»
Когда музыка стихла, в тишине раздался грубый голос:
— Я действительно уверен, что Черный Леопард сегодня вышел на охоту, и, кажется, он собирается поохотиться на…
Злобное замечание, по всей видимости, подхлестнуло Маркуса, и его рука медленно сжала эфес шпаги. Однако он предпринял последнюю попытку исправить ситуацию, быстро поклонился Наварро и сказал:
— Пойдем, Селеста.
Выбросив руку, Рафаэль Наварро схватил Кэтрин за запястье.
— Возможно, тебе следует спросить Селесту, желает ли она, чтобы ты ее сопровождал. Большинство женщин оберегают свое доброе имя. Но, если ты не склонен бороться за честь Селесты, возможно, тебя может заставить воспоминание о Лулу.
То, что это имя было знакомо большинству собравшихся вокруг людей, не скрывающих своего любопытства, было очевидно: вслед за его словами последовало множество комментариев. Но Наварро, казалось, не слышал их.
— Возможно, Селесту стоит спросить, желает ли она оставаться под опекой человека, который на протяжении многих недель жил за счет щедрости другой, ей подобной, после чего бросил ее, когда подаренное ей предыдущим поклонником имущество было растрачено. Лулу умерла, Маркус. Ты знал? Она умерла в маленькой лачуге на берегу реки, повесившись на поясе своего платья. Она умерла от стыда и отчаяния — и в надежде, что благодаря ее смерти я не узнаю о твоем предательстве. Но я так просто не сдаюсь.
Маркус, побледневший до корней волос, выкрикнул:
— Ты первый ее бросил, Наварро! Ты не имеешь права перекладывать на мои плечи свою вину, я отказываюсь ее принимать. Но я положу конец твоим подлым обвинениям!
Мужчина в черном с серьезным видом поклонился.
— Bien[23]. Пойдем в сад?
Быстро кивнув, Маркус повернулся к Кэтрин.
— Подожди меня в экипаже, — велел он и твердым шагом вышел из зала вслед за Наварро.
Сад Святого Антония — окруженный изгородью маленький участок позади собора — был давно облюбованной площадкой для дуэлей благодаря удобному расположению, уединенному и неприметному. Кэтрин заплатила кучеру, чтобы он подвез ее до остановки Конде-стрит, расположенной ближе всего к саду. Наверное, с ее стороны было глупо не прислушаться к просьбе Маркуса, но ждать она не могла. Можно было бы отправиться туда пешком, как сделали мужчины, но экипаж все же обеспечивал некоторую анонимность, создавал иллюзию безопасности.
Она слегка отодвинула кожаную занавеску на окне и прислушалась. Единственными звуками, долетавшими до ее ушей, была едва различимая мелодия, лившаяся из закусочной у причала, да тихое шарканье сандалий проходившего под аркадой Пресвитера священника в рясе. Слева находился голый участок земли, так называемый Плацдарм, пни и леса отбрасывали грозные тени на грязную землю. Справа виднелся собор Святого Луи с круглыми башнями-близнецами, а позади него располагалось массивное здание парламента, где перед дверными проемами горели газовые лампы на закопченных черных цепях. Яркий свет придал ей смелости. Несколько секунд она нервно барабанила пальцами по стеклу, а затем, внезапно приняв решение, наклонилась вперед, открыла дверцу и сошла вниз.
Игнорируя испуганные возгласы кучера, она быстро зашагала по улице, направляясь к аллее между Кабильдо[24] и собором. По этому пути чаще всего проходили верующие, стремящиеся попасть к центральному входу в церковь, и на земле лежали несколько крупных камней, чтобы людям было удобнее пробираться через грязь. Кэтрин осторожно прошла по ним, споткнувшись лишь однажды. Вдруг раздался отчетливый и пронзительный звон стали, и она испугалась. Кэтрин двинулась дальше между высоких стен здания; становилось все темнее. Наконец справа показались несколько рядов кустарников. Сквозь них она разглядела слабый свет фонаря.
Пройдя еще несколько футов, Кэтрин остановилась, качнувшись на камне мостовой. Дальше за изгородью околачивалась группа мужчин, очевидно, наблюдая за происходящим в саду. Ей сразу захотелось той же дорогой вернуться назад, но жажда узнать, что происходит в том огороженном месте, была сильнее. Ее будущее, с Маркусом или без него, могло зависеть от событий этой ночи. Она прикоснулась рукой к маске на глазах. На ней все еще принесенная Маркусом одежда. Вряд ли ее смогут узнать. Стоявшие там мужчины, хоть и не заслуживали называться джентльменами, бандитами тоже не были. Какая беда может с ней приключиться? Высоко подняв голову, она пошла вперед.
