Дипломатия наемника

Глава двадцатая Праздник рябины — 2

Я проснулся оттого, что спать было неудобно. Еще бы удобно, когда ноги оказываются выше головы. И сплю почему-то на сене. Я в такой «постели» не спал уже много лет, предпочитая что-нибудь более устойчивое и уютное, вроде кровати с матрасом, да еще чтобы все было застелено свежим бельем. А в сене пусть спит молодежь, что не замечает жизненных неудобств и которым все равно, что в их бока впиваются острые стебли. Сам таким был. Но это было давным-давно.

Еще хорошо, что острые сухие стебли не впиваются в мою спину и в задницу. А, так подо мной постелена какая-то шкура.

И я отчего-то совершенно не удивился, обнаружив рядом со мной красивую женщину. Не то, чтобы совсем голую (нет, о женщинах следует говорить — обнаженную), но вот сорочка у нее задралась, а никакого одеяла, чтобы прикрыть все то, что открывается взору, здесь нет. И сам я, не то, чтобы совсем голый (о мужчинах можно и так), но в некоторых местах не прикрыт ни одеждой, ни бельем.

И, спрашивается — зачем я снова кому-то вру? Ладно, если бы я вчера перебрал с сидром, а позже очнулся с таинственной незнакомкой, абсолютно не помня — было у нас что-то, или нет, но все ведь все не так. И сидра я выпил всего пару кружек, но это был «детский» сидр, так что, без последствий. А если бы переключился на «взрослый», так что такого? Клятвы соблюдать трезвость я никому не давал, даже самому себе, а всю жизнь оставаться трезвым, как дурак — тоже нелепость. А уж гордиться своей трезвостью, как бы сказал патер — это гордыня.

Ну, а если бы и наклюкался, как мой друг Габриэль, то утешил бы себя тем, что это не я виноват, а господин герцог. И я был вынужден пить, потому что нахожусь на дипломатической службе его Высочество.

Нащупав камзол, как сумел прикрыл и себя, и свою подругу.

Впрочем, начну с начала. Точнее — со вчерашнего вечера, когда я решил отведать здешнего сидра.

Итак, услышав воинственный клич, я вооружился, собираясь ринуться в бой, но был остановлен.

Руки, охватившие меня сзади были сильными, но не настолько, чтобы я не смог освободиться от захвата и броситьхозяина этих рук в бочку с сидром. Другое дело, что воевать было не с кем.

— Воин, не торопись, — со смехом сказал незнакомка. — Это всего лишь танцы. Праздник рябины.

А, вот оно что. Девушки в красных платках изображают рябину, это понятно. А вопящие парни? Судя по остроконечным шапкам, эти изображают каких-то птиц.

Парни бегали вокруг девок, видимо, каждая «птица» отыскивала свою «ягодку». И чего копаются, дураки? Все девки красивые, бери любую.

Мы запаслись сидром и отошли в сторонку, чтобы без помех поглазеть на зрелище и поговорить. Отыскав бревнышко, на которое можно присесть, я кивнул незнакомке:

— Пристроимся здесь?

Мы уселись, как положено взрослым людям, наблюдающим со стороны на веселящуюся молодежь. Нам никто не мешал. Напротив — семейная пара, сидевшая на другом конце бревна, быстренько переместилась.

Пока усаживались, диспозиция на поле для танцев переменилась — «птица» выбрала свою «ягодку» и теперь стояла напротив, старательно копытя землю пятками.

— Воробьи клюют рябину, — выпалил я наугад.

— Это дрозды-рябинники, — поправила меня женщина. — Разве не видишь, что у парней рубахи сизо-серые?

Дрозды, да еще и рябинники? Слышал, что есть такие, но никогда не разглядывал. Для меня все мелкие птицы воробьи. И что, эти любители кислых ягод так жутко вопят?

— Это не просто танец, а какой-то обряд? — поинтересовался я. — Парни выбирают себе невест?

— Нет, это просто танец, — усмехнулась женщина. — Конечно же, парень подходит к понравившейся ему девушке, но девушка может его отвергнуть. Да и та из ягод, которая уйдет со своим дроздом, не обязательно станет его женой.

И точно — не каждая девушка шла танцевать с избравшим ее парнем, а чего-то ждала. А те, кто не дождался, просто уходили и смешивались с толпой.

— Ягодка укатилась и досталась другому дрозду, — догадался я.

Женщина кивнула.

— Эх, как бы я хотела поплясать вместе с девушками, — вздохнула женщина.

