Дипломатия наемника

Глава восьмая Снежный плен

С погодой опять неладно. Утром пошел дождь. Сначала просто все занесло черными и густыми тучами, потом с неба что-то просто накрапывало, а потом ударил ливень, да еще и с градом. Я раньше думал, что выражение «градина с голубиное яйцо», лишь преувеличение, но когда долбанули такие «градинки», от которых полопались кое-какие черепичины на моем доме, осознал, что такое вполне может быть. Но крыша конюшни, к счастью, покрыта соломой, смешанной с глиной, поэтому ни гнедой, ни прочие кони, не пострадали. Вот, разве что, юный помощник Генрика, взятый из деревни не так и давно, попал под ледяное «яичко», получил им по голове и теперь отлеживается в углу конюшни. Ну да ничего, отлежится. Если помрет, будет жалко. Этот юнец уже успел понравится Гневко, жеребец его даже подпускает расчесывать гриву. Где я такого конюшонка найду? Старый Томас, по мере сил трудится, но все-таки, он уже слишком стар. Пусть бы вообще дома сидел, я не против, но идет ведь, не может без дела.

А вслед за градом вдруг пошел снег. Хотя, почему это вдруг? У нас тут как раз осень, по календарю моей бывшей родины стоит октябрь. Октябрь иной раз выпадает теплым, но и так бывает, что снег выпадает. Другое дело, что в Силингии снежные зимы бывают очень и очень редко. Но все равно, это не катастрофа вселенского масштаба, чтобы сходить с ума или начинать готовить себе местечко на кладбище. Да и не очень удобно готовить место, коли кругом снег.

Да, а что у нас в прошлом году было? Ну да, тоже снег выпал рано. Правильно старожилы ворчат — мол, портится погода. Старожилы на колдунов пеняют, но я твердо знаю, что не бывает таких колдунов, чтобы погоду портили.

Снег валил два дня, насыпая сугробы, заметая все кругом. Скоро от моего особняка до главной дороги было уже не пройти и не проехать.

Я уже отправил всю свою челядь, включая комнатных девок, чистить снег, да и сам вооружался лопатой, хотя Кэйтрин и фыркала — мол, невместно графу копаться в сугробах. Но ничего, поработать на свежем воздухе очень даже полезно. Помнится, когда я валялся с сердечным приступом на постоялом дворе (ну, пусть не с сердечным, но 'костохрустики — уж очень несолидно) мне мой домашний врач, он же душа дома, рекомендовал заниматься физическим трудом. И девкам-горняшкам тоже полезно, а то уже начали жирком заплывать. Вот, Курдулу не стал гнать на работу, поварихам положено еду готовить.

Только-только мы все очистили, как опять пошел снег и тут уже наших сил не хватило. В том смысле, что двор-то мы очищаем, чистим дорожки, соединяющие все службы, а вот дальше — снег, и еще раз снег. Целые горы. С одной стороны — ничего страшного. Запасы провизии, что для нас, а что и для лошадей, имеются, дров достаточно. И снега, хотя и много, но особняк Йоргенов двухэтажный, по крышу не занесет. То, что моя дорога, ведущая к тракту засыпана, это и ладно, да и весь тракт, что связывает нашу область с остальной Силингией, он тоже завален снегом. Да и город, как я подозреваю, тоже в снегу. А распорядился ли бургомистр откапывать улицы, и вывозить снег, я не знаю, не проверял.

Сиди себе дома, в тепле и уюте. Авось да удастся обыграть Кэйтрин, сквитаться с наглой девчонкой, возомнившей, что она способна постоянно обыгрывать своего мужа и господина в шахматы. Я пару раз уже был близок к этому, но дело свелось к ничьей. Ничья, разумеется, лучше, чем проигрыш, но хуже, нежели выигрыш. А еще можно оружие, которое в моей коллекции, перевесить на другие гвозди, книги и свитки переставить. В общем, нашли бы дела. Но Кэйтрин, возомнившая себя крупным предпринимателем, который является главным поставщиком свинца Силингии, ходила и ныла, что при снегопаде у нее упадет выручка. Мол, и рабочие не смогут добывать свинец, да и гномам по снегу не добраться.

Утешил жену старой фразой о том, что если где-то что-то убыло, то где-то прибудет. Сегодня нет свинца и покупателей, так завтра тебе будет и то, и другое. Кажется, Кэйтрин все поняла. Вот и ладно. Так что, сидим и ждем.