После секундного замешательства мужчины сделали шаг назад, позволив ей пройти. Вслед Кэтрин сразу понеслись комментарии, слишком тихие, чтобы их разобрать, после чего раздался смех, но человек, стоявший ближе всех к шутнику, предостерегающе покачал головой и жестом указал на дуэлянтов.
Кэтрин с изумлением осознала, что внезапно оказалась связана с обоими сражающимися мужчинами, но она тут же прогнала эту мысль, пожав плечами. Этак делу не поможешь. Конечно, это не имело никакого значения.
Скрывающие луну облака рассеялись, и сад Святого Антония окунулся в прохладный белый свет. Однако легкий ветерок по-прежнему колыхал ветки живой изгороди и заставлял трепетать пламя в фонаре, так что тени двоих мужчин перед ней причудливо танцевали на земле.
Маркус и Наварро сняли ботинки, фраки и галстуки. Кроме того, Наварро отказался оставлять дополнительную защиту в виде жилета, серая парча которого слегка поблескивала на груде сброшенной на траву одежды, где лежали и ножны шпаг. Стоя в одних чулках, они смотрели друг на друга, не замечая окружающих, полные решимости причинить сопернику боль, а если получится, то и убить.
Сколько длилось это сражение двух рук? Недолго, конечно же, однако за скрежетом и взмахами их шпаг она слышала тяжелое дыхание. Маркус, лицо которого горело от ярости и напряжения, то и дело уворачивался, с его оцарапанной щеки капала кровь, оставляя пятна на белой рубашке. Рафаэль Наварро, напротив, словно забавлялся. Натянутая улыбка тонкой линией играла на его четко очерченных губах, глаза сквозь прищуренные веки горели жестоким, полным решимости огнем. В какой-то миг ей показалось, что она заметила огромный разрез на поясе его рубашки. Рана была несерьезной, поскольку он не обращал на нее внимания, но на поясе его панталон виднелось влажное кровавое пятно.
Вне всяких сомнений, это была битва на смерть. Обычно честь защищают до первой капли крови. Кэтрин было мало известно о дуэлях. Она не знала, как Маркус дрался сначала, но сейчас видела, что он только оборонялся, медленно отступая перед неутомимым клинком Наварро. Он парировал каждый удар, но его ответные выпады оказывались безрезультатными: похоже, он был неспособен на удачную атаку.
Наблюдая за сверканием шпаг, Кэтрин почувствовала, как напряглись ее нервы в ожидании финального удара. Она не отводила глаз от скользящих по траве теней: лучше уж следить за силуэтами. Но в ее разыгравшемся воображении черная тень Наварро казалась хотя и менее смертельной, но не менее демонической, чем отбрасывающий ее человек. С кошачьей грацией и проворством она скользила то назад, то вперед, когда он наступал на Маркуса с решительностью вышедшего на охоту леопарда — прозвище, которое она услышала на балу.
Но, похоже, уклончивость была лишь уловкой Маркуса, потому что вдруг он сделал резкий выпад. От лезвий шпаг полетели огненные искры, когда они заскрежетали и сомкнулись у эфесов. Наварро что-то тихо произнес, вероятно провоцируя Маркуса, поскольку тот с силой одернул руку и нанес яростный удар, но промахнулся. Вновь послышался скрежет стали и ругательства, после чего шпага Маркуса выпала из его руки, воткнулась в землю и медленно упала на траву.
Наварро отступил назад, а Маркус схватился за левое предплечье: между его пальцами стекала кровь.
— Перевяжи рану, — приказал Наварро. — Из-за росы трава и без твоей крови довольно скользкая.
После этого безжалостного замечания Кэтрин ахнула и поднесла руку ко рту, затаив дыхание.
Этот звук привлек внимание человека в черном. Он поднял перед собой шпагу и с саркастичной улыбкой взмахнул ею в знак приветствия. Затем его глаза расширились и суровый взгляд медленно и оценивающе скользнул по ней. Кэтрин охватило мрачное предчувствие. Ощущение надвигающейся опасности каким-то непонятным образом было связано со сдержанной силой этого человека, Наварро.
Она быстро перевела взгляд в сторону Маркуса, который перевязывал руку платком, крепко затягивая узел зубами. Когда он поднял шпагу и занял оборонительную позицию, его лицо было белее мела.
Они снова скрестили шпаги, и Кэтрин показалось, что оба более уверенно держатся на ногах и что Наварро методично и целенаправленно пытается сломить защиту Маркуса. Блестящие выпады и небрежное фехтование исчезли, уступив место беспощадной борьбе за превосходство.
Кэтрин увидела, что Маркус вдруг сник; и вскоре все закончилось так быстро, что она и глазом не успела моргнуть, лишь с ужасом заметила сверкнувший наконечник шпаги Наварро, пронзивший плечо Маркуса и на несколько секунд показавшийся окровавленным из его спины. Вскрикнув от боли, Маркус упал на колени, его шпага выскользнула из обессилевших пальцев и упала в траву.
