Дипломатия наемника

Глава одиннадцатая Трактирщик, умеющий играть в шахматы

Пока ехали через Черный лес, засветило солнце и погода стала такая, какой она и должна быть в октябре месяце — довольно теплой. Мы поснимали с себя и зимние плащи, и шерстяные шапки, оставшись в той одежде, что более приличествует этому времени года. Вот это хорошо, но плохо, если только что замерзшая дорога оттает и весь тракт, пронзающий Силингию, превратится в мокрую кашу. Если так, то наш обоз станет тащиться до столица не неделю, а две, а то и все три. Теоретически, я мог бы оставить и всадников и обоз, а мы бы с Гневко махнули к герцогу. Но это чисто теоретически, потому что у сюзерена, которым я вроде бы и являюсь для оставшихся при мне оруженосцев и их людей, имеется простая обязанность — не бросать своих вассалов, как бы плохо не приходилось. И уж если мы вместе вышли в дорогу, то все вместе и должны прийти в искомую точку. А потом, соответственно, все вместе должны вернуться в Урштадт.

Но к моему удивлению, дорога оставалась сухой. Судя по всему, здесь не было ни ливня, ни снегопада. Странно, но и так тоже бывает.

Двое суток в пути, две ночевки под открытым небом — пустяк для закаленного воина. Но для начинающих ратников, для юных оруженосцев — это неимоверная тягота. Поэтому, как только по дорогепопался постоялый двор, я дал команду сделать большой привал. Сначала собирался дать людям и лошадям отдохнуть двое суток, но решил, что это слишком. Лошади еще не настолько устали, чтобы вставать на длительный отдых, а людям и сутки будет прекрасно. Они ведь рассчитывали только переночевать, а здесь — такой подарок.

Я поглядывал на народ, радостно принявшийся расседлывать и распрягать коней, с некоторой снисходительностью — дескать, делаю вам послабление, а вот мы-то когда-то… Ну не стану же я говорить, что и бывалые воины предпочитают спать в тепле и уюте?

Этот постоялый двор я уже хорошо знал. Даже запомнил имя хозяина — Тормош. Здесь я некогда настиг убийц герцогского гонца и тут же ожидала моего возвращения Кэйтрин.

Обратил внимание, что добавилось построек — и тех, что предназначены для людей, и тех, где размещают лошадей. Это прекрасно. И хозяин, стало быть, не бедствует и люди почаще по тракту стали ездить.

— Здравствуйте, здравствуйте господин граф, — лопотал хозяин, подбегая ко мне. Верно, он тоже меня признал. Собрался уже подать руку, чтобы помочь спуститься с седла, но передумал. Понял, что мне это не нужно, да и народ смотрит. Косясь на гнедого, спросил: — Лошадку-то свою, сами расседлаете изволите?

— Го! — возмущенно откликнулся Гневко, пристукнув копытом.

Жеребец не любил панибратства и того, чтобы его обзывали какой-то лошадкой. Этак, того и гляди, лошадью обзовут.

Соскакивая с седла, я потрепал гнедого по гриве и спросил:

— Что там у тебя есть? Овес или ячмень?

Фураж у нас имелся, но, если есть возможность его не тратить — лучше не тратить.

— И то имеется, и другое, — осклабился хозяин. — Самого лучшего качества, господин граф будет доволен. — Спохватившись, принялся извиняться. — Простите, господин граф, хотел сказать, что ло… конь ваш будет доволен.

Я только усмехнулся, давая понять, что не обиделся на оговорку. Тормош-то прав. Конь доволен, так и всаднику хорошо.

— Вываживать не прикажете? — поинтересовался хозяин, на что я только махнул рукой — ехали мы не быстро, не запалились, так что, можно просто поставить гнедого в стойло. Но лучше я сам это сделаю. Заодно гляну — что за овес? Ячмень мы у цыгана ели, пусть будет овес.

Я не стал самолично проверять — все ли воины и прислуга обустроились, обиходили ли они своих лошадей, хотя этого и хотелось. Помню, что долгое время избавлялся от этой привычки. Ну да, была у меня такая дурная черта — самому вникать во все мелочи. Привык, пока был десятником и сотником.Но став колонелем, когда под командованием у тебя целый полк, с командирами сотен и тысяч, то при всем желании не станешь заниматься каждой мелочью, к тому же — не стоило обижать подчиненных тебе офицеров недоверием.Поэтому, я просто окинул взглядом двор, перевел взор на на фон Рейна и двух других оруженосцев — Стоуна и Бинека. Вон, все их люди при деле, а командиры «копий» не стоят над душой у подчиненных, но посматривают. Значит, можно и мне с чистой совестью отправляться внутрь.