— Так кто мешает? — хмыкнул я.

Я уже успел углядеть, что среди танцующих есть не только юные, но и вполне себе взрослые девушки. Такие, которым за тридцать. Моя незнакомка, правда, все равно выглядит старше, нежели любая из «ягодок», но если это не танец невест, то почему бы и нет?

— Наверняка у тебя есть красный платок, так что, повяжи им голову и войди в круг. И потанцуешь и душу отведешь, — посоветовал я.

И впрямь, в руках незнакомки появился красный платок, но она не спешила надевать его на голову.

— А ты прицепишь на голову клюв и выберешь меня своей ягодкой? — насмешливо спросила женщина.

— Я — нет, — честно сказал я, для убедительности покачав головой.

— Вот видишь, — грустно улыбнулась незнакомка. — И не только ты, но и никто другой меня не выберет. Мои соплеменники меня боятся, а тебе я не нравлюсь.

Кажется, незнакомка на меня обиделась. А мне она уже начала нравиться.

— Ты меня не дослушала, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал не торопливо, а размеренно, а где-то даже и менторски. — Ты мне очень нравишься, но я тебя не выберу по другой причине. Мне скоро уходить, а взять тебя с собой я не могу. И клюва у меня нет. И мой камзол коричневый, а не сизый. А даже если и выберу, то ненадолго.

— Это неважно, — отмахнулась женщина. Посмотрев на танцующих, хмыкнула: — Клюв я тебе найду, а камзол сойдет и такой. Среди прочих танцующих его цвет не будет заметен.

— А разве обязательно нацеплять клюв? — простонал я, представляя, что придется плясать. И опять танец дроздов! Я ведь его уже плясал, да не с кем-то, а со своей собственной женой. Но там все было чинно и неспешно. Не сумасшедшая пляска, а балет.

— Клюв прицеплять обязательно, — отрезала незнакомка, вставая с места. Поставив свою кружку рядом с бревном, отобрала мою, где еще плескалось немного сидра. Потянув меня за собой, сказала: — Идем за клювом, а потом станем танцевать.

Я уныло поплелся следом, мысленно проклиная и дроздов, а заодно и ягоды рябины. Уж лучше бы из них брагу варили! А дрозды могли бы и червяков круглый год клевать, а не летать на чужие рябинки.

Наплясался я не так и много, но впечатлений получил море. Показалось, что я не то целый день пробегал в полном доспехе, как в старые времена, не то не слезал с Гневко неделю, не меньше.

И теперь нужно было вести куда-то свою «ягодку». Я-то полагал, что мы пойдем к ней, а женщина, оказывается, живет не здесь, а в другом селении, ближе к морю. А вот в моей временной квартире расположился Габриэль с двумя здешними стариками, в компании со здоровенной бочкой сидра. Я бы, без зазрения совести выгнал бы всех троих — пить можно и на улице, но засмотрелся на бочку. И как ее протащили в узкую дверь? Не иначе, Габриэль применил какую-то магию.

А потом незнакомка просто потянула меня за локоть, увлекая меня в сенной сарай, стоявший на отшибе.

А сено-то старое, оно даже не прошлогоднее. Если взять травинку, то она не гнется, а сразу ломается. Прелое, попахивает гнильцой. Я сам бы такое сено не стал есть, не говоря уже о моем жеребце-привереде. Хороший хозяин такое сено бы на подстилку пустил, а здесь зачем-то в сарае держат. Нет, такое сено нужно выбросить, а сарай проветрить, пока он не начал гнить. Будь хозяин сарая моим арендатором, то приказал бы выпороть, не посмотрев, что свободных пейзан пороть нельзя.

А вот вчера я даже не обратил внимания на такое безобразие.

Пока я вспоминал события вчерашнего вечера и, частично, ночи, проснулась моя незнакомка. Ну да, я ведь так и не спросил, как ее зовут. Да и она мое не спрашивала. Мне даже показалось, что знать имена друг друга совершенно лишнее. Зачем это мне? А ей, как мне показалось, тем более.

Незнакомка потянулась, а потом с восторгом сказала:

— Как давно я так не плясала!

— Неужели у такой красавицы нет ни мужа, ни какого-нибудь поклонника? — поинтересовался я.

Женщина принялась собирать раскиданную одежду и одеваться. Я, глядя на нее, тоже. Одевшись, незнакомка сообщила:

— Ты знаешь, сколько мне лет?

— А разве у женщин следует спрашивать возраст? — усмехнулся я, стараясь быть галантным.