Но был один важный момент, который меня волновал. Вокруг усадьбы тоже все засыпано снегом, включая дорогу, по которой мы с Гневко привыкли скакать. А не застоится ли мой гнедой в конюшне? День, два, а то и три вполне терпимо, а если неделя, а то и две?

И еще меня кое-что волновало, как хозяина этих мест. По опыту жизни в Швабсонии, где доводилось видеть подобные снегопады, из леса могли выйти волки.

Так что, пришлось мне тряхнуть стариной. В том смысле, что приладить к ногам хворост — примотал веревочкой к каждой подошве по три хворостины, и отправляться на речку. Лучше бы взять снегоступы, которые привязывают к башмакам горцы у нас в Швабсонии, но где их мне взять в стране, где снег редкость?

Верхом я бы добрался до речки за полчаса, а по снегу пришлось брести добрых три. И мои хворостины, хотя и делали вид, что они заменят снегоступы, но все-таки иной раз проваливались.

Добравшись до реки, возле которого должна быть каменная хижина моего «мостоблюстителя», я поначалу не мог понять — где же тут мост, а где само жилище? Кажется, сплошные снежные горы. Пришлось поорать:

— Дыр-Тыр, выходи! Эй, друг волосатый, где ты?

Одна из белоснежных гор начала содрогаться, а потом из нее вылез мой сказочный подданный — существо, напоминавшее великана, но обижавшегося, если его называли троллем. Ну, или гоблином. Хотя, казалось бы, какая разница?

Дыр-Тыр наконец-таки вылез из снежного логова и громко чихнул.

— И чего орешь? — с недовольством спросил он. Потом неожиданно меня похвалил: — Молодец, сегодня правильно мое имя произнес, ничего не напутал.

Я даже загордился на полсекунды, но вспомнил, что я прибыл по делу.

— А ты что, зимой в спячку впадаешь? — поинтересовался я.

— Да какая уж спячка? — отмахнулся шойзель. Подсев поближе, попытался говорить мне прямо в ухо, да еще шепотом. Что он сказал, я не понял, потому что от этого «шепота» у меня сразу же заложило оба уха.

— Дыр-Тыр, я из-за тебя оглохну!

Шойзель, оглядевшись по сторонам, подошел к яме, откуда он только что вылез, спустил вниз половину туловища, выставив наружу волосатую задницу. Ну да, передник-то у него только с передней стороны, а жопа голая. В смысле — волосатая.

Послушав что-то в своем жилище, шойзель потом вытащил голову.

— Вроде бы, спит, — с удовлетворением сообщил великан.Посмотрев на мое озадаченное лицо, пояснил: — Супруга у меня всю ночь не спала, зуб у нее болел. Сама не спит, и мне из-за ее стонов не спится. К утру успокоилась, заснула. Не знаешь, как зубную боль снять?

Вот тебе раз. Кажется, у сказочных существ болят зубы, как и у нас? Жалко женщину, пусть она и жена шойзеля. Как там ее по имени? Тучана? Э, нет, следует выговаривать правильно — Та-Ча-На. Шойзели очень трепетно относятся к произношению их имени, я специально тренировался.

— Будь она человеком, посоветовал бы к знахарю сходить, тот каких-нибудь травок заварит. Или к цирюльнику, чтобы зуб выдрать.

Дыр-Тыр только покачал головой. И я, представив, как это чудовище появится в городе, да еще пойдет к цирюльнику, лишь вздохнул. Переполошит шойзелиха весь город, да и цирюльник побоится оказывать помощь. А если и попытается, то у него сил не хватит. Чтобы выдрать больной зуб у шойзелихи, тут лошадь нужна, а кони пока драньем зубов не занимаются.

— Тогда, посоветуй ей кусок солонину на больной зуб положить, — сказал я. — Еще сало соленое подойдет.

— Не, солонина или сало не подойдут, — вздохнул шойзель с печалью. — Не едим мы человеческую еду. Мы можем только рыбу свежую есть, корни съедобные, да траву полезную.

Вот ведь, гурманы хреновы. Все люди едят, а шойзели нос воротят. Зажрались. Но вслух сказал:

— Так и не ешьте. Возьмет твоя жена кусочек соленого сала, положит в рот, а потом выплюнет.

— Нет, не возьмет она в рот такую гадость, — вздохнул шойзель с еще большей грустью. — Не станет моя Та-Ча-На плохую еду в рот брать. Будет страдать, мучиться… И мне из-за нее снова не спать.