Тормош сразу провел меня в «чистую», то есть, господскую половину столовой залы, потом спросил:

— Не будет ли угодно господину графу занять отдельные комнаты?

Подумав, я решил, а ведь пожалуй, что и угодно. Если бы мы заглянули на ужин, то смысла нет, но коли предстоит провести здесь день и ночь, то почему бы и нет?

Апартаменты — две смежные комнаты были чистыми, светлыми. Имелась широкая постель для меня, небольшой стол, стул и табурет. Еще одна комнатка предназначалась либо под гардеробную, либо под оружейную. Сойдет.

— Госпожа баронесса и графиня тут останавливалась, осталась очень довольна, — зачем-то сообщил Тормош, словно мне интересно, что здесь делали какие-то баронессы с графинями. Хотя, во всей Силингии лишь одна женщина носит сразу два титула — моя собственная супруга.

Но я отчего-то не помню этих апартаментов. Ну да, после уничтожения оборотней и Фионы, я просто заезжал сюда по дороге, а потом, уже вместе с женой, проследовал дальше.

— Да, милейший, а с кем играла в шахматы госпожа баронесса? — поинтересовался я. Уж это-то не велика тайна, а Тормош мог все видеть.Наверняка видел, потому что Кэйт училась играть здесь, на постоялом дворе.

Владелец постоялого двора захлопал глазами, попытался пожать плечами, но наконец выдавил из себя:

— Со мной, господин граф.

Ну, ничего себе! Я думал, что мою жену научил играть в шахматы — и обыгрывать собственного мужа! — кто-то из людей повыше. А тут, простой трактирщик. Но и в трактирщиках нередко скрываются таланты.

— Простите, господин граф, я не знал, что мне нельзя играть с госпожой графиней и баронессой, — растерянно пробормотал хозяин. — Но ее милости и сиятельству было скучно, а однажды она увидела, как я играю с нашим официантом. Вот, госпожа Йорген и предложила мне пару партий. А потом мы уже играли каждый день. Прошу прощения, но супруга ваша очень умная женщина. Через неделю она меня обыгрывать начала, словно всю жизнь в шахматы играла. А когда сюда тангары от Совета старейшин прибыли, она обоих Димдашей обыграла. Тангары потом с вашей женой садиться за доску не захотели. Мол — стыдно это, если женщина обыграла.

Вот в чем в чем, а в том, что моя жена женщина умная, я никогда и не сомневался. Но гордиться этим пока не стану. По крайней мере, до тех пор, пока не отыграюсь.

— А ты молодец, — похвалил я трактирщика, потом спросил: — Сам-то, откуда шахматное искусство постиг? — Спохватившись, указал дядьке на табурет. — Садись, в ногах правды нет.

Трактирщик поотнекивался, но я его все-таки усадил. Не из любви или уважения к простолюдинам. Просто, если человек будет сидеть, то он расскажет больше, нежели в стоячем положении.

— Так я, господин граф, от отца своего обучен, — сообщил Тормош с некоторым самодовольством. — А мой старик — упокой его душу Зеленые Рощи, мастер был и на все руки, и по части шахмат. А в шахматы он обучился играть, когда у господина мага в учениках ходил. К магии батюшка неспособен оказался, да еще и мага обыграл, так тот его выгнал. По свету бродил, чем только не занимался. Ну, потом за ум взялся, денег скопил, но не хотел он в городе жить. Хотелось ему, чтобы и простор был, и чтобы дом свой. Вот, он здесь небольшой трактир открыл, а постояльцев все нет и нет. Если и ехал кто, то мимо. Сидели так с батюшкой, да игрой себя развлекали. Я батюшку своего в шахматы так ни разу и не обыграл, но кое-чему научился.

Трактирщик хитровато посмотрел на меня и спросил:

— А можно я вам кое-что интересненькое расскажу? Вы сразу поймете, какой мой папаша умный человек был. Только, я быстренько сбегаю, посмотрю — как там на кухне? А вы пока умойтесь с дороги, я вам служанку пришлю.