Наварро снова отошел назад.
— Теперь я удовлетворен, — неспешно растягивая слова, произнес он и стал поправлять растрепанные манжеты.
В карих глазах Маркуса Кэтрин прочла недоверие сродни тому, какое испытывала сама, поскольку понимала: он, как и она, ожидал, что этот поединок закончится смертью. Интересно, думала она, оценит ли Маркус благородность жеста испанского креола, ведь он легко мог нанести удар прямо в сердце.
Но Маркус наверняка не будет рад тому, что она стала свидетельницей его поражения, и не захочет слышать выражение сочувствия, даже если она найдет подходящие слова. Еще никогда в своей жизни она не чувствовала такой всепоглощающей жалости, как сейчас, после того как ее спутника столь безнадежно повергли. Нет, Маркус, гордый и пекущийся о своей репутации, не захочет от нее ни помощи, ни жалости. Скорее всего, он захочет, чтобы она исчезла с места его поражения — если вообще знал о ее присутствии.
Повернувшись к группе стоявших рядом мужчин, она прошептала:
— Его экипаж в конце этой аллеи, у входа в собор. Не будете ли вы так любезны… — Увидев, что двое из них двинулись вперед, чтобы помочь упавшему человеку, она подняла юбки и сильнее завернулась в шаль.
Бросив назад прощальный взгляд, она повернулась и зашагала обратно так же, как пришла. Из-за спешки каждый ее шаг отдавался в висках. Она должна дойти до экипажа. Сзади никого не было, тем не менее последние шаги Кэтрин делала в непонятной панике, словно ее преследуют.
Кучер, увидев, что она приближается, спустился открыть ей дверь. Кэтрин села на сиденье, и звук захлопнувшейся дверцы экипажа подействовал на нее успокаивающе. Она облегченно вздохнула и сложила руки на коленях. Бедный Маркус. Был ли у него хотя бы шанс победить Наварро?
Она прокрутила в памяти сцену, которая привела к встрече в саду Святого Антония. Все произошло так быстро и скоропалительно. Отчетливо помнился лишь насмешливый тон этого человека в черном, который манипулировал и Маркусом, и ею, получив от них нужный ему результат. Не только напряженные до предела нервы приводили ее к мысли, что в этом мужчине было что-то необычное. Она безмерно сожалела, что вообще повстречала Наварро, и, конечно, надеялась больше никогда его не видеть.
Услышав за окном мужской голос, она стремительно повернулась на звук. Как они быстро, пронеслось в голове. Может, у Маркуса более серьезная рана, чем она предполагала?
Кэтрин наклонилась, чтобы открыть дверь, но та широко распахнулась перед ее рукой. На противоположное сиденье полетели шпага, пиджак и галстук. Экипаж резко тронулся, едва внутрь залез мужчина и тяжело опустился на диванные подушки рядом с ней, громко захлопнув за собой дверь.
Кэтрин отпрянула назад, затем замерла, пристально глядя в улыбающиеся глаза Рафаэля Наварро. Не отводя взгляда, он прислонился спиной к подушке, вытянул вперед длинные ноги, обутые в ботинки, и скрестил их у лодыжек.
— Где Маркус? — прошептала Кэтрин. — Что вы с ним сделали?
— Сделал? Ничего. Он терпеливо ожидает прибытия моего экипажа — намного более удобного, чем этот, уверяю вас, — чтобы отправиться к хирургу. Но если бы он последовал моему совету, то за версту обходил бы этого шарлатана.
— Вы не… Он не…
— Мертв? Нет — ни я, ни он. — Его зубы сверкнули в тусклом свете катящегося экипажа. — Признаюсь, соблазн был велик, но когда я увидел вас, стоявшую там, неподвижную и величественную, как любая леди, я подумал о более медленной и жестокой мести. Угадайте, какую форму она примет, Селеста, ma belle?[25]
Насмешливая ласковость его тона вызывала у Кэтрин отвращение. Пока она обдумывала, что же такое ему ответить, экипаж с сильным креном свернул на улицу, которая, похоже, вела к дому ее матери. Она бросила быстрый взгляд на сидевшего рядом человека. Наверняка он понятия не имел, кто она на самом деле и какое положение занимает в обществе. Куда же он мог ее везти?
Собрав в кулак всю свою гордость, она холодно сказала:
— Мы скоро будем проезжать дом месье Дюральда. Не будете ли вы так любезны высадить меня там? Дальше я смогу найти дорогу домой.
— Действительно сможете? — с сарказмом спросил он. — Боюсь, я не готов выполнить вашу просьбу. — И добавил после непродолжительной паузы: — Это не входит в мои планы.