Сказать-то сказал, но внутренне содрогнулся. В принципе, я еще вчера догадался — что это за женщина. Выглядит она на сорок, а тело, словно у тридцатилетней — нет ни морщинок, ни складочек, но все бывает обманчиво. Ладно, если ей лет пятьдесят, пусть даже и с хвостиком, а если все сто?

— Мне сорок семь, — сообщила незнакомка.

— Всего-то? — хмыкнул я, испытав некое облегчение, а потом поинтересовался: — Когда же ты успела побывать Мертвой женщиной?

— А как ты догадался? — насторожилась незнакомка. — Ты тоже маг, как и твой спутник? Но почему я это не чувствую? Я вообще тебя не чувствую. Ну, то есть…

Женщина смутилась, давая понять, что она имела ввиду нечто иное, о чем я мог бы подумать. Но я понял.

Как объяснить? Я и сам толком не знаю, как объяснить. Я ведь до сих пор не очень-то понимаю — что такое Мертвая Женщина? Допустим, где-то лежит женщина без сознания, а ее душа общается с какими-то духами. И лежит она не день и не два, а годы. Но как такое возможно? Можно пролежать без сознания день или два, а потом человек попросту умрет. Душа душой, но наша телесная оболочка хочет и есть, а главное — пить. Без еды можно прожить подольше, а вот без воды ты долго не протянешь.

А то, что моя незнакомка необычная женщина, понятно и так. И не только потому, вызывала у соплеменников.

— Нет, я не маг, — усмехнулся я. — У меня другое — я не восприимчив к магии и колдовству.

— Так не бывает, — помотала головой женщина. — Мне доводилось видеть людей из Силингии, из Севра. Даже из Ботэна сюда заглядывали. Да что там — мне удалось встречаться и с тангарами, и с шойзелями. Нет таких существ в этом мире, чтобы их нельзя было заколдовать.

— А я из другого мира, — поведал я.

Не весть какой секрет. Об Артаксе, который жил по ту сторону гор, в этих краях не знает только ленивый. Ну, узнает бывшая шаманка олкенов обо мне, ну и что?

— Тогда понятно, отчего ты закрыт для меня, — хмыкнула бывшая Мертвая женщина. — Я даже не могу понять — сколько тебе лет. Ты стар или молод? Выглядишь, словно мужчина, входящий в зрелость, а глаза изрядно пожившего человека. Такие глаза бывают у магов.

— Нет, я точно не маг, — успокоил я женщину. — Просто мои глаза соответствуют одному возрасту, а тело другому.

Объяснил, называется. Но, как ни странно, этого оказалось достаточно.

— Как хорошо, что мне не нужно беременеть и рожать детей, — со вздохом сказала незнакомка. — Я бы не хотела пустить на свет твоего ребенка.

Меня отчего-то это задело. Но промолчал. Все-таки, если ей сорок семь, то какие тут дети? И нечего на меня сваливать. Не хочешь — не надо.

Незнакомка, почувствовав мою обиду и недоумение, погладила меня по руке.

— Не обижайся. Дело-то тут не в тебе. Просто, твой ребенок мог бы причинить множество неприятностей для народа олкенов, — сказала она.

— Это чем же, интересно? — спросил я, по-прежнему недоумевая. Для цыган или герцогов — нормально, а для каких-то олкенов нет?

— Олкены — очень мирный народ. У нас даже мальчишки играют так, чтобы не причинить другу другу боль или, не дай Великая Мать — ран или увечий.

— И что, мальчишки не дерутся? — с недоверием переспросил я. — И парни из-за девушек отношения не выясняют?

Да быть такого не может, чтобы мальчишки росли без синяков или ссадин. Вон, я сам вырос в самых тепличных условиях — все-таки, племянник короля и сын принца крови, но умудрялся драться и с детьми прислуги, и со своими кузенами. И синяки носишь, словно знак отличия. Особенно, если подерешься с кем-то из мальчишек, которые постарше.

А уж чтобы парни не дрались из-за девок — такого даже в сказках нет.

— Причинять боль другому нельзя, — сказала незнакомка, да еще с такой убедительностью, что я поверил, что здешний народ живет так, как жили наши предки в Золотом веке. А женщина продолжала:

— Твой сын был бы другим. Он не стал бы слушать заветы предков, а если бы и слушал, то не слышал. Он вел бы себя так, как подсказывает ему кровь предков — воинов. И когда бы твой сын вырос, то олкены перестали бы быть олкенами, а стали такими же, как и другие народы, проживающие вокруг.