Хотел посоветовать парню, чтобы он сам вытащил жене больной зуб, но вспомнил, что шойзелиха у него сама крута на расправу. Не так поймет и Дыр-Тыру нечем станет жевать форель, которую супруги ловят в моей реке.

— А можно просто соль, — предложил я. — Соль, хотя люди ее и потребляют, но она не только человеческая еда. Вон, ее и коровы едят — то есть, лижут. И, вроде бы, олени за солью приходят.

— Соль? — вытаращился шойзель. — А где ее взять?

— Я тебе могу одолжить, — сказал я. — Ее вам и надо-то всего ничего. Ложку, не больше.

— Идем, — бодро подскочил Дыр-Тыр.

— Э, подожди, — заволновался я. — Я ведь чего пришел? Я тебя хотел на работу подрядить. Снег нужно расчистить, дорожки прогрести. Нам с гнедым скакать негде, сугробы кругом. Не беспокойся, работу оплачу медью, сколько попросишь.

— Так я и расчищу, — махнул ручищей наш великан. — Только сначала соль жене притащу, а не то проснется — опять стонать станет.

Шойзель присел, подставляя мне широкую волосатую спину, а я, словно в детстве, когда усаживался либо на нянюшку, либо на кого-то из придворных, уселся ему на закорки.

— Только, ты осторожнее, — попросил я, пытаясь уцепить великана за шерсть, а не сумев, попросту ухватился за его могучие плечи. Эх, жаль седла нет, да и стремян, соответствующих не придумали.

— У-у! — отозвался Дыр-Тыр.

И мы помчались прямо по снежной целине, по сугробам. Огромные лапы шойзеля, словно широкие копыта лося, помогали ему идти, почти не оставляя следов, хотя, вроде бы, такая туша просто обязана проваливаться в снег. Интересно, нельзя ли приспособить шойзелей для перемещения войск в условиях зимнего времени?

Но нет, не стоит.

Дыр-Тыр несся, как ошпаренный заяц, а мне было плохо. Спина у шойзеля шире, чем у скакуна, колотило немилосердно, а еще запах шерсти! Не такой, как от козла, а гораздо хуже. Наверное, как «приедем», придется мне одежду менять, да и самому помыться не вредно. В прежние времена я бы «ароматов» и не заметил, а теперь, вишь, принюхиваюсь, да еще и задумываюсь — а хорошо ли сам пахну?

Мы домчались до моего особняка за считанные минуты. Я, с кряхтением слез с двуного скакуна, и с трудом отправился на кухню. Ноги переставлялись, но плохо. Впечатление такое, словно бы первый раз сел в седло. Разве что ничего себе не стер. Нет, определенно не стоит использовать шойзелей в качестве скакунов.

Появление «мостоблюстителя» с графом на спине не осталось незамеченным. Дыр-Тыра моя прислуга знала, даже успела полюбить. Особенно женщины. Правда, все знали о крутом нраве Та-Ча-Ны, поэтому слишком откровенно кокетничать никто не решился.

Пока Курдула отсыпала в мешочек полфунта соли, шойзель успел походить по двору и присмотреться к лопатам, которыми мы убирали снег. Их так никто и не убирал, потому что скоро опять придется чистить двор. Вон, тучка сгущается, сюда ползет, явно притащит в своем пузике новую порцию снега.

— Маловаты и коротковаты, — безапелляционно заявил шойзель. Ну, еще бы. Деревянные заступы, окованные железом, делались по руке человека, а не по его лапище.

— Скажи, какая лопата нужна, тебе изладят, — пообещал я, забирая из рук Курдулы соль и передавая ее шойзелю.

— Я лучше сам сделаю, — пренебрежительно отмахнулся Дыр-Тыр, осторожно убирая «лекарство» за свой кожаный передник. — Тока скажи своим людям, чтобы доски принесли, да все прочее. Инструменты не надо, свои есть.

Шойзель убежал лечить зубы любимой супруге, а я, отдав приказ, чтобы Томас приготовил все нужное для изготовления лопат под лапу «мостоблюстителя», ушел обедать. Снег снегом, но о брюхе забывать тоже нельзя.

Кэйт, ковыряя вилкой в своей тарелке, спросила:

— А шойзель не может нам всю дорогу откопать?

— В каком смысле всю? — не понял я.

— Н-ну, сначала до Урштадта, а потом до моего поместья.