Крепко сжав руки на коленях, Кэтрин убеждала себя, что достаточно назвать ему свое имя и фамилию матери, чтобы закончить этот фарс. Но она понятия не имела, что этот человек сделает с такой информацией. Меньше всего она желала оказаться в чьей-либо власти, особенно в руках такого безжалостного человека, как тот, что сидел рядом с ней. Какую месть он может придумать для Маркуса, если узнает?
— И все же я настаиваю, — пыталась упрямиться девушка, но даже она заметила, как слабо прозвучал ее голос, а потому не удивилась, не получив ответа.
Долгое время они ехали молча, и в конце концов тишину нарушил его голос:
— Вы влюблены в Фицджеральда?
— Какая разница? — ответила она вопросом на вопрос.
— Так влюблены?
Его голос был мягок, но настойчив и непреклонен: он ждал правды.
— Нет, не думаю, — наконец произнесла она.
— Неужели мне посчастливилось встретить столь редкое явление, как честная женщина?
После этого саркастичного выпада Кэтрин отвернулась, решив, что его расслабленность была не более чем уловкой, когда он взял ее руку в свою.
— Постойте, ma belle. Опять эти заносчивые манеры, но мужчине они быстро надоедают. Лучше улыбнитесь. Я уже молчу о поцелуе…
Он все сильнее сжимал ее руку. Она попыталась высвободиться, но получила лишь синяк на запястье. Постепенно он придвигал ее все ближе к себе. Правая рука Наварро обвила ее затылок, а потом его губы, теплые и нежные, приблизились к ее устам.
На долю секунды она замерла, с неосознанным любопытством наслаждаясь новыми ощущениями. Затем, растерявшись от нанесенного оскорбления, отстранилась и, почувствовав, что его хватка ослабла, двумя руками ударила его в грудь. Но он лишь переменил руку. Едва Кэтрин замахнулась, готовясь дать ему пощечину, как он схватил ее за оба запястья, потянул и усадил к себе колени.
— Маркус или я, какая разница? — спросил он. — Ты родилась квартеронкой, воспитанной так и наученной тому, чтобы доставлять удовольствие мужчине. Кто этот мужчина, не имеет значения, если только он тебе не безразличен.
— Я не квартеронка, — ответила Кэтрин, едва дыша из-за сильных рук и упругих мышц его бедер под ней. На его губах вновь вспыхнула улыбка, и ей показалось, что его взгляд остановился на белизне ее плеч, там, откуда сползла вниз на сиденье ее шаль.
— Ну что ж, отлично — тогда окторонка[26]. Ты справедливо заслуживаешь это звание.
— Вы не понимаете, — тяжело дыша, покачала головой девушка.
— Ты настаиваешь, чтобы я обратился к твоей матери? Ввиду сложившихся обстоятельств это кажется мне излишним. В любом случае можешь быть уверена, что она не станет возражать против твоего решения принять мое покровительство — не станет, если она согласилась на Фицджеральда. И хватит дрожать. Я не людоед.
— Нет, — прошептала она. — Всего лишь Леопард.
Неожиданно он опустил ее руки вниз и снял со своих колен.
— Где ты услышала этот вздор? Впрочем, не имеет значения. В таком случае, полагаю, ты слышала и все остальное. Как меня прославляют или проклинают, в зависимости от того, кто говорит, — якобы выследившего трех человек и убившего их в гневе? Как же люди обожают легенды!
— Вы… вы отрицаете это? — удивленно спросила она, скорее чтобы продолжить безопасный разговор, чем из подлинного интереса.
— Нет. А зачем? — Отпустив ее, он отклонился назад и закрыл глаза.
Когда колеса экипажа проехали через выбоину на улице, кучер переместился, и Кэтрин воспользовалась качкой, чтобы подальше отодвинуться от Наварро. В этот миг она сделала важное открытие. У его губ был вкус абсента. Она не единожды улавливала такой же запах в дыхании ее партнеров по танцам. Абсент — самый сильный напиток. Наварро вовсе не был пьян. Однако не была ли его речь немного неточной, а движения — слегка хаотичными? И не проступала ли в блестяще проведенной дуэли бесшабашность человека, которого мало заботило, будет он жить или умрет? А сейчас? Не пытался ли он воспользоваться обстоятельствами? Может, он много выпил до этого, пытаясь забыть свою Лулу? Может, опьянение только сейчас начало проявляться? Как сильно он подвержен действию алкоголя? Достаточно ли, чтобы не побежать за ней сразу, когда экипаж снова замедлит ход и она выпрыгнет из него, бросившись наутек? Стоит испробовать эту возможность. В сложившихся обстоятельствах можно пробовать все что угодно.