Меня заинтересовало — что за умный такой папаша и я кивнул. А служанка, словно подслушивала за дверью, потому что тотчас появилась с кувшином теплой воды и тазиком.

С дороги умыться — дело хорошее, молодец трактирщик. Целиком — это вообще здорово, но пока сойдет и по пояс. Еще бы служанка помоложе и посимпатичнеее, но ладно, я же теперь человек женатый и на служанок в трактирах не должен заглядываться.

Пока я приводил себя в порядок, явился и сам Тормош.

— Вот, господин граф, ужин готовится. Для господ будет мясное рагу с овощами, а для остальных — каша с мясом.

Усевшись, теперь уже без разрешения, трактирщик принялся за рассказ о своем батюшке — бывшем ученике мага:

— Так, сидим это мы как-то с батюшкой, скучно нам, а там уже и припасы скоро закончатся. Самим будет есть нечего, какие там постояльцы? Я батюшку спрашиваю — мол, а что делать станем, если совсем туго придется? Придется постоялый двор продавать, да кто еще купит? Верно, придется в город идти, работу искать. А коли не найдем, придется в разбойники идти, а что делать? Не милостыню же просить?

А батюшка, мудрая голова, говорит — мол, если собираешься идти в разбойники, так лучше идти сразу, не откладывая. Если оголодаешь, продашь все, так какой из тебя разбойник? Тебя же первый охранник с ног собьет. Нет, парень, в разбойники нужно сразу идти, пока силы есть. А потом мне батюшка такую затрещину отвесил, что я со скамейки свалился. А он — выбрось дурацкую мысль из головы. Те, кто в разбойники идет, долго не живут.

— То, что разбойниками не стали, хорошо, — усмехнулся я, хотя знавал я разбойников, которые годами выходили на промысел, а кое-кто потом умирал в собственной постели, в глубокой старости. Ну, это не для ушей трактирщика.

— И хорошо, что я в разбойники не подался, — кивнул Тормош. — У герцога Силинга с разбойниками разговор один — сразу на осину, без всякой жалости. А вот, после затрещины батюшки, как раз обоз господ тангаров пришел. Мы испугались, что их кормить надо, но они провизию с собой возят, а вот ихним лошадкам корм нужен. Ну, сено с овсом у нас оставалось, да и комнаты господа тангары заняли. Наутро рассчитались, а там уже и следующий обоз пришел. А теперь у нас постояльцы каждую неделю, а то и чаще. Вон, пришлось потратиться, новые пристройки ставить.

— Скажи-ка Тормош, а мимо тебя никаких странных людей не проезжало? — спросил я, не решаясь пока упоминать о мертвецах. — Скажу — трое всадников, на чалых жеребцах.

Тормаш задумался. Если всадники мертвые, то им точно нечего делать на постоялых дворах.

— А вот, странность такая, господин граф. Не знаю даже — стоит упоминать, или не стоит? Может, она вам и не нужна вовсе?

— Стоит, — кивнул я. — Ты рассказывай, что за странность, а я решу — нужная она или нет. Язык не переломится.

Трактирщик задумчиво почесал шевелюру, потом принялся излагать:

— С неделю назад это было… Ночью у меня кобельки начали лаять, их у меня двое. Я их с полгода назад завел, так, для остраски. Пусть у меня слуг и больше, чем раньше, но больше бабы, а собачки обо всем предупредят. Когда постояльцы здесь, я их на цепь сажаю, а когда никого нет — во двор выпускаю.

— Что-то я у тебя никаких кобельков не видел, — удивился я.

— Вот, то-то и оно, — вздохнул трактирщик. — Закопал я кобельков своих. Ночью вдруг залаяли, а потом затихли. Я решил — наверное зверь какой мимо пробежал, они и всполошились. А утром выходим — мать честная! Лежат оба кобелька за забором, оба дохлые. Увидели ночью что-то, из-за ворот выскочили — плохо закрыты были, да вот и сдохли. И холоднющие, словно их из снега вытащили. Колдовство это, магия злая.

— Точно магия? — решил уточнить я. — Может, отравил кто?

— Так кто же ночью поедет, чтобы моих кобельков травить? Нет, злая магия это была. — Тормош замешкался на пару секунд, а потом решительно произнес: — Думаю, мертвяк это был.

— Мертвяк? — переспросил я, делая вид, что удивлен.