Я только пожал плечами. До Урштадта, это еще ладно, тут мили три. А вот до поместья Выксберг, где пейзане моей баронессы добывают свинец, от города десять миль, если не больше. Пока шойзель чистит дорогу, скорее всего, нагрянет оттепель или сами пейзане утопчут дороги. Да и снег над свинцовыми залежами они сами расчистят, потому что терять деньги не хочет не только Кэйтрин, но и сами добытчики.

Но кажется, Кэйт и сама прикинула огромный объем работы. У нас на это медяков не хватит, а серебро шойзели не берут. Супруга покивала, а потом изрекла:

— А вообще — правильно поступил, что шойзеля на помощь позвал.

Прозвучало так, словно жена отметила — мол, в кои-то веки на мужа снизошла дельная мысль. Ну ладно, обижаться не стану. Кэйт права. В хозяйственных делах я не шибко разбираюсь. Но если бы разбирался, то за каким тоффелем я бы женился?

В обеденный зал влетела одна из горничных и сразу же завопила:

— Ваше сиятельство, там шойзель пришел, со своей шойзелихой. Ой, что будет!

Мне стало немного смешно. Уже наслышан, как в мое отсутствие Та-Ча-На приходила к местным девкам с разборками — дескать, станете на моего супруга заглядываться, то волосы вам вырву и все остальное в придачу.

Но смех смехом, а придется идти, чтобы жена моего тролля — виноват, шойзеля, не обижала моих же пейзанок. А у нее еще и зубы болят. Неизвестно, чего может наворотить любая женщина, а уж если она гигант — страшно подумать. Да и как защищать? Убивать шойзелей нельзя, а справиться своими силами невозможно. В крайнем случае — бить их в лоб кистенем. Черепа у них крепкие, а вот в отключке побудут. Ухватив кистень и сунув его за пояс, я пошел во двор.

К счастью, защищать женщин от гнева шойзелихи не пришлось. Дыр-Тыр с супругой самозабвенно изготавливали орудия труда — здоровенные лопаты. Не иначе, Та-Ча-На не рискнула отпускать мужа одного, или у нее зубы после соли прошли. И сидеть в каменной хижине, заваленной снегом, скучно.

— Хозяин, куда сначала дорогу прокапывать? — поинтересовался шойзель.

Я хотел озадачить Дыр-Тыра дорогой, что шла вокруг моего поместья — мы там с гнедым катаемся, но посмотрев на Кэйтрин, решительно указал вперед, на тот путь, что соединяет поместье с трактом.

— Туда вначале, — взмахнул я дланью, наподобии полководца, указывавшего путь войску. — Как закончите, то пойдете вкруговую.

На шойзеля с шойзелихой, принявшихся за работу, было любо-дорого смотреть. Шли вперед, расчищая путь в две огромные лопаты, а инструменты в умелых руках вращались, словно крылья воздушной мельницы.

Кажется, за каких-то пятнадцать минут супруги умудрились откинуть в разные стороны столько снега, сколько с десяток людей справится за день.

Я собирался уйти в дом, оставив здесь кого-нибудь из прислуги, которые укажут мохнатой парочке дальнейший фронт работ, но что-то там у шойзелей замедлилось.

Ну да, оба шойзеля что-то вытаскивают из огромного сугроба. Зрение у меня уже не то, что было в юности, но я узрел, как они тащат… лошадь, а еще человека.

Та-Ча-На бежала впереди, неся на вытянутых руках парня, в темно-синем камзоле, поверх которого был наброшен плащ золотого и черного цветов. Это цвета Его Высочества герцога Силинга.

А вот лошадь, когда шойзель поставил ее на ноги, пошла сама.

— Еще живой, — сообщила шойзелиха, передавая замерзшего парняна руки слугам.

А Дыр-Тыр, подгоняя усталую лошадь, гордо сказал:

— Вот, замерзли бедняги. Через сугробы пробиться не смогли. Еще бы немного, померли бы они. А ведь обидно-то как было бы. И всего-то с милю не доехал.

К лошади уже подбежал Томас, а следом и Генрик. Ухватив несчастную животину, старик повел ее в конюшню. Ну, если лошадь идет своими ногами, все будет в порядке.

— Отнесите парня в комнаты, отогрейте, — распорядилась госпожа графиня.

Наблюдая, как челядь, мешая друг другу заносит в дом гонца герцога, Кэйтрин грустно сказала:

— Дурацкая у тебя была затея шойзеля звать.

Ну вот, кто ж его знал? Но не относить же гонца Его Высочества обратно в сугроб.