Нелепо рассуждать о том, кем бы стал не родившийся ребенок. Еще нелепей задавать вопрос — а как вы рассчитываете выжить и сохранить себя, без таких вот — агрессивных и не боящихся причинить вред другим мальчишек? И таких, которые не боятся рисковать собой? Но это не мое дело, а выбор этого народа. Жили они как-то не годы — столетия, авось и еще проживут. Спросил другое.

— Скажи, а ты не вхожа к Старым женщинам, которые управляют олкенами?

— Олкенами никто не управляет, — усмехнулась незнакомка. — А старые женщины — это только старухи, у которых нет ни семей, ни стад овец. Скажи — что тебе нужно от Старых женщин? Может, я смогу тебе чем-то помочь?

Нет семей, нет овец? А эти старухи — они не бывшие ли «Мертвые»? Может — да, но может и нет. Да и какая мне разница? Но если да, то и моя незнакомка принадлежит к числу «старых женщин», пусть она и непохожа на старуху. А если сможет немного помочь, то это неплохо. Не придется торчать здесь лишнюю неделю, а то и месяц.

— Мой правитель — герцог Деметрий, хочет стать королем, — сообщил я. — Поэтому, он отправил меня к вам, чтобы Мертвая женщина дала ему разрешение на коронацию.

О второй просьбе, касающейся женитьбы, я решил умолчать. Все-таки, она слишком личная, чтобы болтать с незнакомыми женщинами, пусть они и сами некогда были верховными правительницами.

— Герцог собирается стать королем? — удивилась незнакомка. — А в чем разница между королем и герцогом? Деметрий правит своей страной, зачем ему лишние титулы? Король, конечно, стоит выше герцога…

Я промолчал. Король все-таки звучит гораздо красивее и солиднее, нежели простой герцог. И государства лучше объединять, имея титул короля.

Незнакомка не стала меня допрашивать просто и сказала:

— Что ж, если захотел — это его дело. Видимо, герцог решил сравниться с Алуэном. Но разве он не знает, что об этом следует просить самолично, не передоверяя никому?

Мне тоже казалось, что такие вопросы следует решать самостоятельно, но мое дело маленькое, солдатское.

— Если мне отдали приказ, то его следует исполнять, а не рассуждать, — улыбнулся я.

— Пожалуй, герцог знает не все, — покачала головой женщина. Призадумавшись на несколько секунд, хмыкнула: — Но раз слово сказано, значит, ты должен просить у Мертвой женщины корону для своего герцога.

Я немножечко насторожился. Не то, чтобы я ждал какой-нибудь пакости, о которой мне не решился рассказать Силинг, но и такой возможности я не исключал. Что такое шкура бывшего наемника на фоне власти и королевской короны? А чем я рискую? Взамен права стать королем я должен оставить в обители Мертвой женщины свою голову? Или герцог, после того, как я сообщу решение, меня торжественно принесет в жертву? А хоть бы и так. Как сказала моя незнакомка — слово сказано.

— Я обещал Его Высочеству, что испрошу разрешения у Мертвой женщины, — сказал я. — Значит, я должен пойти к ней и задать вопрос. И буду рад, если ты замолвишь за меня словечко перед теми, кто может проводить меня к ней.

— Так я тебя сама и провожу, — усмехнулась женщина. — Дорогу я помню, а идти ко всем Старым женщинам тебе вовсе необязательно. Твои просьбы — или просьбы твоего герцога, ничего не изменят для народа олкенов.

Вот это да! Ничего не изменят? А если став королем герцог захочет захватить еще и земли олкенов? Или здесь настолько верят в старые клятвы?

— А ты не можешь мне рассказать — в чем здесь подвох? — поинтересовался я.

— Подвох? — нахмурилась незнакомка. — Я не знаю, в чем смысл этого слова.

— Подвох — это какая-то неприятность, о которой я не имею представления, — принялся объяснять я. — Я сделаю то, что должен сделать сам герцог, а дальше…?

— Я поняла, — кротко кивнула женщина. — Но на этот вопрос я не смогу ответить. Вернее… Я на него могу ответить, только тебе это не понравится.

Вот теперь настал черед нахмуриться и мне. Кажется, какая-то пакость меня все-таи ждет. Надеюсь, Кэйтрин и мой будущий ребенок не пропадут?

— Тогда лучше не отвечать, — махнул я рукой. — Пусть будет то, что будет.