Трактирщик оглянулся на дверь, потом на окно и тихонько сказал:

— Мне батюшка про своего мага-наставника почти ничего не рассказывал, хотя я часто к нему с расспросами приставал. Говорил — нельзя мол, запрещено. Думаю, маг на него какое-нибудь заклятие наложил. Отец даже имени своего мага никогда не называл — нельзя. А еще батюшка очень покойников опасался. Сказал как-то — мол, может маг покойника из земли достать, и его к кому-нибудь со злодейством отправить. Болезнь занести, еще что-то. Особенно, если к какому-то другому магу, который сильнее. Известно — если колдовство не удалось, оно на голову неудачливого волшебника вернется, а коли ты мертвяка пошлешь — то что мертвяку терять?

— Резонно, — кивнул я, обдумывая все сказанное и сопоставляя с тем, что мы уже знали. Вполне возможно, что какой-нибудь маг снабдил мертвецов каким-нибудь заклинанием. Да тем же, которое испортило нам погоду. Но что-то пошло не так и заклятье обрушилось на мертвецов с утроенной, а то и с удесятеренной силой. Может, это подарок именно мне? Но вроде бы, особенно перед магами я не провинился. Хотя…

Мне вспомнилось, как я неласково обошелся со старыми пьяницами. Но они это заслужили. Но сомневаюсь, что кто-то из них способен на такие подвиги, как «оживление» мертвецов. Пьяницы они и дармоеды.

— Даже и странно, что отец так мертвяков боялся, — хмыкнул трактирщик. — У нас вон, в прошлые годы, из Шварцвальда — пока вы, господин граф, заклятье с него не сняли, всякая дрянь лезла, едва убивать успевали, а тут, какие-то мертвяки? Но я с отцом никогда не спорил, ему виднее.

Трактирщик поднялся со своего места, поклонился и пошел выполнять более важные обязанности, нежели болтовня с посетителем. Ему нужно накормить целую ораву, потом уложить всех спать.

Ну, а я буду думать, а потом проконсультируюсь со своим другом — придворным магом. Авось, Габриэль что-нибудь и расскажет. Наставником у отца Тормоша был маг, играющий в шахматы? Не знаю, чем это мне поможет, но возьму на заметку. Нужно еще спросить имя отца трактирщика. Так, на всякий случай. Случайно ли ученик мага оказался здесь? И отчего он боялся мервяков?

А сейчас есть и спать. А завтра, во второй половине дня, пустимся в дорогу. А там у нас опять будет еще один постоялый двор. Народу об этом говорить не стану, пусть думают, что ночевать придется на голой земле. Зато порадуются потом.

Мы добрались до Силинга без каких-нибудь приключений. Но их и не было. Не считать же серьезными происшествиями встречу с тремя бывшими покойниками, решившими покататься на мертвых лошадках и превратившимися в ледяные фигуры? И смерть латника в пути — тоже обыденность. Сплошь и рядом люди умирают в дороге безо всяких магических воздействий. Но все-таки, всю дорогу мы ждали, что опять что-нибудь случиться. Ия уже опасался, что мой отряд опять потеряет бойцов. И, право слово — я бы не горевал об утратах. Уж лучше сейчас мне лишиться этих людей, чем потом, когда и на самом-то деле придется туго. А все эти разговоры о страхах перед магией — ерунда. И первый, и второй оруженосцы, покинувшие маленькое войско, просто искало повод, чтобы его оставить. Ведь чем им плохо жить в своих поместьях? Войны в последние годы нет, герцог не собирает войска, молодежь не гибнет на поле брани. Живи, да радуйся.А трусость перед неизведанным, увы, не излечивается ударом ржавого меча по заднице, словно чесотка или нарывы.

Так что, дорога была спокойная и достаточно скучная.

Единственное, о чем можно рассказать, так это о встрече с гномами, хотя, я все время забываю, что эту расу следует называть тангарами.

Наше войско встретилось с караваном тангаров, возвращавшимися со стороны столицы. Возможно, отвозили герцогу очередную партию серебра, а может просто ездили поторговать своими изысканными сырами. Не суть важно. Важнее то, что дорога здесь выдалась настолько узкой, что проехать одновременно, не задевая друг друга, мы не могли. Спрашивается, кто должен жаться к обочине, уступая дорогу? Правильный ответ — дорогу тот, кто умнее. Потому что иначе можно уподобиться двум баранам, встретившимся на узенькой горной тропке и не пожелавшими уступить дорогу друг другу. Чем это закончилось, общеизвестно.

Я уже решил, что умным буду именно я, как вдруг предводитель купеческого каравана дал отмашку своим людям (тангарам, то есть) и те принялись оттаскивать невысоких коренастых лошадок, напоминающих наших пони.

Гномы (тьфу ты — конечно же тангары) ребята упертые и добровольно никогда и ничего не сдают, и не отступают. Я, было, удивился, но тангары еще и принялись дружненько мне кланяться.

Проезжая вперед, я несколько секунд поломал голову — а что же тут происходит, а потом до меня дошло, что я же, как-никак, почетный тангар, имеющий право выставлять свою кандидатуру в совет старейшин.

Пришлось делать ответный жест — снять с себя берет и изображать поклон, словно я какой-нибудь владетель, отвечающий на радостный гул своего народа, мимо которого проезжаю. Пока ехал вдоль каравана тангаров, мне даже неловко стало. И, вообще, у известности, есть и своя оборотная сторона. Пока тебя никто не знает, ты напрочь никому не нужен, какую бы глупость не вытворил. А как только ты стал мало-мальски известен, то любая мелочь, на которую ты и внимания-то не обратил, разрастается до огромных размеров.

В столице герцогства постоялых дворов, гостиниц и просто трактиров, где хозяева сдают комнаты постояльцам достаточно много, но все равно, разместить сразу тридцать латников, слуг и обозных мужиков, достаточно трудно. А между тем, моим подчиненным, как и любым провинциалам, попавшим в большой город, ужасно хотелось устроиться вместе. Вместе, вроде бы, не так и страшно. Укорять народ я не стану. Все они, даже мои благородные оруженосцы, дальше Урштадта не бывали, а для кого-то и Урштадт, с населением тысяч в пять — большой город, так что уж говорить о Силинге, где обитает сорок, если не пятьдесят тысяч человек? Но, точного количества горожан я не знаю, сам не считал, а у герцога не спрашивал.

Удалось распихать всех на двух постоялых дворах, отстоящих друг от друга в пяти минутах ходьбы. На всякий случай, пристрожил хозяев — мол, если обидите, пеняйте на себя, пугать не стану, но… И быстренько уберите из своих владений мошенников и шулеров, для которых провинциалы — законная добыча. Понимаю, что трактирщики имеют от проигрышей свою долю, но лучше не рискуйте. Узнаю, что кого-то из моих людей обыграли — не обессудьте. Самого шулера искать не стану, а виновным самовольно назначу вас. И герцог меня поддержит, если повешаю кого-нибудь воротах.

Кажется, хозяева постоялых дворов прониклись и клятвенно пообещали, что выгонят всех подозрительных личностей, а если граф станет настаивать — так и шлюх. Вот, шлюх я не стал запрещать, пусть будут. Девки честно свой пфенниг зарабатывают, а парни тут молодые, здоровые, так что все равно попрутся искать себе удовольствия, найдут еще что-нибудь на свою голову, так пусть ищут поближе.

Нет, уже в который раз говорю себе — как было хорошо, пока я странствовал один. А тут… Я чувствовал себя не то нянюшкой, не то дедушкой (ладно, пусть дядюшкой), который впервые вывез в город огромное семейство, а теперь переживал — как бы чего не вышло? Еще хорошо, что с нами не было женщин, а иначе пришлось бы волноваться, чтобы им в каком-нибудь переулке не задрали подол на голову.

И ведь не бросишь же бестолочей⁈

К вечеру я решил, что основную свою задачу выполнил. Но я, все-таки, не нянька, а дальше пусть сами мучаются. У меня, к счастью, нет надобности ночевать на постоялом дворе, потому что по рангу полагаются собственные апартаменты во дворце герцога. Причем, имеются комнаты не только для господина графа и кавалера, со своей супругой, а также и для его слуг и вассалов. Но даже фон Рейн, хотя и мечтал показаться герцогу, отчего-то стушевался и предпочел остаться на постоялом дворе. Мол — приведут себя в порядок, тогда и к Его Высочеству можно. Ну, вольному воля. А я все-таки поеду. Во дворце, по крайней мере, имеется хорошая мыльная комната, где можно как следует помыться.